Путешествие в обратно

– Ты че не играешь в клек?– спросил он.

– Неохота.

Он сел рядом со мной. Мы сидели молча каждый думая о своем.

– Хочешь хавать? – вдруг спросил он.

– Есть что ли?

– Ага.

– Не так чтобы сильно…

– А я хочу. Я всегда хочу хавать. Пошли в "Матроску" пюрешку пожрем!

– Пюрешку?

– Ага! С подливкой и черняшкой. – мечтательно сказал он и сглотнул слюну.

– У меня денег нет.

– У меня есть двацунчик. На две порции хватит. Идешь?

Есть мне не хотелось, но чтобы не обидеть Теленка, я согласился.

Общественная столовая "Матроска" находилась на улице Матросова, в пяти минутах ходьбы от нашего дома. В это время дня столовая пустовала. Заняты были два столика. У ближнего к раздаче, сидела толстая повариха в белом халате не первой свежести. Подбоченившись, она с умилением смотрела на мальчика лет семи, который шумно хлебал щи. В глубине зала, за угловым столиком, сидели два беседующих мужика. На их столе кроме винегрета, хлебницы, и двух граненых стаканов ничего не было. В столовой пахло кислой капустой и жженою кашей.

Теленок взял алюминиевый поднос, положил на него с загнутыми зубьями две вилки.

– Две порции пюре с подливкой, – пропищал он.

Раздатчица улыбнулась постоянному клиенту. Привычным жестом зачерпнула половником из большой кастрюли жидкую картошку, вывалила ее на две тарелки, живописно размазав содержимое по поверхности. Сверху не скупясь, налила коричневую подливку. Наблюдавший за ее действиями Теленок облизнулся. Поставив осторожно на поднос тарелки, он взял два граненых стакана подошел к огромному бочку с надписью "чай" и доверху наполнил их темной жидкостью. Я стоял рядом и с интересом наблюдая за ним.

– Юрок, помоги донести, – попросил он.

Я осторожно донес тяжелый поднос до ближайшего стола, на котором стояла хлебница с тонко порезанными кусочками черного хлеба, солонка и баночка с горчицей, из которой торчала палочка от эскимо. Теленок тщательно перемешал подливу с картошкой, взял большой кусок черняшки из хлебницы, намазал его толстым слоем горчицы, откусил и зажмурился от удовольствия.

– Вкуснотища! – с придыханием сказал он и с жадностью стал есть пюре. Я тоже намазал "черняшку" горчицей, откусил и чуть не задохнулся, из глаз потекли слезы.

– Ух, крепка, горчичка, – сказал я закашлявшись.

– Эх, если бы к пюрешке еще котлету за 12 копеек, то…

– То тебя бы за уши отсюда не вытащить, – пошутил я.

– Ага, – сказал Теленок, прихлебывая чай.

Он нравился мне все больше и больше.

– Слушай, хочешь мою порцию?

– Хочу! А…а как же ты?

– Я поел дома.

– Ну, тогда, ладно, – сказал он, быстро подвигая к себе тарелку. Теленок намазал горчицей второй кусок хлеба и тут же набросился на еду. Я молча наблюдал за ним. Хлеб он держал четырьмя пальцами Указательный с порезами был оттопырен.

– Где палец порезал? – спросил я.

– А то не знаешь. В кружке, конечно, – сказал он, вытирая нос свободной рукой.

А ведь точно, был такой кружок "Умелые руки". Помнится он находился в подвале первого подъезда в уютной квадратной комнатке. Один раз в неделю мы с Теленочком приходили туда и выпиливали лобзиком из фанеры разные фигурки. Перед выпиливанием обводили по кальке рисунок на фанеру, и только потом приступали к выпиливанию. Руководил кружком Иван Иванович Гусаков – добрейший души человек. Он терпеливо учил нас технике выпиливания. Самым трудным было выпиливать круги, эллипсы и параболы. При сильном изгибе тонкая пилка ломалась и часто корябала, а иногда и резала пальцы. У Теленка это случалось чаще других. Когда фигурки были готовы, мы приступали к более сложному этапу – выжиганию. Сильно нагретым паяльником обводили рисунок внутри фигурки.

Перед летними каникулами лучшим кружковцам вручалась бесплатная путевка на неделю в городской лагерь.

Мы вышли из "Матроски". Теленок поглаживая живот сказал:

– Ништяк поел. Айда во двор?

– Айда!

24.

Двор заполненный людьми гудел как улей. Все были чем то заняты. Около детского сада ребята играли в "штандер", у гаражей – в "вышибалу", в середине двора, где сушат белье, – в волейбол, на площадке – в футбол, между домами на дороге – в "резиночку" и "классики".

На скамейках перед подъездами взрослые "играли" тоже, но только в свои взрослые игры: лото, домино или просто грызли семечки и судачили обо всем.

Недалеко от трансформаторной будки я заметил Димку с Витькой и еще одного мальчишку. Мы с Теленком направились туда.

Димка, сидя на корточках держил скобу, которой крепят водосточные трубы к стене здания. На нее была насажена медная трубка.

– Теперь Гуща, держи крепче! Не боись! Все будет нормалек.

Димка с размаху ударил куском кирпича по трубке. Кирпич разлетелся на мелкие кусочки. Гуща с криком отдернул руку. Подул на пальцы.

– Не боиись, – передразнил он Димку, – Пусть, вон, Витька держит.

– Это без пользЫ. Кирпич не годится. Только пугач испортим и все, – сказал он. – Молоток нужен.

К нам подошел белобрысый мальчик с куском черного хлеба посыпанного сверху сахаром.

– Серый, сорок восемь – половинку просим, – сказал Гуща.

– Сорок один – ем один! – вяло ответил Серый и откусил большой кусок.

– Первое слово дороже второго!

– Я до тебя сказал.

– Жлуда ты , Серый, и жмотина!

– У кого дома есть молоток? – перебил их Витька. – Гуща, у тебя отец слесарем работает?

– И че?

– Че, че через плечо. Тащи молоток.

– Ага, как же жди! Молоток папкин. Знаешь он мне за него что сделает?

– Че хочешь за молоток? – спросил Димка.

– Спики!

– На, не ной, – Димка вынул из кармана коробок спичек и кинул их Гуще.

Я вспомнил: Гуща – это Славка Гущин – "директор костров". Он мог разжечь костер с одной спички даже в дождь.

Димка рассматривает согнутый гвоздь, примеряет к нему резинку. Достает несколько спичек и соскабливает с них серу. Витька достает кусочек черный смолы и сует в рот, жует.

– Юрок, хочешь вар? У меня его много.

– Нет, не хочу, его потом из зубов не выковыришь.

– Это точно, – ухмыляется Витька.

– Вить, дай мне кусочек, – просит Теленок.

– Держи.

Теленочек сует вар в рот и начинает шумно жевать.

Запыхавшись возвращается Гуща.

– Хорошо что дома никого нет! – говорит он.

– Димка берет молоток. Взвешивает на руке.

– Полегче не мог найти?

– Какой есть такой и принес.

– Ладно, сойдет.

Димка несколькими ударами расплющивает конец трубки, сгибает под прямым углом, вставляет гвоздь и прилаживает резинку. Ударяет шляпку гвоздя о кирпич, конец соскакивает и с ударом входит в глубь трубки.

– Ништяк получилось! Теперь под взорвем.

Он сыпет серу внутрь трубки. Приводит пугач в рабочее положение. Бьет шляпку гвоздя о кирпич. Громкий хлопок, похожий на выстрел, эхом облетает двор. Сильно пахнет серой. Выстрел привлекает внимание пацанов. С площадки к нам прибегают Вовка с футбольным мячом, Шурка Иванов с братом.

– Класс! Дашь позыкать?– просит Вовка. Димка протягивает ему пугач.

– Еще тепленький! А стрельнуть?

– Не здесь. Щас кипишь поднимут, – говорит Димка, указывая на переполошившихся женщин у подъезда.

– Ребзя! Погнали на стадион в футбик играть! Постучим по настоящим воротам с сеткой. А? – предлагает Вовка поигрывая мячом. Возражений нет. Чтобы избежать ругани, мы идем не через двор, а вокруг дома.

25.

Стадион" Крылышки" был памятен мне с детства. Он находился недалеко от школы, против парка Калинина. Я часто вспоминал его. Там впервые начал играть в детской команде. Теперь этого стадиона давно нет. На его месте стоит многоэтажное безвкусное здание.

Кроме футбольного поля на "Крылышках" была коробка для хоккея, площадка для городков и узкое одноэтажное здание, чем то напоминавшее барак, в котором располагалась дирекция стадиона, небольшая комната для байдарочников, подсобки, раздевалки и маленький спортзал для боксеров.

– Пацаки, на стадик зайдем через лаз в заборе, чтоб Петрович не засек! – говорит Димка.

Никто ему не возражал.

Сторож стадиона Петрович был инвалидом войны. На обожженном лице с прожилками располагались маленькие водяные глазки. Рот был перекошен, в уголках губ скапливалась белая слюна. Левая рука с вывернутой кистью вверх была прижата к телу. Одна нога была укороченной. При ходьбе он переваливался как уточка. Летом он ходил в солдатской гимнастерке и брюках. Осенью в телогрейке, зимой в затертом до дыр полушубке и валенках. Сторожем Петрович работал много лет, охранял футбольное поле от набегов детворы, следил за порядком в помещениях.

На наше счастье в это время футбольное поле пустовало. Тренировок и игр не было. Мы спрятались за трибуной.

– Верняк, Петрович сидит в каморке у окна, – сказал Вовка.

Из всех нас в футбол по настоящему могли играть : я, Вовка, Димка и Серый. Остальных мы называли "колунами".

– Теленок, Гуща, Шурка, Тюля и Витька остаются на стреме за воротами, – приказывает Димка.

– Я тоже хочу постучать по воротам, – запротестовал Витька.

– Будешь мяч подавать, если кто промажет. Пацаны, – обращается он к остальным, – как увидите Петровича кричите громче и ломитесь все к забору. Поняли? – Димка пользовался авторитетом у ребят. Ребята закивали головами. Рисковать никому не хотелось.

– Ну, че, ребзя, рванули! – сказал Вовка.

"Постучать" в настоящие ворота с сеткой – означало: выбежать на поле и как можно точнее бить мячом в ворота до тех пор, пока не появится Петрович. Дальше надо было удирать во все лопатки к спасительному двухметровому забору, на который вскарабкаться еще не каждому удавалось с первого раза. Был и второй путь отхода – добежать до углового туалета за которым был секретный лаз в заборе.

Обычно до появления сторожа мы успевали нанести по воротам пять – шесть ударов. Но в этот раз все пошло не так. По одному разу ударил Димка, Вовка и я. Серый промахнулся. Пока Витька возвращал мяч в поле, из здания вышел Петрович.

– Атас, ребзя!!! Петрович идет! – закричал Теленок. Ребята бросились бежать к забору.

– Успеем еще по удару, – скомандовал Димка и точно пробил по воротам. Быстро вернул мяч мне. Я разбежался, чтобы нанести удар, но Серый, оттолкнув меня, резаным пробил мимо ворот.

– Пацаны, уходим! Петрович близко! – заорал Димка.

Я оглянулся. Петрович переваливаясь ковылял по беговой дорожке. Вовка схватив мяч, собрался бежать тоже.

– Вовка! – крикнул я, – накати в последний раз!

Вовка паснул щеточкой мне на выход. Я разбежался и сильно пробил по мячу. Подбежал к сетке и оглянулся. Петрович был уже на середине поля. В руке он держал городошную биту. Он угрожающе размахивал ей и иноходью приближался ко мне. Мне захотелось еще разок ударить по воротам. Добежав, до одиннадцатиметровой отметки, я поставил мяч на белый кружок, и без замаха, пыром, ударил по мячу. Мяч пролетел над перекладиной. Петрович уже был совсем рядом, из его груди вылетали булькающие звуки. Я рванул что было силы к забору, но пробегая между штангой и металлической опорой наткнулся на веревку, натягивающую сетку. От резкого столкновения ноги взлетели вверх, и я всем телом грохнулся на землю. Сильная боль пронзила спину. Крики ребят затихли, перед глазами все поплыло. Я пытался сесть, но тело не слушалось меня. С большим трудом повернувшись на правый бок я увидел Петровича, который находился в нескольких метрах от меня. Потное перекошенное лицо сторожа не предвещало мне ничего хорошего. Панический страх охватил меня. Встав на карачки и прижимая руки к животу, я пополз от ворот. Ко мне подбежали Вовка с Димкой, подхватили под руки и потащили к забору. Боль постепенно отступила, я выпрямился и пошел самостоятельно. Понимая, что на забор мне не забраться, трусцой побежал к лазу, где меня ждали остальные. Мы вылезли наружу пробежали вдоль забора несколько метров и остановившись, припали к щелям в досках. Петрович. переваливаясь, медленно возвращался к зданию.

"А ведь он мог меня огреть палкой, но почему то замедлил ход, давая мне подняться и доковылять до забора", – подумал я. “ Это все было наигранно с его стороны. Не может искалеченный войной человек, быть таким озлобленным к детям. Он просто пугал нас, как пугало пугает ворон в огороде".

Я смотрел на ребят, которые без умолку болтали обо всем, но только не о том, что случилось со мной на стадионе несколько минут назад. Это – обычная детская жизнь полная экстрима, как бы сказала теперешняя молодежь.

Когда мы подошли к парку Калинина я отстал от ребят. Боль в спине утихла, а вот шишка, на стриженом затылке, значительно увеличилась. Как скрыть шишку от мамы я не знал. Мне не хотелось очередного маминого расследования. Оставалось переждать и что-то придумать.

– Юрка, ты че отстал? – крикнул Вовка повернувшись ко мне.

– Идите, я вас догоню!

26.

Я сел на ближайшую скамейку и стал думать как лучше убить время до вечера. Напротив парка простирались частные домики с садами. Весной, когда зацветают сады, белое поле цветов доходит до железной дороги. Запах от цветущих садов умопомрачительный. Сейчас я тоже улавливал запах, только не цветов, а яблок и вишен. Летние сорта уже отошли, но остались осенние, мои любимые, они еще вкуснее и слаще. Темно – бордовая перезрелая вишня Владимировка тает во рту, а антоновские яблоки пахнут так, что кружится голова.

Я решаю совершить кругосветку по "историческим" местам? По моему это то, что мне сейчас надо. Я встал со скамейки и пошел в противоположную от дома сторону. Дошел до рыбного магазина "Дары моря" около которого в газоне на траве расположились любители жигулевского пива. Початая трехлитровая банка стояла на ящике. Подвыпившие мужики громко о чем то спорили.

По соседству с магазином находилась известная в городе школа с немецким уклоном. Футбольную команду этой школы мы называли "немцами", а когда проигрывали – "фашистами". У них был классный нападающий Яша Кац. В семнадцать лет его приглашали в команду мастеров. Он отказался, поступил в авиационный институт и забросил футбол, а жаль. Спешить мне было некуда и я зашел во двор, где жил мой кумир. Мне хотелось увидеть его. Узкое футбольное поле, тянувшиеся вдоль забора детского сада с самодельными воротами, пустовало. Несколько ребят у гаражей играли в "стеночку", Яши среди них не было.

Пройдя несколько двухэтажных домов желтого цвета, я вышел на главную площадь нашего района, с самым большим Дворцом Культуры в городе, в котором было три зала: театральный, кинозал и спортивный. Напротив Дворца несколько рабочих размечали клумбу. Меня удивило это, поскольку на этом месте должен был стоять памятник Кирову. Скорее всего он был поставлен позднее.

Дворец выглядел безлюдным. Перед входом стояло несколько грузовых машин с ящиками и стройматериалами. Я решил заглянуть во внутрь дворца. Массивная дубовая дверь пахла свежим лаком, с трудом открыв ее я вошел во внутрь. У стены слева рабочий на лесах возился с лепниной. Сильно пахло краской. Я понял, что Дворец Культуры еще не открыли, и он находится в стадии завершения. Напротив входа, по центру, красовался огромный витраж с Ильичом, справа и слева – труд рабочих и крестьян, на потолке – авиационно-космическая тематика – от Икара до караванов ракет.

За Дворцом, в глубине заросшего кустарником и старыми тополями сквере, я наткнулся на деревянный кинотеатр "Сокол", в народе прозванный "клоповником," из-за множества клопов живущих в креслах. Кинотеатр построили после войны. Летом, чтобы не задохнуться от жары, в зале открывали все двери. Этим пользовались смекалистые безбилетники, которые незаметно проникали в кинотеатр и бесплатно смотрели кино.

От "Сокола" я повернул на широкую, с трамвайной линией посередине, улицу Победы. На левой стороне стояли импозантные сталинские пятиэтажки, на правой – двухэтажки построенные пленными немцами. Идя по многолюдной улице я смотрел на лица "шестидесятников", о которых когда-то писали в газетах, как о "людях социализма с человеческим лицом". Лица и правда человеческие, добрые и улыбчивые с легким налетом гордости. Думаю что у многих еще не прошла эйфория от первых полетов в космос Юрия Гагарина и Германа Титова.

Парк "Родина" я узнал сразу. Он почти не изменился. Широкая аллея, рядом, за высоким чугунным забором, памятная танцплощадка. На противоположной стороне в уютной большой беседке – место для тихих игр, где по вечерам собираются лучшие шахматисты города. Сейчас здесь немноголюдно. В центре парка простенький фонтан, в котором плещутся несколько мальчишек.

После парка я повернул направо, дошел до центральной больницы, окруженной диким парком. На аллеях мелькали люди в больничных халатах и посетители. За старым больничным зданием находилось "Больничное озеро" заросшее камышом и кустарником. За озером раскинулся большой совхозный яблоневый сад. Обойдя его кругом, я вышел на улицу Ново- вокзальную, спустился по ней вниз и вышел к автомобильному магазину. В полупустом помещении которого кроме велосипедов и двух выставочных мотоциклов ничего не было. Владельцев автомобилей тогда можно было пересчитать по пальцам. В нашем дворе их было два. Первый – ветеран труда на пенсии, у которого был "Москвич 400 у" стоящий у второго подъезда. Заводился он один раз в неделю, когда хозяин собирался ехать на дачу Второй – летчик испытатель, владелец серой "Волги". Его автомобиль мы видели и того реже – раз в месяц, когда хозяин “выгонял” машину из гаража, чтобы помыть. На это действо посмотреть собирался весь двор.

В "Автомобильный" мы ходили всем двором как в музей. Долго стояли у витрин рассматривая немногочисленные детали к мотоциклам и велосипедам. В небольшом фойе стояло два мотоцикла ИЖ: один с люлькой, другой одиночный. Потрогать волнующе пахнущий резиной и маслом мотоцикл было пределом мечтаний, ну а если кому то незаметно удавалось посидеть на кожаном сидении или забраться в люльку, что категорически запрещалось, то это было из области несбыточного счастья.

27.

В сумерках двор казался пустым. Недалеко от гаражей, у небольшого костерка маячила фигурка "директора костров" Гущи. Небольшая группа ребят сидела в беседке из которой доносилось треньканье гитары и душераздирающие вопли Базиля.

Бледной луной озарился

Старый кладбищенский двор.

И над могилой сырою

Плакал молоденький вор:

Мама, милая мама,

Зачем ты так рано ушла?

Свет белый покинула рано,

Отца-подлеца не нашла?

Тихо, чтобы не привлекать к себе внимание, я подошел к Вовке.

– Ты где был? Тебя мать искала, – зашептал он.

– Что ты ей сказал?

Сказал, что ты играешь в футбол в соседнем дворе.

– Молодец! – похвалил я Вовку.

– Как шишка, болит?

– Терпимо.

Я пощупал затылок, боль была еле ощутимой, да и шишка в размере уменьшилась. Мне понравилась Вовкина забота обо мне. Он был благодарен мне за то, что я взял его в ассистенты сегодня. Я не стал задерживаться и направился домой.

У подъезда никого не было. Должно быть лотошники взяли отдых сегодня. Я присел на скамейку, чтобы придумать "правдивую" историю, где я пропадал, но как назло ничего путного не приходило в голову. Пришлось остановиться на Вовиной версии.

Вечерний воздух был насыщен запахом душистого табака и флоксов. Мне вспомнилось, что флоксы любимые цветы мамы. " А что если нарвать маме цветов, может она не будет ругаться?" Я посмотрел по сторонам – вокруг никого не было. Пригнувшись, перелез через низкий штакетник в газон, и по пластунски дополз до середины клумбы. Лег на спину, подложил руки под затылок и стал смотреть в звездное небо. Астрономию я знал плохо, поэтому просто смотрел в небо в надежде найти Большую и Малую медведицу с хвостами. Помнится, по легенде Зевс сначала превратил нимф в медведей, а потом за хвосты вытащил их на небо – это то, что я до сих пор еще помнил. Большой ковш с хвостиком нашел сразу. Вспомнилось, что в четвертом классе на уроке природоведения нам рекомендовали остановиться взором на небольшом участке неба, провести линию от большого ковша вверх и найти яркую звезду. Дальше от нее влево и чуть вниз можно разглядеть меньший по размерам контур малого ковшика. У меня все получилось. Я лежал в середине клумбы и любовался звездным небом. От запаха цветов кружилась голова. Такого блаженства я не испытывал давно и готов был лежать на клумбе всю ночь, вдыхать аромат ночных цветов и пялиться на небо, но вдруг недалеко от меня раздался мужской голос:

– Люба, надо подсоединить шланг к крану на кухне.

Я осторожно приподнял голову и увидел вчерашнего мужика, которого лотошники называли Борисом Ивановичем. Он стоял у окна держа в руках шланг. "Никак поливочный день сегодня, – подумал я.” Как все некстати”. Надо было быстро убираться прочь. Сорвав несколько красных пахучих флоксов, я пополз к штакетнику. Незаметно вылез из газона. Сунул цветы под курточку, и посвистывая, направился к подъезду. Проходя мимо Бориса Ивановича поздоровался и юркнул в подъезд.

Когда я вошел в комнату, мама сидела за столом и подшивала воротничок на школьную форму. Рядом с ней на стуле дрыхнул Пуня. Я положил перед мамой цветы на скатерть.

– Это тебе, мам! Твои любимые…красные флоксы!

Сначала она обрадовалась, но посмотрев на мои руки, которые я не успел вытереть об шаровары спросила:

– Юра, где ты взял эти цветы?

– Мне их… подарили.

– Кто подарил? – строго спросила она.

– М-м-м…Вальки Иванова мама подарила. Она шла с дачи с цветами, и я попросил несколько цветков у нее.

– Где ты был? Все ребята во дворе, а тебя днем с огнем не сыщешь.

– Да я, мам, в соседнем дворе играл с ребятами в футбол.

– Что, тебе своего двора не хватает?

– Не-е-е…конечно хватает, но там один мальчик так классно играет, что я не удержался и решил сыграть за его команду. Мы вдвоем знаешь сколько голов наколотили.

– В следующий раз скажи ребятам, где тебя искать. Иди на кухню. Ужин на столе.

Я облегченно вздохнул и перед тем как выйти из комнаты оглянулся. Мама закрыв глаза нюхала флоксы. На ее лице блуждала улыбка.

Пока я ужинал, вернулся отец. Из их разговора с мамой я понял, что он был у дяди Юры, знакомого по старой квартире, который работал с папой в одном цехе. Дядю Юру в нашем доме называли "рукастым" за то, что он мог починить любую вещь. Оказывается у мамы забарахлила швейная машинка. Папа отнес ее дяде Юре и тот починил. По тому, как папа громко нахваливал соседа было ясно, что починку машины они "обмыли." Мама не сердилась, так как была рада, что вновь может шить на ней.

После "отчета" о проделанной работе, отец пришел на кухню. Сел напротив меня и хитро подмигнул.

– Ну, что, Юрашка, – так он звал меня ласково, когда хотел чем-нибудь порадовать. – У меня для тебя тоже есть подарочек – он вытащил из кармана брюк три билета. – Завтра у нас культпоход в цирк шапито на вечернее представление.

– Вот здорово! Класс! Спасибо пап! – обрадовался я.

– Спасибо не мне, а Петьке Подусову, председателю профкома, надо сказать. Это он удружил мне.

Мама тоже пришла на кухню. Она уже знала о завтрашнем "мероприятии" и была очень рада.

– Ты, сынок уроки то сделал? – вдруг спросила она.

Я, как и папа отчитался о проделанной работе, не забыв похвастаться школьными успехами и выступлением на конкурсе, чем очень обрадовал родителей. Отец долго не мог угомониться. Затеял чай, и уже и ложечкой зазвенел, но мама во время отправила его в спальню, а мне предложила пораньше ложиться спать. Что я и сделал.

Приготовив все к завтрашнему дню, я разложил раскладушку и улегся. Когда в спальне шум поутих, достал кубик Рубик и приступил к тренировке. Прогресс был налицо, пальчики работали четко, я был доволен собой. После "четвертушки", спрятав кубик под подушку и вытянув ноги, я почувствовал как сильно устал. Вспоминая события прошедшего дня я незаметно уснул.

28.

Проснулся я от громкого щебета воробьев за окном. День был солнечным, настроение приподнятым. Такое бывает только в детстве, когда непонятно откуда взявшееся счастье переполняет сердце. Счастье что нет забот, нет старческих болячек: нигде не колет, не ноют суставы, не болит спина. Это ли не счастье?

Мысленно подвожу итоги: за два дня я успешно адаптировался к физическим изменениям. Тело стало родным, меня ничего не беспокоит. Изменился словарный запас. Откуда – то всплыл давно забытый дворовый жаргон. Погружаясь в существующую реальность, я начинаю смотреть на мир глазами десятилетнего мальчика. Хотя, если уж быть честным, не так уж все гладко. Когда мысленно возвращаюсь назад в будущее, на меня наваливается тоска. Я понимаю что кубик Рубика для меня – билет в обратный конец. Стоп! А где он? Я шарю руками под одеялом. Пусто. Смотрю под раскладушкой. Кубик закатился под батарею. Вот он родимый. Напугал меня до чертиков. Глядя на магический кубик, думаю где мне безопасней хранить его. Может положить в сервант? Там уж точно его никто не обнаружит. Я прячу кубик в шкафу, в коробке с вязальными спицами. Смотрю на будильник. Время без двадцати восемь. До начала первого урока остается двадцать минут. Быстро, по-солдатски, одеваюсь, хватаю со стола пахучее яблоко, откусываю и кидаю его в портфель. Нахлобучиваю на голову фуражку и выбегаю из подъезда. Дорогой в школу вспоминаю какие сегодня уроки. Первый будет урок "Чтение," вторым – "Урок внеклассного чтения," потом "Пение".