Небо королевы Мод

А вот вчера увильнул. Отхохмился как-то так не слишком удачно, с пошлым юмором, что на него не похоже… Ладно. Я запомнил.

К проходной мы подъехали почти одновременно, улыбнулись друг другу из машин.

– Салют, камарадо!

– Аве, Виктор!

Рукопожатие у него за троих. Здоровый мужик, что там.

– Ну-с, вещий Олег, – я невольно сыграл в куратора, – какие вещие сны посетили?

– Да где уж нам, дуракам, чай пить! – вмиг отбился он. – Так, бурда, ерунда…

И как бы осёкся. Призадумался.

– А вообще, знаешь… С тех пор, как… – он выразительно коснулся пальцем виска, – сны изменились, это точно. Раньше в них… ну, сюжет был, что ли. А теперь суматоха какая-то. Это ведь не случайно, гражданин психолог?

Я пожал плечами:

– Да ничего на свете нет случайного… Ладно, ладно, без философии. Конечно, есть над чем задуматься. Задумаюсь. Обещаю, – я улыбнулся.

Ну не артист ли? Как на сцене распедалил, не придраться! Ну и не будем пока.

От проходной до точки – так называемой Третьей площадки – не так близко, с полкилометра. Шли, трепались о пустяках, посмеивались. Ветерок овевал нас слабым теплом, запахами усталых полей, начавших облетать лесов, мягко вплетая в это машинно-химический привкус полигона. Под болтовню я незаметно старался фиксировать всё, и разгадал, что Олег взвинчен, заряжен под пробку, хотя старается скрыть это, отчего и несёт околесицу:

– …а то вот ещё какая чушь лезет в башку: край Земли. То есть слова просто вот эти, фраза. Край Земли! А? И берег представился, какой-то такой архипелаг из южных морей. Океан, шум прибоя, пустынный пляж. Пальмы ветер треплет… Земля королевы Мод…

– Э, голова! Это в Антарктиде.

– Да я уж так, для красного словца…

Я улыбнулся:

– А если так, тогда скажи про небо. Небо королевы Мод! Звучит?

Он аж приостановился.

– Небо?.. А почему нет? Небо!.. – продекламировал он с чувством. – Да… А вот ещё слова были: дорога средь ржаных полей. Тоже сами пришли, и всё. Зачем?

Я стрельнул взглядом. Так. Вот это совершенно искренне, без игры. Я сказал:

– Ну, насчёт морей с архипелагами и прочих небес не знаю, а дорога ржаных полей – так это же наш Южный трек, разве нет? Не знаю уж, ржаные или нет, но поля самые что ни на есть.

– А! Поля и тополя. Точно!

Не скажу, что я выучил Олега как облупленного, но кое-что в нём постиг. Даже если он уже не совсем Олег, а НКК-1. Ведь это же и моё детище, я ведал, что творил, правда, не знаю, что вышло.

– Южный радиус – это мысль, Виксеич! Так пошли скорей?

– Так ведь пришли уже. Почти.

Олег

Витькины слова про Южный трек попали в самое то, вроде того, как нечаянный штрих вдруг даёт картине то, чего не было при самых упорных трудах. Дорога средь полей? Да вот же она!

Наш объект одиноко ждал нас на Третьей площадке. Концепт-кар КамАЗ-54950, трёхосное шасси с огромной, как башня, серебристой кабиной, вторая половина НКК-1. «Брат» – прозвал я сперва в шутку, а потом как-то взялось всерьёз, да так и осталось. Поначалу он смотрелся несуразным головастиком, всё чудилось мне, что башня вот-вот перевесит пустую платформу и завалится вперёд. Да и дизайн на любителя: чёрная облицовка радиатора в стиле «улыбка», глаза-фары слегка раскосые… Но ничего, привык. Никуда Брат не заваливался, чудовищная мощь мотора ощущалась в сдержанном рокоте, в мгновенном отклике на педаль газа. Ну и, конечно, качество машины – элита, просто ездить, вращать руль, разгоняться – кайф, пацанский восторг. Грешным делом, я его и испытывал, охотно впадая в детство.

Что же касается ментального единства, то вот тут пока вилами на воде. Нет, что-то было, спору нет. За рулём Брата меня подзаводило куда круче обычных эмоций, всё обострялось, начинало чудиться, что я дальше вижу, лучше слышу, всё могу… Однако рывка в неизведанное, к новым формам бытия, ради чего, собственно, всё и мутили – нет, этого не было.

Впрочем, мы с Братом не виделись почти три дня, а в это время что-то во мне сильно сдвинулось, чуть ли не реки потекли вспять. Количество перешло в качество, как говорят философы.

Я устроился поудобнее в водительском кресле, намеренно опустив себя на уровень детских эмоций. Похлопал ладонями по массивному рулевому колесу со встроенной подушкой безопасности:

– Поедем, брат?

– Помчимся… – проворчал Виктор, пристёгиваясь к пассажирскому сиденью.

Прозвучало это не то, чтобы скептично, но с некими сумерками в тоне, и я счёл нужным откликнуться в обратку:

– А что ж? Рванём от души, давно пора! Когда, ты говоришь, комиссия?

– Я не говорю. Но предполагаю – к концу месяца.

– Ну вот. Надо бы прогнаться на форсаже.

Я включил зажигание и стартер. Мотор не рявкнул, а как бы вздохнул могучей грудью, беззвучно ожили стрелки приборов, запульсировал и погас зелёный огонёк, подтверждавший безупречную работу всех систем. Я двинул ручку автомата из «паркинга» в «драйв», слегка тиснул акселератор. Брат мягко снялся с места. Плавность хода у него была волшебная.

Третья площадка – почему она третья, и почему нет первой и второй, никто на полигоне уже и не упомнит за давностью лет… так вот, она часть так называемого Центрального парка, от которого лучами разбегаются дороги, предназначенные для испытаний, на них десятилетиями разгоняют, загоняют в виражи, переворачивают, расшибают в хлам сотни машин. Их, эти лучи, называют радиусами, треками, даже проспектами, кому как нравится. Опять же незнамо когда и неведомо кем эти трассы были обсажены разными видами деревьев: среди кольцевых соединительных дорог имелись березовые, рябиновые, осиновые… что же касается радиальных, то Северный трек хмуро обступили ели, Восточный превратился в липовую аллею, Западный в кленовую, а Южный, он прямой, как стрела, здесь проводят испытания на скорость, и пролегает он меж тополей, а вокруг поля; вот уж не думал никогда, ржаные или нет. Оно, конечно, какой дурак будет здесь сеять рожь, вообще любую культуру; однако же и вправду там что-то колосилось, не вглядывался.

И я вдруг так ярко представил эту дорогу, ясное небо, высоту светлых тополей, чьи вершины колышутся как колыбель ветров – и с весёлой силой дал по газам.

Брат

Я увидал Олега с Виктором и сразу понял…

Нет. Не понял. Это другое. Что? Не знаю.

Не смог. Я как бы провалился. Не помню, как они подходили, что говорили, как уселись. Зацепились почему-то слова «архипелаг» и «королева Мод». Кто ещё такая?.. Но когда врубилось зажигание, а следом стартер, электроны ринулись по проводам, в цилиндрах полыхнуло, все системы вмиг пронзило энергией, и ощутив тычок акселератора как шенкель, я позабыл и это всё, рванул, в восторге захлебнувшись сентябрьским ветром.

Виктор

Олег так стартанул, что нас вжало в спинки кресел.

– Э! – вскричал я. – Полегче, тут не Формула-один!

– Здесь Формула любви, – ухмыльнулся он. – И вечности.

Что-то меня малость поколбасило от этой вечности, но я промолчал.

Брат нёсся по узкой секторальной трассе к Южному радиусу. Махнула справа золотистая берёзовая роща, и я оглянулся – взгляду жаль было расстаться с ней, чудом поймавшей свет этого дня. «Сентябрь,» – подумал я и необидно ругнул себя за глубину мысли: дурак! И тут же выпрыгнуло: вечность. Само! Клянусь.

Мы уже мчались за сто, тяжеленную машину грозно поматывало на мелких неровностях. Я скосил взгляд на Олега.

Он изменился. В нём будто натянулась некая струна.

– Слушай, – сказал он не очень уверенно, но необычно: я не слыхал у него такого голоса. – Слушай… А ведь есть. Есть. Вот оно! Есть.

Олег

Едва мы взяли с места, как предчувствие во мне стало быстро выстраиваться в цельный поток. По жилам, по нервам побежало, вгоняя мышцы в напряг, как в спортзале. И не только голове, всему телу стало горячо. Я наддал газу, Брат чуть не взмыл, Витька заорал про Формулу-один, я ему – всякий вздор, уже ликуя, уже зная, что всё было не зря. Конечно! Разве сравнить с тем, что было раньше?! Небо и земля.

– Слушай… А ведь есть. Есть. Вот оно! Есть.

Витька осклабился:

– И что теперь? Жизнь удалась?

– Да!

Нкк-1

Да! – вскричал я, и мы рассмеялись легко и счастливо. Скорость сто тридцать.

Что, брат?

Да так, брат.

Не грусти.

Заметно?

Есть немного.

Хм. Я думал, прошло.

Ну прошло, так вернётся.

Эх, брат!..

Олег

Миг единства был только миг. Но был.

Вряд ли я смогу описать его и нас. Дорога, поле, тополя – это и обняло нас и стало вровень с небом. И печаль утрат, в том мире свёрнутая где-то меж четырёх измерений, здесь выплеснулась прочь.

Ксения вошла в мою жизнь загадкой и так же ушла. Мне неохота думать, я весь противлюсь той мысли, что я зачем-то ей понадобился на полтора года, после чего разнадобился… противлюсь, а куда деваться, слишком уж это похоже на правду.

Все мы задним умом умные, вот и я потом всё мотал и перематывал мысль, что примерно за месяц до разлуки она изменилась. Уже знала, что уйдёт от меня, но ничего не говорила. Смотрела только так… вот так, как перед тем, глаза в глаза… а я, дурак, ничего не понял. И не узнал, что было в её душе, кто был в её сердце. Кто-то там был. А я так, пригодился. И прощай.

Я пытался найти её, но почему-то ничего, совершенно никакой информации не смог найти, будто она нарочно заблокировалась. А может, и вправду так. Будто был человек – и нет.

Где она?..

О, чёрт! Я задохнулся от налёта чувств. Да разве ж мог представить, что разлука может стать телесной! Такая тонкая сущность, невесомая геометрия души?!

Да.

Она как призрак, как обрывок облака. Она пронеслась сквозь стекло. У неё даже оказался запах – позднего дождя в городских сумерках, он тоже пролетел, и нет его. Но он был.

Стрелка спидометра ушла за сто пятьдесят.

– Витька, – сказал я хрипло. – Витька, это… У меня слов нет…

– И не надо, – сказал он. – На дорогу смотри.

Брат

Я всё понял. То есть, не всё, но главное. А больше и не надо.

Это женщина. Я её увидел.

Рослая девушка, стройные ноги, плавный абрис плеч, светло-каштановые волосы. Широко расставленные серые глаза. Лёгкая улыбка… Нет. Показалось. Нет улыбки.

Почему нет её, зачем планета не стала своей для них двоих?..

Всем этим меня продуло как сквозняком. Но взгляд её, серые глаза, знающие то, чего никто не знает, заглянувшие за край Земли!..

Вот теперь я знаю всё. И всё могу. Брат!

Где-то сверкнуло, вспыхнуло, чёрт знает, в моём электронном или дизельном нутре. Я могу всё!

Виктор

Вдруг вякнул смартфон, и чёрт меня дёрнул схватить его, взглянуть. Пусто. Тьфу ты! Ругнув себя, я поднял голову.

Женщина стояла к нам спиной метрах в десяти. Обернулась. Спокойный взгляд серых глаз.

Скорость – сто шестьдесят-сто семьдесят. Это не полсекунды и даже не треть.

– Олег! – взвыл я как сам не свой.

Но он уже дёрнул руль влево.

Мы летели в кювет, а дальше – тополя.

Бойся своих желаний! – рявкнуло в башке.

Ага. Спасибо тебе, голос! Главное – вовремя.

Передние колёса оторвались от Земли.

Нкк-1

Брат! Я дурак, прости!

Да ладно, брат. Бывает хуже. Редко, правда.

Я хотел вернуть тебе жизнь. А сделал смерть. Я не хотел!

Я понял, брат. Не повезло. Но что ж теперь. Зато мы были первыми, а это много значит.

Нет! Я тебя спасу. Пусть я дурак, но я твой брат. Мне не хватило времени. Я не вернул её тебе, но тебя я спасу. Держись!

Брат!..

Виктор

Нас подбросило так, словно сама планета пнула в днище. Взлёт!

Нет, правда – взмыли, я увидал небо сквозь вершины тополей, чего быть не должно: ну, сорвались с трассы в кювет, так должны туда и нырнуть, мать его в гроб! А нас подкинуло, я ощутил рывок Брата – будто его металлопластиковая машинерия вдруг обернулась в мышцы, в сердце, в мозг, в живое. Это сработало не только вверх, но и вправо, Брат в полёте вильнул корпусом, как танцор в танго, изменив траекторию прыжка. Мы полетели почти параллельно придорожной канаве, конечно, всё-таки снижаясь, и вот левым передним колесом ткнулись в Землю.

Скорость была всё те же сто шестьдесят. От удара что-то гулко хрястнуло, лопнуло, и в нас со всех сторон сработали подушки безопасности.

Брат

Удар оземь разнёс опорный подшипник левого колеса. Его вырвало с куском передней оси, кинуло невесть куда, меня швырнуло на бок, и я левым бортом понёсся по траве к тополям.

Я уже не владел собой и событиями. Я видел, как летит на меня толстый ствол, но ничего не мог исправить.

Дождался? – ехидно пропел тот самый голос сна. А я ведь говорил!..

Тогда говорил, а теперь заткнись.

Он ещё что-то гнусил, но я не слушал.

Ну? Не сбылось. Не будет дорог, ветров, небес. То есть будут, но не для нас. Не для меня. А так-то будут, да. Пусть будет так. И пусть там брат найдёт её.

Ствол ударил меня в радиатор, порвав его медную плоть, и острая рвань полоснула БКА.

Вот и всё.

Олег

Подушки безопасности обхватили меня со всех сторон, я чуть не задохнулся в них. Я чувствовал, что Брат свалился набок, мы летим по траве, вспахивая почву, раздирая борт, но я сам так упруго колыхался в надувном коконе, что даже дурацкая мысль мелькнула: ничего себе, прикольно… Именно этими дурацкими словами и мелькнула. И тут же удар, да так от души – тряхнуло, бултыхнуло, все мысли вылетели, глупые и умные, и все мои печали и видения, и те снесло. Наверное, с десяток секунд вышибло из памяти, хотя это неважно.

Брат лежал неподвижно. Не противно, но резко пахло соляркой и прочей химией. Витька надо мной барахтался, что-то сдавленно бормотал, кажется, даже матом, но это не точно.

– Виксеич!

Прозвучало глухо, но он сразу откликнулся:

– Я!.. – и добавил такое, что уже без сомнений.

– Виксеич, не выражайся. Тебе это не к лицу.

– Да мне сейчас только подушки эти похабные к лицу… всю рожу облепили…

– Ты отстегнулся?

– Пытаюсь.

Запах солярки заставил нас поторопиться с эвакуацией из пневматического плена. После некоторых усилий, распахнув как люк, правую дверь, на волю выкарабкался Виктор, за ним я.

Оба мы были совершенно, идеально целые, только помятые, взъерошенные – глянуть со стороны, может быть, и смешно, но нам как-то не очень смеялось.

Брат так саданул рослое дерево, что с него слетела вся листва. Жухлыми, бледно-бурыми, потерявшими жизнь листьями было засыпано всё вокруг, я даже зачем-то глянул вверх – тополь тянул пустые ветви к синеве небес в праведном возмущении: нет, ну что это такое, а? На что это похоже?! – как-то так.

Я перевёл взгляд на Брата.

Конечно, он был мёртв.

Лобовое стекло вырвало, надутые баллоны вылезли наружу, обхватив ствол. «Улыбка» разбита вдрызг, фары тоже. Серебристая поверхность вся в розовых потёках антифриза. Ну, не то чтобы похоже на кровь, но…

Мне вдруг стало дурно, ослаб в коленях. Задрожали губы. Оглянулся.

– Слушай…

Виктор

– Слушай… – произнёс Олег, озираясь.

Он побледнел, сжал зубы. Плечи прогнулись.

– Что-то я…

– Да это понятно, – поспешил сказать я. – Отложенный шок. После критической ситуации не сразу доходит, что ты пережил. А уж когда дойдёт, тогда да, протрясёт до ливера.

– Да, – невнимательно сказал он. – То есть нет. Не то. Не совсем то… Слушай-ка, я присяду, а?

И он сел на траву, вернее, на покров опавших листьев.

Я кивнул.

Ну, а ты сам, Виктор Алексеевич? Нет у тебя отложенного шока?

Тишина окружала нас. Я стоял. Олег сидел. Брат лежал. Он умер.

– Вот я и один, – сказал Олег белому свету.

Вроде бы отвечать за этот свет мне, но я не смог.

Что говорить? Эксперимент, мол, только начался, результат налицо, стало быть, всё впереди? Брат-2, Брат-3… то бишь, НКК-2,3 и так дальше?.. Да. Но сейчас у меня язык не повернётся в эту сторону.

И это не всё.

Та женщина. Мы ни слова не сказали о ней, словно не было её. Конечно, она порождение НКК-1, первый привет из неизведанного. Конечно, она призрак той, чья тень бродит в его душе.

Не знаю, как её звали, никогда не заговорю о ней, не забуду её лица. Не знаю, что нас ждёт в мире будущих нейрогибридов, если первый из них соткал фантом из памяти…

Я осторожно покосился на Олега, опасаясь, как бы после всего нашего он не начал меня читать как сказки Пушкина.

Не то, что имени, вообще ничего о ней не знаю, кроме одного. Её нет среди живых. Где, когда, как?.. – тоже не ведаю. Но ошибки здесь нет. Тот миг, он втянул в себя массив бытия как смерч, в нём вихрем промелькнуло нечто, что я и успел, и не успел понять. Вот это – успел. Теперь знаю.

А Олег?..

Он сидел, поникнув, взглядом в землю, но вдруг поднял голову:

– Ты слышишь?

– Что?

Он не ответил.

Я вслушался. Отзвук чего-то дальнего сыграл во мне ли, в сентябре… и я понял ещё: если б когда-то она встретила меня, а не Олега, то сейчас была б жива.

И это тоже твёрдо, абсолютно. Геркулесов столп.

Вот тебе узел, вот он, экзистенциальный вес.

Налетел порыв ветра, сильно зашумели кроны. Я поднял взор ввысь.

Рой листьев, кружась, летел на нас, иные вдруг вспыхивали искорками, попав в игру теней и света. Первый, крутясь, долетел до Олега, скользнул по волосам, повис чуть выше правого виска.

Олег двумя пальцами снял листок, посмотрел так, словно тот принесло из будущего.

Не глядя, я протянул руку, и сразу в ладонь попал другой лист, прохладный привет от неба.

– Здравствуй, – сказал я.