Будущее – это не только ты

До Габа внезапно дошёл весь сюрреализм происходящего.

Он разговаривает с человеком, которого давно нет на этом свете, разговаривает на языке, которого ещё полчаса назад не знал, разговаривает о странных и жутких вещах, которые, сейчас он был в этом абсолютно убеждён, навсегда сломали ему жизнь.

Обида породила злость. Злость придала уверенности.

– Рассказывай, – властно потребовал он.

Лёгкая усмешка, заинтересованный взгляд, чуть заметное движение бровей.

– Гены пальцем не раздавишь, – одобрительно хмыкнул Кузнецов, – а то мямлит, мямлит. Я уж подумал, выродилась кузнецовская порода. Ан нет.

– Рассказывай, что им от меня нужно? – скрежетнул зубами Габ.

– От тебя ничего, – равнодушно отозвался дед, – от меня им нужно. И, насколько я понимаю, каждому своё. Скажи-ка, «Наследие» уже гоняется за бессмертием?

– Вовсю, – обронил Габ, вспомнив падающих искорёженных людей.

Кузнецов фыркнул совсем по-стариковски.

– Дурни. Передай им, что это невозможно.

– Передам, – пообещал Габ, решив не вдаваться в подробности.

– Передай, что даже пожизненная синхронизация не поможет, – как бы не слыша, настаивал Кузнецов, – быть собой и одновременно быть отчуждённым от собственного «я», это, позволь тебе доложить, та ещё пытка. Такого расщепления сознания ни одна психика не выдержит. На себе проверял.

Габ поёжился, против воли, ощутив, каково это.

– Наверняка надеются таким образом не допустить массового помешательства, – ворчал дед, – затем резко оборвал сам себя и спросил, мигом посерьёзнев:

– Или допустили?

Габ промолчал.

– Много?

– Много, – коротко подтвердил Габ.

Кузнецов пожевал губу, витиевато выругался вполголоса.

– Значит, не получилось предотвратить. Жаль, – заключил он и сразу, без перехода, нарочито бодрым голосом, отчего у Габа зашевелилось в груди холодное и безнадёжное, сообщил, – и, тем не менее, это не самое страшное.

– Есть подвох? – догадался Габ.

Кузнецов отвёл взгляд.

– Это не подвох, – произнёс он уклончиво, – это закономерность. Или расплата. Природа, она, знаешь ли, не дура. И она очень не любит, когда кто-то смешивается в установленный ею порядок вещей.

– Расскажи, как всё было, – попросил Габ, – я не смогу ничего объяснить, если не разберусь сам.

Кузнецов тяжело вздохнул, закашлялся на выдохе. Тонкими, почти женскими пальцами, похожими на сухие веточки, потёр покрасневшие глаза.

«Старый, – мелькнула у Габа мысль, – какой же он старый».

– У нас хорошая команда тогда собралась, – заговорил, наконец, дед, – и все однофамильцы, представляешь? Ох, и хохмили ты по этому поводу! Амбиций было… Думали, горы свернём. Авторитеты – вон с корабля передовой науки! Идеи сыпались, как из рога изобилия, одна другой безумнее. Одним словом, есть, что вспомнить. А потом поступило предложение. Анонимное и заманчивое. Очень заманчивое. Наисовременнейшее оборудование, неограниченный бюджет и полная свобода действий. В условиях полной секретности, разумеется. И только одна задача. Тоже безумная. От нас требовалось теоретически доказать или опровергнуть саму возможность сохранения и последующей загрузки полной ментальной копии личности. Причём, и положительный, и отрицательный результат никак не влияли на сумму оплаты. Мы тогда не задумывались, кому и зачем это понадобилось. Мало ли на свете богатых чудаков. К тому же, когда ты молод и полагаешь себя гением, любая проблема, не имеющая решения, воспринимается как вызов. И мы этот вызов приняли. Вскоре выяснилось, что одной теории нам недостаточно. За техническую составляющую проекта отвечал как раз я, и мне это здорово помогло потом. Много позже.

– А спустя четыре года, – продолжил Кузнецов после небольшой паузы, – когда апломба и самоуверенности значительно поубавилось и пришла пора представлять заказчикам промежуточные итоги, выяснилась любопытная вещь. Оказалось, что если полноценную копию личности ни сформировать, ни сохранить и тем более перезагрузить в носителя не представляется возможным, то вот отдельные, регулируемые аспекты – технически очень даже да! И самое главное, такой искусственно сформированный информационный пакет можно было записать в геном и буквально передать по наследству. Первую экспериментальную установку триединого цикла – формирование, архивация и активация – мы даже успешно испытали. Не на людях, разумеется. Это заняло бы годы, а то и десятилетия. В ходе испытаний практическое подтверждение нашла и ещё одна рабочая гипотеза: качество сепарации и записи того или иного знания и умения обратно пропорционально приложенному объектом усилию по освоению оных.

Габ вопросительно поднял бровь.

– Говоря совсем уж простым языком, – спохватился Кузнецов, – прописать в геноме умение, например, вытирать себе нос оказалось на порядок сложнее и энергозатратнее, чем, например, навык виртуозной игры на скрипке. Возможно, в этом и заключалась одна из ключевых проблем целостности ментальной копии. Возможно, в этом заключалось и её решение. Вот только довести работу до конца нам не дали.

Он снова умолк и несколько секунд не говорил ни слова. Только взгляд, обращённый далеко в прошлое, то туманился, то вспыхивал воспоминаниями.

– Они перекрыли нам всё. Все ресурсы, все каналы. Изъяли все материалы. Сразу после презентации, – теперь Кузнецов говорил тихо, почти шёпотом, но в голосе отчётливо различались нотки горечи и отчаянной решимости, – Разумеется, наивными мы не были. Образ учёного-затворника, чудного и немного не от мира сего к нам не имел никакого отношения. Напротив, мы были идеалистами и вполне отдавали себе отчёт в том, в каким безграничным возможностям прикоснулись. Поэтому и решение было быстрым и единогласным. Не стану раскрывать все подробности, ибо некоторые секреты не имеют срока давности, однако, скажу, что кое-какие лазейки всегда можно отыскать. Мы на скорую руку скомпоновали в двух вариантах всё, что смогли воспроизвести по памяти, и выложили в сеть. Естественно, это больше напоминало околонаучный бред и поначалу закономерно не вызвало ничего, кроме насмешек и нездорового интереса разного рода сторонников конспирологических теорий. Неудивительно, ведь ни стройной теоретической, ни надёжной доказательной базы мы предоставить не могли. Но надежда оставалась. Да и не было у нас ничего, кроме надежды.

– Ты, как будто, ждал смерти, – прервал его Габ.

– Потому что так и было, – легко согласился Кузнецов, – во все времена за великие тайны расплачивались именно человеческим жизнями. Другой цены эти тайны не признают. Мы бы просто исчезли. И никто и никогда не докопался бы до истины.

– Тогда зачем? – выпалил Габ, искренне недоумевая, – Какой смысл?

– Смысл? – эхом отозвался Кузнецов, и надтреснутый старческий голос зазвенел от напряжения, – Смысл был. И ещё какой! Тебе в этом твоём будущем не понять. Мы, люди, завязли, что те древние динозавры в битумных озёрах. Нам нужен был толчок, пощёчина. Да что там, хороший такой пинок под зад нам был нужен, чтобы выбраться из цивилизационного тупика, в который сами же себя и загнали. Из смертельной трясины противоречий, из липкого, убаюкивающего сумрака самообмана. Человечество истосковалось по великой идее! Понимаешь, великой! Идее, ради которой стоило бы жить, стоило бы строить будущее. Строить, а не проживать и прожёвывать. Не ради бесконечного самоудовлетворения, не ради приторных потребностей мелкой душонки обывателя. Ради великой идеи! У наших предков такая идея была. Названия и суть могли различаться, но идея всегда была, Габ! Мы отреклись от прежних, и не нашли новую. Так и жили, будто подкидыши – без имени, без звания, без смысла. Подумай сам, «Наследие» и UVUM в сущности играли в одни ворота. И ведь хорошо играли, мерзавцы, а?

Габ словно наяву увидел корчащихся в судорогах людей в мерцающем камуфляже, кровавые отшмётки, разлетавшиеся от смятого в гармошку овоида, и его передёрнуло.

– А потом поменялась власть, – как ни в чём ни бывало продолжал Кузнецов, – незаметно и быстро. Очень высоко или наоборот очень глубоко кто-то кого-то основательно так подвинул. И тогда, как чёрт из табакерки появилось «Наследие», а нам, всей группе, предложили вполне официальное сотрудничество. Да только я отказался.

– Почему?

– Потому что уже тогда догадывался, чем всё это закончится, – доверительно сообщил Кузнецов, – прогностические модели раз за разом показывали один и тот же итог. Менялись лишь незначительные детали. Так, статистическая погрешность. Я решил, что с меня достаточно покровительства сильных мира сего и перешёл на нелегальное положение.

– Так это ты придумал UVUM? – догадался Габ, потрясённый открытием.

– Ну уж и придумал! – скромно возразил Кузнецов, но самодовольно прищурился. – Там и без меня волна поднялась будь здоров. Не придумал, конечно, но пару идеек подкинул и с организацией на первых порах помог, тут отрицать не стану. Чего ты глаза вылупил? На то и щука в море, чтобы карась не дремал. А вообще, если серьёзно, когда вся эта синекура с дармовыми знаниями схлопнется, очень важно, чтобы остались люди, которые не впадут в панику или депрессию, не будут рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом, бегая в одних трусах по руинам с воплями «Всё пропало!» Люди, которые возьмут на себя ответственность сохранить достигнутое и смогут двигаться дальше без комплекса неполноценности. Кстати, до руин, я надеюсь, дело не дойдёт.

Габу показалось, что он ослышался. Нет, конечно, он ослышался.

– То есть, как это, схлопнется? – с трудом выговорил он, на самом деле всё уже понимая, – То есть…

10.

За десять лет до описываемых событий.

Учебник «История постинформационного общества». Рекомендован для общеобразовательных учреждений с наличием классов для учащихся-неактивантов. Соответствует Международному ретроградно-традиционному образовательному стандарту (IRTES). Издание десятое, дополненное.

Заключение.

В пятое десятилетие XXI века человечество вступило в состоянии нарастающего системного кризиса (ссылка – аудио/видео/ментал). Кризисное состояние было вызвано целым рядом причин, среди которых, прежде всего, следует указать следующие.

Мировая экономика переживала очередной период затяжной рецессии, что проявлялось не только в макроэкономических показателях, но и заметно сказывалось на уровне жизни населения большинства стран (см. рецессия, макроэкономика//ссылка – аудио/видео/ментал). Социологи и экономисты в один голос провозглашали конец эпохи неограниченного потребления даже в наиболее развитых государствах Северного полушария.

Череда последовавших друг за другом социально-политических, идеологических и этнических конфликтов, как локальных, так и региональных, окончательно обесценили прежнюю архитектуру международных отношений.

В некоторой части общества всё более явственно ощущался экзистенциальный кризис. Набирающий силу мировоззренческий вакуум не удавалось в полной мере заполнить ни традиционным и новым религиозным течениям, ни философией покаяния, ни спорадическими волнамигендерного экстремизма, ни попытками поставить во главу угла старую проблему экологического обновленчества. Утрата общего, единого ориентира развития, а также обострение, как старых, так и новых противоречий между Севером и Югом, Западом и Востоком поставили мир на грань глобального конфликта (см. экзистенциальный, гендер, экстремизм//ссылка – аудио/видео/ментал).

Поэтому революционное по своей сути открытие, сделанное международной группой учёных- генетиков, поначалу не было оценено по достоинству. И только благодаря активной пропагандистской и просветительской деятельности Фонда «Наследие» технология передачи генной памяти перестала восприниматься, как шарлатанство и постепенно заняла подобающее ей место, в конечном итоге коренным образом изменив жизнь людей.

Существенные перемены коснулись всех сфер жизни. Прежде всего, потребовалась основательная перестройка системы образования с одновременной её унификацией. Это позволило на порядок сократить период человеческой жизни, тратившийся прежде на получение образования, высвободить колоссальный интеллектуальный потенциал.

Значительным корректировкам подверглась и существовавшая в большинстве стран того периода экономическая модель. Так государства, первыми вставшие на путь генно-технической революции в исторически короткий период времени вышли в признанные лидеры в области экономического и научно-технического развития.

Резко возросшая конкуренция на мировом рынке и угроза оказаться на периферии мировых экономических процессов в конечном итоге вынудили к переходу на технологию генной архивации даже те страны, которые в силу религиозных, этических и иных причин долгое время не признавали сам факт генно-технологической революции.

Постепенно, путём проб и ошибок десятилетие за десятилетием человечество уверенно вступало в новый период своего развития, получивший название постинформационного общества.

Как любой процесс отмирание старого, отжившего и становления нового, более прогрессивного, переход на новый этап не обошёлся без негативных побочных эффектов, так называемых болезней роста. Серьёзной проблемой, вызвавшей самые горячие дискуссии, стала неравномерность, а точнее, разноуровневость активации у разных индивидов. Уже через полтора десятилетия после начала массового внедрения обнаружилось, что только семьдесят пять – восемьдесят процентов населения вне зависимости от расы, пола и других физиологических особенностей способны к полному раскрытию пакета памяти. Примерно у пятнадцати процентов населения архив при активации оказывался частично повреждённым и, наконец, около пяти процентов обладали врождённой мутацией, полностью исключающей положительный результат.

Это ожидаемо породило волну неоконсервативных протестных выступлений и стало косвенной причиной появления целого ряда экстремистских организаций, среди которых особо выделялось движение UVUM, оформившееся в итоге во влиятельную силу. К сожалению, радикализм и огульное отрицание фактов, ставшие визитной карточкой UVUM, привлекли в их ряды значительное число сторонников. Откровенно демагогические лозунги находили отклик в умах той части населения, что оказалась не готова к принятию неизбежных перемен. Как в далёком прошлом луддиты громили станки, видя в них угрозу своему благополучию, так и сторонники UVUM считали генно-технологическую революцию тупиковой ветвью общественного развития, регрессом под маской прогресса и предрекали человечеству вырождение и гибель.Пик своего влияние, как любые паразитирующие на страхе и невежестве силы, UVUMпережило в период разразившейся ментальной эпидемии (см. луддиты, ментальная эпидемия//ссылка – аудио/видео/ментал).

Причины события, получившего неофициальное название «Безумное шестилетие», давно выявлены, проанализированы и устранены навсегда. Однако следует признать, что это был один из самых тяжёлых и критичных моментов в новейшей истории. Взрыв спонтанного и массового диссоциативного расстройства идентичности за неполные семь лет унёс жизни более десяти миллионов человек по всему миру.

Несмотря на тяжёлые последствия пандемии, совместными усилиями кризис был преодолён. Получив серьёзный урок, мировое сообщество усвоило его и провело работу над ошибками. Кроме определённой корректировки технологии передачи памяти были предприняты шаги в общественно-политическом и правовом направлениях.

Так одним из важнейших документов эпохи явилась Конвенция о праве памяти, ратифицированная подавляющим большинством государств.

В Конвенции, ставшей стержнем современной системы международного права, закреплялась обязательная процедура архивации памяти всех граждан в возрасте от двадцати до шестидесяти лет, и гарантировалось незыблемое право граждан, достигших возраста семи лет, выразить своё согласие на активацию или отказ от неё.

Дорогие выпускники!

Вы вступаете во взрослую жизнь. Там, за пределами школьных стен, огромный сложный, но прекрасный мир. Волею случая вы оказались в числе тех, кто невосприимчим к памяти предков. Однако это ничуть не умаляет вашей значимости и ценности для общества. Неактивированная память – это не приговор. Это возможность начать с чистого листа.

За прошедшие с начала генно-технологической революции столетия человечество добилось многого. Целая череда настоящих прорывов в науке позволила решить прочти все глобальные проблемы, грозившие человечеству ещё несколько поколений назад. Мы забыли, что такое голод, искоренили большинство самых опасных и неизлечимых заболеваний, увеличили среднюю продолжительность жизни до немыслимых прежде ста десяти лет, проложили широкую и безопасную дорогу в ближний космос. Да, мы, люди, в полном смысле этого слова стали космической расой.

Мощный взлёт культуры прошлого столетия подарил человечеству такое количество гениев и шедевров, что по праву получил название Второго Возрождения.

И всё же самые главные, буквально тектонические сдвиги произошли в мировоззрении людей. Мы перестали оглядываться на прошлое, не позабыв и отринув, но усвоив и приняв его как неотъемлемую суть самих себя. Нам стало недостаточно жить только настоящим, ибо настоящее есть одновременно продолжение прошлого и колыбель грядущего, как вдох и выдох. Мы научились видеть на несколько поколений вперёд. Мы научились отвечать на ещё не заданные вопросы ещё не рождённых потомков. Мы сами стали и теми, и другими. Мы осознали всю полноту ответственности перед будущим. Временами нам было трудно и тяжело. Вам тоже будет непросто. Поэтому помните – будущее это не только вы! Удачи!

11.

– То есть, как это, схлопнется? – с трудом выговорил Габ.

– Вот именно, мой мальчик, – подхватил недосказанное Кузнецов, – ты всё верно понял. Процесс, который мы запустили – по глупости ли, самонадеянности или ради всеобщего счастья, теперь это уже не имеет ровным счётом никакого значения – этот процесс изначально не предусмотрен ни биологической, ни социальной эволюцией. Помнишь, я сказал, что природа не дура? Она ещё и весьма неразборчива в методах. Когда миллиарды лет борешься за право жить и оставлять потомство, просто некогда учиться видеть разницу между милосердием и жестокостью. Да и нет в природе таких понятий. Почувствовав угрозу, она без тени сомнения пожертвует большинством особей ради спасения вида в целом. Два основополагающих инстинкта, две неубиваемые программы всего живого – самосохранение и продолжение рода. Не желая того, мы нанесли удар именно по ним. Человеку не дозволено жить слишком долго, как не дозволено жить чересчур благополучно. Говорят, художнику, чтобы творить, необходимо оставаться голодным. Человеку, чтобы оставаться человеком, необходимо преодоление. Постоянное и бескомпромиссное. Извечные грёзы об умеренной пресыщенности – всего лишь уловка сознания, малодушное стремление к безответственности. Фантом неразвитого интеллекта.

Кузнецов умолк. Молчал и Габ. Какие-то слова, вопросы, обвинения и укоры, накопившиеся за годы, прошедшие с того злополучного дня, и теперь переполнявшие его, бестолково толкались в голове, как шарики в настольной игре, никак не складываясь во что-то цельное и осмысленное. В самый важный, самый главный вопрос. Но вот один шар, чуть задержавшись на краю лунки, лениво скатился вниз. За ним второй, третий, четвёртый.

– Почему ты не предупредил? Почему не выступил открыто? Почему спрятался? – Габ и сам не понимал, чего было больше в этом вопросе – обвинений или желания оправдать.

Кузнецов не обиделся, не рассердился. Только в очередной раз пожал плечами.

– Во-первых, я возлагал большие надежды на UVUM и вижу, что не напрасно. Как постоянный раздражитель и механизм сдерживания, организация со своими задачами научилась справляться ещё при моей, хм, жизни. Во-вторых, свои догадки и подозрения мне удалось подтвердить и обосновать теоретически лишь много лет спустя. Работа в одиночку, да ещё кустарным способом не способствует мгновенному научному прогрессу, знаешь ли. И потом, ты сильно недооцениваешь потенциал информационного воздействия, которым с самого начала обладало "Наследие". Силы были явно неравны. В конце концов, я смирился. Но не сдался.

– И завёл себе гарем? – язвительнее, чем следовало бы, поддел старика Габ.

Лицо Кузнецова просветлело, разгладилось и будто помолодело. В глазах сверкнули шальные искорки.

– А здорово придумал, правда? – с нескрываемым восторгом отозвался он. – Хорошее было время…

– Что с нами будет? Со всеми нами? – Габ, наконец, нашёл главный вопрос.

– Жизнь, – спокойно и открыто глядя прямо в глаза, сказал Кузнецов. – Обычная. Сложная. Прекрасная. Человеческая.

– И всё? – поразился Габ, – Это и есть твои великие тайные знания? Вот за этим годами гонялись UVUM и "Наследие"? Ради этого погибали люди? Ради этого я сам того гляди сдохну?

– Да, жизнь, – нисколько не смутившись, повторил дед, – только не сразу. Если я правильно учёл все погрешности, внутренние и внешние факторы, могущие возникнуть и повлиять на конечный результат во временном промежутке от двухсот пятидесяти до трёхсот лет после моей смерти, то, – он прищурился, прикидывая, – то у вас есть ещё лет двадцать-двадцать пять.

– А потом?

– А потом начнётся выхолащивание генома, – сообщил Кузнецов таким тоном, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся, – избавление сперва от избыточного материала, а вскоре…

"Мы утратили пассионарность, утратили волнующее, пьянящее ощущение будущего, вкус страсти к познанию" – вспыхнули в голове слова Жана.

– Вырождение, – понял Габ, – вот, что нас ждёт.

Кузнецов, в этот раз недовольный тем, что его перебили, шевельнул белёсой бровью, но спорить не стал.

– В общем, да. Прогноз именно такой. Но это прогноз, а не приговор.

Он вдруг спохватился, засуетился, выражение лица сделалось тревожным, а в глазах колыхнулась тоска.

– Я рад, что они нашли тебя, мальчик мой, – быстро заговорил он, – правда, рад. Ты не представляешь, какое это огромное счастье – вот так просто поговорить. И неважно, что я не настоящий Кузнецов. Всё равно я его частичка, я тоже немного он. И сейчас я уйду. Это необходимо. Часа через три у тебя начнут появляться признаки диссоциативногорастройства. Это плохо, опасно и ставит под удар весь замысел. Но ты переживёшь, ты справишься. Очнёшься, покопайся в памяти. Я там набросал кое-что. Так, принципы, схемы, рекомендации. Не панацея, конечно, но поможет. Обязательно поможет. Вам всем. Я уверен. Знай, я ни о чём не жалею, ни в чём не раскаиваюсь. Я и сейчас убеждён, что тогда мы поступили правильно. Прощай, мальчик мой. Живи. И прости старика.

– Постой, – задыхаясь в нахлынувшем отчаянии закричал Габ, – не уходи! Не оставляй ме…

Он рывком поднялся. Воздух с трудом пробивался в лёгкие. Голова гудела и кружилась.

Рядом, привалившись спиной к стене весь какой-то растрёпанный, взлохмаченный и обманчиво спокойный сидел Жан. Сидел и курил, стряхивая пепел прямо на кушетку.

Было тихо. Очень тихо.

– Они затеяли переговоры, – сообщил Жан и презрительно скривился, – испугались, что мы тебя ликвидируем, кретины.

– Я видел Кузнецова, – с трудом выдавил из себя Габ, – я с ним разговаривал.

Его переполняло новое, прежде не знакомое ему, поврежденцу, щемящее чувство причастности к чужой памяти.

– А толку? – безучастно отозвался Жан, даже не повернув головы в его сторону. – Они нас блокировали. Полностью. Слишком разные весовые категории. Прямого противостояния нам никогда не выдержать. "Наследие" победило. Мы проиграли. Все мы проиграли.

– Ещё нет, – Габ помотал головой отчего всё вокруг завертелось бешенной каруселью, – прикажите открыть двери. Впустите их. У меня есть информация. Для всех нас.

Жан на несколько секунд задержал на нём пристальный, пронизывающий взгляд, но возражать не стал. Бросил окурок на стерильный пол и спросил всё ещё недоверчиво:

– И что ты нам скажешь?

– Я – ничего, – признался Габ.

Он чувствовал себя непривычно взволнованным и достойным своего права. Как будто за спиной невидимый всеми, кроме него, Габа, стоял кто-то сильный, решительный, излучающий непоколебимую уверенность. Стоял и ободряющее многозначительно молчал.

– Я – ничего, – повторил он гораздо твёрже, поднимаясь и выпрямляясь во весь рост, – с вами будут говорить двести лет истории. Говорить о "Наследии", об UVUM, о будущем. Потому что будущее – это уже не вы.

В оформлении обложки использовано изображение, взятое на ресурсе https://ru.freepik.com/

https://ru.freepik.com/free-photo/bright-dna-with-a-human-figure_854599.htm

Background фотосоздан(а) kjpargeter – ru.freepik.com