Незаконченное дело

Второй был одет по-иному. Отделанный волчьим мехом плащ держался на широких плечах с помощью массивных золотых застёжек, а под ним была прекрасно сработанная кольчуга из идеально подогнанных и отполированных звеньев. На ногах он носил тонко выделанные меховые сапоги, а на поясе в позолоченных ножнах висел меч. Голову его венчал толстый золотой обруч.

– Однозначно конунг, – подумал Исангаст и перевёл взгляд на третьего. Он, в отличие от своих спутников, был довольно молод, а одет был так же скромно, как и первый. У него были бритые и покрытые татуировками виски, а оставшиеся на макушке рыжие волосы собраны в косу. Из-под плаща над правым плечом торчала рукоять меча.

– Конунг, переводчик и охранник, – подтвердил мысли капитана Фареодур, который тоже внимательно изучал встречавших их северян. – Капитан, согласно этикету мы должны выйти к ним таким же числом. Возьмите кого-нибудь из вашего отряда, – Исангаст молча кивнул и пошёл к своим парням, которые окружили Апруса и Пепсара и сжимая в руках оружие, недоверчиво смотрели на троицу северян.

– Бринстальф со мной. Иман за главного, – коротко распорядился Исангаст и повернулся к Фареодуру. Министр поймал взгляд капитана и понимающе кивнул.

Вскоре Дорф с командой накрепко пришвартовали «Следопыта», а Исангаст, Фареодур и Бринстальф направились к ожидавшим их северянам. И вот трое с севера и трое с юга замерли друг напротив друга. Фареодур шагнул навстречу, желая представиться, но его опередили:

– Добро пожаловать в Гуннард, друзья! – внезапно разразился громовым приветствием тот, что носил обруч на голове. Говорил он на общем языке и делал это практически без акцента. – Я конунг Батрунг, и я рад иметь вас здесь!

– Хорошо, что не взял Люциуса третьим, – мельком подумал Исангаст. – Этот точно сейчас бы заржал, – между тем конунг продолжал:

– Это мой старший сын, Борн, – конунг указал на молодого, которого Фареодур и Исангаст сочли охранником. Он смерил капитана вызывающим взглядом, но Исангаст лишь улыбнулся ему в ответ. Если дело пойдёт плохо, он припомнит молодому Борну его дерзость, а пока что провоцировать северян ни к чему.

– А это мой страж Гард, – Батрунг указал на предполагаемого переводчика, который был так сильно похож на него самого. Старый воин бесстрастно кивнул в знак приветствия.

– Большое спасибо за тёплые слова, конунг, – ответил Фареодур. – Мы, в свою очередь, безмерно рады быть гостями в этом великом городе. Меня зовут Фареодур, я министр внешних связей в нашем государстве. Это капитан Исангаст, по прозвищу Смерть орков, и один из его славных воинов – Бринстальф. Прежде чем мы продолжим, я бы хотел известить вас, что Валь, Бирнир и Ульф пребывают в добром здравии и с нетерпением ждут момента, когда вновь смогут увидеть родные берега.

Накануне отплытия, Фареодур намеренно ходил к Валю и узнавал, что передать его отцу. Молодой северянин обрадовался, и сейчас министр в точности передал его слова. Этим самым он рассчитывал порадовать конунга и завязать дружественные отношения. Ему это удалось. Как только Батрунг услышал слова сына, он широко улыбнулся и склонил голову в знак признательности:

– Благодарю вас. Вижу, на вашем судне ещё много воинов. Они тоже будут участвовать в переговорах?

– Это воины для охраны. Им дан приказ присутствовать на переговорах, но непосредственно принимать участие в них они не будут. Я хотел предложить вам взять такое же количество стражей, чтобы мы были в равных условиях, – конунг на секунду задумался, а затем согласно кивнул:

– Хорошо. Сколько вас?

– Как вы и просили, мы прислали столько же дипломатов, сколько прибыло в Алкиилон с вашей стороны. Итого – трое дипломатов и девять воинов.

Батрунг снова кивнул, а затем жестом подозвал сына поближе:

– Иди в город и возьми девять человек из моей охраны. Ждите в чертоге. И пусть готовят стол, – конунг говорил на своём языке, но Исангаст прекрасно понимал каждое слово. Пока что ничего страшного он не услышал, а потому был спокоен. Борн стукнул себя кулаком в грудь и быстро пошёл по заснеженному причалу.

– Мой сын сейчас всё подготовит. Проведём переговоры в моём доме. Там тепло и сухо, есть еда и выпивка. Вы, надеюсь, не против. Вы к нашей погоде непривычны и наверняка уже замёрзли, – он окинул серое небо хмурым взглядом и смахнул хлопья снега с головы. – Не знаю, как у вас на родине, но здесь погода нас редко балует. Так как, идём?

– Как скажете, конунг, – согласился Фареодур. Пока что переговоры разворачивались именно так, как они предполагали.

– Я могу позвать остальных?

– Да-да, прошу вас, – улыбнулся Батрунг и провёл рукой в сторону «Следопыта». Фареодур кивнул Исангасту, а тот в свою очередь кивнул Бринстальфу. Через несколько минут Апрус и Пепсар стояли подле Фареодура, а парни Исангаста неподвижно замерли за ними, вытянувшись в цепь. В руках у Апруса капитан заметил богато изукрашенный ларец.

– Удачи вам, парни!!! – донёсся крик со «Следопыта». Дорф взобрался на нос ладьи и сложив руки рупором давал последние наставления:

– Господин министр, постарайтесь побыстрей, а то нас с парнями заметёт к е…

– Простите, конунг, – громко стал извиняться Фареодур, – наш капитан немного невоспитан.

– Да пустяки, – махнул рукой Батрунг, и его синие глаза заискрились от смеха

– Хочу сказать, ваш корабль прекрасен. Наверняка очень быстроходен?

– Именно так, конунг. Если у вас будет желание, то после переговоров можем пригласить нашего капитана и вы с ним побеседуете.

– Отличная мысль, – прогрохотал Батрунг с довольной улыбкой. – Так и поступим. Так что, можем идти?

– Сразу после вас, – вежливо ответил Фареодур. Конунг развернулся и быстро пошёл в сторону Гуннарда, а его страж неотступно последовал за ним. Парни Исангаста выстроились по четыре человека с двух сторон, а сам капитан шёл прямо позади министра и его спутников. Почти сразу же они отстали от Батрунга и Гарда, по причине того, что непривычные к скользкому снегу дипломаты то и дело оскальзывались на слежавшемся снегу и не могли удерживать высокий темп, заданный конунгом. К счастью, Батрунг это вовремя заметил и замедлился. Дорога от порта в город вела мимо побережья, на котором стояло несколько десятков хат, полностью покрытых льдом. Сказалось близкое соседство с северным морем. Миновав ледяной район, делегация вошла в заснеженный город.

Своей архитектурой Гуннард полностью отличался от Алкиилона. Все хаты были выстроены из дерева и плотно усажены в землю. Покрытые соломой крыши почти отвесно уходили в небо, образовывая настолько крутой уклон, что весь снег скатывался на землю, где и оставался в виде больших сугробов. Все хижины стояли довольно близко друг к другу, оставляя между собой узкие, кривые проулки. Улицы же, напротив, были широкими и светлыми. Сейчас они были битком забиты северянами, которые молча стояли и поедали южан глазами. Кто-то смотрел с любопытством, кто-то с наигранным безразличием, но в основном в их взглядах читалась злоба и недоверие. Если древние и северяне всё-таки заключат мир, пройдёт не один десяток лет, прежде чем эти два народа смогут окончательно избавиться от взаимной ненависти, прочно въевшейся в душу за столетия войн. Исангаст искренне надеялся, что Фареодур, видя как на них смотрят жители Гуннарда, это осознавал. И, говоря о ненависти…

Капитан обеспокоенно посмотрел на Эйнара, но, похоже, волновался зря. Иман прекрасно с ним поработал. Сейчас святоша маршировал с абсолютно бесстрастным лицом и явно не собирался устраивать неприятности. Исангаст облегчённо выдохнул и, наконец, успокоился на его счёт.

Тем временем конунг, не обращая ровно никакого внимания на своих подданных, спокойно шёл дальше. Вскоре южане увидели, куда он направлялся. Батрунг вёл их в самый большой и высокий дом в городе. Он был настолько велик, что его крыша возвышалась над городом, как маяк или гора. Помимо размера, дом конунга подкупал красотой. Его стены были окрашены в приятный белый цвет, а брусья и ставни украшала затейливая резьба. Прямо от крыльца убегала широкая, убранная от снега, дорога, которая вела прямиком к воротам в частоколе. По ней все приезжие прямиком попадали к порогу конунга. Это была главная улица города – она же площадь. Сейчас на ней, как и на остальных улицах, стояли горожане, хотя и не так плотно.

У крыльца дома стоял Борн и молча ожидал, скрестив руки на груди. Батрунг встал рядом с ним, окинул недовольным взглядом собравшуюся толпу и что-то шепнул своему телохранителю. Гард кивнул и достал из-под плаща небольшой рог с железной окантовкой. Звук был точно такой же, как тот, что недавно разогнал толпу на пристани. Северяне, услыхав звук горна, стали немедленно расходиться, а Батрунг тем временем повернулся к Фареодуру:

– Прошу прощения за своих людей, они тоже немного невоспитаны.

– Ничего страшного, конунг. Мы всё понимаем.

Батрунг удовлетворённо хмыкнул и первым вошёл в дом. За ним последовали Гард и Борн. После них зашел Исангаст и бегло осмотрел внутреннюю часть дома. Почти всё место в нем занимали широкие, длинные столы, а в дальней части, на возвышении, стоял украшенный позолотой трон, устланный шкурами. В противоположном углу была массивная лестница, ведущая на второй этаж. Окна были крепко закрыты ставнями, а двери было всего две – та через которую зашёл капитан, и ещё одна – у трона – скорее всего, ведущая в личные покои конунга.

Стол, стоявший перед троном, был заставлен различными яствами и кувшинами, а подле него, в ряд, стояли девять воинов конунга. В помещении было жарко натоплено, посему они были без верхней одежды, только в рубахах без рукавов. Отметив ширину их плеч и толщину рук, Исангаст в душе порадовался, что в Алкиилоне находился один из сыновей Батрунга. Проверять, на что эти медведи способны в бою, ему совсем не хотелось.

Осмотрев первый и второй этаж и удостоверившись, что внутри всё безопасно, капитан пустил дипломатов и своих парней. Между тем конунг и его спутники тоже избавились от верхней одежды, попросту кинув её на один из свободных столов. Фареодур их примеру не последовал и знаками показал остальным подождать. Батрунг тут же заметил их замешательство, широко улыбнулся и махнул рукой в сторону груды из одежды:

– Прошу вас, раздевайтесь! Вы так сваритесь.

– С радостью примем ваше предложение, – поклонился Фареодур, и дипломаты с отрядом Исангаста наконец скинули плащи и куртки, в которых действительно было невыносимо жарко. Увидев кольчуги парней, которые раньше были скрыты одеждой, Борн забеспокоился и что-то стал быстро говорить отцу. Они были достаточно далеко от капитана, и он не сумел расслышать, о чём идёт речь. Батрунг внимательно выслушал сына, кивнул и обратился к южанам:

– Друзья, мой сын волнуется насчёт количества вооружения ваших воинов. Как видите, мои стражи из оружия имеют лишь топоры, в то время как ваши вооружены до зубов, ещё и в доспехах. Можете оставить копья, щиты и колчаны возле вашей одежды? Мне кажется, это будет честно. Даю вам слово, что там оно будет неприкосновенно, – Фареодур вопросительно посмотрел на капитана. Что ж, просьба конунга была справедливой, и Исангаст совершенно не хотел портить начало переговоров отказом. Самым опасным оружием в арсенале его парней были их навыки, а их отобрать было невозможно. Если что-то пойдёт не так, они отлично справятся, используя только личное оружие. Поэтому капитан согласно кивнул и отдал соответствующий приказ. Парни немедленно оставили оружие в указанном месте и снова неподвижно замерли за спинами дипломатов.

– Большое спасибо за понимание, – поблагодарил конунг. – Прошу вас, садитесь и угощайтесь, – и он показал рукой на накрытый стол. Фареодур снова взглянул на капитана, и в этот раз Исангаст дал отрицательный ответ. Министр повернулся к конунгу, но не успел ничего произнести. Батрунг заметил отказ Исангаста и немедленно вмешался:

– Друзья, я понимаю ваше недоверие. Если желаете, я попробую все блюда на столе, правда, это займёт некоторое время. После такого предложения Фареодур принял решение самостоятельно:

– С превеликим удовольствием примем ваше приглашение к столу, конунг, – Батрунг довольно улыбнулся и что-то шепнул сыну. Борн немедленно удалился в дверь возле трона и вернулся с двумя красивыми светловолосыми девушками. Исангаст немедленно впился стальными глазами в их лица, ища малейший признак страха или ещё какой знак, указывающий на то, что дипломатам готовят ловушку. Девушки были немного взволнованы и смущённо смотрели в пол, но в то же время было видно, что они рады выпавшей им чести. Опасности капитан не ощутил, поэтому позволил дипломатам разделить трапезу с конунгом.

Фареодур, Пепсар и Апрус сели по одну сторону стола, напротив трона, а конунг с сыном и стражем по другую. Его охрана немедленно встала в шаге от их спин. Исангаст построил парней так же, за исключением братьев, которым поручил следить за входом и поставил их вторым рядом, спина к спине с Иманом и Эйнаром. Те, в свою очередь, занимали места подле капитана, стоящего прямиком за Фареодуром.

После этого все приступили к трапезе. Когда дипломаты хотели отведать какое-то блюдо или налить выпить, они указывали служанкам на выбранный кусок или напиток и те немедленно проводили дегустацию. Стол был довольно богатым. Тут были и маленькие рыбёшки величиной с мизинец, которые конунг закидывал в рот целыми горстями, запивая их элем. Были рыбы средних размеров, но такой толщины, что смахивали на подводных родичей Вилки. Но особой гордостью конунга являлась огромная, зубастая тварь с зазубренными плавниками, занимавшая половину стола. Исангаст совершенно не увлекался рыбалкой и абсолютно не разбирался в рыбе, но даже его эта тварь весьма впечатлила. Он решил, что как только они вернутся на «Следопыта» он узнает у Дорфа, что это за рыба и как она называется.

Из мяса была только баранина, зато в огромных количествах. Для утоления жажды северяне выставили эль собственного производства, пару бутылок вина и воду с ягодами. Когда Апрус потянулся к ягодам, Батрунг предупреждающе замахал руками:

– На кружку воды только одну ягоду. Иначе можно отравиться. Очень сладкие.

Фареодур немедленно зацепился за эту тему, и последующие двадцать минут конунг с упоением рассказывал о кухне своей родины. После этого снова воцарилась тишина, которую весьма ловко прервал министр:

– Конунг, я хотел выразить своё восхищение вашим знанием нашего языка. У вас безупречное произношение. Где вы научились? – Батрунг самодовольно улыбнулся и охотно ответил:

– Ещё до того как родился мой первенец, – и он похлопал Борна по плечу, – я решил выучить ваш язык, ну, понимаете… для войны. Я нашёл раба, который обучил меня. С тех пор я неустанно его практиковал при любом удобном случае, – Исангаст прекрасно догадывался, какие это были случаи, но у него и в мыслях не было осуждать конунга. Капитан сам запытал многих северян, добывая нужные сведения и в процессе знатно подтянул своё знание северного языка. Поэтому он не осуждал конунга. Они воевали между собой много лет, а на войне, как известно, правил нет.

– Очень мудрое решение, – одобрил Фареодур и поднял кубок в честь конунга. Батрунг улыбнулся ещё шире и тоже отхлебнул из своей огромной кружки.

Далее потекла размеренная беседа об общих вещах. Обсудили причуды погоды на севере и юге, поговорили о Вале и его спутниках. Разговаривали в основном Фареодур и Батрунг, изредка что-то вставлял Пепсар. Иногда конунг прерывал беседу, чтобы перевести Борну и Гарду то, что показалось ему особенно интересным или забавным. В беседе ни Борн, ни Апрус участия не принимали и практически ничего не ели. Гард же, напротив, уминал за двоих.

Между тем, Фареодур решил ублажить конунга не только комплиментами:

– Большое спасибо за угощение и теплый приём, конунг. Позволь нам отблагодарить тебя скромным даром, – он подал знак Апрусу, и тот немедленно передал ему ларец, который всё это время бережно держал у себя на коленях. Фареодур поставил ларец на стол, развернул к Батрунгу и открыл. Там, в кожаном ложе, покоился клинок, который министр показывал капитану перед отплытием. Рядом лежали искусно украшенные золотом и изумрудами чёрные ножны.

Батрунг от восхищения не мог вымолвить ни слова, а Фареодур тем временем продолжал:

– Ваш сын рассказал нам о вашей любви к собакам и к охоте с этими замечательными созданиями, поэтому я взял на себя смелость заказать ювелиру навершие в виде пёсьей головы. Сам меч выкован гномами из Ингтруда из их легендарной стали – лучшей во всем мире. Этот клинок почти невозможно затупить или сломать. Прошу вас, примите его в знак дружбы от народа древних.       Батрунг наконец оторвал восхищённый взор от своего подарка, встал и молча протянул Фареодуру крупную ладонь. Министр ответил на рукопожатие, после чего конунг, так же молча, пожал руки Пепсару и Апрусу.

– Большое спасибо за столь щедрый дар, – вымолвил он наконец, счастливо улыбаясь.

– Это малая плата за возможность обрести дружбу с вашим народом, – с обескураживающей улыбкой ответил министр. – Прошу вас, опробуйте – и он жестом указал на ларец.

– С удовольствием, – осклабился конунг. Затем осторожно взял меч в руку и пару раз рубанул воздух, вслушиваясь, как клинок со свистом разрезает воздушное пространство.

Исангаст с интересом наблюдал за ним. Движения конунга были выверенными, точными, хотя и не очень быстрыми. Возраст понемногу брал своё. Батрунг был уже не таким подвижным, как в молодости, но взамен, как и любой воин, сумевший дожить до старости, он обрёл бесценный опыт, который делал из него серьёзного противника. Таких противников нельзя недооценивать.

– Он бесподобен, – улыбнулся Батрунг, любуясь игрой света на зеркальной поверхности клинка. – Ещё раз спасибо за столь щедрый дар. Он дорог моему сердцу.

– Мы рады, что угодили вам, конунг, – ответил Фареодур. – Может быть, перейдём к делу?

– Конечно, – согласился Батрунг, – сейчас уберут со стола и приступим.

Он отдал приказ служанкам, и вскоре стол был абсолютно чист. На нём остался лишь ларец, который конунг пододвинул к себе и вложил клинок обратно.

– Итак, друзья, если вы не против, я начну, – произнёс Батрунг.

– Прошу вас, – склонил голову Фареодур.

– Во-первых, я хочу прекратить давнюю вражду и заключить мир с народом древних. Эта война убивает мой народ, хотя они этого и не понимают. Наш климат суров, и у нас почти ничего не растёт. Плодородные земли почти иссякли. Наши города похожи на большие деревни, а наши деревни так малы, что и сказать страшно. Мой народ понемногу вымирает, и постоянные стычки с древними, которые уносят жизни здоровых, сильных мужчин, ещё сильнее усугубляют ситуацию. Я хочу это прекратить и привести северян к лучшей жизни. Надеюсь, что сегодня мы с вами сделаем к этому первый шаг, – Фареодур внимательно слушал конунга, не перебивал и пристально его изучал. Исангаст не знал, что происходило в его голове, но лично капитан верил тому, что слышал. Батрунг говорил искренне. Он от всего сердца переживал за вверенный ему народ. Тем временем конунг продолжал:

– Мои люди перестанут совершать набеги на ваши поселения и грабить ваши корабли и караваны. В свою очередь, я хочу, чтобы вы прекратили похищать моих людей, – Исангаст испытал смешанные чувства от этих слов. Конунг и не подозревал, что перед ним стояли именно те, кто занимался этим последние годы. Капитан не знал, как поведёт себя Батрунг, если узнает об этом, и потому искренне надеялся, что его парни никак себя не скомпрометируют. Особенно Люциус, Тазмах и Веарад. И Вилка. Быстро перебрав все слабые звенья в команде, Исангаст пришёл к очевидному выводу. Его отряд непригоден для участия в политике. Когда они вернутся в Алкиилон, он обязательно озвучит это Эрмегерну.

– Также я хочу наладить торговлю и, надеюсь, что древние выступят посредниками между северянами и остальным Материком, – продолжал Батрунг. – Разумеется, не просто так. Я готов предложить вам пять процентов от всех продаж, совершённых с вашей помощью, – Фареодур выдержал небольшую паузу, а затем начал отвечать:

– Конунг, древние целиком и полностью за то, чтобы заключить мир и прекратить бессмысленное кровопролитие. Разумеется, мы прекратим все боевые действия касательно вашего народа сразу после подписания мирного соглашения. Единственное, мы бы хотели включить ещё один пункт. Мы хотим, чтобы вы выдали всех наших граждан, захваченных вами, которых вы держите в качестве рабов или пленных, а в свою очередь мы вернём всех имеющихся у нас северян. Вас устроят такие условия?

На сей раз задумался Батрунг. Он долго молчал, упёршись невидящим взглядом в ларец с мечом, и что-то обдумывал, рассеянно почесывая бороду.

Наконец, он прервал молчание, но лишь для того, чтобы перевести своему сыну предложение Фареодура. После этого они горячо заспорили. Конунг был склонен принять условия министра, а Борн был категорически против, предостерегая, что народу это не понравится. Спорили они долго, но Фареодур и не думал их торопить, а лишь вежливо ожидал ответа. Наконец он его получил:

– Друзья, вам наверняка известно от моего сына Валя, что я не единственный правитель моего народа. Есть ещё конунг Траталл – правитель УндирФъятха и северной части нашего острова. Он поддержал мою инициативу о заключении мира, но я ничего не могу вам обещать от его имени. Надеюсь, вы это понимаете, – Фареодур согласно кивнул и конунг продолжил: – Что касается тех, кем правлю я, то от их лица, как их конунг, я принимаю ваши условия. Как только мы подпишем мирное соглашение, все рабы и пленные, которым я в силах даровать свободу, будут немедленно доставлены на вашу территорию. Вы согласны на такие условия? – Фареодур встретился взглядом с Батрунгом, несколько секунд изумрудные глаза буравили синие, а затем министр улыбнулся и кивнул:

– Мы согласны на такие условия, конунг, – морщинистое лицо Батрунга озарила счастливая улыбка.

– Прекрасно, друзья! – воскликнул он. – А что насчет торговых связей?

– По поводу торговых отношений мне понадобится помощь Пепсара, он тесно сотрудничает с нашим министром торговли и представляет его на этих переговорах, – Пепсар сдержанно кивнул и начал отвечать конунгу размеренным тоном:

– Высокоуважаемый конунг, наш народ с превеликим удовольствием поможет вашему закрепиться на международном рынке. Но, к сожалению, могут возникнуть некоторые осложнения из-за… мммм… – тут он выдержал небольшую паузу, подбирая нужное слово, – неблагоприятной репутации северян. В связи с этим нам придётся приложить большие усилия для продвижения ваших товаров. Опираясь на вышесказанное, мы предлагаем вам двадцать процентов, – закончил свой монолог Пепсар и, не мигая, уставился в глаза конунгу.

Батрунг удивлённо вскинул кустистые брови, явно не зная, как реагировать на это предложение, а потом внезапно расхохотался.

– Вам палец в рот не клади! Словно акула, отхватите руку напрочь. Двадцать процентов – это чересчур. Самое большое – восемь процентов.

– Высокоуважаемый конунг, – мягко возразил Пепсар. – Репутация моего народа может сильно пострадать, когда наши торговые партнёры узнают, что мы ведём дела со столь печально известным государством. Почти наверняка они потребуют изменений условий для заключенных ранее сделок, и, уверяю вас, для древних выгодой это не обернется. Следовательно, во избежание денежного кризиса нам будет необходима компенсация этих экономических потерь и, к сожалению, восьми процентов недостаточно. Мы готовы пойти вам навстречу и снизить процент до пятнадцати, – Конунг внимательно выслушал Пепсара, а когда он закончил, начал говорить:

– Друзья, мне прекрасно известна репутация моего народа, и мне будет искренне жаль, если торговые отношения с нами нанесут вред экономике вашего государства. Я прошу лишь выслушать меня. Как я уже говорил раньше, на нашем острове очень суровый климат и нам не хватает того, что мы выращиваем, чтобы прокормить всех. Именно поэтому нам нужна торговля с древними, а с вашей помощью и с остальными государствами. Я хочу предложить вам следующее: мы даем вам десять процентов, и для вашего государства мы снизим цены на все наши товары. Что скажете? – Пепсар и Фареодур стали вполголоса совещаться, но это был не более чем блеф. Они всё решили ещё на судне, в день отплытия. Именно поэтому Фареодур расспрашивал Исангаста о Гуннарде и о жизни в нём. Они искали слабости северян и сейчас играли на них.

– Конунг, у нас есть встречное предложение, – начал Пепсар. – Вы даёте нам двенадцать процентов и снижаете цену на товары, а мы в свою очередь снижаем для вас цену на все сельскохозяйственные культуры. Вас это устроит? – Батрунг размышлял недолго:

– Да. Это меня вполне устраивает.

Пепсар развёл его как ребёнка. Овощей и хлеба, которые древние выращивали в окрестностях Беллара, хватило бы на то, чтобы кормить всех северян абсолютно бесплатно. Год назад у Совета даже возникла проблема, что выращенной еды оказалось слишком много и её пришлось уничтожить. Тем временем Пепсар продолжал: