Полная версия
500 лет назад – 3.1, или Кавалеры ордена
А вот теперь все, включая Вацлава и Петра, посмотрели на него с удивлением. Информация, содержащаяся в паре слов, сказанных оставшейся безымянной хозяйкой избы, еще никому из отряда не стала известна, а староста не мог понять, откуда этот… старец о том знает.
–Говорили, против Литвы – медленно ответил Вацлав, когда взгляды всех переместились на него – да только никто из наших еще не вернулся, чтоб то точно стало известно.
–Разве Литва воюет с Орденом? – а вот этот вопрос, нахмурившись, задал Петр. Они быстро обменялись взглядами с князем и старцем. Если Ордену надо будет оттягивать войска на юг еще и для войны с Литвой, то расклад сил снова меняется, правда, в их пользу.
–Мне доподлинно неизвестно, а только в разговоре господина Ёгана слыхал я о том – разведя руками, ответил староста.
Пока допивали взвар (жидковат оказался), пока убирали со стола, на эту тему больше разговоров не заводили. А вот после Седов быстро уточнил, откуда он узнал об ополчении, а князь посетовал, что Гридя со Степаном не знают, что надо бы… поспрашивать местных орденских прихлебателей и скорее всего попытаются решить проблему сразу и навсегда. Петр его успокоил, сказав, что и дальше будет возможность пообщаться со знающими людьми… более вдумчиво, и они стали дожидаться новостей.
Тем временем в доме (да и во всей деревне) все затихло, лишь ходила пара дозорных, да у старосты не ложащиеся спать Седов, князь и Петр (Ефима все же сморило) все выспрашивали у Вацека об орденцах – какой комтурии принадлежат эти земли, да кто комтур, да что он знает про ближайшие села и замки. Старик знал мало, но кое-что рассказал. Время тянулось медленно, и Николай Федорович, выйдя по нужде во двор, глянул на телефоне, сколько там натикало. Оказалось, еще нет 12 часов. Беседа свернулась, но они так и не спали, лишь погасили пару лучин. Не стал ложиться и староста. Князь довольно заметно, на взгляд Седова, волновался, часто меняя позу. Петр выглядел спокойней, но тоже изредка бросал по сторонам острые взгляды. А сам Николай Федорович сидел и вспоминал: «во сколько мы пришли в деревню? В 7? в 8? Черт, не посмотрел. Темнело уже, но еще не сильно. Потом, если в версте эта… усадьба, и дорога набита, идти… ну, минут 20. Но они же сторожась пошли, да, скорее всего, окружат еще… час? Ну, пусть полтора. Потом… выжидать будут удобного времени? Видимо, так. Ну, само… дело… сколько-то и обратно добежать те же минут 20, тут уже напрямую. Блин, должны уже быть. Хуже всего ждать да догонять, а если ты ждешь, а там люди воюют… Никому бы не пожелал такого».
Седов уже хотел еще раз выйти на улицу (заодно свежим воздухом подышать), но в сенях послышался шум, и в открытую дверь вошел Гридя с такой улыбкой на лице, что все сразу стало ясно (за ним виднелся кто-то из разведчиков, в белой накидке). Князь, увидев его лицо, даже не стал вставать, наоборот, как-то выдохнул и расслабился. Петр и старче сидели спокойно, а Гридя, скинув верхнюю одежду, уцепил на столе кувшин, налил и выпил холодного взвара. Стало видно, что он к ним все же торопился, вспотел.
–Сделали – ответил он на общий молчаливый вопрос – чисто сработали. Окружили, пока пригляделись, где что, и стали собаку дразнить, да не близко, чтоб не порвала, а как будто за забором ходит кто. Они то ли еще не спали, то ли только легли – вылезли на крыльцо почти сразу, да со светом. Двоих сразу из самострелов сняли, да одного сулицей зацепили, в сенях и добили.
–Наши как? – спросил князь.
–Да целы все. Приложили еще одного, в конюшне был, как шум поднялся – кинулся наружу, но того не насмерть, авось отлежится.
–Конюх это, Маркел, из наших – глухо сказал слушающий все это староста.
–Ну да – подтвердил Гридя – мы у второго мальца потом все спросили. Там девки еще, так они все там и сидят. Я своих двоих оставил, да Степан там, вам в ночь туда идти смысла нет, а завтра уж пойдем, заглянем. Мы пробежались по амбарам да погребам – запасы приличные, не на одну седмицу хватит. Перекусили там, а вот выпить бы, да я спать – видно было, что Гридя действительно доволен, что начали хорошо и без неприятностей. Ну, а трое (или даже четверо, с этим неясным Маркелом) мужиков полусотне сделать так и так ничего не могли бы. У князя даже лицо как-то посветлело, Петр тоже улыбался (той самой улыбкой) – с Гридей в основном были его люди, рубакам Степана и делать ничего не пришлось. По такому поводу всем налили по чуть-чуть двойной браги на клюкве, даже Вацеку. Еще успел прийти Семен, сменившийся с ночного дежурства, поздравить друга, да все разошлись спать.
Чем хороша зима? Тем, что ночи длинные, и можно выспаться и отдохнуть. А еще тем, что деревенские все равно вставали рано – скотине-то про зиму не объяснишь, она все равно кушать хочет, так что печи затопили, воду нагрели, ну, и к рассвету отряд уже был готов и собран. Выступили споро, благо, и дорога была набита, и отдохнули хорошо. Да и погода сегодня не мешала – ветер стих, легкий снежок продолжал сыпать с неба. Уже через пять минут после того, как колонна отряда вошла в лес за деревней, начался подъем. Был он пологим и недолгим, однако после его окончания все немного замедлились – вчера-то в основном по ровному шли, а даже небольшой подъем, когда с грузом, выматывает.
Вацек пошел с отрядом, в этот раз Седов шел в передней части колонны вместе с ним и князем. Кажется, только при уходе отряда староста поверил, что их не будут убивать и грабить, но полностью принять сказанные вчера князем слова о свободе и новых порядках, видимо, еще не мог, поэтому пытался с разных сторон зайти к другой теме – как бы деревенским получить часть запасов, собранных для орденцев и хранившихся в усадьбе безвременно покинувшего этот мир Ёгана. Делал он это так прямолинейно, что улыбались все, включая Седова, ссылаясь на неурожай, бескормицу, забранных в ополчение мужиков, плохое лето, не менее плохую осень, и прочее, и прочее.. Но потом Николай Федорович вспомнил вчерашнюю бабу в худой избе и три детские головенки, и улыбка исчезла с его лица (хотя он и до того прятал ее в бороде, конечно).
«Вот тебе реальность, 16 век – думал он – понятно, что мы шли именно с целью на орденских ресурсах, в смысле еды, держаться дальше. Понятно, что нашим нужно нормально питаться, у нас тут сплошные марш-броски, да уже и стычки начались, а дальше только больше и опасней будет, основные битвы впереди, собственно. Понятно, что ресурсы Ордена – это выращенное и собранное вот этими вот крестьянами, отобранное у них, чего уж там… И до того, как у нас что-то получится (если получится), они будут так же голодать и умирать. Но… Хорошо, что решение принимать не мне» – подумал он, украдкой взглянув на князя.
На такие заходы старосты князь молчал, лишь посмеивался, пока они шли по лесу, поднимались на взгорок, выходили на поляну (большую, даже целое поле), на краю которой стояла усадьба орденского управляющего, пока заходили в ворота самой усадьбы… Седов отвлекся от этой болтовни, сначала увидев расходящиеся по полю следы лыж («это вчера ночью наши их окружали» – сообразил он), а потом разглядывая дом. Вот его можно было сравнить, пожалуй, с усадьбой Никодима, хотя отличия все же были – забор, хоть и высокий, был не из таких крупных бревен, дом (большой сруб с несколькими клетями) стоял на каменном фундаменте, да и в нем самом, и в окружающих его сараях и других строениях проглядывало что-то европейское, крыши, что ли, поострее, печные трубы повыше, а может, Николай Федорович просто сам себя убедил в этом. Участок был огорожен большой, во дворе бросался в глаза колодец, рядом с которым были устроены какие-то корыта – видимо, поилки для скота. На крыльце еще виднелись пятна от плохо затертой крови, да и около него кое-где под свежим снежком проглядывало красненькое. А так – видно было, что и двор, и дом, содержались в полном порядке. Как-то приглушенно в углу двора гавкал пес, то ли ему объяснили, что тут теперь новые хозяева, и на них лаять нельзя, то ли просто отходили палкой по хребтине, а скорее всего – все сразу.
Отряду объявили отдых, но небольшой, а князь, десятники и Вацек (ну, и Седов с Ефимом и Михайлой) прошли в дом. Степан и пара человек из десятка Гриди, встретившие их еще у ворот, показали комнаты. На неопределенный вопрос Петра, как тут что, один из ночевавших здесь, бывший его человеком, довольно ухмыльнулся и сказал – пару ухоронок нашли. Ну да, его люди имели специфический опыт, который им тоже был очень нужен, если орденцы не захотят (или не смогут) поделиться с ними неправедно нажитыми богатствами… Дело на войне важное, кто понимает, трофеи. Ефим, исполняющий пока, без Федора, обязанности казначея, сел считать деньги, а второй боец по знаку Степана тем временем привел в первую же большую комнату усадьбы, где все расселись, четверых человек откуда-то с улицы. Были это, как понял Седов, те самые деревенские, взятые в обслугу. И конюх, и его помощник, парень лет 12-14, красовались синяками, причем как свежими, так и уже отдающими желтизной. У конюха кроме того на лбу красовалась здоровая шишка, к которой он то и дело притрагивался. Хотя он и морщился при этом, но лицо его было довольным и даже веселым. Пацан старался держаться за плечом конюха, а девки (Николай Федорович думал, орденцы отберут себе получше, кровь с молоком) были какими-то мелкими, замотанными в грязноватые тряпки. Они стояли еще дальше, сжавшись и не отсвечивая. Князь, поглядев на них с минуту, хмыкнул и сказал, обращаясь к старосте:
–Вацек, нам сейчас некогда разговоры разговаривать, поэтому вот тебе еще раз мое слово: все земли, освобожденные от орденцев, мы берем под себя. Жить у нас будут только свободные люди, держать никого не будем, кто хочет – хоть сейчас может уходить. Кто останется – будут жить вольными хлебопашцами, о подробностях далее договоримся. Пока же вот тебе мой сказ – доведи это все доподлинно до своих, тех хуторов, что мы вчера прошли, и тех, кто, как ты сказывал, на полночь тут живет. Чтобы все мужики об том, что мы сюда навсегда пришли, знали, и как жить будем. Сюда же пересели (князь ненадолго задумался) три-четыре самые худые семьи, что без мужиков остались. Пусть содержат здесь все в чистоте и порядке, как есть. По припасам сейчас посмотрим, но про семена на посадку я тебе могу сказать сразу – дадим, нам самим надо, чтоб земля в деле была. Пусть люди отмоются, отъедятся… – князь еще раз глянул на замурзанных девок – но, если начнете растаскивать по своим домам припасы, рассержусь. Понял ли ты?
–Это… прямо в усадьбу, что ли?…
–Прямо в усадьбу – терпеливо повторил князь – больше не будет никаких… надзирателей тут.
Вацек, торопливо кланяясь и мешая в речь больше польских слов, чем вчера, подтвердил, что все понял и сделает, как надо. Тем временем местный конюх (Маркел, кажется), выйдя на шаг вперед, упал на колени и с еще более веселым, прямо молодецким видом, сказал:
–Княже, дозволь к вашему войску присоединиться! Накопились у меня к орденцам долги, а люди твои обсказали мне, как и что!
–Не обижаешься, значит, на вчерашнее? – хмыкнул князь.
–Да какие обиды! – бодро ответил тот – как оклемался я, так ваши и пояснили мне, что к чему – он обернулся на стоящего сбоку второго бойца, тот тоже ухмылялся. Нашли, видно, за ночь общий язык.
–Сделаем так – князь снова задумался – встань. Тебя мы с собой возьмем, но… позже (конюх поднимался, пригасив улыбку). И тебе оклематься надо, и здесь мужской пригляд пока нужен будет. Ты вот что пока скажи. Кони тут есть? Сколько?
Маркел бодро ответил, что под седло один конь, как раз прежнего управляющего, а еще есть две рабочие лошадки. После краткого обсуждения решено было пока забрать всех, одну из лошадей запрячь в сани, вторую – под вьюки, а коня под седло… князю? Здесь прошла небольшая заминка. Седов, наклонившись над столом, за которым все сидели, негромко сказал, что единственный всадник может стать первой целью для случайной (или нет) стрелы из леса, и, может, пока лучше не надо… Пара понимающих взглядов от Гриди и Петра, кивок от князя, и коня решили брать, прихватив для него всю нужную сбрую, но пока в поводу.
Ну, и все как-то завертелось. Конюх пошел готовить лошадей, народ разбежался по погребам и амбарам, прикидывая, что из продуктов можно взять с собой, в общем, поднялась некоторая суета. Седов прошелся по дому, посмотрел на печки – тут их было две, с трубами, снова из камня. Ни одной кирпичной он еще не видел, хотя давно выяснил, что кирпич, называемый сейчас плинфой, здесь знают. Тем временем все собрались выходить, и староста, помявшись, все же спросил у князя:
–Ясновельможный пан князь, а как же… ну… Ёган и эти, что с ним были?
–А что такое? – удивился князь – вы уж их сами похороните, недосуг нам. Кладбище-то есть у вас?
–Есть, как не быть – вздохнул Вацек – только… они ж от Ордена, ну, по католическим обрядам, значит… да и мы все тоже перекрещены… а у вас же…
–Вот что – князь снова задумался на пару секунд – разговор этот долгий, мы, хоть и христиане, но от греческого православия отошли, а то, что Орден тут под видом законов божьих проводит – вообще их дьявольское извращение… Похороните людей. Остальное потом.
–Ясно – снова кланялся Вацек (хотя вряд ли все понял), и народ стал уже выходить на двор. Там одна лошадка была уже запряжена в сани, и на них сейчас что-то грузили, в том числе перегружали из поклажи, бывшей ранее на заводных конях отряда. Вторая, под вьюками, тоже была почти готова. Взнуздан был и конь, гнедой масти, про которого был отдельный разговор, и Маркел показывал кому-то из бойцов его седло и другую упряжь, укладывая их в сани. Большая часть людей отряда в этом все же не участвовала и начала потихоньку выдвигаться далее. Как еще вчера пояснил староста, от этой усадьбы по такой же цепочке полян на север было ответвление дороги, на котором стояли два небольших, по десятку дворов, поселения, а основная дорога шла на запад, и после пары деревень там был замок Ордена. Ну, это Вацек называл его замком, у Петра было другое мнение, но это вслух пока не обсуждали.
В общем, минут через пятнадцать отряд, опять двумя цепочками, выдвинулся на запад по дороге, присыпанной свежим снежком, но хорошо заметной. Да и разведчики на лыжах давно ушли вперед, так что ориентиры были. Заметно увеличившаяся конная часть отряда снова шла в конце, а перед ними, как и раньше, в составе четвертого десятка шел Седов. Руководство выдвинулось вперед, в общем, порядок был пока снова походный. В воротах усадьбы, совершенно не пострадавшей за время смены власти, стояли, провожая отряд взглядом, Вацек и Маркел. Один снова лыбился, второй чесал затылок.
–Хоть самому сюда перебирайся… – сказал староста – или бросить все, да в лес…
–Так и перебирайся, хозяйство тут богатое, сам же знаешь. А чего в лес? – повернулся к нему конюх.
–Того! Их тут полста, а Орден-то, сам знаешь… Придут потом, спросят… разве что, когда этих обратно погонят, с ними уйти. Да еще куда их погонят… а орденцы придут, поротой спиной не отделаешься…
–Так они тебе не сказали, что ли? – удивился Маркел – у них же посланец божий, из будущего. Ну, который князю явился и все ему обсказал, как будет. Явлено было, что падет Орден, вот они и подсуетились, чтобы, значит, первыми успеть.
–Даааа?!! – нет, этот, который Гридя, вчера еще на улице Вацеку что-то такое говорил. Но он сперва перетрухал, если честно, увидав столько вооруженных людей, причем не орденцев, и как-то эти подробности пропустил. Ну, а потом у них уже были другие разговоры…
–Ну да – продолжал Маркел – я, когда очухался, ночью-то, сперва не понял, что к чему. Так мне сначала Микешка обсказал, что они против Ордена, а потом мужики, что тут остались, пришли проведать, да и разговаривали мы. Там у них чудес, знаешь, сколько?! И повозка самоезжая, и картинки живые… – несмотря на шишку, синяки и общую помятость, конюх был полон оптимизма, хоть слова такого и не знал.
Микешка, маячивший на заднем плане поодаль, подтвердил.
–А где у них… это все? – староста точно видел весь отряд, там не было никаких повозок и картинок.
–Оставили пока на той стороне, за Наровой. Как какой замок отвоюют, так привезут – знали бы Петр с Гридей, как легко выдаются сведения, которые вроде как должны быть засекречены… Но, с другой стороны, знать такие… тайны, и ни с кем не поделиться?! Это выше сил человеческих, кто понимает.
–Э, да они наврали тебе, с три короба! – староста был человеком пожившим, опытным.
–Приврали, не без того – легко согласился конюх – да только, если не так, с чего бы им сюда соваться, сам подумай?… Ну, а старца ты сам видел.
–Так это он… посланец?! – Вацек не успевал за таким количеством новостей.
–Ну да. Видал, какой здоровый? Мужики говорят, у них там все такие, и даже больше.
–Где… там? – тормозил староста. Это он еще не знал, какие прямо сейчас слухи расходятся по его селу, где почти все пять десятков ночевали. С утра ему было не до разговоров.
–В будущем же, ну! Пять сот лет, говорили, прошло, как он к нам попал.
Паузу, установившуюся минут на пять, пока конюх, оставшийся без работы (коней-то забрали) закрывал ворота и прибирал, чего успели уронить на дворе, прервал тот самый Микешка:
–Я это… баню-то затопил… раз князь сказал…
На него оглянулись оба, но если Маркел – весьма одобрительно, то староста еще немного потупил, но потом, видно, приняв какое-то решение, начал распоряжаться:
–И-эх, однова живем! Микешка, оденься, беги к моим, в деревню. Скажи, меня до завтра не будет, пусть Ванька сани запрягает, грузит на них Аксинью со всем хозяйством да семейством, и сюда. Да пусть пошлют кого на кладбище, костер развести да могилы копать. А баню мы с тобой, Маркел, и сами дотопим, да?.. попаримся напоследок по-господски, хе-хе… Девки! – староста увидел скотниц, которые, раздираемые любопытством, тоже маячили все это время на заднем плане, но гораздо, гораздо дальше даже Микешки – сообразите нам, чего перекусить. Раз князь сказал, помыться, и в дом переселяться, кто я такой, чтоб с его ясновельможностью спорить?… Маркел, ты не знаешь, у них брага была?…
–Почему – была? – в голос захохотал Маркел – еще есть! Пойдем, поищем, да я из вещей себе, пожалуй, кое-что подберу…
День в бывшей орденской усадьбе начался неплохо, да и продолжился весело. А в одном из сараев лежали четыре давно уже замерзших тела. Четыре, потому как, когда разведчики ночью сунулись в дом, на них с криком выскочила какая-то фигура в белом. Разгоряченные хоть и короткой, но схваткой, ее встретили сразу двумя сулицами, и только потом разглядели, что то была баба. Кухарка, взятая из деревни вдова, давно нашла путь к сердцу орденского надзирающего Иоганна (известно, чего им, кобелям, надо, пожрать да это самое), да и жила с ним. Не венчанными, конечно, но… Гридя о бабе, попавшейся под руку, и упоминать не стал. Девки-скотницы утром всплакнули (ночью-то сидели и боялись), но то, как все обернулось дальше, довольно быстро заставило их забыть эту ночь.
2
Следующий переход дался отряду полегче. И люди втянулись, и часть поклажи съели, да и переложили ее поудобнее. Новые лошадки кое-что на себя взяли, опять же. Так что они довольно бодро прошли километров шесть-семь до следующей деревни, и, после короткой остановки (разведчики убежали вперед), снова прошли по ней, задержавшись лишь для беседы со старостой. С ним пришлось разговаривать на немецком языке, точнее, на смеси немецкого и местных диалектов. Деревушка дворов в пятнадцать явно была построена давно, раньше тех, через которые они проходили, это было заметно даже Седову, и, видимо, заселяли ее крепостными, пригнанными из Европы, разбавив их наловленными уже здесь рабами. Так или иначе, с помощью одного из людей Петра, хорошо знающего местный диалект, до местных было доведено все, что нужно, и отряд пошел дальше.
Все это время с юга тянулся густой, матерый лес. С севера же некоторое время шли небольшие перелески (в основном, сосняки), а после деревни местность по правую руку от дороги (которая так и шла примерно по линии восток-запад) стала постепенно понижаться и заболачиваться. Николай Федорович помнил карту и пояснения людей Петра – через чащу с юга больших дорог не было вообще, а на севере был большой кусок озер и болот, поэтому основные пути ливонцев шли западнее. В этих местах просто почти никто не жил. Километров через пять-шесть, когда они почти дошли до очередной деревни, был устроен привал – люди начали уставать, да и в поселение надо было войти отдохнувшими и собравшимися – по рассказам, оно было большим, и там могли быть орденцы. Они устроились в небольшом перелеске, нашлась пара поваленных деревьев, на которых уселся четвертый десяток, смахнув снег. С неба, кстати, сыпать перестало, и ветер стих, видимость постепенно улучшалась.
Когда все отдышались, попили и немного передохнули, один из бойцов обратился к Седову:
–Старче, а вот в снегу, или, скажем, в дождевой воде, есть эти… мелкие вредители, про которых ты рассказывал?
Николай Федорович снова устал, пожалуй, меньше прочих. Еще и его рост играл свою роль – у него банально были длиннее ноги, и ему было легче шагать. Он видел, как на ходу кое-кто прихватывал по пригоршне снега, чтобы обтереть вспотевшее лицо или зажевать, утоляя жажду. Таких он останавливал, когда успевал.
–В свежем снегу или в дождевой воде их нет, она же чистая, выпаренная – ответил он – как оно происходит, если хотите, я при случае расскажу (про круговорот воды в природе в его рассказах речи пока не заходило). Кроме того, вредители эти морозов не переносят, ну, большинство из них. Но сам снег есть не надо, горло застудить или посерьезнее чем заболеть очень легко. А если кипятить дождевую или снеговую воду, так в нее, как закипит, полезно сунуть свежую головню из костра, с углем да золой. Если уж совсем жажда замучила, можно, конечно, и снежку хватануть, но тогда его не надо сразу глотать, а во рту подержать, чтоб растаял. И самое главное – Седов понизил голос и взял паузу, и народ придвинулся ближе, ожидая новых откровений из будущего – желтый снег нельзя есть ни в коем случае! – он кивнул на одного из бойцов, который отходил недалеко по нужде, и сейчас возвращался к десятку, на ходу завязывая пояс штанов (тоже на пятьсот лет сохранилось, мелькнуло в голове у Седова).
На пару секунд повисла тишина, а затем грохнуло. Впрочем, гогот сразу стих до нормального смеха (народ все же помнил, что они в походе), и только подошедший боец недоумевающе смотрел на своих. Ему пояснили, в чем дело, от других десятков (сидели-то рядом) тоже подошли поинтересоваться причиной веселья, и по всему отряду прошла тихая волна смешков и ухмылок. Дошло и до князя, который с Пером и Гридей проводил небольшое совещание. Они хмыкнули, выслушав короткий рассказ от посланного выяснить, чего там ржут, бойца, вспомнив другие шутки и эти… анекдоты от старца. Шутка про «водички попить, а то переночевать негде» уже гуляла по отряду, как и несколько других, теперь, видно, и «желтый снег» поминать будут…
Поулыбавшись, они вернулись к обсуждению важного вопроса – впереди их ждало большое село, дворов на тридцать, и там могло быть всякое. Кроме того, день подходил к полудню, и надо было решать, задерживаться ли в том селе еще и на перекус. Вообще-то и для князя, и для остальных решение таких проблем, связанных с походом (и его обеспечением, кто понимает), не было чем-то новым и непривычным. И на своей земле воевали, и на чужой, гм, приходилось… но сейчас цена ошибки была слишком высокой. Решили не торопиться и дождаться разведчиков. Те должны были скрытно обойти село – очень удачно выпавший снег покажет, кто оттуда недавно уходил или туда приходил, а там видно будет. Так что привал затянулся еще где-то на полчаса, ну, а потом разведчик вернулся (один, остальные остались следить за деревней) и доложил, что свежих следов нет, в деревне все выглядит спокойно. Отряд подняли, построили и повели к деревне, еще раз предупредив, что надо держаться настороже. Ну, и шагу прибавили – вокруг вытянутой в одну линию деревни было приличное открытое пространство (поля или луг, под снегом не поймешь), и их было видно издалека, тем более, и снег почти перестал идти.
Когда отряд вошел в деревню, Седов со своим четвертым десятком сперва снова стояли… ну, не в оцеплении, просто настороже, пока начальство разговаривало со старостой. Разговор в этот раз велся на смеси немецкого языка и местного диалекта. Местный язык Николай Федорович, можно сказать, не понимал совсем, да и с современным немецким (да еще и простонародным, да еще и в исполнении не-немцев) тоже были проблемы, но, примерно зная, о чем должна идти речь, смысл он все-таки улавливал. Гридя (а первый разговор со старостой снова вел он) рассказывал, что власть переменилась, что Орден своими грехами переполнил чашу (видно было, что Ефим приложил руку к основным тезисам), и падет, что всем предлагается выбор – жить свободными пахарями либо уходить, куда пожелают. Понятно, что мгновенной реакции от селян не ожидалось, понятно, что старосты будут кивать и кланяться («улыбаемся и машем» – некстати всплыло в голове у Седова), но эту, так сказать, обязательную программу согласовали все.