Неополитики

Весь следующий день он просидел в квартире, словно в берлоге. То, что предстояло сделать, ему не слишком нравилось, но это была его задача, а значит, он с ней справится. Ни много ни мало ему предстояло измениться самому, и этот процесс в нём уже был запущен. Второе – это запустить процесс изменения окружающих, и пути или ключи к этому должны были появиться по мере выполнения первого этапа. Третья часть задачи своей фантастичностью вообще выходит за рамки этого повествования. Но было и послабляющее обстоятельство – на всей этой работе никто не настаивал, каждый маленький предпринятый шаг был бы уже пусть небольшим, но всё же результатом. И он был не один – всё, что он получал, как и всё, что он сделает на своём пути, мгновенно передавалось другим, задействованным в этом. И как бы в благодарность и в поддержку, он был вправе получать вспоможение и от их маленьких шагов.

Целый месяц он переболевал и перерождался – не так громко, как это звучит, но внутренняя работа была огромной, да и материалов он перелопатил немало. Понимание путей решения задачи ещё не выкристаллизовалось, но пора было переходить уже и к действиям. Первым стояло обеспечение безопасности тыла. Жена уже давно ждала разговора, она прекрасно понимала, что затевается какая-то новая компания типа кладоискательства, но на сей раз всё было гораздо сложнее. Между ними не было преград непонимания или недоверия, они были чётко притёртыми деталями одного целого, хотя всем казалось, что это совсем не так. Но то была постановка. Долго описывать её реакцию на его рассказ и объяснения, главное – то, что она всегда гордилась своим мужем, он был для неё всадником с гордо реющим стягом. Таким он был и сейчас, когда другие мучились подагрой и геморроем с одышкой. Он шёл туда, куда другие и заглянуть боялись. Следующим днём она выехала из страны, у неё был свой план работ. Необходимые коды, координаты и прочее каждый из них знал назубок, и они динамически менялись, но это уже специфика их бывшей работы.

Вечером следующего дня после отъезда жены он приехал на новую квартиру – ту, что в Доме учёных. Состояние Кассандра всё ещё было чумное. Он чётко понимал, что поставленную задачу ему самому не решить, но вот что делать – было непонятно. Кого привлечь, если на эту тему и рта ему открыть нельзя было? Двор только очищали после очередного снегопада, и он шёл по узкой протоптанной тропинке между подъездами. Кое-как разминался со встречными прохожими, но один, особо мутный деятель, просто никуда не глядя влетел ему головой в грудь. И стукнуть бы ему по лысой крышке, но это оказался маленький юстировщик лазеров из соседнего подъезда. Конфитюр демонстративно издевательски извинился перед ним, но тот только простительно махнул рукой, не поняв сарказма, и побежал дальше…

Если бы ему хоть дали подсказку! Как всегда в столь затруднительные моменты, ему потребовалось выйти на середину пространства, и в данном случае это оказалась та самая дворовая площадка со скамейками и клумбой. Увидев, кто приближается, молодёжь поспрыгивала со скамеек и сугробами укатилась прочь. Не замечая этого, наш мыслитель сел верхом на лавку и упёрся подбородком в кулак. Если б дали хоть подсказку… Ну а вдруг уже дали, а он просто по тупости её не увидел? Может, уже неделю под нос тычут или вот – с разгона вколачивают в него, как этого юстировщика. Он внимательно перебрал все обстоятельства, рассматривая их как намёки, но ничего путного не было.

А впрочем, этот влетевший чумаход – вот кто он? Перед глазами всплыла его тоненькая папочка. Питерский инженер, конструктор, лет двадцать как переехал в Москву. Специализируется на оптических резонаторах мощных лазерных генераторов. Обучаем, легко работает в команде. И что нам это даёт? Шестерни в голове медленно ворочались, со скрипом и прокрутами. Все размышления о политических баталиях, парламентских устоях, политических партиях, идеях нравственного государства – тяжеловесным мусором переваливались в голове уже давно, но произвести на свет что-то реально живое и самостоятельное не могли. Всё разбивалось о людскую природу – столь двуликую и переменчивую. Ещё Железный Феликс – отец террора, победитель контрреволюции, саботажа и беспризорности – на заре величайшего эксперимента под названием «Советское государство» просто спёкся, столкнувшись с этой самовоспроизводящейся громадой под названием «бюрократия» и «коррупция». Боролся, сражался, выступал, громил, обличал даже в свой последний день на Пленуме ЦК. Но эта махина оказалась ему не по зубам, сердце не выдержало, и после нервного срыва он скончался.

«Нет, тема дисциплины и жёсткости наказания определённо должна иметь место, но она не ключевая, – думал он, всё больше замерзая на скамейке. – Нет, бороться с людской природой – это как с ветром. Дураки напролом прут, умные его в парус запрягают или ветрогенераторы ставят. И где мне взять генератор? Своими умениями мне его точно не сделать. – Его глаза сами поднялись от снега к горящим окнам дома и сразу же нашли окно того юстировщика. – А-а, ну допустим. Генераторы и прочее вы умеете делать – в принципе, это и нужно. Люди потребляют энергию и, грубо говоря, выделяют свет, но только хаотично и с тем же успехом поглощают его. А что делает твой лазер? – Он словно разговаривал сам с собой – с тем собой, что за последние годы сильно поднаторел в технических науках. – Лазерный генератор из хаотичного спектра излучения выделяет и вырабатывает только необходимый свет, накачивает среду легко перевариваемой, возбуждающей энергией и заставляет излучать её слаженно на заданной частоте. Берём специалиста по среде – психолога-социолога, берём мастера по генераторам, а дальше – дело за апертурой, то есть за спецами по управлению излучением – и готово! – Пазл стал складываться. – Для этого ты меня усадил на эту точку? – с ухмылкой спросил он кого-то невидимого. – За лазерщика отдельное спасибо».

Теперь его глаза ещё пристальнее уставились на окна. Все три окна его квартиры горели ярким расточительным светом, выше на пару этажей тлел огонёк кухни Астрофизика. При воспоминании о последнем все окна стали походить на созвездия. И там, совсем рядышком, под зелёным светом штор сияло окно Директора. И прежде чем полностью осознать посыл, затёкшие, заиндевевшие ноги понесли его вперёд к дому. Если разобраться по совести, то команду к движению вперёд выдал не мозг, а сильно переполненный мочевой пузырь замёрзшего человека. Голова же в тот момент лишь выдала фразу из чужого устава: «Плохой план, чётко реализованный, лучше полного безделья».

Глава 3. Директор

Бывший директор крупного машиностроительного предприятия, бывший зам генерального конструктора, бывший младший научный сотрудник был весьма одарённым и толковым хозяйственником, конструктором и некогда учёным. Совсем недавно оставшись без работы и вернувшись на свою старую квартиру из-за семейных обстоятельств, он всё ещё чувствовал себя как будто на маленькой старой даче, приехав после многих зим отсутствия. Перспектив с работой больше не было: большие директора – не уборщицы. Выгнали с работы – новую не найдёшь.

Но запас был сформирован и частично защищён от бракоразводного процесса. А персональная пенсия, как ни странно, его вполне устраивала: квартирка маленькая, но аккуратная – затрат минимум, икру он на сервелат не намазывал, предпочитая продукты, купленные исключительно у знакомых крестьян. Запас коньяков, виски и элитных водок, накопленный за предыдущие годы начальствования, был столь огромен, что вместе с горой ненужных картин, ручек и статуэток, оставленных на основной квартире, мог бы составить долгосрочный задел для какого-нибудь сувенирного магазинчика. Была у него и квартирка на зарубежном курорте, но она его не интересовала, и он оставил её на попечение ушлой риэлторше, которая сначала впихнула ему её, а впоследствии занялась её сдачей. Та нещадно приворовывала, но тем не менее что-то сбрасывала на его счёт, открытый специально под это дело.

Подмосковной дачи не было, так как при надобности он пользовался вип-номерами отраслевых пансионатов. Да и вообще ему хотелось отдохнуть от всей похабности и суеты последних времён. Он ещё напрягался, слыша звонок телефона. Казалось, сейчас диспетчер заверещит, что продукцию надо отправлять на испытания, а в сборочном цехе ещё конь не валялся. Или срок отгрузки по контракту через неделю, а из министерства вернули разрешительные документы без половины подписей. Или, хуже всего, преступные ошибки нового руководства решат спихнуть на него – мол, нам и так уже досталось. В общем, дёргался. И вставал по привычке ни свет ни заря. И копии документов, докладных держал в надёжном месте. И всё-таки ждал, что кто-то наверху, распознав коварные действия чиновников, надаёт им по шеям и его позовут назад…

Да нет уж, всё он понимал, откуда ноги растут. Надо было обвыкаться, но сначала отдохнуть. Особой радостью были старые друзья, из юности – те, что не померли и не разъехались. Он был стянут с ними пелёнками особой душевной чистоты, искренней юношеской дружбы и весёлости. Так, словно он жил когда-то в другом мире. И очень радовался, когда они приходили к нему в гости, обожал угощать чем-нибудь особенным навроде двадцатилетнего французского коньяка и, словно мамка, смотреть, как они уплетают деликатесы, специально припасённые для таких случаев. Народ, несмотря на наличие всего в магазине, далеко не всё мог себе позволить и был не избалованным. Особо интересно было слушать истории, как сложилась судьба старых товарищей – это было словно чтение книг о занимательных людях и их судьбе. Толстых книг – ведь его в доме не было почти долгих сорок лет.

Вот и сейчас в гостиной напротив за столом сидел его старинный друг Астрофизик. Уже раз в пятый за последний месяц, и все истории вроде были им давно рассказаны, но Директор был крайне рад его визиту, ведь именно с ним он любил делиться своими мыслями обо всём происходящем. Голова работала, как недюжинный агрегат, а пообщаться было не с кем, аудитории не было. Тот пришёл к нему как к бывалому хозяйственнику и административному работнику за советом по общему для них вопросу.

Дело в том, что за последнее время в жизни их коммунального товарищества или, как его называют, товарищества собственников жилья произошли новые изменения. К их дому был присоединён другой, схожий по размеру, относительно новый, кооперативный, когда-то относившийся к медицинскому ведомству, и общежитие напротив, ранее тоже относившееся к одному из НИИ, вместе с тем самым сквериком, где обещали восстановить хоккейную коробку. И если с кооперативным было всё в порядке, то общежитие было скопищем проблем. Там жили некогда заселённые работники НИИ, плюс какие-то люди по настоятельным рекомендациям важных персон. Временные жильцы обросли семьями и хозяйством, выселяться отказывались, равно как платить коммуналку, ссылаясь на различные задолженности их организаций. Местный Швондер, ничтоже сумняшеся, списал все долги, включая колоссальный долг горимущества с пенями. Да ещё заплатил аванс на закупку забора для ограждения увеличившейся территории, как ни странно, у компании, открыто аффилированной с местным чиновничеством, что увеличило годовой дефицит бюджета ТСЖ. Плюс, как оказалось позднее, он поставил все необходимые подписи под разрешением на строительство малого спортивного сооружения в сквере рядом с домами, под которым имелась в виду далеко не хоккейная коробка. За все «заслуги» он отправился прямиком, как Вы догадываетесь, на тёплое место в мэрию, как доказавший делом свою искреннюю преданность делу чиновничества.

Народ издал привычную фразу «фигасе», и в кабинет пошла толпа, возглавляемая юристом-народником. До дверей ТСЖ дошло всего пятеро активистов, а в кабинет управляющего зашёл юрист в полном одиночестве. Там уже сидела врио – Швондерова жена. Она выслушала все негодования общественника, вытянув губы вперёд трубочкой и пытаясь скосить на них подвыкатившиеся глаза. А когда юрист стал угрожать прокуратурой, на очень провинциальном жаргоне, не без мата, объяснила ему, что в общежитие, помимо прочего, заселены сотрудники прокуратуры, как бывшие, так и действующие, которым тоже списали долги. И если он хочет, чтобы ему отвинтили башню, то милости просим, флаг в руки и вперёд! И вообще он счётчики перекручивает, у неё свидетели, и в прокуратуре его ждут.

Дама жила совсем другими категориями и понятиями, разговаривать с ней было бесполезно, во всяком случае, людям, привыкшим к логике и связному изложению мыслей. Не дожидаясь формального утверждения «голосованием» на должность, она издала несколько распоряжений, которые привели к резкому увеличению коммунальных услуг в квиточках, навроде однообразного застекления балконных лоджий в соответствии с требованиями… «Фигасе» опять прокатилось эхом по квартирам и, в частности, занесло Астрофизика за советом к бывалому другу-администратору. Тому до местных склок дела никакого не было, хотя последняя квартплата отдавала уровнем элитного жилья. Да и балкон ему хотелось застеклить. Но друга было по-человечески понятно, да и, в общем-то, он не любил, когда кто-то рядом безобразничал без его санкции. За время беседы он уже выстроил в голове план, как не по-доброму и мощно урезонить зарвавшуюся Швондершу, когда в дверь, несмотря на поздний час, позвонили.

Решив, что это соседка, без страха и сомнений, весь гладкий и вальяжный, он открыл дверь. На пороге, в дополнение к неприятным мыслям об управдоме, стоял ещё один не лучший персонаж. Вид у него был, как будто его на ночь забыли на балконе – лицо красное, а на бровях сосульки. Пускать его никто не собирался, но тот стремительно шагнул в прихожую.

– Я сильно извиняюсь, но дуже треба з Вами погутарить, – совсем не на французском сказал он.

Действовал он, словно медведь в тесной берлоге – быстро вращаясь, расчищал пространство между дверью и хозяином. Мгновенно скинул запорошенную обувь, кистью руки послал шапку на вешалку и, стряся с себя заиндевевшую дублёнку, всучил её хозяину. Прежде чем тот открыл рот для вопроса «Чем обязан?», гость в три шага оказался за дверью туалета со всеми возможными извинениями.

Хозяин был дороден и высок, а гонора у него ещё оставалось в избытке. Своим гневным окриком он мог заставить постового стража порядка стоять по стойке смирно или вытрясти душу из чиновника средней руки. И гостя мог выпроводить в два счёта за дверь. Тем более у него был немалый опыт общения с этой братией и весьма немалого калибра. Но этот конкретный тип был ему интересен, совсем не такой, как другие: грубый, но не хамоватый, прямолинейный, как таран, и в то же время ушло-вёрткий. Опять же, по слухам, беглый французский… Так борцы любят встречу с достойным противником. И глаза… Они были цепкими, жёсткими, но в них были жизнь и поиск, что встречалось всё реже. Определённо тот был ему интересен. Поэтому вместо «Какого чёрта?» в закрытую туалетную дверь прозвучало:

– Проходите, коли уж зашли.

– Замок в квартире заклинило? – поинтересовался хозяин у вышедшего из уборной гостя.

– Нет, есть разговор, сложный и длинный, было бы неудобно общаться в коридоре.

– Да, конечно, прошу. – И длинная рука в атласном халате указала направление к гостиной. – Тапочки не забудьте, пол холодный и в занозах.

Кассандр вплыл в зал, распространяя вокруг себя волны холода. С физической точки зрения это ерунда, но Астрофизика буквально обдало заморозкой, когда он увидел входящего. Тот по-доброму улыбнулся сидящему в знак приветствия, а заметив квиточек квартплаты, пошутил:

– Что, рыжую решили пустить на гербарий?

– Мы слишком громко говорили? – в ответ осторожно попытался пошутить звездочёт.

– Да нет, и ежу понятно, что эту дуру надо на компост пустить. Таким неадекватам здесь не место, среди приличной публики. За это Вы не переживайте.

– Я не переживаю. Мне, собственно, давно пора. – Профессор стал подниматься с места.

– Прошу, останьтесь. – Это было сказано ему таким непривычным для говорящего тоном, что астроном опустился на стул одновременно с хозяином.

Тот вежливо предложил гостю угощаться, кивнув в сторону бутылки коньяка. На столе стоял по центру видавший виды старый электросамовар с чайником наверху, накрытый полотенцем.

– Весьма кстати, благодарю. – Гость, невзирая на наличие на столе фарфоровых чашек, взял пустую хозяйскую кружку, наполовину наполнил её дымящейся заваркой, наполовину – коньяком. По всему видно было, что промёрз он основательно, а разговор будет серьёзным. Пока он заглатывал содержимое, присутствующие молча смотрели на него, на его уставившиеся в никуда глаза, которые, на самом деле, быстро впитывали окружающую обстановку. Спроси его завтра, что за книги стояли на полках, он мог бы перечислить большинство из них, равно как и другие детали в комнате.

Поставив кружку на стол, он подождал волны́ тепла и стал собираться с мыслями. Очень непросто было сформулировать все мысли в голове и выложить всё по порядку, и коньяк был тут лишним. Но он не сомневался в успехе мероприятия, мог быть очень убедителен и чётко объяснять необходимое. Он подобрал под стул ноги, словно сгруппировался, и, как десантник, брошенный в воду, выпрыгнул на берег и ринулся вперёд. Его речь была чётко поставленной, аргументированной, изложение безупречно, он внимательно следил за реакцией собеседников. Те задали несколько вопросов, в основном Директор, и продолжили его внимательно слушать. Он был уже близок к финалу, когда вдруг понял, что провалился. Глаза Директора были холодны и выражали если не презрение, то полное разочарование.

– Послушайте, уважаемый. Вы приходите к двум достойным людям и начинаете нести всякую ахинею. Нет, говорите Вы всё правильно, нам всем надо сделать что-то, чтобы изменить жизнь к лучшему в стране, сделать её достойной для нашего народа. Спасибо, конечно, за доверие и признание наших умственных способностей. Но скажите: Вы что, не наигрались в провокации на работе, теперь берёте работу на дом?

– Я понимаю Вашу реакцию, но всё же будьте добры дослушать до конца. – На самом деле говорить уже было не о чем. С плацдарма его отшвырнули не просто в реку, а далеко за неё. За леса и за горы. Только сейчас он понял, насколько в дурацком положении находился, ему хотелось провалиться под пол. Как можно было так переть напролом без подготовки, без карты маршрута и плана действий? Откуда взялась эта идиотская уверенность, что его послушают и правильно поймут? Верно, он отморозил последние мозги на скамейке, или моча ударила в голову. Прожжённый генеральный видывал разное и по-другому принять, кроме как за провокацию, речь о политическом переустройстве государства из уст особиста не мог. Кассандр лавировал словами на отступлении, но жёсткий поршень взгляда Директора выдавливал его вон, в сторону двери. Провал! И ведь окончательный, сюда ему больше не вернуться, а уж как не потерять лицо за дверью, надо будет ещё подумать.

Словно поняв мысли говорившего и желая уже как-то по-мирному прекратить этот разговор, Директор смягчился и сказал:

– Возможно, Вами и двигают высокие мотивы, и в Ваших словах есть логика и здравый смысл, так редко встречаемый сейчас. Но Вы постучались не в ту дверь, есть молодые учёные-гардемарины с горящими за Отчизну сердцами, в их руки передайте Ваши чаяния и просьбу о вспоможении. А я – уставший пенсионер, мой друг – академический учёный, ну право – не лучший выбор.

Обескураженный Конфитюр слушал в полуха, его взор был направлен внутрь собственной головы, туда, где средь распрямившихся извилин прятался тот идиот, который решил переть напролом. «Бог не выдаст, свинья не съест! Эгей!» «Нет, пенсию по возрасту не зря дают», – на глубоком выдохе подумал он и грустно сложил бумажку в руках пополам. Пора было уходить.

Но тут произошло нечто: Директор весь побледнел, его глаза округлились, было ощущение, что его хватил апоплексический удар. Астрофизик увидев резкую перемену состояния друга, проследовал за его взглядом, ожидая увидеть наставленный пистолет в руках Конфитюра, и уже практически сам стал бояться, но в руках у того обнаружил только какую-то бумажку. Перепроверил – нет, всё верно, Директор точно с неповторимым ужасом смотрел именно на ту бумажку.

Ситуация резко напряглась.

– Что это? Что это?! – гортанным голосом проговорил Директор.

– Это? Это моё. – Гость непонимающе посмотрел на бумагу в собственных руках. То были его тезисы на клетчатом листке. Зачем достал их из нагрудного кармана, он сам не представлял, в разговоре они ему не нужны были.

– Дайте это сюда! – приказным тоном потребовал Директор. Слова он выговаривал по одному, громко и акцентированно, словно нанося размашистые удары противнику. – Пожалуйста!

«Вот так поворот», – подумал Кассандр. Критические ситуации ему были что вода для пловца. Он сразу почувствовал себя лучше. Теперь хозяин квартиры был в непонятной ситуации – по-любому это было лучше, чем самому в ней находиться. Что могло быть в его тезисах? Они, конечно, носили не совсем обычную природу, но не настолько, чтобы хозяин так резко помешался. Все эти мысли пролетели в голове мгновенно. Надо было следовать за ситуацией. Он развернул бумажку и аккуратно отпланировал её физику. Тот, передавая бережно бумагу дальше, мельком посмотрел на содержимое: записи торопливым почерком, цифры, какие-то лишённые смысла линии, чертёж.

Чертёж! Именно на него Директор уставился не отрываясь. Он что-то говорил, губы его шевелились, но слов слышно не было. Он резко отвёл взгляд от бумаги и вопросительно, со злобой уставился на гостя.

– Откуда это у Вас? – стали слышны его слова.

Астрофизик тем временем пребывал в шоке. Увиденное поразило его. Пространство комнаты как-то сжалось, волосы на его теле, казалось, встали дыбом даже на ногах, отчего ему показалось, что он приподнялся над стулом. Конфитюр кривил губы, и казалось, теперь он что-то беззвучно говорит. На самом деле тот искал слова. Скажи он правду – и одним сумасшедшим в комнате станет больше. По привычке он решил включить дурачка.

– Это гравицапа.

– Угу, – промычал недобро Директор. – А цифры «2222» рядом – это что?

– Наверное, цена в чатлах…

– Перестаньте валять дурака! Эта бумага у Вас в руках ведь оказалась не случайно! Мне что, клещами из Вас правду тащить надо?

Но тот действительно не знал, что говорить. Чертёж относился к поздней фазе сна, и назначение и суть зарисованного он не сумел восстановить после окончательного пробуждения. И оно вроде совсем не относилось к тем вопросам, что занимали его в последнее время. И всё же он что-то помнил:

– Это что-то вроде моста между мирами.

Астрофизик замер, один глаз его смотрел на одного собеседника, другой – на другого.

– Это преобразователь протоэнергии в энергию вещества. – Гость походил на сомнамбулу, он говорил отрешённо слова, смысла которых не понимал сам. – В его гравитационную составляющую.

– А это? – Хозяин ткнул в разрез на чертеже.

– Контрэксцентрик.

– Нет, это чересчур. А это?

– Входная ось. – Он говорил, даже не видя, куда тыкал пальцем собеседник, голос его был монотонным. – Может, хватит вопросов, профессор? Не на экзамене. Не пора ли Вам ответить на вопрос? Что это такое?

– Клянусь богом, не раньше, чем ты расскажешь, откуда это у тебя! – Он походил на комиссара, готовящего наган к расстрелу. – Никто, клянусь, никто во всём мире не может этого знать!

– Да чёрт с тобой! – Кассандру, который уже крепко обделался в этой квартире, терять было нечего. Уж лучше имидж шизика, чем идиота. И он выложил правду, всё как было. О том разговоре на троих и о том, как появились эти записи и рисунки. И стал вдруг сам вспоминать, для чего ему был дан образ этого устройства. В любой другой аудитории его слова означали бы неприличный диагноз. Но не здесь. Директор прекрасно всё понимал и видел, что ему говорят правду. Третий участник беседы – Астрофизик – также понимающе качал головой. Ему и самому было что рассказать – пусть не совсем в канву темы, но удивительно переплетающиеся с рассказом вещи. И тогда бы в комнате стало на одного сумасшедшего больше. Да почему «стало»? Его и так все воспринимали за своего, словно понимая, что он не может быть не посвящённым.

Никто не заметил, как в комнате повисла тишина. Все думали о своём. Кассандр пил медленными глотками коньяк из кружки, Директор курил сигареты Астрофизика прямо в комнате, а последний сидел глубоко в своих мыслях, и по его неподвижному взгляду можно было решить, что он убыл куда-то безмерно далеко или во времени, или в своём космическом пространстве.

Тишину нарушил Директор. Затушив сигарету в блюдце, он сказал:

– Простите, друзья, за мою вспышку, но это воистину неординарная ситуация. То, что вы видите – это моё дитя, моё сокровенное изобретение, плод работы всей моей юности. Всё было уничтожено тогда – все материалы, бумаги, записи, все намёки. Никто и никогда не видел его собранным, да даже и по частям, за это я вам ручаюсь. Я расскажу вам… Дело было так.