Полная версия
Человек тысячи имен
Спустя год работы в библиотеке Кусо совершила свой первый по-настоящему важный бунтарский поступок. Она стала совершеннолетней и по правилам дома Норсоян уже могла распоряжаться своей жизнью. Тогда вопреки ожиданиям родителей девушка поступила в биохимический колледж в Волгограде. Она устроилась в студенческом общежитии и впервые осталась без контроля со стороны близких. Почувствовав свободу, Кусо начала позволять себе больше: краситься, одеваться у спекулянтов, носить джинсы. Последнее особенно раздражало преподавательницу эстетики – закостенелую партийную женщину. Девушек, одетых в брюки, она выгоняла с урока. На ее занятия Норсоян одевалась согласно неписаным правилам, однако так поступали не все. Одну из студенток преподавательница с криками выставила из класса, обозвав ее девушкой, «которая демонстрирует свои гениталии всему миру». Кусо же тогда страшно позавидовала однокурснице, обладавшей таким свободным духом и к тому же отличным вкусом. С тех пор прошло много лет, но Людмила легко вспоминает, во что девушка была одета: коричневые джинсы и темно-бордовый джемпер. «Очень стильно», – добавляет она. Позднее и Кусо дала себе волю и, дорвавшись до джинсов, не снимала их годами. Однажды она зайдет в своих экспериментах так далеко, что на студенческих посиделках представитель золотой молодежи посмотрит на Кусо в коротко обрезанных джинсовых шортах и скажет задумчиво: «Я еще ни разу не видел, чтобы на женщине так похабно сидели джинсы». Это остудит девушку, в ту же минуту она пойдет выбрасывать эти джинсы и вернется в компанию в длинных брюках, на что ей скажут: «настоящая женщина».
В колледже Кусо научилась лучше слышать себя и не только нашла свой образ, но и окончательно определилась с будущей профессией. Получив диплом о среднем специальном образовании, она решила поступать в университет на биохимика. В то время интересные ей биохимию и биофизику преподавали в двух советских вузах – в киевском и в московском. Ехать в столицу ей, провинциальной девчонке, было страшно, потому она отправилась в Киев. Там она временно остановилась в районе Подол, где ее приняла знакомая семейная пара. Это были прекрасные, очень развитые молодые люди. Он служил в военизированной пожарной службе – прообразе сегодняшней МЧС. На тот момент ему еще не исполнилось тридцати, но он уже получил орден за выдающуюся работу. Его супруга была занята в науке и работала в институте геронтологии. Кусо часто заходила к ней на работу пообщаться и там познакомилась с молодым человеком, который оказал на нее сильнейшее влияние.
«Это был один из первых встреченных мною людей, который на 80 голов превосходил меня и открыл передо мною мир философии, филологии, литературы, истории». Молодой человек был образованным, писал статьи на темы марксизма-ленинизма и строил карьеру, они с Кусо проводили долгие часы за беседами о мироустройстве. Он делился с ней теми знаниями о мире, которые она не могла почерпнуть из учебников, и эта информация оживила все, что она знала раньше, соединив сухие академические данные с реалиями жизни. Его увлечение окружающим миром усилило в девушке желание глубже изучать мироустройство. С горячим сердцем она отправилась поступать в институт.
От любимого предмета Норсоян отделял один вступительный экзамен по биохимии. По счастью, предмет она знала отлично, но, как только начала отвечать, преподаватель остановил ее и молча поставил двойку. Девушка побледнела. Экзаменатор поднял на нее глаза и спокойно спросил: «Деточка, вы разве не знали, что у нас евреев не любят?». Норсоян не знала. Она выросла в местах, где бок о бок жили евреи и немцы, русские и башкиры. Теряя голос, она слабо сказала: «Я армянка». Преподаватель велел показать паспорт и, убедившись, что она не врет, все же отрицательно покачал головой. «Надо было предупреждать сразу», – сказал он и вернул ей листок с двойкой. Экзамены были провалены.
Не в силах сдержать слез, Кусо убежала в коридор. Ей больше некуда было идти, и она долго не могла остановить рыдания. В конце концов, устав от слез, девушка пошла собирать вещи в дом, где ее приютили. Ей нужно было делать хоть что-то, и она отправилась на вокзал. Куда теперь двигаться? Она не знала. Но это не остановило Кусо. Ничего не видя от слез, она встала в очередь к кассе. «Девушка, вам куда?» – спросили из окошка. Кусо смотрела перед собой. «Уважаемые пассажиры, через пять минут отправляется поезд на Москву, имеется свободное место», – прошелестел динамик в зале. «Один до Москвы», – Кусо вынула мятые бумажки из кармана джинсов, и кассирша протянула ей билет. Девушка села в вагон. Поезд спустил пар и еле заметно тронулся. Он увозил Кусо в Москву.
Глава 2. Чему верит Москва
Столица встретила девушку запахами, суетой и шумом. В городе ее никто не ждал – Москва была под завязку набита авантюристами, жаждущими занять свое место под солнцем с двойным окладом и углом в коммуналке. И все же Норсоян почувствовала, что наконец попала домой. Ее ничто не отталкивало и не пугало, напротив, все окружающее страшно интересовало ее: архитектура, динамика, люди. Какие все были нарядные! Это был настоящий «пир глаз», и первые несколько месяцев она находилась под сильным впечатлением от увиденного.
Кусо было некуда идти, поэтому, взяв набитые книгами чемоданы, она сразу с вокзала пошла гулять по Садовому кольцу и в первый же день встретила свою главную московскую любовь – Патриаршие пруды. В этом месте было все необходимое: покой зеленых переулков, насыщенная театральная жизнь и уют по-настоящему красивой архитектуры. «Именно тогда я влюбилась в Патрики и сказала себе, что однажды буду здесь жить».
Я смотрю на Норсоян. Мы сидим в просторной квартире с голубыми обоями. В углу небольшая кровать, шкаф заставлен книгами, на нем расположился джаз-бэнд темнокожих музыкантов, возле балкона стоит круглый стол с парой стульев и кресло – вся мебель в этом доме сделана на заказ (только стулья куплены в «Икее») и в ней нет ничего лишнего. В квартире всегда свободно и свежо. Людмила снимает ее уже много лет. «Накопления – это не мое. Я инвестировала в себя: в книги, путешествия, поездки. Я никогда не жила по средствам». Квартира находится на Патриках – Норсоян исполнила свою мечту.
Но пока молодая Кусо всего этого еще не знает. После прогулки она отправилась ночевать на Курский вокзал в зал ожидания и нарвалась на очередное приключение. Одинокую девушку, устраивающуюся на скамейке, быстро заметили местные сутенеры. Это были красивые молодые люди, явно одевавшиеся у «фарцы». Одевавшиеся у фарцовщиков не всегда были богатыми людьми, скорее, это была своего рода богема, куда в том числе входили мальчики из хороших семей, зарабатывающие сутенерством. Видя, что Кусо ночует в зале ожидания, парни сделали определенные выводы и предложили ей работу. Девушка тактично отказалась. Она объяснила, что быстрые деньги ее не интересуют, а в столицу она приехала, потому что не смогла вернуться домой после проваленного экзамена в университете. Сутенеры все поняли. Работу они ей больше не предлагали, зато стали ее временной защитой и поддержкой. Утром Кусо гуляла по Москве, наслаждаясь городом, а вечером возвращалась на вокзал и делилась впечатлениями с уже знакомыми парнями, которые подкармливали ее вареными сосисками.
Услышав эту часть истории, я вытягиваю лицо и еще больше удивляюсь, когда Норсоян добавляет, что у нее завязались приятельские отношения с московскими путанами. «Для меня предосудительных профессий нет, – говорит Людмила, слегка разочарованная моим пуританством. – Более того, я училась у них! Стилю, такту и умению вести себя в обществе». И тут я понимаю, о каких путанах идет речь. То были вовсе не те девушки, что выходили на дорогу, хотя и с ними Норсоян находила общий язык. Речь шла о женщинах другого порядка – тех, что со временем сделали карьеру от путан до жен миллионеров. И у них действительно было чему поучиться. Я захлопываю рот, и Людмила продолжает свой рассказ.
Долго оставаться на вокзале с новыми друзьями девушка не могла. На четвертый день пребывания в столице Кусо набрела на бюро по трудоустройству, и ей улыбнулась удача – спустя полчаса она вышла оттуда с оформлением на овощную базу и комнатой в коммуналке в Текстильщиках. Это действительно был подарок судьбы, потому что в те времена люди месяцами стояли на бирже, не получая места.
Кусо вышла на работу. Днем она грузила овощи, а ночами мыла полы в учреждениях и жилых домах. Все заработанные деньги тратила на удовольствия, которых так не хватало в прежней жизни: театры, книги, одежду от фарцы. Она обожала покупать яркие, необычные для тех времен вещи: красные «бананы», полупрозрачные блузки, просвечивающие платья. И за это ее неоднократно забирали в милицию, где каждый раз делали выговор: «Вызывающий вид». Москва многое принимала, но все еще не допускала свободы в выборе одежды. Это Людмилу не останавливало. Едва выйдя из милиции, она направлялась прямиком в ЦУМ, где в общественных туалетах делала новый заказ: «Девочки, мне капроновые колготки и джинсы 45 размера!». Частная торговля в Советском Союзе была запрещена, и бывало, что спекулянтов, с которыми общалась Норсоян, сажали в тюрьму. Девушку это не пугало – она находила новых продавцов. «Я скользила рыбкой между людьми и событиями. Меня не затрагивали драматические коллизии».
На овощебазе Кусо неизменно выделялась среди других грузчиц – благодаря необычному образу и чтению книг, за которые хваталась в любую свободную минуту. Впоследствии это помогло ей найти общий язык с представителями «золотой молодежи» – детьми советской элиты, которых вместе со всеми отправляли на овощебазу исполнять трудовую повинность, поскольку на предприятиях элементарно не хватало рук. Неординарность Кусо притягивала к ней молодых людей, и вскоре у девушки появились поклонники и друзья – журналисты, научные работники, молодые специалисты секретных служб.
Новый мир умных людей со свободными взглядами на жизнь очаровал Кусо. Она не устояла перед обаянием золотой молодежи и начала пропадать на общих посиделках днями и ночами. Интерес к овощебазе стремительно гас, что грозило потерей основной работы, а вместе с ней – места в коммуналке. Увидев это, начальник Кусо попытался образумить ее. Если она потеряет работу, ее могут выдворить и из города. В те времена для безработных и неучащихся граждан СССР предусматривалась отдельная статья – тунеядство. Уличенных в безделье молодых людей высылали за 101-й километр, а после нескольких нарушений сажали в тюрьму. Все это могло случиться и с Кусо, но она слишком погрузилась в новую жизнь и не хотела ничего слушать. Впервые она стала частью круга людей, мысли которых не были ограничены вопросами выживания. Она чувствовала себя равной им, но различия между молодыми людьми все же были.
Квартирники золотой молодежи проходили шумно и весело, что в немалой степени раздражало соседей. Поэтому на посиделки часто наведывалась милиционеры, которым жаловались, что на квартиру ходят фарцовщики, наркоманы и спекулянты. Так и было. Компания наполнялась людьми с самыми разными взглядами и родом занятий, Кусо же общалась только с теми, кто был по-настоящему интересен, а других предпочитала не замечать. «Вырвавшись из тисков прошлого, я установила для себя негласные правила: в моем мире всегда было чисто, прохладно, не место грязи и боли».
Однако милиция замечала всех – развеселую компанию часто забирали в отделение. Тут-то и проявлялось главное отличие Кусо от ее друзей – почти всех к вечеру уводили родители, Норсоян же сидела до конца. Вступиться за нее было некому. При каждом задержании угроза изгнания из Москвы приближалась к ней все стремительнее. Но Кусо не чувствовала опасности. Ею двигало опьянение новой жизнью и бесстрашие самурая: «Мне нечего терять, потому что у меня ничего нет. Только Москва. А из Москвы вы не выгоните меня никогда и ни за что».
Кусо не планировала менять свой образ жизни, к тому же в новой компании она встретила свою московскую любовь. О нем Норсоян вспоминает с неизменной улыбкой и даже некоторой гордостью. Интеллигентный и безумно красивый «бездельник из НИИ» был очарован ею также сильно, как и она им. Они познакомились на овощебазе, куда его отправили по общей трудовой программе, и отношения между ними развивались стремительно – дело даже начало двигаться к свадьбе. Но для того, чтобы жениться, молодому человеку нужно было получить одобрение матери. Это была женщина из высшего общества, жена высокопоставленного мужа. Она непременно хотела увидеть Норсоян, чтобы узнать, «что это за лимитчица приехала за ее мальчиком».
Одной встречи ей оказалось достаточно, чтобы забрать девушку из коммуналки в свою квартиру. Кусо не сопротивлялась – мать жениха была не менее обаятельна, чем он сам. Девушка взяла свой набитый книгами «жалкий чемоданчик» и поехала к будущей свекрови. Этот момент так сильно менял жизнь Кусо, что, если бы она остановилась на минуту и прислушалась, до нее донесся бы звук переставляемой где-то наверху кинопленки – на экране ее судьбы трагикомедия сменялась романтичной картиной в черно-белых тонах, из тех, что снимали режиссеры шестидесятых.
В новом доме, куда переехала Кусо, собирался весь свет страны: в гостиной вели споры художники, писатели и ученые, а на кухне могла распеваться, например, Зыкина. На провинциальную Кусо это производило неизгладимое впечатление. В такие вечера она садилась где-нибудь в дальнем углу и слушала, слушала, слушала.
Будущая свекровь души не чаяла в невестке: она одаривала ее дорогими подарками, с легкой руки отписывая девушке наряды от Шанель и роскошные платья времен Александра Вертинского, а вечерами, когда Кусо возвращалась с овощебазы, готовила ей горячую ванну с лепестками роз и открывала баночку черной икры. Такие вечера настолько вошли в привычку, что Норсоян после этого долго не могла смотреть на черную икру.
Жизнь Кусо, казалось, устроилась. Окончательно утвердившись, что свадьба – вопрос времени, Норсоян решила уволиться с овощебазы, что повергло в шок начальника, который заботился о ней, как о родной дочери. Он уговаривал ее передумать, но Кусо, оглушенная новой жизнью, не придала значения его словам – и довольно скоро поняла, что была не права.
Сказка оборвалась внезапно. В тот вечер Норсоян вернулась домой и не застала своего жениха. Его не было до самого утра, а когда он вернулся, был совершенно невменяем. Кусо узнала, что все это время новая семья скрывала тайну: ее жених – запойный алкоголик. Для девушки это был приговор. После всего, через что она прошла в Бугуруслане, она не завязывала никаких отношений с алкоголиками.
В тот же день Кусо отменила свадьбу и начала собирать вещи. Оглушенная этой новостью, мать жениха уговаривала девушку передумать, но для Кусо это был вопрос решенный. Она захлопнула чемодан и ушла навсегда. По горячим щекам ручьями текли слезы.
В будущем из-за пристрастия к алкоголю множество людей перестанут существовать для Норсоян. «Алкоголь ставил на человеке крест», – говорит мне Людмила. Сама она впервые попробовала алкоголь только в пятьдесят лет, убедившись, что он не всегда губительно влияет на людей. Об этом она рассказывала мне, пока мы потягивали прекрасный грузинский коньяк.
Кусо снова потеряла жилье, но у нее по-прежнему были друзья – кров предложила подруга. Она училась в Литературном институте и публика у нее собиралась соответствующая: студенты, работники редакций и служащие «почтовых ящиков».
Норсоян почти потеряла контроль над своей жизнью. Она пропадала среди молодежи, упивавшейся свободой. В той квартире было все: алкоголь, «зелье», чтение стихов, песни под гитару и визиты милиции. Расплата за свободу наступила быстро. После очередной облавы Кусо выдворили из Москвы – ей было предписано выехать за 101-й километр от столицы, она подчинилась, но не растерялась и там. Девушку приютили уже у других знакомых. А спустя время она вернулась в Москву, откуда ее снова выгнали при первом же визите в квартиру представителей правопорядка. Это повторялось не раз. Поезд «Норсоян» свернул не туда и теперь на всех скоростях несся к обрыву. Но Кусо только смеялась громче – какой русский не любит быстрой езды?
«Утром ты никогда не знал, где будешь спать вечером. Все передавали друг друга всем», – с улыбкой говорит Людмила. На робкий вопрос «а как же вещи?» Норсоян смотрит на меня с жалостью: «Маша, дорогая, ну какие вещи! Меня интересовало только, есть ли в квартире душ и горячий чай». Правда, потом вспоминает, что ей была небезразлична судьба чемодана с книгами, где хранились в числе прочего первые издания ее любимых произведений. По несчастью, багаж сгинул у подруги, когда Норсоян снова выгнали из Москвы. На этот раз без права возвращаться в столицу.
Людмила вспоминает, как сидела в отделении, а напротив нее милиционер составлял протокол. «Уезжаешь завтра, – спокойно говорил он. – Пойми, твоим друзьям за эти гулянки ничего не будет. А ты никто и звать тебя никак – тебя ждет тюрьма». Кусо впервые осознала, что на самом деле происходит, и нашла в себе силы прислушаться к голосу разума. «Годик отсидишься, потом можешь вернуться в Москву», – сказал милиционер, протягивая ее документы. Сердце Кусо ухнуло вниз, она снова пошла собирать вещи. Девушка вернулась в Бугуруслан и опять устроилась в барачную библиотеку. Этот период жизни она вспоминает с явной неохотой. Изо всех сил Кусо старалась не терять присутствия духа, но ее душил город: никто ее не понимал, и она была для всех чужой. Одиночество и безысходность обступили со всех сторон, поддержки ждать было неоткуда; она, слово призрак, ходила по Бугуруслану, не нужная никому и ничему. И тогда Норсоян серьезно задумалась о самоубийстве.
– Что же вас остановило? – спрашиваю я.
Людмила пожимает плечами, а потом смотрит в глаза.
– Неистребимая жажда жизни. А может, просто книжку интересную торопилась дочитать.
Спустя год Кусо неслась в Москву.
Глава 3. Через тернии к моде
Вернувшись в столицу, Кусо не торопилась возобновлять шумные посиделки с друзьями. На этот раз она хотела закрепиться в городе, что стало еще сложнее – работы не было, прописки по лимиту во второй раз уже не давали. Тогда Кусо пошла устраиваться на фабрики, пробуясь на самые черные работы. Вначале она испытала свои силы на токарно-фрезеровочном станке, но режим работы на заводе оказался слишком тяжелым, и Людмилы хватило только на два дня. После этого она устроилась на ткацкую фабрику, но и там продержалась не больше недели. Тут на помощь Кусо пришла несостоявшаяся свекровь – она договорилась с ЦК комсомола, чтобы девушке нашли место, и ее позвали на ликеро-водочный завод в Подмосковье. Кусо легко взяли на новую работу, поскольку главным критерием для предприятия было наличие справки об отсутствии алкоголизма. Норсоян до сих пор помнит свой первый и последний день в этом месте. «Разгар зимы. Общежитие для рабочих завода находилось в тоскливом здании бывшей сельской школы. Женщины жили в одном огромном классе, мужчины – во втором. Я заночевала в этом общежитии, услышала, как ноет ветер и воют волки где-то в степи, и смылась оттуда. В общем, я перебрала все».
Это был конец восьмидесятых. С работой у Кусо не складывалось, но выход нашелся в другой стороне – Кусо узнала о приеме в строительное ПТУ, от которого учащихся также определяли в общежития. Туда тоже было непросто попасть, но девушка все же договорилась, чтобы ее взяли учиться на маляра. По иронии судьбы, красный диплом биохимика Людмила на разных жизненных поворотах потеряла, а вот корочка из строительного ПТУ лежит у нее по сей день.
Чтобы себя прокормить, девушка снова устроилась уборщицей и по ночам мыла полы. Эта работа приносила неплохой доход, и все деньги она по старой привычке спускала на книги, театры и одежду от спекулянтов. Примерно в это время в Кусо начал просыпаться дизайнер. Вначале после приезда в Москву она любовалась тем, как одеваются столичные жители, но, когда первые восторги утихли, стала понимать, что некоторые наряды сделала бы проще. Рассматривая девушек в трамвае, она представляла, что на одном платье убрала бы массивные пуговицы, а на втором – обрезала бы оборку и, конечно, избавилась от жабо, оставив только воротничок. «Я мысленно упрощала все модели. Это выстрелило через десяток лет, когда я начала заниматься модой».
Людмила – теоретик моды. Она много пишет в профильные журналы и, пока я работаю над этой книгой, заканчивает свою. Людмила рассказывает о взаимоотношениях моды и города. Книгу «Суперпозиция моды» Норсоян закончила за два с лишком месяца. Когда я спрашиваю, как она успевает писать (работоспособность Людмилы вызывает у меня острую зависть), она скромно улыбается и отвечает, что ей просто больше нечего делать. Я киваю, и, когда мы договариваемся о следующей встрече, заглядываю в календарь Людмилы (довольно условный, это расписание на листе А4) и вижу, что неделя у нее забита больше чем наполовину. Вот это я понимаю – нечего делать! Хотя для такого активного человека, как Норсоян, это, наверное, и есть ничегонеделание. Тем не менее она регулярно проводит семинары и читает лекции, ходит в школу FF и принимает у себя гостей: журналистов, редакторов, научных сотрудников, дизайнеров, предпринимателей и просто друзей. И все это несмотря на диагноз.
В студенческие годы Кусо начала тянуться к простоте не только в моделях, но и в цвете. Тогда она обнаружила на Патриарших прудах комиссионный магазин, куда беднеющие жены дипломатов и внешнеторговцев сдавали свои одежду и обувь, произведенные в Польше, Италии, Франции. Кусо влюбилась в эти наряды и начала одеваться в новом месте, благо там товары стоили столько же, сколько у фарцы. Девушка была довольна, но такой «шопинг» в конечном счете чуть не стоил ей комсомольского билета. Пристрастившись к монохрому, Кусо начала одеваться только в черный цвет. Это не понравилось строевой молодежи, посчитавшей наряды одногруппницы слишком депрессивными. Студенты поставили на обсуждение вопрос об отчислении отщепенца, аргументация была такая: «Она носит черный цвет, а значит, показывает, что молодежь в комсомоле живет плохо и не радуется жизни». Кусо, услышав такие обвинения, растеряла все слова и беспомощно смотрела на строгий суд. Спорить с такими аргументами было сложно, но защита у нее все же нашлась – одна из студенток вышла вперед и взяла слово. Это была высокая энергичная девочка из детдома, потерявшая родителей, а вместе с тем и всякий страх перед системой, поэтому свою позицию она высказала, не стесняясь в выражениях, суть которых была такова: «Обвинение абсурдно, собравшиеся продемонстрировали недалекость своего ума, а Норсоян надо позволить носить все, что душе угодно». Спорить с ней побоялись, комсомольский билет был спасен. «Кто бы знал, что через несколько лет он благополучно полетит в мусорное ведро!»
Недалеко от ПТУ располагался Полиграфический институт, где собиралась местная молодежная элита. Естественно, в эту компанию быстро влилась Кусо, и там, по ее выражению, «словила свою большую любовь». Как и все молодые люди ее круга, он был обаятелен, ухожен и хорошо воспитан, но, к сожалению, болел той же болезнью, что и сверстники, – легкомыслием и зависимостью от родителей. Отношения Кусо с новым возлюбленным начинались волшебно: вечерние прогулки, ночные разговоры об искусстве и литературе и много громкого счастливого смеха. Тишина наступила внезапно: когда Кусо узнала о своей беременности, молодой человек растворился в воздухе быстрее чеширского кота. Но он, по большому счету, и не был нужен Норсоян – она безумно хотела ребенка и твердо решила рожать. «Мне было плевать, что я не замужем, что это не одобряется обществом и что, когда я прихожу в женскую консультацию, они говорят с презрением: эта незамужняя приехала. Я ждала ребенка и была бессовестно счастлива».
Первое время все шло хорошо: девушка училась, работала и неплохо себя обеспечивала. Солнечные дни беременности омрачались только походами в женскую консультацию. В Советском Союзе к незамужней девушке в положении относились однозначно. Кода Норсоян сидела в очереди, ожидая приема, из кабинета врача часто доносилось: «Вызывай ее. Ту незамужнюю шлюху». У докторов была очень простая картина мира – детские дома были переполнены, поэтому врачи автоматически записывали одиноких беременных женщин в число тех, кто вскоре откажется от своего ребенка.
Спустя несколько месяцев Людмила уже не могла ходить на работу. Деньги заканчивались, а стипендии едва хватало, чтобы себя прокормить. Помочь справиться с этим испытанием могли бы ее близкие друзья, но Кусо запретила себе говорить кому-либо о своих проблемах. Стиснув зубы, она повторяла, что справится сама. Кусо почти все время голодала, а близкие не имели об этом ни малейшего представления. Более того, друзья даже не догадывались, что Кусо беременна – из-за хрупкого телосложения и постоянного недоедания у нее долго не появлялся живот.
Дни Кусо проходили на грани депрессии. Целыми днями она лежала на кровати, уткнувшись носом в стенку, ей ни на что не хватало сил, она уже не могла посещать учебу. Дождавшись, когда все уйдут на занятия, Кусо добывала себе еду – тайком выходила в студенческую кухню и набирала еду из бочонков с пищевыми отходами, там можно было найти не сильно заплесневелый хлеб. Еще девушка покупала овсянку – она растягивала пачку на неделю и ела ее утром, днем и вечером. Кашу Кусо варила на воде, соль одалживали соседки. С тех пор у нее выработалась стойкая неприязнь к овсянке.