Перевоспитать охламона

– Это у Вас что? – прошептала Груня.

– Не важно! – рыкнул Барин, – Спрашиваю, какого х…хрена поперлась к столику?

– Ваша речь оставляет желать лучшего! – упрямо возразила Груня, – Слышал бы Пал Палыч, как его сын выражается!

– Пал Палыч тебя бы голыми руками пристукнул, если бы увидел рядом с разными мудилами! – парировал Василий, морщась.

– Сядьте! – скомандовала Груня, понимая, что поврежденную руку нужно осмотреть.

Глаза Васьки поползли на лоб.

– Охамела в ноль! – рычал он, – Уволю нахрен!

– Угу, а то и правда, – прищурилась Груня, – Живо на диван!

Опешив от тона, которым с ним мало кто рисковал изъясняться, Василий послушно плюхнулся на диванчик, оббитый черной кожей. А Груня, подлетев к шкафу со стеклянными дверцами, вынула пластиковый чемоданчик с красным крестом. Раскрыв его, извлекла спиртовые салфетки, перекись, и прочее, включая бинт.

Василий хмуро следил за действиями девчонки. Все внутри него клокотало от злости на нее, на Левчика и его братков, на официантов, что вовремя не перехватили пигалицу, и на самого себя.

Взглянув на руку, Бася поморщился. Порез был глубоким и длинным, но бывало и хуже. Если промыть и обработать, может и не нужно зашивать.

Потянувшись за флаконом с препаратом, Василий скривился. Но его руку мягко отвела в сторону ладошка пигалицы. Васька даже опешил от этого прикосновения, мягкого, словно перышко.

Груня, заправив выбившиеся из хвоста волосы за уши, склонилась над его рукой. Вздохнула, постелила на свои колени, словно по волшебству, появившуюся в ее руках салфетку и устроила его ладонь поверх белоснежной ткани. Васька, как ни странно, не нашелся с замечанием. Но стоило девчонки плеснуть перекись на рану, как Барычинский начал буквально извергать все известные ему цветастые выражения.

На что, к удивлению парня, Груня только поджала губы, но смолчала.

– Вам бы употребить немного, для снятия боли, – заметила Груня, осторожно промакивая края раны салфеткой.

– Чтобы ты мне потом мозг окончательно сожрала? – стонал Бася, шипя и матерясь, – Ну уж нет. Потерплю.

– Тут глубоко, зашить бы, – Груня подняла на Васю взгляд, хлопая длинными ресницами, – Я смогу, Вы только спокойно посидите.

– Чё? – не понял Вася, списывая все происходящее на боль от пореза.

– Зашить нужно, глубокий порез, – пояснила Груня и потянулась к аптечке, – Там есть все, я видела. Вы сидите смирно.

– Оху… – начал Вася, но осекся, – Угу. Но бухнуть нужно.

– Я принесу! – спохватилась Груня и подскочила на ноги.

– Сиди уже, – выдохнул, морщась, парень, и дернул девчонку за талию обратно, усадив рядом с собой.

Пронзительно свистнув, Вася откинулся на спинку дивана. Тут же в дверях кабинета показалась испуганная моська Сашки-бармена.

– Водяры припри, – скомандовал Василий, приоткрывая глаза.

Спустя пару минут, на столике перед шефом появился запотевший графин с водкой, рюмка и мясная нарезка.

– А может, скорую? – предложил Сашка.

– Я рану промыла, кровь не идет, – улыбнулась Груня Сане, – Зашить смогу. Но врачу, конечно, показать можно.

– А может ты свалишь уже, гений, мля! – рыкнул Василий, и Сашка быстренько слинял из кабинета.

Груня методично обрабатывала рану, а Бася залпом осушил три полные рюмки водки. Закусил, и накатил еще одну.

Тепло разливалось по всему телу, и Василий Павлович, в крови которого теперь вместе с адреналином после драки гулял и алкоголь, крепко задумался над происходящим.

Девчонка сшивала ровные края раны, закусив губу от усердия, а Васька смотрел на ее лицо. Оказывается, у нее полноватые губы и чуть вздернутый носик. Аккуратный такой, с россыпью веснушек. И длинные ресницы, темно бронзовые. И глаза зеленые с серыми крапинками. А на щеке появляется ямочка, когда девчонка улыбается. А улыбается она часто, всем и каждому.

Скрипнув зубами, Барычинский откинулся на диван и прикрыл глаза. Смертельно хотелось курить. Он даже свободную руку сжал в кулак от этого желания.

– Долго еще? – недовольно промычал Бася, – Курить хочу, пи… Сильно то есть.

– Вы уже большой мальчик, потЕрпите, – заметила Груня, не отрываясь от своего занятия, – А вообще, бросали бы Вы эту вредную привычку.

– Я курить начал раньше, чем ходить, – недовольно фыркнул парень, – Так что, не учи козла капусту жевать.

– Это Вы козел-то? – хмыкнула Груня, пуская в глаза задорный огонек.

– Не умничай, пигалица, – проворчал Бася, вздыхая.

Сквозь запах алкоголя, крови и медикаментов, до носа Василия донесся тонкий аромат женских духов. Не резкий, а такой, словно запах весны. Он даже глубже втянул воздух носом. Да, определенно, весна. А ведь осень на дворе, а тут весна.

Была бы рука свободной, Барычинский покрутил бы у виска, сообщая самому себе, что крыша уже отчалила от хозяина. А так пришлось сидеть и дышать запахом весны.

Когда Васька уже был готов придвинуться ближе и поинтересоваться, чем это пигалица духариться, как на пороге кабинета появился Барычинский-старший.

– О, так она тебя все-таки огрела? За дело хоть? Аль так раскрутиться успел? – весело поинтересовался отец, глядя хитрым прищуром на сына и Груню, сидящих на диване.

– Ха-ха, батя, – оскалился сын, – Пипец, как смешно. Доложили же уже, поэтому и явился в свой выходной.

– Стоит сейчас сказать, что я предупреждал на счет Лёвчика? – произнес Пал Палыч, подходя ближе, – Когда уже вопрос с ним решишь?

– Да на днях, – поморщился Барин-младший, – Все, пигалица, завязывай. Заживет, как на собаке.

– То козел, то собака, – пробормотала Груня, складывая медикаменты обратно, – И Вам бы, Василий Павлович, поберечься первое время, чтобы шов не разошелся.

Васька промолчал, хмуро глядя на отца. Руку свою поднял с колен девчонки и взглянул на ровную белоснежную повязку. С бантиком. Веселым таким и аккуратным. Даже как-то смешно стало, сделала из него тут девицу с ранением. Нет, определенно, пусть бантик этот перевяжет.

Но высказать своего замечания Барычинский не успел. На его глазах Груня, поднявшись с дивана и спрятав чемоданчик обратно в шкаф, пошатнулась у самой двери, попыталась ухватиться рукой за стену, но не вышло. И девчонка с тихим протяжным выдохом осела на пол. А потом и упала спиной на ковер, прямо к ногам опешившего Баси.

– Какого ху…хера?! – взревел Василий, подрываясь с места.

Не обращая внимания на отца, Васька подхватил девчонку и уложил ее на диван.

Теперь настала очередь парня мотаться за аптечкой. Отыскав в ее недрах нашатырь, Барин поднес смоченную спиртом ватку к носу девчонки. Та поморщилась, приоткрыла глаза и тут же прикрыла их вновь.

– Ты крови испугалась? – потребовал ответа Бася.

– Нет, – мотнула головой девчонка, – Это так. Бывает иногда.

– С хера ли? – вырвалось у парня, – То есть, от чего?

– Да я с учебы, – лепетала девчонка, – Утром не успела позавтракать, проспала. А перед работой тоже не очень. А потом и забегалась, и вот…

– Ты голодная что ли? – опешил парень, – Ты, пигалица, совсем не в себе! Это же ресторан! Тут пожрать на каждом углу можно! Ты к Михалычу сколько раз за смену прилетала? Дите бестолковое, млин!

– Ну, если у вас все в порядке, то я вас покидаю, – спокойно заявил Пал Палыч, – А ты, Василий, девочку не ругай. А покорми, пока дышит. Не ровен час и опять отключится.

– Я ей так отключусь! – шипел Бася, пулей вылетая из кабинета, – Она у меня вмиг включится, пигалица бестолковая. Как по лужам с фотиком скакать – это она успевает. А пожрать – времени нет!

Василий скрылся из кабинета, ворча и плюясь ядом себе под нос. А когда вернулся с подносом и тарелками, отца уже и след простыл. А девчонка безмятежно спала, лежа на диване и кутаясь в его куртку.

– Слышь, пигалица, – помялся Бася около дивана, – Ты давай, не вырубайся. Поешь, потом и отключишься.

– Угу, – вздохнула Груня и села.

Бася, с изумлением во взгляде смотрел, как девчонка в полусонном состоянии послушно ест, пьет, а потом и плюхается на диван, вновь укрываясь его курткой до самой макушки. Но в этот раз парень решил девчонку не будить. Пусть поспит, а проснется, почешет домой. Ну, или он сам отвезет, а то свалится где-нибудь в потемках. Ищи ее потом.

Глава третья, в которой Василий Павлович хмуриться и нервничает

Пигалица крепко спала, а Барин решил проверить, как парни закрывают смену и снять кассу. Прикрыв за собой дверь кабинета, Барычинский вынул пачку сигарет из кармана. Выпитый алкоголь давал о себе знать, да и рана неприятно дергала. Именно поэтому настроение Василия Павловича можно было расценить как отвратительное.

Оказавшись на кухне, парень поискал взглядом Михалыча. Шеф-повар проводил инспекцию оставшихся после рабочего дня продуктов.

– Ну, как, поела? – поинтересовался Михалыч.

Васька, молча, кивнул и поморщился, в который раз шля Лёвчику массу «наилучших» пожеланий.

– Я что сказать хотел-то, – мужчина хмуро приблизился к младшему хозяину заведения, – Не мое это дело, но я девчонке верю. Видно же, наивная и врать не приучена. Светлая девочка.

– Ты сейчас к чему, Михалыч? – не понял Бася.

– Девочка сказала, что к столику Лёвы ее отправил Сеня, – мужчина склонился еще ниже и серьезно взглянул в глаза пацана, – А мог бы и сам заказ принять. Хотя, что там принимать, он этот стейк постоянно берет. Чтобы ему пусто было! Или мог Дениса отправить, или даже Вовчика дернуть со второго этажа. Нет, он девочку послал. Сечешь?

Бася понял, что рука, заботливо обработанная и перебинтованная девчонкой, сжимается в кулак.

– Где он? – прищурился Василий.

– Счета подбивал в зале, – Михалыч, все еще хмурясь, вернулся к прерванному занятию.

Василий, сжав фильтр так и не прикуренной сигареты губами, двинулся в зал. Сеня-администратор сидел за угловым столиком и подбивал кассу, сверяя чеки с компьютером. Не проронив ни слова, Бася схватил парня за пиджак и выволок из зала на улицу через черный ход. Против хозяина Сеня казался мелким пацаном, да и не рискнул он перечить Барину.

– С хера девчонку послал к Леве? – потребовал ответа Василий.

– Я не слал, она сама! – оправдался Сеня, стараясь не паниковать, что сделать было очень и очень трудно, поскольку о вспыльчивом характере младшего хозяина знали все не понаслышке.

– Тогда ты, как админ – ноль, если не можешь уследить за своими официантами! – подвел итог Бася и коротко добавил, – Расчет скину утром.

Отряхнув руки, Бася скрылся в ресторане. Встретив Вовчика, хмуро произнес:

– Поздравляю с повышением!

Изумленный взгляд Владимира сверлил спину удаляющегося в директорский кабинет хозяина. Махнув рукой, Вовчик решил не заморачиваться. Хозяин – барин.

* * *

В кабинете на диванчике никого не было. Лежала только куртка Барычинского, а девчонки и след простыл. Первым делом Бася испугался, ну, мало ли куда понесло это неугомонное создание! А потом, наспех просмотрев камеры, и разобрав, что пигалица вполне уверенно покидает здание ресторана, Бася метнулся следом. Уже привычно, за прошедшие две недели, парень, следуя на некотором расстоянии за девчонкой, проводил ее до дома. И как только она скрылась за подъездными дверьми, закурил. И чего убежала? Подождала бы, он бы и отвез. Придумала, по ночам шорохаться.

Следующий день выдался суматошным. Васька, прямо сказать, задолбался. История с Левчиком вылезала боком. Говорил ведь батя, не связываться с ним. Так нет же, не послушался Васька. Но ничего, он обязательно разберется с нежеланным совладельцем клуба «БарIN». Васька редко там бывал, предпочитая снимать прибыль, а все дела возложить на директора и управляющего. Совладельцем стал Лева Караськов, просто потому, что на момент открытия клуба у Баси не хватало денег на раскрутку. А Лева денег дал с лихвой. А потом и принялся устанавливать свои законы в новом клубе, превращая приличное заведение в притон. Бася вовремя спохватился, компаньона турнул, и долг почти весь выплатил. Но официально Лева все еще числился совладельцем. Вот и трепал мозг и нервы Барычинскому, регулярно появляясь в ресторане, требуя один и тот же стейк.

Выкуривая очередную сигарету, Бася хмуро следил за работой официантов. Парни сновали туда-сюда, и на их фоне пигалица казалась ярким пятнышком. Сквозь прищур глаз, Васька смотрел, как пигалица беседует с клиентом. Мужик решил прикурить, но Груня вежливо ему о чем-то говорила. А тот, мотнув головой, недовольно сморщился. Васька поймал взгляд мужика на себе. Как и недовольный взгляд пигалицы.

Решительно расправив плечи, в своей обычной манере, Груня двинулась к столику, за которым сидел Бася. Сидел и никого не трогал, предпочитая, чтобы и его не трогали. Уж больно поганое настроение было с утра.

– Прошу прощения, Василий Павлович, – вежливо произнесла пигалица, – Но, думаю, вам все-таки следует отправиться в зону для курящих. Клиент отказывается пересесть, ссылаясь на Вас.

– Че? Футбольшь меня в моем же ресторане? Я тебе пацан что ли? По столикам бегать? – переспросил Василий, хмуро глядя на возвышающуюся над ним пигалицу.

– Василий Павлович, не волнуйтесь Вы так, – уговаривала Груня, – Там замечательные столики. Со всеми удобствами.

– Приплыли, млин, – пробормотал Василий, – Ты мне рассказываешь, какие там столы удобные? Ничего не путаешь, пигалица?

– Василий Павлович, – вздохнула Груня, бросив взгляд на наручные часики на широко ремешке, – а давайте я Вам принесу корейку от Михалыча? Правда, очень удалась! Нежная, сочная! Принесу за пятый столик, а потом и перекурите там же. Идет?

Бася отклонился, поймал взгляд того самого мужичка.

– И его пересади, – потребовал Бася, сгребая со стола пачку сигарет, телефон и чистую пепельницу, – Дожился, млять! Какая-то пигалица указывает, где мне сидеть в моем же ресторане!

Спустя час настроение Баси не улучшилось, несмотря на съеденную стряпню Михалыча и выпитые чашки кофе. Мелькающая по залу копна рыжих волос жутко бесила. Зато Вовчик, судя по всему, радовался.

Парень, одетый в строгий пиджак, весело вешал лапшу девчонке на уши. А та хихикала, прикрывая рот ладонью. Васька вспомнил, как эта самая ладонь порхала по его порезу на руке, сшивая края раны. И где только научилась? Любая другая грохнулась бы в обморок, а эта ничего, обработала рану и повязку наложила.

Так, стоп, в обморок-то она вчера все-таки упала. Правда, от голода. Вот и сейчас, небось, ни ела ничего. На пожрать времени нет, зато языком почесать с мужиками – запросто!

Махнув рукой, Бася подозвал пигалицу к себе. Девчонка подошла, собрала пустую посуду, сменила пепельницу, и вежливо улыбнулась.

– Ты ела? – в лоб спросил Бася.

– Да, конечно, – кивнула пигалица, – Мы с Владимиром еще час назад успели пообедать.

– Какие вы шустрые, – не удержался от сарказма Барычинский, – Свободна.

Груня поджала губы и умчалась на кухню. А Бася так и сидел, хмуро сверля взглядом мелькающую по залу ресторана рыжеволосую девчонку. Нет, хорошо, что сегодня получится расслабиться, потусоваться в клубе, посидеть в сауне, отвлечься от всего этого бедлама.

* * *

До назначенного времени, когда Василий собирался чинно отчалить из ресторана, чтобы провести его весело и с пользой, провожая Геру Черепанова в семейную жизнь, часы тянулись до жути медленно. Пятый столик, несмотря на удобные диваны и отличный вид из окна, совершенно не радовал. Еще и, ко всему прочему, у Васьки закончились сигареты. Решил не утруждаться, хозяин он, или хрен с морковкой? И махнув рукой, подозвал пигалицу к себе. Вежливая улыбка на милых губах заставила Ваську нахмуриться еще больше. Была бы его воля, он бы запретил ей улыбаться в его ресторане. Так нет же, горячо любимый родитель категорически отказывался уволить девчонку.

– Принеси мне сигарет из бара, – скомандовал Барычинский, – Саня знает какие.

Вздернув курносый нос, девчонка расправила плечи и поплыла в сторону бара. Васька, проследив за хрупкой фигуркой, хмыкнул, и собрался было допить уже остывший кофе, но не успел. Холодный горький напиток встал поперек горла, отказываясь проваливаться. Глаза у Василия расширились от вида прямоугольной плитки от известного производителя сладостей. Да только Васька совсем не шоколадку велел притащить.

– Это что? – прокашлял Бася.

– Это гораздо полезнее сигарет, – спокойно улыбнулась Груня, глядя на парня бесстрашными зелеными глазами.

– Я херею с такой малины! – рявкнул Барычинский, – Уволю, нахрен!

– Во-первых, – тихо произнесла девчонка, – Не вы мой наниматель. Во-вторых, в зале присутствуют дети, так что попрошу подбирать выражения.

– Да ты… да я… да какого черта?! – взревел Васька, подскакивая на ноги, – Ты кто вообще такая? Твое дело: принеси, подай! Нехрен из себя доктора строить! Велел тащить сигареты, значит, тащи и не вякай! Пигалица желторотая! То, мля, пересядь, то не кури! Ты б лучше за собой следила, детский сад, штаны на лямках!

В пылу гнева Барычинский вплотную подошел к Груне. Но девчонка не испугалась, только глаза прикрыла, словно пережидала ураган. А Васька, раззадоренный отсутствием страха с ее стороны, орал все громче и уже не старался подбирать выражения. Барычинский кричал на девчонку, сверля ее макушку гневным взглядом, до тех пор, пока к ним не подлетел Вовчик.

– Вась, ты чего разошелся? – примирительно заговорил Владимир, – Грунь, беги, чего встала? Иди, я все улажу.

– Защитник хренов! – рявкнул Василий, переводя взгляд на парня.

– Вась, ты с чего завелся, народ вон перепугал, – спокойно говорил Вова.

– Ты видал, чего она мне притащила? – уже тише, но с не меньшей злостью, – Я сигареты просил.

– Ну, принесла, – примирительно говорил Вовчик, – Так она как лучше хотела. Ты за два часа уже недельную норму выкурил.

Васька хмуро взглянул на администратора.

– У нее характер такой, заботится обо всех, – втолковывал Владимир.

– Да мне ее забота никуда не упиралась! – Василий сгреб со стола телефон, ключи от машины, прихватил куртку и широким шагом направился в кабинет директора.

Нет, эта пигалица достала, до печенок, а может глубже!

Широко шагая через длинный коридор, ведущий в кабинет, Васька все еще крыл матом всех кругом. Его бесило все. То, что вместо сигарет он получил плитку шоколада. То, что пигалица не испугалась, а спокойно выслушала его оскорбления. То, что за нее вступился Вовчик. А также то, что на душе стало еще поганее после вспышки необъяснимого гнева. Но сквозь бубнеж и ворчание, Барин отчетливо разобрал тихие всхлипы, доносившиеся из-за двери, ведущей на техэтаж. Васька так и не дошел до кабинета, в который направлялся, а свернул за эту самую дверь.

Груня сидела на бетонных ступеньках, обхватив коленки, затянутые в темно-бордовый форменный фартук, всхлипывала и стирала слезы уголком бумажной салфетки.

Барычинский много раз видел, как плачут женщины. Ну, плачут, значит, хотят порыдать. Кто бы что ни говорил, а женские слезы его не особо трогали. И парень не очень понимал, как шмыгающие носы и красные заплаканные глаза могут заставить нормального здорового мужика плясать под бабскую дудку.

Оказывается, могут.

Василий Павлович шагнул ближе, аккуратно прикрыв за собой двери.

– Слушай, пигалица…. – начал он, но осекся.

Девчонка резко вскинула голову, отвела ладошки от лица. Громко шмыгнула носом, утерла влажные щеки, а потом вдруг прищурилась.

– Вы, Василий Павлович, беспринципный, безалаберный, невоспитанный, хулиганистый грубиян и задира, страдающий от вечного похмелья, косноязычия, вредных привычек и с полным отсутствием понятий об элементарных правилах приличия!

Речь Груни была четкой, а голос, казалось бы, звенел от не до конца пролитых слез, но был тверд и решителен, как и взгляд зеленых глаз.

– И к Вашему сведению, Василий Павлович, – девчонка уже поднялась на ноги и с высоты своего среднего роста отважно смотрела на мужчину, который был вдвое тяжелее и на голову выше ее, – У меня есть имя. И оно не «Пигалица»!

Груня из подсобного помещения вылетала разгневанной фурией, громко хлопнув дверью, не заботясь о том, что подумают о ней сотрудники ресторана. Было откровенно плевать. Уволит? Ну и ладно!

Бася смотрел на закрытую перед его носом дверь.

– Оху…хереть, – выдохнул он, проводя рукой по волосам.

Выйдя из подсобки, Барычинский решил не идти в кабинет, а прогуляться по свежему воздуху. Оказавшись на улице, Васька все еще молчал, находясь в некоем подобие ступора. Не случалось еще с ним такого. Никто не ставил его на место, наверное, лет пятнадцать. С тех самых пор, как директор школы грозил ему отчислением. У Барычинского в голове никак не укладывалась информация. Мелкая такая девчонка, а накричала на него, еще и дверью хлопнула. А что сделал он? Вместо того, чтобы уволить, слинял, словно провинившийся подросток. Во, делааа!

Глава четвертая, в которой у Василия Павловича проснется рыжеволосая совесть

Прощание друга детства, Геры Черепанова, с холостяцкой жизнью прошло отлично. Все, как полагается, сауна, бар, и много алкоголя. Жаль, правда, не было жарких цыпочек. А все почему? Потому что мальчишник нельзя отмечать в компании мужиков, до одури любящих своих жен.

Именно об этом думал Васька, медленно бредущий по улицам ночного города. Вернее, уже просыпающегося после дождливой ночи. Спрятав руки в карманы куртки, Бася бесцельно вышагивал по брусчатке, переступая через лужи.

А Черепанову повезло, он сейчас в заботливых руках любимой женщины, которая совсем скоро, ну примерно через полгода, а то и чуть больше, родит ему ребенка. Нет, Герыч все же счастливчик.

Почему именно Барычинский потребовал у таксиста притормозить и высадить его в центре города, парень и сам не понял. Просто решил погулять. Почти весь хмель уже вышел, но ноги все еще немного подкашивались и хотелось спать. Но Васька упрямо топал вперед, не поддаваясь на провокацию подвыпившего организма.

Взгляд зацепился за вывеску ларька с яркими неоновыми буквами «Цветы 24 часа». Васька даже остановился, рассматривая стеклянную витрину. Хмыкнув, парень вошел внутрь. Сонный продавец хмуро взглянул на странного клиента.

– Слышь, парень, а вот таких у тебя сколько? – спросил Барычинский, ткнув пальцем в высокие темно-бордовые розы.

– А сколько нужно? – сонно уточнил паренек.

– Полсотни будет? – прищурился Васька.

– Вам на панихиду? Может гвоздики подойдут? Обычно их берут по такому случаю.

– Чё? – мозг Василия соображал туго, – Запихай гвоздики себе… Мне для девушки. Извиниться хочу.

– Вы сказали пятьдесят штук, я и подумал, что… – оправдывался паренек.

– Короче, пятьдесят вот этих, а сверху еще белых, штук пятнадцать, – хмуро решил Васька, вынимая бумажник из кармана джинсов.

Пара крупных купюр легко легли на стол ночного работника ларька, а Бася, зевнув, кивнул на улицу.

– Перекурю, а ты пошевеливайся, – скомандовал парень.

Спустя десять минут и две выкуренные сигареты, Василий Павлович покидал ларек, отмахнувшись от сдачи. Мужчина целенаправленно тащил охапку роз в один, отдельно взятый, и совершенно случайно расположенный за углом дом.

Усевшись на лавке, Бася флегматично наблюдал за дворником, убирающим мусор на детской площадке. Часы показывали восемь утра. Васька перебирал в уме фразы, которые он мог бы сказать девчонке. От обычного «прости» до грозного «Не возьмешь веник – уволю!». Но подниматься в квартиру он не спешил.

На помощь Барычинскому, совершенно неожиданно, пришел мелкий паренек лет двенадцати, выбежавший из подъезда с рюкзаком за плечами.

– Эй, парень, иди сюда! – перехватил Васька мальчишку.

– У меня денег нет! – опасливо произнес паренек.

– О, так это же отлично! – обрадовался Васька, поднимаясь с лавки, – Вот, держи тебе на леденцы от кашля! И будь другом, отнеси букет на третий этаж.

Минуту мальчишка переводил взгляд с огромного букета, который он с трудом смог бы поднять, на странного незнакомца, внушавшего страх. Но мальчик по имени Димка вот уже почти год копил на новый велик. А тут деньги халявные. И почему бы не помочь мужику?

– Только платите вперед! – потребовал парень.

– У вас тут все такие борзые проживают? – хмыкнул Васька, улыбаясь, – Вот. Столько же дам, когда доставишь до места букет.

– Я мигом! – пообещал мальчик Дима, – Кому нести? Там две квартиры на третьем. Баба Надя и полковник. Вам куда?

– Точно не полковнику, – пробормотал Васька, – А девушка такая, рыжеволосая, Груня Пепел, где живет?

– А она у бабы Нади, – улыбнулся паренек, – Ну, я побежал? А то мне в школу нужно, и ехать еще далеко. Две пересадки.

– Ну, давай, двигай, – разрешил Василий и помог парнишке перехватить массивный букет.

По закону жанра, да и вообще, по всем понятиям, Барычинский должен был бы развернуться и уйти, или дождаться, пока вернется малец, отдать обещанное вознаграждение, и тихонько свалить домой, отсыпаться. Так нет же. Василий решил подняться следом за парнишкой.