Под другим углом

Павлин перестал плакать и последовал Высшему приказу.

– Вот это да! Неужели это я?! – Сейчас он застыл в восхищении от зеркального отражения. – Это и вправду я, Создатель?! Пожалуйста, пошли меня поскорее вниз, я хочу показать миру Твою прекрасную работу!

И он начал смеяться и танцевать, разворачиваясь хвостом в разные стороны, от счастья и удовлетворения.

Я верю, что в каждом из нас есть спрятанный и закодированный духовный подарок (вроде павлиньего хвоста), который необходимо раскрыть, чтобы показать миру прекрасную работу нашего Создателя. А также помните: нужно быть собой, ведь все остальные уже разобраны.

Игорь Вайсман

Родился в 1954 году. В 1977 году окончил Башкирский госуниверситет. Член Российского союза писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», Общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях.

Рассказы печатались во многих антологиях современной прозы, изданных в Москве, Уфе и других городах РФ.

Автор книг «Книговорот» (изд-во «Десятая муза», Саратов, 2016), «Постиндустриальная баллада» (изд-во «Десятая муза», Саратов, 2017), «Достоверная история Константиныча, прозванного Антиказановой» (Астрахань, 2021), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (изд-во «Перо», Москва, 2017).

Проживает в городе Уфе.

Два карася и светлая радость

Котлован под храм вырыли еще в 2001 году,

к строительству приступили только в 2008-м.

На месте котлована образовался пруд.

В нем плавали утки. А когда воду слили,

на дне оказались рыбешки. Рыбешек

отец Константин велел выловить

и выпустить в реку. Спас. Живые же.

Какие есть.

Полина Иванушкина«Аргументы и факты», № 45, 2013 г.

Эта история заставила меня углубиться в такое, казалось бы, общеизвестное понятие, как «добро». Ну, кто не знает этого слова, как и того, что нужно стараться делать добрые дела! Об этом учителя с самого первого класса все уши прожужжали. Однако знать – вовсе не значит понимать. У нас ведь как чаще думают: вот этот мужчина сделал мне подарок, оказал услугу, значит, добрый человек. А другой ничего такого не сделал, значит, не добрый!

Одна молодая девушка спросила:

– Что означает выражение «чистая, светлая радость»?

Она где-то вычитала его, а что это за радость такая, узнать не смогла.

– Давай порассуждаем вместе, – предложил я. – Вы, женщины, испытываете радость от покупок, от красивых нарядов и украшений, от новой прически… Но это не то чувство, его можно определить как «маленькая радость». Они есть и у мужчин. Многие из нас любят поболеть, наблюдая футбольный матч, поиграть в азартные игры, посидеть с друзьями в пивбаре… Я, например, в детстве получал удовольствие от коллекционирования марок. Все это – маленькие радости. Врачи утверждают, что они благотворно воздействуют на здоровье и продолжительность жизни. Поэтому их желательно иметь. Но то, что ты ищешь, – это совсем другое, это нечто божественное.

– Наверное, чистая, светлая радость бывает, когда влюблен? – предположила девушка.

– Безусловно, бывают такие моменты у влюбленных, – согласился я. – Но в целом я бы не стал в качестве образца чистой радости брать любовь между полами. Потому что слишком много в ней намешано, и не всегда светлого. Вожделение довольно трудно назвать чистым и светлым. Ревность – тем более. Ненависть, в которую любовь иногда переходит, – просто невозможно. Любовь между полами нередко чувство противоречивое, зубодробительное, надрывное, помрачающее рассудок. Это счастье и горе в одном флаконе. И это не то, что ты ищешь.

– А может быть, у матери к ребенку такое чувство? – продолжала поиск девушка.

– К сожалению, далеко не всегда. У многих эта любовь изрядно приправлена гордыней, чувством собственника либо иждивенчеством. Часто она подменяется привычкой.

– Что же получается? К чему относится выражение «чистая, светлая радость»?

– А ты знаешь, я давно обратил внимание, что когда делаешь людям, даже совсем незнакомым, какое-нибудь доброе дело, причем не как-нибудь, а от души, то испытываешь некую душевную радость. То же происходит, когда помогаешь животным, допустим, кормишь бездомных кошек и собак или птиц зимой. Ощущения, возникающие при этом, настолько приятны, что хочется и впредь делать добрые дела. Это Вселенная так отвечает на то, что своим поступком я внес в нее положительную энергию.

Необразованные люди в таких случаях говорят: «Бог награждает» и «Бог карает». Бог им представляется в виде некоего доброго дедушки, который следит за каждым шагом каждого человека и всем воздает по заслугам. Но в действительности наши шаги никто не отслеживает, просто в Космосе действует специальный механизм, который адекватно реагирует на наши добрые и злые поступки и даже на добрые и злые мысли.

Мыслители, положившие жизнь на решение этого вопроса, утверждают, что добро и зло – отнюдь не бытовые, а вечные понятия, неизменные и точные. Они существуют не в человеческом воображении, а в Космосе. Это энергетические категории – два противоположных вида энергии. Для наглядности их можно сравнить с положительными и отрицательными электрическими зарядами. Совершая добрый поступок, человек как бы привносит положительный заряд в пространство. А совершая злой – отрицательный. И то и другое вызывает изменение баланса положительной и отрицательной энергии. И пространство реагирует на это. Причем так, что эта реакция отражается на самом человеке.

Многим людям очень нравится, когда к ним проявляют внимание и заботу, хвалят, угождают, одаривают подарками и тому подобное. А я однажды решил узнать: когда мне лучше – когда заботятся обо мне или когда я сам о ком-то забочусь. И заметил, что в первом случае я не испытываю такого душевного подъема и приятного ощущения в области сердца, как во втором. Казалось бы, должно быть наоборот, но здесь наши бытовые представления не работают.

Я уже не помню, по какому поводу поехал тогда к своей приятельнице в Сипайлово. Да и о том своем визите давно бы позабыл, если б не те караси.

Мы посидели за столом на кухне, попили чай, обсудили свои дела, и совсем было я собрался уходить, как вдруг хозяйка говорит:

– Хочешь посмотреть живых карасиков? Они у нас в ванной плавают.

– Ну покажи, – согласился я.

– Вот, смотри. Отец вчера с Павловки привез. Весь улов зажарили, а эти оказались еще живыми. Ну, я его и уговорила – пусть немного поплавают.

Вид у рыбок, помещенных в такую обстановку, был, прямо скажем, не бравый.

– Бедняги! – сказал я. – Недолго вам жить осталось.

– Слушай, а давай выпустим их в реку! – неожиданно предложила моя приятельница. – Мне, правда, скоро на прием к врачу с дочкой. Может, ты отнесешь? Сделай доброе дело!

– Хорошо. А отец что скажет?

– Это мне без разницы. Сам посуди: что за обед из двух рыбок? Только сковородку пачкать.

Она налила воду в полиэтиленовый мешок, поместила туда пленников и вручила мне.

– Ну, с богом! – сказала она, и лицо ее озарила такая светлая улыбка, какой я у нее, кажется, никогда больше и не видел.

До Уфимки расстояние было небольшое, и я так и сделал – отнес их в мешке с водой и выпустил. Пронаблюдал, как они моментально ожили и торпедами устремились в глубину.

– Вот и всех дел, – сказал я и повернул назад.

И вот тут произошло что-то необыкновенное, иррациональное, необъяснимое, феерическое. Наверное, на меня с неба снизошла благодать, если выражаться церковным языком. Я вдруг ощутил всем телом огромную чистую и светлую радость. И такой душевный подъем, словно перед этим прошел целый курс оздоровления в санатории. Одновременно пришло осознание, что я совсем не зря живу на Земле и что нужно как можно больше делать таких хороших дел.

Две маленькие, ничем не примечательные, бессловесные и не ценимые людьми рыбки совершили настоящий переворот в моей душе. А может, зря мы так с ними?..

Вспомнилось: вот на Западе любители рыбной ловли, поймав добычу, не несут ее домой и не съедают. А снимают с крючка, фотографируются с ней и выпускают обратно. Они уважают жизнь в любом ее проявлении, не желают никому зла, а рыбачат лишь из охоты поймать рыбку и сфотографироваться с ней. Не оттого ли в тех благополучных странах все так хорошо обстоит? Да и люди спокойные, культурные, обходительные… И продолжительность жизни поболее, чем у россиян.

А среди нашего народа прописалась злоба. Мы не желаем понимать окружающих, постоянно обвиняем друг друга, грыземся из-за мелочей, лезем кто в бутылку, кто в петлю…

Вспомнил я и случай с известным эстрадным певцом Николаем Гнатюком. Он ехал из одного города в другой на автобусе, который сбил летящего воробья. Водитель хотел продолжить движение как ни в чем не бывало, но Гнатюк остановил его, вышел из автобуса, вырыл ямку и похоронил воробья.

Несмотря на лето, день тогда выдался холодным, ветреным и хмурым, что вполне обычно для наших краев с их резкими перепадами погоды. Низкие грозовые тучи заволокли все небо, которое словно приблизилось к земле. Высокие старые деревья, растущие вдоль набережной реки Уфимки, грозно шумели листвой. Сверху мне на голову падали сухие веточки и крупные холодные капли начинающегося дождя. Редкие прохожие передвигались чуть ли не бегом, морщась от ветра и ежась от холода.

Мне же все было нипочем. Волшебная радость, напавшая столь внезапно, грела лучше солнца. Я не чувствовал своего тела и летел по дороге, а не плелся, как обычно.

С точки зрения обывателя у меня не было оснований для такой бурной радости. Я не проснулся знаменитым, не получил неожиданного наследства от неизвестного родственника, в меня не влюбилась недосягаемая красавица. В моей жизни вообще не произошло никаких изменений. Вот сейчас я дойду до остановки, сяду в автобус и поеду по своим обычным делам. И завтра, и послезавтра все будет так же буднично, как было.

Откуда же эта всепобеждающая радость? Только оттого, что я спас двух несчастных карасей? Да и спас ли я их? Может быть, они сегодня же попадут на крючок другому рыболову? Или просто умрут оттого, что после перенесенных испытаний состояние их здоровья несовместимо с жизнью? Но моя душа гнала прочь подобные мысли. Она хотела радоваться, и все.

Кому-то этот случай может показаться глупым и мелким до смешного. Только я думаю, что если Небеса так меня отблагодарили, то с их точки зрения это не мелочи. А их точка зрения – не чета нашей.

Виктория Габриелян

Родилась в Украине, выросла в Армении, а сейчас проживает в США. Большая интернациональная семья Виктории связана с медициной и наукой. Самой ей пришлось сменить профессию в Америке и из преподавателя биологии и химии в школе превратиться в медицинского работника.

Как только Виктория научилась читать, родители ее больше не видели и не слышали. Книги, сценарии и самодеятельный театр, книжный клуб стали страстью на всю жизнь.

Виктория – автор четырех сборников рассказов, изданных и переизданных в Армении, России и США. Писательница отличается невероятным чувством юмора и наблюдательностью.

Герои рассказов – самые простые, обыкновенные люди, которые не перевернули мир, но из судеб которых складывается история человечества.

Орхидеи для инги

Белые роскошные цветы на могиле подруги поразили Эльзу настолько, что она забыла и про моросящий дождь – совсем не рождественскую погоду, – и про нежелание оказаться сегодня на кладбище. Пока через весь город добиралась на старое рижское кладбище и перебирала в уме, что надо еще успеть сделать до Рождества, раздражение против ее воли росло. Список незавершенных дел был внушительным: заняться елкой (можно было бы и раньше сделать, но Эльза любила украшать елку с дочерью, это стало уже некой традицией, а Лиза прилетит только сегодня ночным рейсом); продукты купила, но опять же – не все еще приготовлено, а хотелось бы любимое Лизино печенье испечь; к родителям заехать – полная машина для них загружена – успела в обеденный перерыв сгонять в супермаркет.

Но Марика часто дышала в трубку, говорила прерывисто, и Эльза живо представила, как ее неутомимая подруга разговаривает на ходу.

– Встретимся у входа через час, бегу на трамвай, – выдохнула Марика, проглотив приветствие.

Эльза с недоумением посмотрела на мобильник, нахмурилась, перебирая в памяти договоренности. Встреча с Марикой никак не просматривалась в ее планах на вечер.

Не услышав в ответ ничего, Марика добавила:

– Надеюсь, ты не забыла, что у Инги сегодня годовщина.

«Черт! – выругалась про себя Эльза. – Сегодня же 23 декабря. Пять лет назад».

Пять лет назад 23 декабря пошел снег. Инга радовалась:

– Из Лондона дочь прилетает. Будет настоящее белое Рождество!

Эльза с Ингой и другие друзья должны были собраться на квартире у Марики 24-го. Так они делали каждый год. Но Инга не пришла. Ей звонили, но она не отвечала. Поздно ночью позвонила дочь Инги:

– Мама умерла!

Инга не встретила ее в аэропорту, как договаривались, на звонки не отвечала. Дочь на автобусе добралась домой, открыла дверь своими ключами…

Инга сидела в кресле и смотрела в окно. У нее остановилось сердце.

Эльза почувствовала укол совести: как она могла забыть, какое нынче число? Конечно, она не забыла и про Ингу никогда не забывала. Но вот не связались эти даты сегодня… Время…

А еще ей совершенно не хотелось в этот мерзкий дождливый вечер пилить через весь город. Укол совести превратился в давящее чувство вины перед подругами: и живой Марикой, и ушедшей Ингой.

Каких только друзей нам не преподносит услужливо жизнь. Некоторые остаются с нами на всю жизнь, даже если мы их не выбираем. Такой была Инга. Да и Марика тоже. Дружили их родители, и девочкам приходилось проводить много времени вместе, даже если им этого не хотелось.

С возрастом Эльза поняла, что она никогда бы не выбрала себе в подруги ни Ингу, ни Марику, будь на то ее воля. Они уже не так часто встречались, как в детстве и юности. Но с уходом Инги в жизни Эльзы образовалась пустота, которую никем не заполнить.

Дождь полоснул сквозь крутящуюся дверь, и порыв ветра чуть не затолкал Эльзу обратно в вестибюль. Хорошо, что повезло с парковкой, удалось пристроиться близко к главному входу. Не раскрывая зонтика – на таком ветру бесполезно – Эльза в два шага оказалась у машины и буквально запрыгнула в салон. Откинула капюшон модного плаща. Проверила в зеркальце тушь: не потекла ли?

«Вот балда, – подумала Эльза, – зачем я столько туши намазала? Вдруг расплачусь, глаза будут как у панды».

Она вырулила со стоянки и поехала по улице, пересекающей весь центр Риги и выводящей прямо к кладбищу.

Инга училась в параллельном с Марикой и Эльзой классе русской школы, но по-русски всегда говорила с легким акцентом и чуть неправильно. Мама Инги была откуда-то с севера России, а папа – латыш. Высокая, светловолосая, светлоглазая Инга не сильно выделялась среди своих одноклассников. Но когда Эльза поступила в Ереванский университет (так решили ее родители – высшее образование лучше получить на родине предков и заодно подтянуть армянский) и Инга как-то прилетела в гости, то сразила наповал добрую половину армянских горячих юношей. Инга прилетела сюрпризом, а у Эльзы как раз собрались однокурсники. За стенами продолжался долгий летний солнечный день, но компании захотелось «интима». Задернули шторы и сидели в темноте в маленькой комнате большой квартиры Эльзиной бабушки. Курили, пили вино, играли на гитаре, пели – «Машину времени», естественно. Сидели плотно друг к другу на кровати, на полу и в единственном кресле.

И вдруг открылась дверь, и в проеме возникла Инга – двадцатилетняя, смеющаяся, с развевающимися длинными светлыми волосами. Пылинки кружились в солнечных лучах позади Инги и как будто пронизывали ее насквозь. Она словно ступила из светящегося облака в темную комнату. Такой – светящейся – она навсегда отпечаталась в памяти Эльзы.

Однокурсники открыли рты. И парни, и девушки. Как будто неземная Сольвейг вошла в темную комнату пятиэтажного здания на проспекте Амиряна.

Инга прилетела в Ереван из Ленинграда. Она училась там в художественном училище. Будущая художница! Это еще больше усиливало ее ореол сказочной принцессы.

Мальчики не давали Инге проходу. Все хотели показывать ей город и водить по дискотекам. Это были незабываемые дни.

Марика ждала на трамвайной остановке. Маленькая, кругленькая, уютная. Она всегда все помнила, все обо всех знала и отвечала за всех, кого приручила. А приручила она весь их общий с Эльзой класс и половину параллельного.

– Я купила гвоздики. Ты можешь взять что-нибудь в кладбищенском киоске. Надеюсь, он еще открыт. Лиза прилетела?

– Ночью.

«Придется пригласить», – подумала Эльза. У Марики семьи не было.

– Приезжай к нам завтра.

– Послезавтра загляну, – отозвалась Марика.

«Ну почему я всегда должна подстраиваться под ее планы?»

Эльза вздохнула. Пятьдесят лет уже, а сказать прямо, что, мол, будет занята, Эльза по-прежнему не могла.

В киоске остались только чахлые розы. Пришлось брать.

Ветер, к счастью, утих. Подруги направились в глубь кладбища под одним зонтом. Гравий под сапогами и дождь по зонтику шуршали почти уютно, Эльза согрелась, прижимаясь к Марике, пытаясь уместиться под зонтом.

У могилы Инги не было никого. На глаза Эльзы выступили слезы.

– А ведь я всем позвонила, – сказала Марика.

«Ей, к сожалению, не понять, что мы давно не одноклассники. Мы просто люди, живущие каждый своими проблемами, и только на какое-то время много лет назад были собраны в одну группу».

И вдруг эти роскошные белые цветы. Невероятный букет.

– Дочь, наверное, прислала, – предположила Эльза.

– Там записка, – вдруг сказала Марика.

И не успела Эльза сказать, что читать чужие записки неприлично, как Марика резво вытащила из-под прозрачной обертки кусочек белого картона.

– Карен? Не может быть! – И протянула Эльзе.

«Еще один год без тебя. Всегда буду помнить. Твой Карен».

Инга и Карен встретились именно тогда, в солнечном Ереване более тридцати лет назад. У Эльзы в это время разворачивался роман с однокурсником (впоследствии закончившийся свадьбой, рождением Лизы и разводом), и Карен – друг однокурсника – пришелся очень кстати. Вчетвером они после всевозможных дискотек гуляли по ночному летнему Еревану до утра.

Проспект Амиряна упирается в главную площадь Еревана, а на ней, взлетая ввысь из мозаичного бассейна, шумят «поющие» фонтаны. Каждый вечер под разноцветные водяные брызги и классическую армянскую музыку, в основном под Комитаса, Карен сжимал руку Инги, но на большее так и не решился.

Через два года он женился на подруге детства, которую его родители прочили в невесты чуть ли не с рождения, а еще через три Инга вышла замуж и родила дочь.

Брак Карена выглядел удачным. Он оказался талантливым бизнесменом, перевез семью в Москву, создал свою корпорацию, управлял большим количеством людей. Сыновья окончили лучшие зарубежные университеты в сфере юриспруденции и, чтобы помогать отцу, вернулись в Россию. С женой у Карена были прекрасные отношения. Она не подозревала, что раз в год Карен улетал то в Ленинград, то в Ригу побродить с Ингой по ночным улицам до утра и выговориться. Она стала для него не только возлюбленной, но и психотерапевтом. Тем, на которые Карен не смог бы поговорить с Ингой, не существовало. С каждым годом Инга хорошела и становилась все прекраснее, и все труднее было от нее уезжать. Никто об их платоническом романе (а именно такими были их отношения) не знал, даже близкие подруги Инги. Даже ее родители, и тем более дочь и муж. Бывший муж. Инга не смогла жить с ним.

Ради этой единственной недели в году жила Инга. Она работала художницей на фабрике, выпускающей глиняную и фарфоровую посуду. Зарплата была маленькой, а в девяностые годы – еще меньше. Но фабрика выжила благодаря спонсорам, и Инге удалось сохранить свое рабочее место. У Карена она никогда ничего не брала, сколько он ни предлагал. Только цветы. Она любила орхидеи. И он привозил и заказывал для нее редкие сорта со всего мира. Всегда мечтала сделать свою орхидею – фарфоровую, белую с розовыми прожилками. Но не получалась так, как ей хотелось. Поэтому рисовала на чайных и кофейных чашках подаренные Кареном цветы. Постепенно ее рисунки стали визитной карточкой фабрики. Сервизы с орхидеями даже шли на экспорт и стоили дорого. Зарплату прилично повысили, и Инга смогла оплатить обучение дочери в Лондоне, где та и осталась после окончания университета.

Инга никогда не узнала, что спонсоров, спасших фабрику в девяностые, а затем вложившихся в продвижение и рекламу продукции, было не несколько, а один Карен. И что фабрика уже давно была его.

Сначала умерла мама Инги. Карен прилетел поддержать. Потом хоронили папу. А затем Инга заболела. Карену ничего не говорила. Они и не общались между редкими встречами. Никогда не выходили в скайп или фейстайм, никогда не звонили друг другу. Обменивались только сообщениями по электронной почте. По молчаливому соглашению им нравилось сохранять то давнее общение: сначала настоящими письмами, потом – электронными.

Ничего этого ни Марика, ни Эльза не знали. Поэтому, прочитав записку, изумились, нет, обалдели до такой степени, что замолчали надолго: каждая переваривала содержание послания.

Эльза всегда думала, что продолжения у того давнего ереванского романа не было. Поскольку имя Карена больше никогда не всплывало, она полагала, что все тогда и закончилось.

Марика думала о том, что все их почти каждодневные разговоры с Ингой на протяжении более сорока лет были ни о чем: она ее, оказывается, совсем не знала. Близкая подруга (как считала Марика) не поделилась с ней самой важной и волнующей частью своей жизни.

Первой пришла в себя Марика:

– Они что, поддерживали отношения?

– Может быть, он только сейчас узнал…

– «Еще один год без тебя»… Теперь я припоминаю, что орхидеи всегда были на могиле. Каждый год. Вот уже пять лет…

– Но я думала, они от дочери… Она всегда любила орхидеи. Все подоконники были уставлены.

– И я так думала…

Больше им нечего было друг другу сказать.

Они положили гвоздики и розы на могилу, повернулись и пошли прочь.

Валентина Гетц

Родом из Казахстана, родилась в простой рабочей семье, папа украинец, мама русская. Жила в красивом гостеприимном селе Трофимовка, населенном разными национальностями, где дом никогда не закрывался на замок и любой сосед непременно приглашал за стол выпить ароматного чая. В 1996 году переехала в незнакомую, но очень красивую Германию. Там и проживает по сей день. Валентина мама и бабушка, обожает писать стихи, сказки и рассказы для деток о добре и дружбе, о взаимопомощи и душевной красоте каждого персонажа. Дар писать приняла с радостью, чтобы приносить счастливые улыбки своим дорогим читателям.

Друзья и звездочка

Дима никак не мог заснуть, он ворочался с боку на бок, все думая о маленьком жеребенке, который должен вот-вот появиться на свет. На улице гремел гром, сверкали молнии и лил сильный дождь. Папа остался в конюшне, пока не появится малыш, а Диму отправил спать, чтобы он не шумел и не путался под ногами.

– Завтра утром, когда ты проснешься, – сказал он, – малыш уже будет ждать тебя, а сейчас иди, сынок, спать, а то скоро грянет сильный дождь. Вон как темно стало, и молнии сверкают так, что глазам больно.

Дима лежал и представлял маленького жеребенка рядом со своей мамой, его любимой лошадкой Миледи, которая будет фыркать от удовольствия, глядя на своего малыша, а он будет любоваться ими.

Ночь сделала свое дело, и Дима наконец-то заснул. А утром, едва стало подниматься солнышко, он соскочил с кровати и бегом бросился в конюшню. Дождь закончился, кругом были лужи после дождя, и Дима, перепрыгивая через них, босиком несся к своей любимой Миледи.

В воротах конюшни показался улыбающийся папа:

– Что, сынок, не спится? Иди, там малыш уже ждет тебя, только иди тихо, не напугай его.

Дима пошел быстрым шагом к деннику, где находилась Миледи. А там едва стоял на ногах маленький коричневый жеребенок с белой звездочкой на лбу, на ножки словно были надеты белые носочки.