Полная версия
Близкое и далёкое
Мы с мамой прилетели в Салоу в последний день августа. Мама первым делом отправилась на пляж купаться. Мне последовать её примеру помешали женские проблемы, поэтому я ограничилась прогулкой по городу. За несколько часов гуляния я успела изучить всю набережную, расположение магазинов, аптек, центральный рынок, узнала, где находится железнодорожный вокзал. Ближе к вечеру я наведывалась туда вместе с мамой – купить билеты до Барселоны.
Остаток вечера завершился ужином в гостиничном ресторане и недолгой прогулкой по вечернему Салоу. После чего мы, утомлённые перелётом, вернулись в номер и уснули как убитые.
Утром следующего дня я проснулась от ласкового маминого толчка.
– Вставай, Нина, а то на поезд опоздаем!
Взглянув на время (а было уже без пяти шесть утра), я быстренько вскочила с постели, наспех умылась, почистила зубы, оделась. Мама тем временем вскипятила чаю. Вот и весь наш завтрак! Бутерброды пришлось взять с собой.
Пулей вылетели из гостиницы на ещё не повидавшую рассветного солнца улицу. Вокруг не было ни души. Только из-за поворота вышел какой-то молодой человек, судя по одежде, военный.
– Быстрее! – поторопила меня мама.
Я прибавила шагу. Через минуту мы пересеклись с тем самым незнакомцем. Вернее, это он с нами пересёкся, как будто специально старался. Он буквально преградил маме дорогу и, как-то странно взглянув на неё, сказал что-то по-испански. Что – я не поняла, поскольку не знаю этого языка ну совсем. Мама, которая немножко на нём понимает, что-то ответила, затем увлекла меня в сторону, чтобы обойти случайного собеседника.
– Чего он хотел? – спросила я.
– Опознался, – ответила мама. – Сказал: дочь Евы. А я ему сказала, что он ошибся, и вообще, извините, сеньор, мы спешим.
Действительно, ошибся. Мою бабушку никогда не звали Евой. Когда её в конце тридцатых совсем маленькую вывозили из родной Испании вместе с другими детьми, везде она значилась как Ирэна. В детдоме, где она жила поначалу, её стали звать Ирой на русский манер. Удочерившие мою бабушку прадед и прабабка дали ей русскую фамилию, отчество. И вот уже много лет она Голубева Ирина Петровна.
Мама с самого рождения Анна, так что ко мне "дочь Евы" никак не относится. Если только этот странный сеньор не имел в виду нашу общую прародительницу. А уж с ходу называть нас матерью и дочерью – незнакомые люди, как правило, так не делают. Очень уж мы с мамой друг на друга не похожи. Ни овал лица, ни разрез глаз, ни руки – вообще ничего. Оно и неудивительно, если учесть, что она не вынашивала меня девять месяцев в своём чреве, а нашла уже родившуюся на помойке. Если бы тем морозным зимним днём она не вышла вынести мусор, я бы, наверное, околела от холода. Своих детей маме с папой не дал Бог, и они меня удочерили. Скрывать, что я приёмная, не стали. Да я, честно говоря, и не знаю, чего таиться? Из опасения, что ребёнок захочет найти настоящих родителей? Мне и искать было незачем, потому как мои родители всегда были рядом – самые что ни на есть настоящие. А увидеть дамочку, что выбросила меня замерзать на помойку – как-то не горела желанием. Найти, чтобы взглянуть в глаза и спросить, как она могла? Думаю, если водка – лучшая подруга, такое получается очень просто. Так что биология биологией, но мама у меня одна. Папа, царствие ему небесное, тоже. Других родителей у меня не было и не будет.
Когда мы с мамой добежали до вокзала, поезд уже стоял, готовый вот-вот отправиться. Мы успели заскочить буквально в последний момент, прежде чем двери бесшумно затворились, и поезд, набирая скорость, заскользил по рельсам.
Столица Каталонии удивила нас парком Гуэль, переливающимся в лучах солнца разноцветной мозаикой, с пряничными домиками и самой длинной в мире скамейкой; собором Святого Семейства, возвышающимся тремя башнями с маленькими окошками; вытянувшейся от центра к побережью Рамблой, увенчанной статуей Колумба; центральным рынком Бакерия, на котором можно найти всё, чего душа пожелает. Гуляли бы ещё да гуляли, но вечер неумолимо вступал в свои права. Надо было возвращаться в Салоу.
От вокзала, где поезд после нашего выхода бесшумно отправился дальше, мы с мамой снова торопились. На этот раз в гостиницу, чтобы успеть к ужину. И снова на улице господствовала темнота.
Я уже и забыла про нашего утреннего встречного, но не тут-то было. Знакомая фигура выросла перед нами будто из-под земли.
– Дочь Евы, – теперь-то я знала, что он сказал моей маме.
Мама в ответ терпеливо напомнила, что она не та, за кого он её принимает, и что ей по-прежнему некогда вести с ним пустые разговоры. Пришлось, как и утром, обходить его стороной.
На ужин мы, к нашей великой радости, попали. После – отправились в номер.
– Ой, а мёд купить забыли! – с огорчением заметила мама, когда кипятила воду.
Бабушка приучила нас по вечерам пить травяной чай с мёдом. И теперь, где бы мы ни были, своей привычке не изменяли.
– Давай сбегаю в супермаркет, – предложила я.
Хоть я и устала от долгих прогулок по Барселоне, отказаться от привычной чашки с мёдом не могла.
Через пять минут я уже шла по улице по направлению к супермаркету.
Однако какой наивной я была, когда думала, что странный тип оставит нас в покое!
– Внучка Евы! – обратился он ко мне по-английски. – Послушай же меня!
Тут и перевода не надо – английский я знала неплохо. В школе по этому предмету у меня всегда были отличные оценки, и к одиннадцатому классу я уже вполне могла читать сестёр Бронте на языке оригинала. Но меня поразило, с какой интонацией он это сказал. Не отрывисто, словно раздаёт команды (чем нередко грешат военные). В его голосе было столько тоски и отчаяния, что у меня духу не хватило просто пройти мимо.
– Послушайте, я, правда, не знаю ни Вашу Еву, ни её детей и внуков, – ответила я также на языке Шекспира. – Поэтому едва ли смогу Вам помочь.
– Скажи матери… не дай ей уехать восьмичасовым поездом… до Орехова-Зуева, – название он произнёс с трудом, как будто выдавил из себя. – Пожалуйста! Это гибель.
Сказав это, странный незнакомец удалился лёгкой походкой – слишком лёгкой для военного.
"Кажется, это псих!" – мелькнуло в моей голове.
За время разговора я успела разглядеть этого человека. На вид ему было где-то двадцать пять. Симпатичный. Вернее, мог бы быть таковым, если бы не бледность лица и какой-то неестественный взгляд.
Откуда он только узнал, что у нас дача в Орехово-Зуево? Летом бабушка там живёт, а мы с мамой ездим туда в пятницу вечером и остаёмся на выходные. Однако наша электричка идёт в семь часов, а не в восемь. Это туда. А обратная – в час дня. Так что насчёт этого странный сеньор может не беспокоиться – его совету мы и так всё время следуем.
Когда я возвращалась из супермаркета с баночкой мёда, случайного знакомого уже не встретила, что восприняла с огромным облегчением. В гостиничном холле задержалась у стойки ресепшна, чтобы спросить девушку о погоде на завтра. Эстер, так было написано на бейджике, посмотрела в планшет и показала нарисованное солнышко с цифрой двадцать девять. Значит, Порт Авентура можно оставить на другой день, а завтра – на пляж.
Поблагодарив Эстер, я не сдержала любопытства – спросила: что за городской сумасшедший бродит по окрестностям и пугает встречных людей всякими глупостями?
– Наверное, это Игнасио Видаль, – ответила Эстер, смеясь. – Слышали местную легенду?
– Нет, – призналась я. – Какую ещё легенду?
Девушка поведала, что сеньор Видаль жил в Салоу в прошлом веке, пламенный республиканец, офицер, погибший от рук франкистов в Гражданскую войну.
– Рассказывают, его призрак бродит по улицам Салоу – то ли ищет потерянную семью, то ли жаждет мщения за свою гибель. Но думаю, это только сказка. Видимо, кто-то наслушался – решил подурачиться, – сделала Эстер окончательный вывод.
Хорошие шуточки, нечего сказать!
Мы пробыли в Каталонии ещё дней десять – успели посмотреть Таррагону, Реус, покататься на аттракционах Порт Авентура, ну и конечно, покупаться и позагорать на пляже. Любителя пошутить больше за это время так и не увидели. Вернулись в Москву довольные отдыхом. Жизнь вернулась в обычное русло.
Как-то в пятницу я сказала маме:
– Сегодня я не смогу – поезжай на дачу одна. А то с этой аудиторской проверкой придётся задержаться.
Я была морально готова к тому, что придётся до глубокой ночи куковать над кучей бумаг. Но к счастью, обошлось гораздо легче – через два часа после окончания рабочего дня я была свободной, как южный ветер. Уже на улице я позвонила маме, сказала, что иду домой.
– Вот и хорошо, – ответила мама. – Я уже тоже еду. Представляешь, этот козёл задержал на целый час – срочно ему этот отчёт понадобился! Хорошо, на восьмичасовую успела.
На восьмичасовую? Кровь тревожно застучала в висках.
– Мам, слышишь, немедленно выходи, на первой же станции!
– Нин, ты чего? Знаешь, сколько потом следующую ждать!
– Ничего, лучше подождать. Помнишь, в Салоу…
Почему я сразу ей не сказала? Теперь же я сбивчиво рассказывала про погибшего офицера и его предостережение.
– Да ну тебя! – отмахнулась мама. – Какой-то дурак что-то ляпнул! Не бери в голову! Ладно, я прощаюсь, а то тут билеты проверяют. Пока! Не скучай.
И отключилась.
Бесполезно! Всё бесполезно! Поздно! Электричка сойдёт с рельсов, рухнет с моста, столкнётся… Гибель. А я знаю и ничего не смогу сделать?
Может, стоит позвонить в полицию, сказать: в электричке бомба? Поезд, конечно, остановят, людей эвакуируют, станут искать взрывчатку. Меня за такие шутки, конечно, посадят, мама будет носить в тюрьму передачки. Но она будет жива. Я верю, моя мама достаточно сильная, чтобы вынести это, не умереть от горя и стыда.
Но спасу ли я маму? Бомбу не найдут, электричка поедет дальше… Звонить маме, кричать, что меня арестовали! Тогда ей будет уже не до дачи – всё бросит и примчится. За что арестовали? За несанкционированный митинг? Такое может случиться с бабушкой, но не со мной. Мама знает: я по митингам не хожу.
Попала в больницу с травмой? Это будет убедительнее. Но… Вдруг смерть ждёт маму не в той электричке, из которой она выскочит на ближайшей остановке, а в той, куда она сядет, чтобы ехать обратно? Или на платформе, где она будет её ждать?
Что же делать? Что делать? Я чувствовала, что самой мне ответа не найти.
Как сумасшедшая, неслась я домой, натыкаясь на встречных людей, распугивая кошек и собак, и не замечала осуждающих взглядов, что кидали мне вслед. Ждать лифта тоже не было терпения – влетела на шестой этаж пешком. Открыла дверь и, на ходу скидывая туфли, побежала в комнату.
В ящике стола царил сущий хаос. Через минуту он превратился в лежащую на полу груду всего ненужного. Вот она – пара толстых свечей, а вот и круг диаметром в полстола. Сама вырезала в десятом классе – хотела вызвать дух Ньютона попросить его помочь с контрольной по физике. Но сэр Исаак, видимо, решил, что мне вполне по силам справиться самой, и не пришёл. К слову сказать, был отчасти прав – на троечку получилось.
Я разложила круг на столе, поставила на него принесённое из кухни блюдце, зажгла свечи, выключив при этом электрический свет.
– Сеньор Игнасио Видаль! – позвала я. – Придите, умоляю!
Ничего не произошло. Никакой яркой вспышки, озарившей комнату, никакого холодка, что ознаменовал бы столкновение мира живых с миром мёртвых. Блюдце, вопреки ожиданиям, не задвигалось по бумаге, как бешенное.
Эх, да что же это я – накрутила сама себя, поверила в какую-то ерунду? Ну не дура ли?
Я уже готова была потушить свечи и всё убрать, как вдруг услышала:
– Нина!
Голос раздавался из-за спины. Я стремительно обернулась. Мамочка дорогая! Что это? В настенном зеркале, вместо своего собственного отражения, я увидела старого знакомого из Салоу. Чтобы не закричать со страху, я быстро зажала себе рот рукой.
– Не бойся, Нина, – сказал мне пришелец по-английски. – Я всё равно не смогу покинуть зеркала. Звонить никуда не надо. Сообщение про бомбу предотвратит беду, но тебя посадят. Скажешь про больницу – ничего не изменится. Мама купила в поезде журнал – выбрось его.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.