Зачарованная тьмой

* * *

Меня накрыло саваном тишины, и паника отступила. «Наверное, все закончилось», – подумала безмятежно. Я умерла и теперь непременно попаду в рай. Я ведь вела относительно праведный образ жизни и честно заслужила пару-тройку квадратных метров в поднебесье. Подзатыльники брату и прогулы занятий не в счет. Да таких праведников, как я, еще поискать нужно!

На смену одной нелепой мысли тут же приходила другая. Я все спрашивала себя, где же достославный туннель, в конце которого каждый умирающий обязан увидеть свет. Гадала, увижу ли сверху свое распростертое на полу тело, смогу ли побывать на собственных похоронах и вместе с родными поплакать у себя на могиле.

Я бы еще много чего могла нафантазировать, если бы не едкий запах гари, проникший в легкие. Грешным делом, подумала, что вместо эдема угодила прямиком в ад. Но мой ад был на Земле. Огонь расстилался по каменным плитам, окружая меня. Потом коснулся Камила, лежавшего в луже крови, подобрался к Нэле и стал с жадностью пожирать ее одежду.

Глаза снова заволокло соленой пеленой. Я различила три фигуры, замершие неподалеку. Незнакомцы что-то возбужденно обсуждали, но мне никак не удавалось уловить смысл их разговора. Голоса тонули в оглушительной какофонии.

Все, кроме одного:

– Она – не наша забота! Пойдем! – холодно выкрикнул незнакомец, тем самым предрешив мою судьбу.

Цепляться за жизнь больше не имело смысла. Темный силуэт человека, так безжалостно растоптавшего мою надежду на спасение, скрылся в облаке дыма. Я смежила веки, а в голове продолжал звучать холодный равнодушный голос.

* * *

Дождь с яростью хлестал по лицу, студил разгоряченную плоть, но даже он был не в силах погасить колдовское пламя, завладевшее мастерской. Не способен был унять жар в сердце Этеле.

– Я не могу оставить ее здесь! – крикнул он вдогонку друзьям, останавливаясь.

Резко затормозив, Кристиан подскочил к другу.

– И что ты предлагаешь? Вытащим ее, и огребем по полной! И от Цецилии, и от Габора.

– Ты ведь можешь стереть ей воспоминания, – с надеждой попросил колдун.

На что Эчед лишь скептически фыркнул.

– Теоретически. Забыл, я этим еще ни разу не занимался.

– Мог бы хотя бы попытаться, – укорил друга Даниэль.

– Вот именно, попытаться, – мрачно хмыкнул ведьмак. – Вероятнее всего, после моих стараний она превратится в овощ. А это, на мой взгляд, не самая лучшая альтернатива смерти. Пусть лучше так.

Этеле почувствовал, как внутри вскипает раздражение. Даже в такой ситуации Крис находил место для иронии. Понимая, что Эчед и пальцем не пошевелит ради спасения девушки, ведьмак бросился к зданию, сейчас напоминавшему огромный костер.

– Ты подставляешь нас всех! – крикнул Кристиан ему вдогонку.

Хорошо хоть не пытался остановить, только заявил раздраженно, что не собирается помогать совершать глупейший благородный поступок, и поспешил убраться подальше от места пожара, забрав с собой Даниэля.

Этеле ворвался в мастерскую. Огонь под его ладонями начал гаснуть, будто тростник на ветру пригибаясь к земле. Каким-то чудом пламя так и не коснулось девушки, она лежала в центре очерченного искрами круга и не подавала признаков жизни. Подхватив хрупкое тело, Этеле выбежал на улицу, с тревогой вслушиваясь в неровное дыхание несчастной. Дождь прекратился. Редкие капли осыпались с деревьев на ее лицо, запачканное кровью и пеплом.

Он оставил ее в сквере на скамейке, неподалеку от больницы. Вызвал «скорую» и, дождавшись, когда ночную тишину развеет вой сирены, ушел. Хотелось верить, что девушка сумеет оправиться от пережитого и попытается все забыть. Хотя о таком, Этеле знал по себе, забыть невозможно.

Глава 6

Дела семейные

Меня разбудил тихий голос.

– Да, вернемся к концу недели… Нет, ты зря беспокоишься, с нами все отлично… Эрика в полном порядке, на этот раз интуиция тебя обманула, – вдохновенно врала мама, приложив к уху мобильный.

По всей видимости, звонила бабушка. Обладающая завидной проницательностью, в общении с близкими Тереза была в высшей степени доверчива и наивна, а уж дочери верила безоговорочно.

Дальнейший разговор превратился в череду односложных ответов, преимущественно состоявших из «да» или «нет».

Пока маман, отвернувшись к окну и нервно теребя шнурок жалюзи, подвергалась бабушкиному допросу, отец сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. В этой позе было столько безнадежности, столько отчаяния, что мои собственные невзгоды вдруг стали восприниматься, как что-то незначительное и недостойное внимания.

Папа горестно вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вокруг потухших карих глаз пролегли синие тени, лицо осунулось и приобрело землистый оттенок, а в висках прибавилось седины. Сейчас отец, только-только разменявший пятый десяток, напоминал старика.

Я попыталась приподняться и позвать его, но застонала от боли. Ныла каждая клеточка истерзанного тела. Заметив, что дочь начала подавать признаки жизни, мама быстро свернула разговор и, оставив мобильный на подоконнике, выбежала в коридор.

Я проводила ее усталым взглядом, лишь на мгновение задержавшись на окружающей обстановке. Просторная больничная палата, наполненная светом уходящего дня, так контрастировала с обрывками воспоминаний, беспрестанно мелькавших в голове: лужи крови, сполохи пламени, вздымающегося к потолку; дым, заволакивающий все пространство…

Отец ласково коснулся моей щеки, смахнул покатившуюся по ней слезинку и ободряюще сжал мою ладонь. Было видно, что он сам на грани и едва сдерживается, чтобы не заплакать.

– Эрика… Ты нас так напугала!

Мне показалось или в голосе матери послышался упрек?

Понять, что же все-таки это было, не успела, так как следом за ней в палату вошел долговязый мужчина в белом накрахмаленном халате, со стетоскопом на шее и черной папкой в руках.

Бегло осмотрев меня и задав дюжину вопросов, на которые я упорно отвечала одно и то же – не помню, не знаю, не понимаю, – медик осветил свою версию произошедшего: девушка отправилась в клуб, угостилась бодрящим коктейлем из дури и повеселилась от души. Правда, ночь для нее закончилась плачевно. Но ведь могло быть и хуже.

Врач только диву давался, как меня угораздило, приняв убойную дозу психотропных веществ, остаться в живых. Я тоже хотела бы это знать…

– Вам повезло, что вовремя вызвали «неотложку». Иначе могли бы и не откачать, – безжалостно припечатал «Айболит» и на всякий случай еще раз уточнил: – Не помните, как очутились в парке?

Далее вопросы пошли по второму кругу. Глядя в одну точку на потолке, я с завидным упрямством твердила о своей амнезии. Поняв, что вразумительных ответов добиться от меня не удастся, доктор обнадежил родителей, что с их непутевой дочерью все будет в порядке, и был таков.

Не успел он скрыться в коридоре, как роль дознавателя взяла на себя мама.

– Где ты была?! С кем?! Вся перемазана в какой-то дряни! – захлебывалась она словами.

– Мам, я правда ничего не помню, – вяло отбивалась я от попыток родительницы докопаться до истины.

Признаюсь, что меня хотела прикончить шайка психопатов, и, скорее всего, сама загремлю в психушку. Нет уж, увольте! Со своими тараканами я как-нибудь сама разберусь.

– По крайней мере, как сбегала из гостиницы ты помнишь?! – сорвалась мама на крик. – Мы из-за тебя чуть с ума не сошли!

Папа обхватил плачущую супругу за плечи и ласково, но в то же время не терпящим возражений тоном произнес:

– Оставь ее, Рике нужно отдыхать. Успеем поговорить, – и повел маму к выходу.

Меня действительно вымотали расспросы. Сил хватило только на то, чтобы благодарно улыбнуться отцу, а через мгновение я снова оказалась в плену у своего кошмара.

* * *

Когда открыла глаза, в окна больницы черным вороном билась ночь.

Спрятавшись за ширмой, родители о чем-то возбужденно спорили. Не имея ни малейшего желания снова выслушивать мамины упреки, я притворилась спящей.

– Нужно обо всем рассказать Терезе! – как заведенный твердил отец.

– Об этом не может быть и речи! – взвилась мама. Похоже, из-за случившегося со мной нервы у нее совсем сдали. – Хочешь заставить ее пережить то, что пережили здесь мы?!

– Ты видела, в каком состоянии ее нашли?! – гневно прошипел глава семьи. – Вдруг это…

Но мама не дала ему закончить.

– Как только Эрика поправится, мы заберем ее домой и сделаем все возможное, чтобы она никогда не вспоминала ни о Словакии, ни об этой ночи. Кроме нас больше никто не узнает о случившемся!

Отец безнадежно вздохнул. Временами мама была упряма, как сто ослов вместе взятых. Если она что-то вбила себе в голову, то уже ничто не могло поколебать ее решения. Но в этот раз я целиком и полностью ее поддерживала. Признаться во всем бабушке, глядя в строгие и такие грустные глаза, было выше моих сил. Мама права, пусть все плохое останется в Словакии.

Но на поверку все оказалось намного сложнее. Мысленно я постоянно возвращалась в ту ночь. Видела Камила: сначала нацелившего на меня нож, потом его труп, объятый пламенем.

Интересно, что я должна была испытывать? Боль от того, что человек, которому по наивности доверилась, заманил меня в ловушку, или тоску из-за его смерти? А может, радость, потому что справедливость восторжествовала? Но, как ни странно, ни одно из этих чувств не объясняло мое состояние. Про любовь вообще вспоминать не хотелось, будто ее никогда и не было.

Кто те люди, что помешали Камилу завершить начатое? А может, ужасная церемония – лишь плод больного воображения, одурманенного наркотиками? Страшная галлюцинация?

Оставшись одна, я попыталась отвлечься от навязчивых воспоминаний и включила телевизор, поставив на режим без звука. На экране замелькали видеокадры с места пожара…

Щелкнув пультом, устало откинулась на подушку и прикрыла глаза. Кажется, этот кошмар будет преследовать меня вечно.

* * *

Венгрия

К особняку Эчедов они подъехали на закате. Серое двухэтажное здание встречало ведьмаков сонной тишиной, и на первый взгляд могло показаться, что этот дом необитаем. Не горели фонари, окаймлявшие дорогу, ведущую к парадному входу. Ставни наглухо сомкнули створки, охраняя от взора любопытных частную жизнь обитателей дома. Только в круглом окне-розе мансарды, которую облюбовал для себя глава семьи, Венцель, маячил тусклый свет, да в глазницах каменных чудовищ – драконов, венчавших карнизы, полыхало синее пламя, незаметное для обычных людей. Недремлющие стражники верно служили Эчедам на протяжении долгих столетий, оберегая их покой.

Кристиан взбежал по лестнице и приложил ладонь к гербу на двери. От его прикосновения створки бесшумно раскрылись. На первом, не так давно отреставрированном этаже, еще сохранились остатки былого великолепия: люстра-каскад на двадцать свечей с ангелочками из золоченой бронзы; на полу – мраморные плиты с выгравированными на них магическими рунами; стены, обтянутые шелком и украшенные фамильными портретами.

В остальном же загородная резиденция Эчедов мало чем отличалась от соседских коттеджей. Кухня была оборудована по последнему слову техники, почти в каждой комнате имелись плазменные панели и кондиционеры, которые являлись скорее предметами интерьера, чем необходимостью, потому как воспользоваться благами цивилизации домочадцам удавалось нечасто.

В особняк постоянно съезжались гости, а перепады напряжения при большой концентрации колдовской энергии были делом обычным. Именно поэтому повсюду стояли канделябры, а вместо лампочек в настенных бра горели свечи. Летом изнывали от жары, а зимой спасались от холода, затапливая камины. Дом убирали по старинке, используя метлу и тряпку. Пылесосы без надобности хранились в кладовках, работу холодильников приходилось поддерживать заклинаниями, а чтобы насладиться просмотром фильма, Эчеды вынуждены были отправляться в кинотеатр.

Частое отсутствие электричества доводило отца Кристиана до нервного тика. Вот и сейчас Венцель, столкнувшись с парнями в холле, принялся изливать тем свои возмущения.

– Сил моих больше нет терпеть это безобразие! Столько дней мечтал о финале Кубка, надеялся спокойно провести выходной перед телевизором, но нет! Твоей матери приспичило именно сегодня организовать вендетту! – Мужчина с тоской посмотрел на горку бутербродов и баночку пива на подносе, который держал в руках. Угощения должны были помочь скрасить вечер и составить ему компанию во время просмотра любимой игры. Сунув подмышку газету, лежавшую на столике возле лестницы, Венцель стал подниматься наверх, при этом беззлобно бормоча: – Даже дома нет покоя…

– Причина собрания? – окликнул отца Крис. Вчера, когда он созванивался с матерью, та ни словом не обмолвилась о предстоящем съезде.

Худосочная фигура, закутанная в зеленую хламиду, обернулась.

– Цили решила устроить показательный суд.

Субтильность и высокий рост Кристиан унаследовал от отца. А в остальном он был точной копией матери: такие же, как и у нее, прямые темные волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, четко очерченный подбородок с ямочкой, которая безотказно действовала на слабый пол. Тонкие губы зачастую кривились в пренебрежительной усмешке. Керестей на всех смотрел свысока. Привилегированное положение будущего хозяина рода позволяло ему себя так вести.

Даниэль, до этого сонно озиравшийся по сторонам, заметно оживился.

– Нашли предателя? – бойко проговорил он.

В последнее время Габор был в курсе всех событий, происходящих в клане Эчедов, что наводило на мысли об измене.

– Цецилия так считает, – загадочно ответил Венцель и, посчитав разговор оконченным, отправился к себе.

Миновав холл, парни оказались в церемониальном зале – огромном помещении со сводчатым потолком и стрельчатыми витражными окнами, сейчас заполненном молчаливыми людьми. Стараясь не привлекать к себе внимания, ведьмаки пристроились в задних рядах.

Цецилия сидела в глубине алькова и больше походила на прекрасную статую, высеченную из холодного мрамора, нежели на женщину из плоти и крови. Густые волосы были заплетены в косу, на лоб опускалась фероньерка – золотая цепочка, щедро украшенная жемчугом. Пальцы были унизаны перстнями – амулетами из магических камней: сапфира, гиацинта и сердолика. Свободное темное одеяние, в которое по традиции глава клана облачалась для колдовских церемоний, еще больше подчеркивало белизну ее кожи.

Позади нее стояли Анталь и Шандор, как и Цецилия, потомственные колдуны, по силе едва ли уступавшие хранительнице рода. Они и еще несколько опытных ведьмаков являлись главной опорой клана. Остальные были неопытными, пока еще желторотыми птенцами, только начавшими познавать азы волшебства.

Что касается Габора, то его свиту в большинстве своем составляли маги с длинной колдовской родословной. Один Ксавер, любимец Батори и, как поговаривали, его приемник, мог с легкостью перебить с дюжину учеников Цецилии. Чародейка понимала, что ее положение очень шатко. Если Габор и сохранял иллюзию мира, то Ксавер после смерти старика церемониться не станет и, несомненно, попытается подчинить себе Эчедов.

Цецилия не могла допустить, чтобы кто-нибудь из ее окружения шпионил для старого колдуна или для Ксавера. К счастью, предателя вовремя удалось разоблачить.

Перед нею на полу, скрючившись от боли, лежал мужчина. В широко раскрытых глазах читался страх, впалые щеки пересекали красные полосы. Когда Имре привели к Цецилии, он даже не попытался оправдаться. Наоборот, начал глумиться над Эчедами и сыпать проклятиями. Под влиянием эмоций Цецилия накинулась на него, хотела заставить замолчать, а заодно выцарапать предателю глаза, чтобы впредь неповадно было следить и доносить Батори. С трудом заставила себя остановиться. Она сохранила выродку жизнь, но избежать наказания ему не удастся.

Поднявшись, женщина громогласно объявила:

– За предательство, за отречение от семьи и обман ты, Имре, будешь лишен дара и навсегда изгнан из клана.

Ведьмак вскинул на Цецилию потухший взгляд и снова неуклюже повалился на бок. Последовавшая за этим невнятная фраза:

– Я ни в чем перед тобой не виноват, – потонула в яростном крике колдуньи.

– Довольно притворства! Изменой ты запятнал свое имя! Не пытайся вызвать к себе жалость, Имре, ты достоин только презрения!

Анталь приблизился к пленнику, словно заклинание бормочущему одну единственную фразу: «Не виноват, не виноват» и заставил того встать на колени. Цецилия обхватила голову Имре руками, прижала ладони к его раскаленным вискам. Глубокий, тягучий голос колдуньи разнесся по залу, отражаясь от стен, увешанных старыми гобеленами. Крылатые создания с тканых полотен взирали на госпожу то ли с грустью, то ли с укором, пока она, произнося заклинание, уничтожала все воспоминания Имре, связанные с годами жизни в клане.

Тело ведьмака конвульсивно дернулось. Он выгнулся дугой и истошно закричал, когда сила, часть его самого, вырвалась наружу, чтобы обрести нового хозяина. Цецилия небрежно оттолкнула от себя Имре и холодно произнесла, пробежав взглядом по залу:

– Вы давали мне присягу, и любой, кто попытается ее нарушить, понесет ответ.

Велев увести изменника, женщина пересекла зал; стук ее каблуков звучал оглушительной барабанной дробью. У самого выхода она обернулась и сухо проронила, обращаясь к сыну:

– Живо в мой кабинет. И вы тоже, – бросила она Этеле и Даниэлю, устало подпиравшим стену.

Цецилия покинула зал, а вместе с ней ушло и напряжение, довлевшее над собравшимися. Кто-то неодобрительно качал головой, провожая взглядом магов, уводящих Имре. Остальные старались не смотреть в сторону мужчины и ежились, представляя, что любой из них может оказаться на его месте.

Ясмин протиснулась к Крису и повисла у него на шее.

– Я переживала, – ласково шепнула она.

Ответив на ее поцелуй, ведьмак мягко отстранил девушку и встревоженно произнес:

– Подумать только, Имре – перебежчик.

– И тем не менее это так, – подошла к друзьям невысокая, миловидная девушка по имени Лилиана. Обняв каждого, грустно продолжила: – Имре конкретно облажался. Напился в «Камелоте», стал кричать на весь бар, что скоро ему крупно повезет, а потом принялся названивать кому-то. Требовал то ли новую силу, то ли денег, повторяя, что Габор обещал.

– Я тоже это слышала, – подтвердила Ясмин. – А кроме нас с Лили еще несколько человек.

– Да уж, повезло так повезло, – пробормотал Керестей. – Теперь для него все кончено.

– А вот для вас, мальчики, веселье только начинается, – раздался за его спиной звонкий девичий голос с ехидными нотками.

Хела подкралась к друзьям и бесцеремонно повисла на Этеле и Даниэле, положив руки им на плечи. Она, как и Лили, была близкой подругой Ясмин. Все три девушки попали в клан примерно в одно и то же время и на удивление быстро подружились, хотя каждая обладала полярно противоположным характером. Крис всегда удивлялся, как им удавалось находить общий язык. Мягкой и отзывчивой Лили, воспринимающей проблемы окружающих, как свои собственные; замкнутой и даже в некоторой степени апатичной Ясмин, живущей в изолированной ото всех вселенной, и, наконец, вздорной и самовлюбленной Хелене, стремящейся заставить всех плясать под свою дудку.

– Выглядишь, как кошка, угодившая в бочку со сметаной. – Даниэль окинул девушку тяжелым взглядом. – Так понравилась расправа над Имре?

– Оставим бедолагу в покое, – лениво отмахнулась Хела. – Я имела в виду другое – воспитательную беседу, которую намерена провести с вами Цецилия. – Она шутливо потрепала Ведающего по голове. – Жаль, что говорить с вами будут с глазу на глаз, я бы с удовольствием поприсутствовала на разборе полетов.

– О чем ты? – тревожно спросил ведьмак, скидывая с плеча локоть девушки.

– О ваших похождениях в Словакии. Завидую, вы неплохо повеселились.

– Откуда такие сведения? – Этеле тоже поспешил избавиться от руки Хелены.

– Весь Будапешт об этом гудит. Габор «в восторге». Ну а Цецилия…

– Хела, прекрати! – одернула подругу Ясмин и повернулась к жениху: – Крис, во что вы опять вляпались?

Ответить ведьмаку помешал подошедший к ним Анталь.

– Советую поторопиться, – произнес он. – Цецилия рвет и мечет.

– Удачи, – пожелала приятелям Лили.

– Она нам стопудово понадобится, – буркнул Кристиан и вышел в холл.

За ним, понуро опустив голову, плелся Ведающий.

– Тебе-то чего волноваться? – ворчал он, цветом лица сливаясь с лепниной на потолке. – Тебя она не тронет. И от Габора отмажет. А вот мы… – Парень нервно сглотнул, вспомнив выражение лица наставника Анталя. Таким встревоженным он его еще ни разу не видел. – Мне совсем не улыбается разделить участь Имре.

– Не стони, – процедил сквозь зубы Кристиан. – И без того тошно.

Этеле оставался безмолвен и выглядел спокойным. Ведьмак рассудил, что от судьбы все равно не уйдешь, поэтому не видел смысла в тревоге. Парень горько усмехнулся. Однажды ему повезло избежать наказания и сохранить силу. Если когда-нибудь над ним снова зависнет дамоклов меч, сомнительно, что удача вновь окажется на его стороне.

Цецилия стояла к ним спиной, заложив руки за спину, и смотрела на молодой месяц, как лодка на волнах покачивающийся среди туч.

– Я жду объяснений, – сказала она, не оборачиваясь.

– О чем конкретно? – осторожно начал Крис.

Колдунья бесстрастно проронила:

– О пожаре в Нове-Место уже известно всем. Артефакт у вас?

Даниэль, чуть ли не падая ниц, приблизился к госпоже и, стараясь не смотреть в ее пылающие гневом глаза, протянул камень.

Чародейка схватила бархатный футляр и положила туда речник.

– Придется отдать его Габору. С извинениями и заверениями, что вы будете наказаны и подобное больше не повторится.

При упоминании о наказании Ведающему стало совсем не по себе. Парень опустился на ближайший стул и обреченно уставился на стену напротив, на портрет мужчины с крупными, но совершенно невыразительными чертами лица. Этим мужчиной являлся прежний хранитель клана, Феликс.

Кристиана заявление матери привело в негодование.

– Старик не смеет предъявлять права на камень! Это наш артефакт!

– Ваш артефакт? – мягко переспросила колдунья, а затем громко воскликнула: – Из-за вашей дерзкой выходки мне снова придется кланяться в ноги Батори! Проклятье, Кристиан! Почему я должна унижаться перед ним из-за вас?! Из-за тебя! – Женщина ни минуты не сомневалась, кто явился зачинщиком беспредела. – Разве нельзя было уехать сразу же, как только поняли, что вас опередили?!

Ведьмак молчал. Вины за собой он не чувствовал, но объяснять матери, чем руководствовался, уничтожая приспешников Габора, не собирался. Все равно не поймет.

Цецилия посмотрела в равнодушное лицо Кристиана и поняла, что ее слова – лишь напрасное сотрясание воздуха. Керестей никогда не был послушным сыном, не желал чтить их законы. Сколько раз она задавалась вопросом: где ошиблась? Ведь она приложила все усилия, чтобы воспитать из него достойного преемника. Но Кристиана волновали только развлечения и охота за дарами. Едва ли проблемы клана занимали ум молодого ведьмака.

И хуже всего то, что это замечала не только она. Ее подданные не испытывали почтения к наследнику и, случись с ней несчастье, неизвестно, последовали бы за Кристианом или поспешили бы переметнуться на сторону Габора.

В такие моменты, как сейчас, женщина жалела, что ее сын не был наделен хотя бы толикой качеств, которыми обладал Этеле. Вот кто действительно был достоит носить корону! Этеле Батори унаследовал от своих предков, некогда правивших Польшей и Трансильванией, не только силу. Он был отважен, справедлив и благороден, но вместе с тем жесток и беспощаден к своим врагам. Именно таким Цецилия хотела видеть Кристиана. Но сын, к сожалению, был бесконечно далек от идеала…

– Вы что-то говорили о наказании, – кротко напомнил Даниэль, нарушив ход мыслей женщины.

Парень так и не дождался ответа, потому что в кабинет вошел Венцель. Он по-прежнему был в халате, наброшенном поверх старых брюк и видавшей виды футболки, а также в уютных домашних тапочках, так как считал, что находясь у себя дома, имеет право ходить в чем угодно. И плевать, что особняк полон гостей, многих из которых Венцель даже не знал по имени.

Он казался мягким, неконфликтным человеком, живущим под каблуком у властолюбивой жены. Усиливал обманчивое впечатление и тот факт, что Венцель Божик не принадлежал к колдовскому миру. Люди, наделенные силой, недоумевали, как наследница знатного рода могла связать свою судьбу с никчемным простаком.

Не возвышал мужчину в их глазах и тот факт, что Венцель владел крупной строительной компанией и что только благодаря его союзу с Цецилией семья Эчедов продолжала благоденствовать. Именно на средства мужа Цецилия отправляла Ведающих на поиски артефактов, привечала колдунов в своем поражающем роскошью особняке (отремонтированном благодаря Венцелю; до этого родовое гнездо Эчедов, с годами пришедшее в упадок, представляло собой жалкое зрелище), не жалела денег на зелья, импортируемые из-за границы.