bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 6

– Зоренька, давай исправимся! Я со своей стороны обещаю. Сейчас съезжу домой, возьму вещи и с завтрашнего дня к тебе, на недельку. Только маму предупрежу. И вообще у меня много новостей для тебя. Давно с тобой не делилась.

– Давай я тебя отвезу, – предложила Зорина.

– Не нужно, я сама доберусь. Ты сегодня не в том состоянии, чтобы садиться за руль. Вы с Мартой готовьтесь к похоронам.

– А что готовиться… Сейчас все делает ритуальное агентство.

– Да, ты права.

У Зорины зазвонил телефон. Она схватила трубку.

– Алло! Да, не беспокойтесь, помощь не нужна, я справлюсь.

– Кто это? – спросила Аня.

– С работы. Уже все знают. Наверно, отец позвонил в офис.

Подруги не заметили, как за беседой пролетело время. Стало смеркаться, и Аня, глянув на часы, заторопилась уйти, но прежде поинтересовалась:

– А как у тебя дела с Артемом?

– Я думаю прекратить общение с ним.

– Вот это да!

– Прости, сейчас не хочу о нем говорить.

– Хорошо, понимаю, конечно, но…

– Аня, мне сейчас не до него. И вообще, это не мой человек.

– Такой красавчик, – надевая туфли, сделала комплимент Артему Аня.

– Это не главное. Мы еще поговорим с тобой на эту тему позже.

– Хорошо. Ну все, я поехала. – Аня взяла сумочку с кресла, накинула ремешок на плечо и направилась к выходу.

– Я провожу тебя… Хотя бы до ворот.

Подруги дошли до ограды, Аня поцеловала Зорину в щеку.

– До завтра.

– Буду ждать, не задерживайся.

Зорина медленно шла к дому, а когда вошла, почувствовала запах горящих свечей. Марта зажгла их повсюду, как будто в доме не было электричества. Девушка обвела взглядом гостиную, и на мгновение ей почудилось, что это какой-то старинный дворец. От домработницы не было слышно ни звука. «Куда она подевалась?» – подумала Зорина, направившись в комнату Марты. В полумраке она с трудом разглядела силуэт женщины в черном платке и черном платье, которое освещалось только пламенем свечи, стоящей на тумбочке. Все шторы были задернуты наглухо. Женщина мельком взглянула на хозяйку и, ничего не сказав, снова перевела взгляд на пламя.

– Марта, ты в порядке? Зачем столько свечей? Я понимаю, что бабушка любила зажигать их, но не в таком количестве… – пожала она плечами.

– У меня все нормально, а вот у Ксении Михайловны проблемы, – пробормотала Марта.

– Ты о чем? – насторожилась Зорина, и ее охватило волнение.

– Плохо ей, очень плохо.

– Марта, она умерла…

– Да, я знаю. Плохо ей сейчас. Просила зажечь свечи и открыть все двери. Прости, мне надо побыть одной…

Зорина опять пожала плечами, не понимая, что происходит с женщиной, попятилась назад и не стала включать свет. Она подумала, что это какой-то ритуал, взяла одну свечу и тихонько вышла из комнаты. В коридоре замерла и прислушалась – в доме царила гнетущая тишина. Заглянула еще в несколько открытых комнат, дойдя до спальни бабули, единственной запертой, достала ключ из кармана и открыла ее. Девушка и теперь не стала включать свет. Осторожно переступила порог и остановилась. Обвела взглядом темные углы и медленно подошла к кровати. «Что же ты хотела мне рассказать, бабушка? – прошептала она. – Неужели я найду ответ в этой старой тетради? Наверно, об этом я узнаю позже… когда похороню тебя». Вдруг ее взгляд упал на шар, в котором светился огонек. Зорину охватил панический страх. Огонь разгорался все ярче и ярче, по телу девушки пробежал холодок, будто кто-то в морозный день открыл настежь дверь, и ветер ворвался в помещение. Зорина сорвалась с места, выбежала из комнаты, с грохотом захлопнув дверь, и быстро повернула ключ в замке. Зажав его в руке, бросилась к себе в спальню, не замечая, что свеча потухла. Девушка поставила ее на столик, включила свет, достала из шкафа теплую кофту, накинула на плечи и спустилась вниз. Открыв входную дверь, она сделала шаг через порог и вышла на крыльцо. Ветер коснулся разгоряченного лица, она почувствовала облегчение и медленно спустилась с лестницы. Во дворе порывы ветра усилились, и девушка просунула руки в рукава кофты, застегнулась на все пуговицы и пошла в сторону сада. Ни один фонарь не горел, и где-то очень близко, как будто за углом дома, заскрежетало железо. Она оглянулась, но так и не поняла, откуда доносился звук. Зорина не осознавала, зачем в такой поздний час идет по садовой дорожке. Хоть и знала здесь каждое дерево, каждый уголок и поворот дорожки, уложенной плиткой, но все же в темноте оступалась. Она дошла до ворот, нащупала в калитке замочную скважину, вставила ключ, отперла и уже хотела выйти на улицу, как кто-то схватил ее за руку.

– Зорина! Зорина! – услышала она знакомый голос садовника.

Ноги моментально подкосились, она вскрикнула и почти без чувств упала к нему на руки. Пришла в себя уже в своей спальне, лежа на кровати. Рядом никого не было. Глядя широко открытыми глазами в темноту, подумала: «Когда же наконец я проснусь…»

Глава 3

Шестой год Дмитрий Федорович жил в гражданском браке с Викторией. Женщина относилась к нему с вниманием и уважением. Так казалось Зорине. Она была стройной шатенкой, привлекала внимание красивыми глазами, специфический азиатский разрез которых подчеркивала стрелками. Ей хотелось всегда выглядеть на все сто, поэтому всегда много времени уделяла внешности. Могла часами приводить себя в порядок, и когда выходила из комнаты, выглядела так, будто собралась на вечеринку. Об этом Зорине рассказывала бабушка. Однако внучка в глубине души не считала это недостатком, ведь женщина должна быть ухоженной, следить за собой даже дома. Правду говоря, бабуля тоже была такая, но в невестке видела наигранность и лживость. Зорина же, напротив, не замечала корысти, о которой твердила Ксения Михайловна, ей казалось, что молодая женщина любит отца, и в то же время общалась с трудом. Ксении Михайловне Виктория не нравилась, поэтому пять лет назад Дмитрий Федорович решил не жить больше с матерью, снял квартиру по настоянию жены. Если заезжал домой, то только по делам, касающимся дочери. А когда Виктории приходилось бывать там с мужем, что случалось очень редко, она старалась уединиться, была молчалива, на ее лице редко можно было видеть улыбку.

Дмитрий Федорович был наделен немалым умом, получил прекрасное образование. Но задатками лидера, как того желала Ксения Михайловна, не обладал. Ей хотелось, чтобы сын занял блестящее положение в свете. В молодости Дмитрий мечтал о домашнем уюте, тихой жизни. Мать замечала, что сын с детства не надоедал пустыми разговорами, в нем не было развязности. Мальчик отличался открытым благородным характером, и этим нравился. Только тогда, когда он тайно зарегистрировал брак с Анастасией, их отношения испортились окончательно и бесповоротно.

Дмитрий Федорович с Викторией прибыли ранним утром на третий день. До церемонии похорон оставалось полдня. Муж и жена разместились в двух комнатах на втором этаже, одна из которых была гостевой. Дмитрий Федорович не торопился поговорить с дочерью, расспросить, что случилось с матерью, продемонстрировать хоть малейшую скорбь. Он, не торопясь, пошел в ванную комнату, принял душ. Стоя под прохладными струями, думал: «Ладно, все проходит, и это пройдет». Растираясь полотенцем, вышел босиком из ванной и вернулся в спальню.

– Виктория! – позвал он жену. – Ванная свободна.

Женщина тут же выпорхнула за дверь, как будто только и ждала этого момента. Хозяин накинул халат, дошел до своего кабинета, открыл дверь и, будто споткнувшись глазами о висевший на стене портрет Насти, замер. Она смотрела на него с улыбкой, словно радовалась его приезду. Ему даже показалось, что она прошептала: «Как же долго я тебя ждала…» Он провел ладонью по лицу, избавляясь от видения, затем остановил взгляд на ее застывших глазах. «Значит, началось снова… вернее, все продолжается. Наваждение… Не хочу, чтобы она стала тенью». И вмиг, как бурный водопад, нахлынули воспоминания юности. Мужчина лег на диван и закрыл глаза. Его охватило желание снова вернуться в приятные для него моменты жизни с Настей. Но не прошло и пяти минут, как Дмитрий Федорович вскочил, вышел из кабинета и вернулся к Виктории. Она сидела возле зеркала на пуфике, расчесывая длинные шелковистые волосы, не замечала волнения на лице мужа, лишь произнесла:

– Милый, я сейчас высушу волосы и спущусь вниз. Можешь не ждать меня. Ты же знаешь, я трачу много времени на свою внешность.

– Да, да, конечно. Я уже к этому привык.

Он сбросил халат, надел спортивный костюм и сказал:

– Меня ждет дочь, пойду в гостиную.

Для Зорины смерть бабушки стала не столько неожиданностью, как потерей самого родного и близкого человека. Глядя на отца, она недоумевала: «Почему он без тени скорби, без соболезнований обнял меня при встрече, на ходу поздоровался с Мартой и сразу скрылся в комнате. Ведь умерла его мать». Зорина сидела в гостиной на кожаном диване, подперев подбородок, ждала, когда отец спустится к ней. Марта молча подсела к ней и время от времени поглядывала на лестницу, ожидая хозяина. Когда он появился, встрепенулась, встала с дивана, взглянула на него и пригласила в столовую.

– Дмитрий Федорович, может, перекусите с дороги? У меня давно все готово.

– Спасибо, Марта. Я немного пообщаюсь с дочкой, дождусь Викторию, мы вместе поедим.

Марта опустила глаза и направилась на кухню, оставив хозяев наедине.

Дмитрий Федорович опустился на диван рядом с дочерью, та с грустью смотрела на него.

– Заждалась?

– Нет. Просто задумалась.

– О чем?

– О ком. Конечно, о бабушке и о тебе.

– Да, все это прискорбно. Но пойми, неизбежно. Вечных людей нет.

– В этот момент слышать от тебя такое… Не этих слов я ждала.

– Как дела на работе? – решил не продолжать печальную тему отец.

– У нас все хорошо. Александр Петрович, наверно, докладывал тебе.

– Я что-то не видел Джейка. Где он?

– На улице. С Николаем Ефремовичем.

Разговор не клеился, и они замолчали. Наконец, Дмитрий Федорович встал, покинув в недоумении дочь, направился в столовую, где ожидала Марта. Достал из шкафчика бутылку коньяка, откупорил, налил в рюмку и залпом выпил. Домработница наблюдала за его действиями молча. Волна тепла пробежала внутри тела, сняла мучительное напряжение. Мужчина подошел к окну и стал рассматривать сад, деревья, на которых висели наливные яблоки. В мыслях просил Бога избавить его от нахлынувших воспоминаний детства и юности, хотя бы пока он здесь, в родном доме. Ему казалось, что от стен веет чем-то горьковатым. Мужчина резко повернулся и хотел налить себе еще одну рюмку, но в этот момент в столовую вошли Виктория и Зорина.

– Вот все и в сборе, – засуетилась Марта.

В просторной, залитой солнцем столовой, где Зорина с бабушкой часто пили чай, кофе, домработница накрыла на стол. На белой скатерти стояла старинная фамильная посуда. Дмитрий Федорович сразу вспомнил этот изысканной фарфор. И опять какая-то неведомая сила заставила его вздрогнуть, он поежился.

– Димочка, тебе холодно? – заметила сидящая рядом Виктория и приложила ладонь к его лбу.

– Перестань, – отстранился Дмитрий Федорович. – Сколько раз говорил: не нужно со мной обращаться, как с ребенком.

В это время Марта, наполняя тарелки супом, глянула на хозяина и сурово поджала губы. Она отвела взгляд, закрыла супницу и удалилась на кухню.

– Что это с ней? – спросил Дмитрий Федорович, обращаясь к дочери.

– Третий день ходит сама не своя. Молчит, все время о чем-то думает и вздыхает. Никогда ее такой не видела.

– Да и понятно: она ведь почти всю жизнь прожила рядом с матерью. Привыкла. – Он зачерпнул очередную ложку супа и прежде, чем направить ее в рот, произнес: – А повар она отменный. Не потеряла навыки. Наша Валентина тоже вкусно готовит. Везет нам с домработницами. Согласна, Виктория?

Он посмотрел на жену, которая не отрывала взгляда от тарелки, лишь сказала:

– Да, милый. Согласна. Правда, Валентина намного младше Марты.

– Так и Марта к нам пришла совсем молоденькой девушкой.

Марта, выйдя из столовой, на несколько минут задержалась за порогом, затаив дыхание и прислушиваясь к разговору хозяина и его жены. Женщине были приятны комплименты. Она поправила фартук, провела рукой по гладко зачесанным волосам, собранным сзади в плотный валик, выпрямила спину, взяла поднос и понесла к столу второе блюдо.

* * *

День похорон показался Зорине невероятно долгим и невыносимым. После отпевания на кладбище она рыдала, слыша скрежет лопат, ухающие удары земли о крышку гроба, когда служители быстро и ловко закапывали могилу. От грохота падающих комков вздрагивали не только родственники, но, казалось, и покойница под крышкой гроба. Зорине не хотелось думать, что там, под вздрагивающей крышкой, лежит ее любимая бабушка. Услышав сбоку чей-то шепот, девушка посмотрела в сторону и увидела стоящую рядом старушку. Она вытирала сухие глаза платочком и что-то пыталась сказать стоящей рядом женщине. Она не знала этих людей. «Кто они? – подумала Зорина, – никогда их не видела. О чем шепчутся? Что-то не так?» В этот момент тишину нарушила пара ворон, птицы с громким карканьем сделали круг над местом похорон и уселись на ветку березы. Стоявшие у свежей могилы одновременно подняли головы и посмотрели вверх. Ощущение тоски и безысходности усилилось.

Когда установили крест и уложили венки, люди медленно отошли от могилы. Некоторые из пришедших торопились вернуться на работу, и потому сразу направились к машинам. Зорина стояла, вытирала слезы, не видя сослуживцев, не слышала их соболезнований. Все вокруг было окутано глухой пеленой, и вдруг, словно сквозь толщу ваты, она услышала голос отца. Он положил руку ей на плечо и сказал: «Ну все. Поехали домой».

Поминальный обед проходил в небольшом банкетном зале кафе. Присутствовали десять человек – родные и самые близкие друзья. Отец Зорины вошел позже всех и сел в центр стола. По правую руку заняла место Виктория, по левую – Зорина. Марта поставила перед хозяином кутью на тарелке. Он встал и произнес короткую речь, которую закончил словами: «Царствие ей небесное». Присутствующие выпили по рюмке водки и приступили к еде. Зорина смотрела на отца. Он не проронил ни единой слезинки, во время похорон был молчалив и спокоен. В этот миг, пытаясь его оправдать, она подумала, что отец старается не показывать свои чувства окружающим. Сама же она с трудом сдерживала рыдания, все время вытирала платочком катившиеся по щекам слезы. И только когда заговорила Марта, девушка не выдержала, закрыла лицо руками и выбежала из зала.

Глава 4

На следующий день после похорон за завтраком отец сказал Зорине:

– Дочка, мне нужно с тобой обсудить наши дела. Я буду ждать тебя в своем кабине через час.

Его голос прозвучал строго, как приказ, будто директор давал указание подчиненному. В знак согласия Зорина кивнула. Допив кофе, она вместе с подругой вышла из-за стола.

– Аня, давай я отвезу тебя на работу. За час успею.

– Я могу сама добраться. Маршрутка ходит часто, каждые двадцать минут.

– Нет, мне все равно ничего не хочется делать. А отец будет ждать через час. Поехали. Я успею.

По дороге подруги долго молчали, и, подъехав к зданию, Аня спросила:

– Зорина, почему вы с отцом такие отчужденные?

– Раньше он таким не был. Или я не замечала, – пожала плечами Зорина. – Может, сейчас не до любезностей. Сколько его помню, он всегда был строг и даже суров, но я знаю, он любит меня.

– Честно говоря, не увидела, чтобы он горевал и тебе сочувствовал. Ну… Как-то пожалел, обнял.

– Не знаю, Аня, не знаю. И Виктория не сказала ни слова, а ведь женщина… Что происходит? Вот сегодня и поговорю с отцом. Надеюсь, появится хоть какая-то ясность.

– Поговори, конечно, ведь он – единственный родной человек.

У Зорины сдавило горло. Она шмыгнула носом, достала платок и вытерла набежавшие слезинки.

– Ну что ты, что ты, – обняла ее за плечи подруга. – Я не хотела тебя расстраивать. Просто меня который день мучают эти вопросы. Я жалею тебя. У меня отца уже нет, но раньше у нас с ним были теплые отношения.

Зорина глянула на часы.

– Ладно, Аннушка, мне пора возвращаться.

Подруга вышла из машины, оглянулась, послала воздушный поцелуй и медленно пошла по аллее под осенними кленами. Она думала: «Как плохо без мамы. Моя всегда прижмет меня к сердцу, когда плохо, ее тепло передается, окутывает облаком, и я успокаиваюсь».

Зорина грустно смотрела вслед девушке, а потом нажала на газ и плавно выехала на шоссе. Ровно в назначенное время она постучала в дверь кабинета отца и, не дожидаясь ответа, открыла ее.

– Заходи дочь, заходи. Ты как не родная, но, замечу, пунктуальна. Это хорошая черта.

Он встал с мягкого кресла и поспешил ей навстречу, отодвинул стул возле стола, чтобы она села и сам устроился рядом.

– Давай поговорим, дочка. Ты теперь остаешься одна, и я, естественно, волнуюсь. Хоть ты и самостоятельная, но для меня ты всегда ребенок. Когда была жива моя мать, я был спокоен, зная, как она тебя любила и опекала.

– Папа, ты же знаешь, что бабушка заменила мне маму. Ты уехал, бросил меня, – выпалила Зорина, устремив взгляд прямо на него. В глазах блеснула обида.

– Ну что ты такое говоришь… У тебя неправильное представление о происходившем. Это тебе вбила в голову моя мать, не так ли?

Зорина молчала.

– Хотя не отвечай. Я знаю. Это на нее похоже. – Он встал, обошел стол, повернул кресло, чтобы видеть дочь, удобно устроился и бросил на нее задумчивый взгляд, затем посмотрел на портрет бывшей жены. Как всегда, испытывая волнение, начал щелкать авторучкой и наконец тихо произнес:

– Ты многого не знаешь…

– Так расскажи мне, папа, – умоляюще произнесла Зорина.

– Может, и наступило время рассказать. Теперь ее нет… Нет моей матушки… можно…

– Ты ее боялся? – вопросительно посмотрела Зорина на отца. – Я не могла понять, почему ты с ней не общался? Да и она не стремилась к этому. Что произошло между вами?

– Ты права, мать… Но я не боялся ее. Просто не хотел ворошить прошлое. Ведь она растила и воспитывала тебя. Не хотел, чтобы ты слышала наши взаимные упреки.

Он откинулся на спинку кресла, перевел взгляд в сторону, собираясь с мыслями, не сразу продолжил разговор. Воспоминания тяготили, заставляя обдумывать каждое слово. Дочь, затаив дыхание, ожидала, внимательно всматривалась в его лицо и думала: «В чем же секрет нашей семьи? Чего я не знала всю жизнь?» Дмитрий Федорович несколько раз тяжело вздохнул, стараясь не смотреть на нее, и произнес:

– Девочка моя, я очень любил твою маму. Прошло много лет, но, когда смотрю на ее портрет, во мне вновь оживают те самые чувства. Но ее нет… Зачем себя мучаю, сам не знаю. Эта душевная боль не дает мне покоя. Вот такая бывает любовь, доченька! Как увидел ее, так и не могу забыть. Любовь с первого взгляда. Я счастлив, что есть ты, ее частичка. И как ты могла подумать, что я бросил тебя? Это только она, моя мать, могла внушить тебе… Полное безумие.

Наша семья всегда жила в достатке. Все предки были интеллигентными состоятельными людьми, можно сказать, богатыми, по тем временам. А Настя из рабочей семьи со средним достатком. Я увидел ее случайно, молодую красивую девушку. Ты даже представить себе не можешь, какая была твоя мама… Прошло столько лет, а я так и не встретил подобную ей. Не влюбиться было невозможно. Выразительные карие глаза, черные волосы, смуглая кожа, точеная фигурка. И походка… Как бабочка порхала! Мне иногда казалось, что она вдруг улетит от меня, я никогда ее не найду. А как она звонко смеялась… Можно было любоваться бесконечно. Я влюбился сразу, растворился в ней. Настя собиралась поступать в институт, но любовь так закрутила нас, что не до того стало. Твоя мама вскоре забеременела. И ты была желанным ребенком. Мы радовались. Я после института уже семь лет работал. Все складывалось хорошо. Мне исполнилось двадцать девять лет, открывал свой бизнес. Казалось, ничто не мешало семейной жизни. А твоя бабушка, узнав обо всем, решила помешать нашему счастью. Настя это почувствовала сразу, как только я привел ее в дом. Я же, напротив, ничего не замечал. Любовь сделала меня слепым. Думал, Насте кажется, не должна моя мать так предвзято относиться. У девушек часто не сразу складывается с будущей свекровью. При мне мать старалась не показывать неприязни к моей Настеньке. Это теперь я знаю, что улыбки были наигранными. Представляешь, дочка, мы же ушли к Настиным родителям, тайно зарегистрировались и стали ждать твоего рождения. Но потом вернулись. Я подумал, что здесь мой дом, столько комнат, условия несравненно лучше. Нужно было думать о ребенке. Когда я показал матери свидетельство о браке… Что началось… Потом, кстати, мать неожиданно притихла, чему я очень обрадовался. Теперь-то я знаю, что она выжидала. Ждала, когда Настя родит. Но тогда мне было невдомек. Я подумал, что мать смирилась, и у нас все будет хорошо. Мы с Настей закрывались в комнате и наслаждались, слушая, как ты в ее животике бьешь ножкой. Часами ждали, когда ты снова пошевелишься. Это было настоящее счастье. Зорина, твоя мама – самая лучшая женщина на свете. Она ради нашей любви могла терпеть любые невзгоды, даже боль, отчаяние.

– Папа, мамин портрет в твоем кабинете говорит о том, что ты помнишь о ней, она живет в твоем сердце. Или это приносит тебе боль? Почему тогда не снимешь его?

– Не могу. Никогда не сниму. Если и есть боль, то она сладостная. Я живу своим прошлым, когда нахожусь здесь. Виктория ревнует меня к воспоминаниям, но я не могу иначе. Забыть не могу.

– У меня на столике в рамочке такой же портрет. Я не знала маму, не слышала нежных слов, но попыталась нарисовать на холсте. Не получилось, не смогла передать взгляд. Сама не пойму почему. Ведь у меня есть работы, которые я срисовывала с фотографий, и все получалось, а мама…

– Доченька, я думаю, что когда-нибудь получится. Вот станешь сама мамой, и твоя душа сможет постичь то неуловимое, что передает портрет. Когда я уезжал из дома, матери строго-настрого наказал не трогать, не снимать картину со стены. – Дмитрий Федорович вновь посмотрел на изображение. – Красивая?

– Очень.

– Вы похожи. У тебя даже ямочки на щечках от нее.

Зорина улыбнулась.

– Я все время сравниваю черты ее лица со своими и нахожу много общего… Папа, что же было дальше?

Дмитрий Федорович встал, подошел к окну, подняв жалюзи, приоткрыл окно. В кабинет сразу проник свежий воздух. Отец глубоко вздохнул и, будто преодолевая какое-то душевное препятствие, продолжил:

– Бабушка твоя действительно спрятала эмоции, мне показалось, что она оттаяла. Стала с Настей общаться, о питании ее заботиться: фрукты, витамины давала, что требовались для беременной женщины. Настя искренне верила ей. Когда начались роды, моя мать принимала самое активное участие. А роды были тяжелыми. Большая потеря крови, но, к великому счастью, моя кровь Насте подошла и по группе, и по резусу. Выписали ее совсем слабенькой. Я не отходил от нее часами… Если бы знал, что так получится… отвез бы в лучшую клинику, но…

Тяжелые воспоминания не позволили Дмитрию Федоровичу усидеть на месте, он нервно мерял шагами кабинет. По всему было видно, что они приносят ему душевную боль. Несколько минут мужчина молчал, затем взял со стола графин с водой, налил в стакан и залпом выпил. Испытывая жалость и сочувствие к отцу, Зорина смотрела на него и терпеливо ждала продолжения рассказа.

– Так вот, – глубоко вздохнул он, – тебя бабушка сразу взяла под свою опеку. Никого не подпускала. Настя оказалась слишком слаба, была не в силах ухаживать за тобой. Молока не было, понадобилось детское питание. Я был рад, что мать помогает Насте. Уходил на работу, возвращался поздно и сразу бежал к жене. Приоткрывая дверь спальни, видел, как Настя спит, и ты, моя крошка, крепко спала в комнате бабушки. Почему-то я был уверен, что мать сделает все для выздоровления жены. Я старался никого не тревожить, ложился в гостиной и рано утром уходил на работу. Стремительно строил карьеру. Бизнес шел в гору. А через месяц Настеньке стало совсем плохо, она сгорела, как свеча. Увезли в больницу… А на следующий день сообщили, что она умерла. Для меня это был шок, никак не мог понять, что спровоцировало смерть. В медицинском заключении тогда мне было многое непонятно, но теперь я знаю, что врачи обнаружили какую-то инфекцию. Ей делали переливание крови, но почему не спасли, не знаю. Я, молодой мужчина, не понимающий ничего в медицине, полностью доверился матери.

– Мама умерла от заражения крови? Или что-то другое с ней случилось? Ты что-то узнал, поэтому и не общался с бабушкой?

– Слушай дальше, детка. Мы похоронили твою маму с почестями. Настя была единственной дочерью у своих родителей. Ее смерть сильно подкосила их. Они приходили к нам, чтобы с тобой общаться, но моя мама не подпускала их к тебе. Я ругался с ней, но она и слышать ничего не хотела. Отец Насти скончался через два месяца после перенесенного инфаркта. Мать не выдержала две смерти за один год, с ней случился инсульт. Я, как мог, помогал ей, но однажды пришел в больницу, и мне сообщили о ее смерти. Тот год был сплошной черной полосой в моей жизни, чтобы забыться, я полностью погрузился в бизнес. Только работа спасла меня от нервных срывов. Мог спиться, пойти по наклонной… Но, слава Богу, этого не случилось. Мать делала настои из трав, и я после работы засыпал так крепко, что разбудить меня иногда было очень сложно. Всегда приходил с работы поздно, и ты была полностью во власти матери. Я с тех пор привык к такому режиму, иначе уже не могу. А бабушка временами даже Марту не подпускала к тебе, хотя та выполняла работу няни и была для нас членом семьи. Убирала, стирала, готовила. Шустрая такая…

На страницу:
4 из 6