Когда будет дом…

Раньше их не существовало, чтобы попасть в столовую, надо было из корпусов выходить на улицу, во двор.

Внутри столовой деревянные скрипучие половицы, они кое-где стёрты от светло-коричневой краски. Просторные стены служат основой для нарисованных картин: одного летнего пейзажа и зимнего, – они развёрнуты во все стены.

Четыре окна на одной стене, пять окон на другой.

Между окон нарисованы мультяшные зверушки.

Детских персонажей, – жирафа, медвежонка, волка и зайчонка из мультфильма «ну погоди», ещё кого-то.

В одной смежной стене дверь в кухню, два проема: окно раздачи пищи, другое окно приёма грязной посуды.

За этой стеной находится сама кухня: с электроплитами, раковинами, мойками, поварскими столами, по бетонному полу из плитки, тут и там разбросаны шланги.

Очень высокий потолок, от которого раздаётся гулкое эхо

С верха свисают люстры на тросах, чтобы заменить в них лампу, мне приходиться ставить стремянку на столы, залезать на самую верхотуру.

Помогают при той работе, Фадин, и Карнаухов.

Ведь столы и сама лестница неустойчивая.

Я боюсь сам, но больше всего, что свалюсь прямо на них.

По столовой расставлены шесть рядов столов, за ним умещаются или двое взрослых, или четверо детей.

Стулья сделаны из железных трубок, сиденье и спинка, из гнутой фанеры.

Во время каждодневного мытья полов, уборщицы, их взгромождают на столы.

Заранее пришёл в столовую, когда там, для младших групп, на столах расставлялись тарелки с едой, наливался чай в стаканы, раскладывались вилки, ложки, ставились хлебницы. Между тремя рядами, деловито сновали мальчики и девочки постарше, которые занимались нужным делом, накрыванием на стол.

В столовой детдома, заведено самообслуживание: старшие ребята, вместе с сотрудниками брали еду с раздачи, а для младших детей, накрывали столы группа из старших, которая дежурила в назначенную неделю.

На окне раздачи, улыбнулся Гуле, что-то произнес.

Наверно сказал, – добрый вечер.

Она спросила, – что буду кушать.

Ответил, – всё что есть, и побольше.

Гуля стала накладывать пюре и мясо в тарелку, наливать чай, я же брать и ставить в поднос. Когда шёл с полным подносом к одному столику, то на что-то загляделся, поэтому столкнулся с одной девчонкой. Она была из тех подростков, кто накрывал на столы, спешила, видимо тоже отвлеклась.

С подноса упала ложка на пол, выплеснулся чай, правда, немного, в стакане ещё оставалось на дне. От пролитого чая на поднос намок хлеб, он же оказался в тарелке. Просто катастрофа. Первые мгновения, молча стояли, смотрели друг на друга: она со смущением, я же, почти с ненавистью, ведь испортили мой ужин.

Вдруг в её огромных глазищах зажёгся какой-то интерес, она прервала неловкое молчание:

– Вы новенький?

– Да, недавно устроился.

– Давайте я вам всё поменяю? Можно?

– Как хочешь, но я и сам могу! – внутри кипело от злости.

– Ничего, мне будет приятно исправить оплошность, – ответила девочка, наклонилась и подобрала уроненную ложку с пола.

Я хмыкнул, мы прошли к столику, взял тарелку, отдал ей поднос.

Она шустро убежала к раздаче.

Я сидел за столом с одинокой тарелкой, и ждал.

Гуля наверно видела эту сценку, поэтому девчонка так же быстро прибежала к моему столику с подносом, стала выкладывать.

– Вот, новая ложка, хлеб, чай. Вы не сердитесь на меня?

– Ничего, проехали.

– Я Ира, – она как-то совсем по-взрослому назвала своё имя.

Это стало неожиданностью для меня.

Теперь уже я взглянул на неё с интересом.

– Максим.

– Будем знакомы тогда? – девочкака протянула тоненькую ручку.

Осторожно пожал, девчоночью ладошку.

– Теперь мы друзья, да?

Я пожал плечами:

– Выходит так.

– Здорово, мне нравится дружить. А вам? А можно буду приходить к вам?

Девчонка засыпала меня вопросами, стояла возле столика, снова мешала поесть, не собираясь уходить. Чтобы побыстрей отвязаться от неё, стал отвечать:

– Дружить – нравится. Хочешь – приходи.

Вроде всё, взял в одну руку ложку, в другую кусок хлеба, готовясь кушать, всем видом показывая, что разговор между нами окончен.

Внезапно почувствовал на голове осторожное прикосновение, потом поглаживание по волосам. Это делала она, девочка Ира. Тут несложно было догадаться.

Ведь она ещё стояла рядом. Я чуть ли не поперхнулся пюре.

Вот это номер! Какие же тут странные дети…

Но она отдернула ладошку, проговорила:

– Хорошо, я буду приходить, – побежала снова накрывать столы для малышей.

Их должны уже привести в столовую.

Что нужно думать о ней? Что она сумасбродная девчонка?

Да ещё ждала еда, поэтому пришлось отбросить мысли подальше, насыщать желудок. Моё настроение быстро улучшалось, с каждой принятой ложкой.

Тарелка быстро опустела, вкусный чай выпит.

Взял поднос, направился снова к окошку раздачи.

Там уже образовалась очередь, из сотрудников детдома: воспитателей, учителей, много других, которых толком не знал ещё.

Пришлось отстоять очередь, не будешь же лезть вперед всех.

Когда вернулся с новой порцией пюре и чая, к моему облюбованному столику,

то обнаружилось, что он занят одной девушкой.

Деваться некуда, на столике оставался хлеб и моя ложка, да и девушка казалась мне очень приятной и симпатичной.

«Уно, уно уно, комплименто…», – тут стоило бы запеть такую песню.

Словно здесь присутствовала самая настоящая формула любви.

Но она запела у меня в душе, я решил действовать:

– Привет. Присяду?

– Приветики, садитесь, если так хочется, – девушка отвлеклась от еды, улыбнулась, встряхнула длинными черными волосами, отбрасывая их с глаз и лба.

Она была примерно моих лет. Присел за столик, между нами начался обычный диалог, при знакомстве. Не станешь же спрашивать незнакомку, что такое ролевые игры в постели.

– А вы, как понимаю, тоже здесь работаете?

– Да, работаю.

– Понятно. А кем, если не секрет?

– Да вроде нет, не секрет, – я учитель по швейному делу у девочек.

– Ясно. А как вас называют ученики?

– Девочки, – Земфирой …, – тут она назвала свое отчество. – А для других, просто Земфира.

– Вам идёт имя. А я Максим. Недавно устроился, электриком.

– Я поняла. Можно перейти на «ты», если несложно.

Она снова мило улыбнулась. Потом мы о чём-то разговаривали.

Земфира доела ужин, попрощалась, ушла первой.

Наверное, мне стоило бы предложить ей провожание до дома, ведь мы жили в одном районе, тем более на улицах настал темный вечер.

Осенью рано темнеет, ведь скоро зима.

Но не решился, боясь спугнуть девушку, излишней настойчивостью.

Я вздохнул, пошел снова к окошку раздачи, за новой порцией картофельного пюре. С ней, всё равно у меня ничего не получилось.

Через четыре дня нашего знакомства, как бы случайно зашёл к Земфире в её класс, после полдника.

Конечно, выждал время, когда там, почти никого не будет из девочек.

Пригласил на свидание сегодня, в кинотеатр на «Титаник», фильм с Ди Каприо.

Тогда тот был новинкой.

На ночной сеанс, он начинался часов в десять вечера.

Земфира согласилась, пообещалась прийти. Но только сам не пришел вовремя.

Поставил будильник, прилег немного вздремнуть.

А когда проснулся, было уже слишком поздно.

Поздно для всего. Я опоздал. У Земфиры появился другой парень.

Сама сказала, когда попросил извинений, после попытался пригласить снова на свидание. Она отказала, сославшись, что второго шанса не будет.

Потом мы здоровались, общались, при наших случайных встречах в детдоме и в столовой: «привет», «как дела?». Но сухо, и, ни о чём. Не знаю, что потом стало с ней. Как-то не обращал больше внимания на неё. Наверно вскоре уволилась, вышла замуж, родила детей.

*

С того вечера в столовой, Ира не отставала ни от меня, ни от общения.

Едва завидев, она бросалась, чуть ли не на грудь, прыгала и скакала рядом, пока куда-то шёл по работе, при этом с расспросами, всякими новостями: про себя, про школу и детдом.

Она прибегала в столярку, находила меня в «берлоге», приводила с собой разных пацанов и подружек. Один из тех пацанов оказался тот самый Фадин.

Мы с ним тоже подружились.

Когда мне надоедало, то выгонял всех.

А девчонка Ира, постоянно донимала меня, у неё сам собой возник ритуал. Поначалу, она появлялась одна, я сидел и читал газету или журнал, то осмотрительно приближалась, затем принималась гладить по голове, будто я маленький мальчик.

Щекотала затылок, гладила по причёске, потом низко наклонялась, что её волосы соприкасались с моими, начинала мурлыкать над ухом какие-то песенки.

Естественно отвлекая меня от чтения.

Но не подавал вида и терпел, все издевательства.

Какие же тут странные воспитанники, – снова думал я.

Хотя чему тут удивляться, они детдомовские, у них нет семейного тепла.

Поэтому они его ищут, где только возможно.

Эта мысль помогала сохранять выдержку и невозмутимость.

У Ирочки такое действо вошло в привычку, гладить мою голову и тихо петь.

И я тоже притерпелся к обращению, её привычка меня больше не раздражала. Человек ко всему привыкает, правда, только со временем.

Иногда, как бы в шутку, злился, говорил, что она сильно мешает.

Она отбегала, заливисто хохотала звонким смехом.

Кривила рожицы, высовывала язычок.

Выказывал нарочитое возмущение, и она убегала.

На следующий день, повторялось то же самое: пение, поглаживание по волосам.

Видимо ей нравится выводить меня из терпения, – думал я.

Что ж, ладно, надо так надо. Буду воспитывать, как дочку.

Мне пришлось уделять ей больше участливости, мы стали больше разговаривать о серьезных вещах. Допустим, о классической литературе, о каком-нибудь писателе, что читает она сама, или недавно читала. Да о многом другом, о фильмах, о музыке.

Помогал делать домашние задания, вроде по физике.

Показал несколько приемов рисования.

Она оказалась хорошей ученицей, и прилежной «дочкой», схватывая всё на лету.

Ира неплохо разбиралась в музыке, посещала библиотеку, увлекалась пением, в школе училась на одни «четверки» и «пятёрки».

Но дурная привычка Ирочки никуда не исчезала, девчонка также гладила мои волосы, пела песенки. Но как-то уже по-другому, я заметил.

Не стал об этом говорить. Теперь она боялась меня злить, даже в шутку.

Опасалась, что очень сильно рассержусь, прогоню прочь навсегда, она больше не сможет приходить, исполнять свою привычку.

Можно сравнить, что она дикий котёнок, который сначала игрался с рукой хозяина, кусался и царапался из всех сил, но со временем стал немного ручным, теперь же играется с рукой хозяина вполсилы.

Через два месяца, нашего знакомства, она прибежала в столярку, когда находился один, наконец, после всех разговоров, приступила к выполнению привычки.

Я просто сидел, закрыв глаза, подперев подбородок ладонью.

Ирочка обступила меня сбоку, одной ручкой она щекотала за ухом, другой ручкой наглаживала голову, пальчиками ласково перебирая волосы.

Девчонка что-то напевала, я же молчал, вслушивался в свои ощущения.

Почему-то мне стали приятны её ласковые прикосновения, хотелось, чтобы продолжалось долго-долго.

– Ирочка, можно я спрошу?

– Спрашивай, – строго разрешила она, не прекращая привычного занятия.

– Зачем ты делаешь это?

Она замолчала, надолго задумалась, но также нежно гладила меня по голове.

Затем стала рассказывать:

– Когда я жила Там, то у меня был братик. Он был маленьким, ему было пять годиков. Он часто болел. Я всегда гладила его по головке, пела ему песенки, чтобы он успокоился и не плакал. Ему это нравилось, он переставал плакать и засыпал.

А потом он ещё раз заболел, и умер…

Её голосок задрожал, прикосновения прекратились.

Ирочка отвернулась, стала тихонько плакать.

Я притянул её к себе, слегка приобнял. Она дрожала от пережитого, уткнулась в грудь, спрятав лицо и глаза, из которых лились горькие слёзы утраченного детства.

– Тихо, тихо, не плачь, – утешал девчонку. – Я же не знал, мне вот тоже нравиться. Можешь так делать, сколько тебе влезет.

– Правда?

– Да, конечно.

Она высвободилась из моих рук, вдруг чмокнула меня в щёку, своими губками.

И тут же убежала, только пыль стояла столбом, от её исчезновения.

Вот что странно: её привычка прошла, как ни бывало, она гладила меня по волосам, только очень редко.

Иногда, шутя, просил её об этом. Она исполняла просьбу, но спустя рукава.

Ведь к ней пришла новая привычка: гладить меня по лицу, и целовать в щёку.

Что ж, мне пришлось терпеть и такое занятие. Воспитание, – дело такое, тонкое.

Через некоторое время Ирочка пришла в «берлогу» вечером, после ужина.

До этого она приходила только днём. Она тихонько, как мышка, поскреблась в дверь. Но я услышал, встал и ничего не спрашивая, открыл.

Ирочка прошла в комнату, закрыл за ней дверь на замок.

– Можно побуду с тобой? – спросила она, грустным голоском.

– Можно, но только до отбоя. Садись на стул, или на кровать. Чем займёмся с тобой?

– Не знаю. Придумай что-нибудь, – она уже нашла себе занятие, придвинулась ближе, стала исполнять привычку.

– Хочешь, расскажу о своём детстве? – предложил.

– Говори, я буду слушать, – разрешила Ирочка.

Уселся удобней на кровати, принялся вспоминать разные случаи:

– Я был маленький, ходил во второй класс. Мама записала меня в музыкальную школу. Наверно почти все мамы, лелеют мечту, что их чадо станет со временем талантливым музыкантом. Учился играть на скрипке, прикинь…

– Всё, перестань Ирочка, ты мне мешаешь. Лучше садись рядом.

– Тогда сяду вот так, – заявила она строгим тоном.

Скинула тапочки, взобралась на постель, поджала ножки под себя, оперевшись спинкой на моё плечо, взяла мою ладонь к себе, стала ласково гладить пальчиками:

– Ну как? Тебе удобно? И ты стал музыкантом?

– Да конечно. Вот, слушай дальше. Я обучался, как водить смычком, как настраивать струны, смазывать канифолью гриф.

Учился нотной грамоте, даже сольфеджио.

Я вырос бы в великого скрипача в мире. Как Ойстрах или Паганини.

Но всё разрушалось в один момент.

В школе, таких как я, не любили. На перемене, когда уже учился в третьем классе, один мальчик ради прикола подошел, ударил в пах ногой, очень сильно.

Он показывал другим пацанам удар карате, ходил в секцию.

Пытался прикрыть пах растопыренными пальчиками обеих рук.

Яички прикрыл, но пальцы… по ним будто пропустили высоковольтный ток.

После этого они больше ничего чувствовали. Ничего. Понимаешь?

– Да, я понимаю, – как взрослая ответила Ира.

– Из-за одного удара по пальцам, я потерял способность играть.

Нервные окончания в них умерли. Конечно, мог ими шевелить, двигать, делать какие-то движения, писать авторучкой, водить кисточкой с красками

Но не играть на скрипке, да вообще ни на чём.

Пианино, гитара, тоже теперь уже не про меня.

Я стал обычным человеком, среди всех миллиардов других человек.

– А что стало потом? После того удара?

– Музыкальную школу пришлось бросить. Тоже целая история с этим связана.

Конечно, я не мог больше играть на скрипке как надо: держать ритм, брать аккорды. Учителя были недовольны мной, ставили «неуды», дошло до моей мамы.

Ведь ничего не рассказал о том мальчике, на перемене.

Не знаю почему, – было стыдно признаваться и доносить.

Думал сам справиться с проблемами.

В школе меня считали «ботаном», не хотелось, чтобы к этому добавилось ещё обидное название, – маменького сынка. Ведь был уверен, что мама пойдёт в школу, устроит там большой скандал со всеми. У неё образовался нервозный характер из-за нелёгкой судьбы, во всём не везло в жизни, она никогда не была счастлива, как сейчас понимаю. За каждую провинность и оплошность, больно попадало частенько ремнём.

Однажды, на летних каникулах, в нашей семье закончились деньги на еду, до зарплаты мамы и пенсии бабушки, оставалось недели две. Но у нас был сад, где бабушка собрала два больших ведра малины. Решили продать их на местном базаре, он находился неподалёку от дома. На следующее утро, мама пошла на работу, а бабушка отправилась на базар с одним ведром малины, ещё с чем-то, тоже каким-то дешёвым товаром, то ли с яблоками, то ли с ранетками.

А второе ведро малины стояло дома, в холодильнике, чтобы ягоды не испортились на жаре. Мне поручено в обед, прийти на базар к бабушке, узнать, продала ли она малину. Что и сделал. Бабушка продала то ведро, наказала, чтобы вернулся домой, принес второе ведро с малиной, торговля стояла в самом разгаре.

Конечно, она твердила, неси аккуратно при этом.

Но, меня как бес попутал, я бежал со всей скоростью, чтобы побыстрей заняться своими делами: то ли играть в футбол с пацанами, то ли читать книжку.

Вообщем, в какой-то момент, сбежав на спуске, обо что-то споткнулся сандалией, полетел кубарем на землю. Ведро долго катилось по каменистой почве, половина ягод рассыпалась, смешалось с песком и пылью, а то, что оставалось в ведре, превратилось в малиновую кашу.

Я сидел на земле возле того злополучного ведра, беззвучно рыдал.

Но мне не было больно от ссадин и ушибов.

В тот момент, для меня, будто настал конец света.

Что оставалось делать, ведь мир остался живым и радостным на месте.

Пришлось вернуться к бабушке на базар с плачевным результатом.

Она посмотрела на меня с укором, не стала ругать, лишь сказала, чтобы шёл домой, готовился к приходу мамы.

Там ждало телесное наказание, но боялся не его, а тяготило нечто другое.

Проходящее время гулом отдавалось в моей голове, часы и минуты стучали возле висков, приближая меня к моменту расплаты.

Потом, после порки, не мог сидеть.

Не знаю как, но предчувствовал, что она наказывала меня не из-за злости, а желала в тоже время, чтобы превзошёл её в жизни.

Вряд ли она читала книжки Ромена Гари, знала кто это.

Ведь детство, молодость, были простыми этапами моего взросления.

И мы не давали обещания на рассвете.

– Жесть… – проговорила Ира. – Меня тоже пороли, только не сильно.

– Ну понятно, ты девочка, а я ведь был тот шалопай, у которого руки не из того места растут. Сколько натворил дел нехороших, да меня мало пороть!

Один раз послали за хлебом, дали пять рублей, мелочи не оказалось, а я потерял их. Бумажка выпала из карманчика моих шорт.

Ладно, слушай дальше.

В процессе той порки из-за двоек по скрипке, пришлось выдумать, – больше не хочу играть на скрипке и вообще обучаться музыке.

Тогда мама спросила, – чем ты хочешь заниматься.

Пришлось соврать, что хочу рисовать.

Хотя всегда было интересно, как из ничего, под кистью художника, получаются картины. Поэтому вскоре мама записала меня в художественную школу.

На долгие пять лет. Там, нравилось по-настоящему, а не по настоянию мамы учиться: лепка, рисование, история искусств, графика, акварель, живопись, пленер.

Самое главное, общение с себе подобными, ведь там были тоже мальчики, кроме девчонок. Ведь в обычной школе ни с кем толком не общался, там за много лет не появилось никаких друзей. Хотя, плевал на это дело с высокой горы.

У меня получалось, делал успехи. Участвовал в выставках, получал дипломы, готовился поступать дальше, чтобы стать серьёзным художником.

– Но опять же, не стал, – Ира, то ли спросила, то ли высказалась утвердительно.

– Не стал. Хочешь ещё историю? Про девушек?

– Фу! Я буду ревновать! – она вскинулась будто кошка.

– Да там ничего нет такого, – успокоил Ирочку.

– Ладно, говори про своих девок. Мне всё равно нравиться тебя слушать, – нехотя согласилась она, и прильнула ближе.

– Тогда слушай. Возле ПТУ для парней, где учили на слесарей, электриков, токарей, – расположено ПТУ для девушек. Их готовили по профессиям на поваров, маляров, кондитеров, продавщиц, парикмахеров. Там училось почти тысяча девушек со всего города и окрестных деревень, а в нашем училось поменьше, где-то шестьсот парней. Конечно, парни хотели знакомиться с ними для любовных романов, но эти девчонки, как назло, держались обособленно от парней. Хотя расстояния между нашими училищами метров сто.

Правда с небольшим заборчиком. Тут парни нашли выход, который старшекурсники передавали по наследству младшекурстникам по секрету.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.