Добыча золотого орла. Пророчество орла

Град камней поредел, и вскоре обстрел из пращей прекратился вовсе. Тогда Макрон позволил себе осторожно выглянуть из-за обода щита. Как оказалось, неприятель был уже шагах в двадцати от островка, воды воинам было где-то по бедра, и пращники больше не рисковали метать камни, опасаясь заодно с римлянами поразить и своих.

– Отбросить их! – скомандовал Макрон. – Метательные копья к бою! Пращи к бою!

Конечно, все вышло не так красиво и слаженно, как на тренировочном плацу, однако задняя шеренга римлян с единым возгласом поднялась, бойцы резко отвели правые руки назад и, нацелившись на врагов, подступавших плотной группой, метнули в них копья. Одновременно стоявшие на флангах римские пращники вновь принялись забрасывать камнями неприкрытые бока колонны противника. Некоторые варвары попа́дали в воду и больше не выплыли на поверхность, но остальные быстро восстановили разорванный броском метательных копий строй и продолжили наступать на укрепления прямо по телам своих товарищей, павших и раненных.

Макрон надеялся, что они устремятся к заграждению в присущем дикарям беспорядочном, яростном порыве, однако эти воины отличались выучкой и выдержкой. Одни из них, подняв щиты, прикрывали себя и своих товарищей от римского метательного оружия, другие под их защитой рубили, ломали и растаскивали нагромождение древесных стволов, ветвей и сучьев.

– Рази! – вскричал Макрон.

Выхватив копье из рук ближайшего легионера, он перехватил древко верхним хватом и, прикрываясь щитом, подскочил к самому завалу, совсем близко к противнику. Резко выбросив вперед руку, он нанес колющий удар в просвет между ветвями.

Наконечник копья вонзился в плоть вражеского воина чуть ниже локтя, и тот заорал от боли. Макрон вырвал острие из раны, и в этот момент его щит громыхнул и содрогнулся от сильного удара. Оглядевшись, он увидел множество врагов: вооруженные длинными тяжелыми копьями, они наседали, стараясь отбросить римлян от заграждений.

– Следи за копьями! – проорал Макрон, одновременно высматривая новую мишень.

Его внимание привлек злобный горящий взгляд воина, прикрывавшегося плетеным щитом. Центурион сделал ложный выпад, а когда враг вскинул щит, закрываясь от удара, вдруг резко изменил направление и поразил острием копья незащищенное бедро. К сожалению, воин был недостаточно близко, чтобы достать его коротким римским копьем, так что наконечник лишь разорвал узорчатые штаны и оставил неглубокую царапину на коже. Центурион раздраженно хмыкнул и осторожно попятился от заграждения, кивком приказав легионеру из заднего ряда занять его место.

Отступив, Макрон оглядел центурию, оценивая состояние бойцов. Они держались. Пращники, стоявшие дальше всего от укреплений, сами стали мишенью для врагов, однако продолжали вести неравный бой: противники по-прежнему без устали осыпали друг друга камнями. Римляне применяли хитрую тактику: они раскручивали пращи, присев на корточки за укреплениями, а потом, резко выпрямившись, выпускали камни и тут же пригибались, избегая вражеских зарядов. У противников укрытия не имелось, и Макрон с удовлетворением отметил, что окрашенное кровью течение уносило с собой немало человеческих тел. Однако, решил он, перестрелка между пращниками сейчас не главное: они нужны были для другой цели.

Набрав полную грудь воздуха, он, перекрывая шум, крики и стоны, выкрикнул новый приказ:

– Пращники! Цельте по пехоте. По пехоте!

Бойцы на флангах глянули на него с пониманием. Один бедолага вскочил, чтобы выпустить последний камень в неприятельского пращника, но сам получил заряд прямо в лицо. Его голова откинулась назад, а стоявших рядом товарищей забрызгало кровью. Безжизненное тело солдата осело на землю, и Макрон заскрежетал зубами в бессильном гневе. В его распоряжении было слишком мало бойцов, чтобы позволить им растрачивать жизни попусту. Солдат воюет не сам по себе: его первейший долг – поддерживать своих товарищей, а для этого необходимо оставаться в живых и сражаться с ними бок о бок. Безрассудное геройство в сражении, на взгляд центуриона, было не более чем преступным эгоизмом, так что Макрон мысленно выругался на этого храброго идиота. Однако тот оказался не единственной жертвой. Уже трое римлян расстались с жизнью: один распростерся на земле под заграждением, двое других застряли среди ветвей. Кровь из ран стекала на глинистый речной берег.

– Посмотри туда! – воскликнул находившийся рядом легионер, и Макрон, проследив за его взглядом, увидел, что происходит на другом берегу.

Римские пращники не прекращали обстреливать незащищенные фланги неприятельской колонны, но тут какой-то немолодой воин громко выкрикнул приказ, и атакующие плотно сомкнулись вокруг него: те, кто был с краю, прикрывали щитами фланги, а воины в центре подняли щиты над головами, полностью закрыв колонну от обстрела. Макрон был поражен этим маневром, явно позаимствованным варварами у легионеров: до сих пор такой строй, именуемый «черепахой», умели образовать только римляне. Обстреливать врагов стало бессмысленно, камни впустую барабанили по щитам, надежно укрывшим воинов.

– Чтоб мне сдохнуть, – пробормотал Макрон. – Эти бритты умеют учиться.

Неожиданно тревожный возглас вернул его внимание к схватке у заграждения. В самом центре враги добрались до одного из скрепляющих сооружение столбов и теперь, одновременно ухватившись за него, пытались вывернуть столб и разрушить конструкцию. Ствол уже начал поддаваться, увлекая за собой часть заградительного вала.

– Дерьмо! – выругался центурион и, расталкивая людей, устремился к опасному месту.

– Остановите их! – кричал он. – Отгоните этих ублюдков!

Легионеры обрушились на тех, кто пытался вывернуть столб, нанося отчаянные удары по незащищенным рукам. Однако и варвары не менее рьяно стремились помочь своим товарищам: они атаковали укрепления, нанося защитникам колющие удары широкими железными наконечниками длинных тяжелых копий. Схватка была такой напряженной, что сил не хватало даже на возгласы: и те и другие дрались молча, стиснув зубы, всячески пытаясь отбросить неприятеля назад. Послышался громкий треск ломающегося дерева, и столб вывалился из гнезда, а с полдюжины воинов полетели прямо в воду. Бритты торжествующе взревели и ринулись в образовавшийся пролом.

– Отбросить их! – воскликнул Макрон, метнув копье прямо в гущу атакующих. – Отбросить!

Он выхватил из ножен меч, низко пригнулся и, вложив в бросок всю свою силу и вес, ринулся навстречу врагу, прикрываясь щитом. Бойцы сомкнулись по обе стороны от него и тоже побежали. Противники столкнулись щит к щиту, вплотную, так что можно было слышать хриплое, надсадное дыхание врага. Укрывшись за щитом, Макрон правой рукой наносил постоянные колющие удары, пытаясь поразить каждого, до кого мог дотянуться. Копья и длинные мечи варваров оказались бесполезны в тесной схватке, где не было возможности для замаха, в то время как короткие клинки легионеров, предназначенные для ближнего боя, быстро показали свое преимущество. Все больше и больше врагов попадало под удар. А поскольку сзади их подпирали новые атакующие, не было возможности отступить. Некоторые воины, зажатые в толпе, так и умирали на ногах, истекая кровью среди товарищей.

Преимущество позиции, которую римляне заняли на высоком берегу, и более основательная опора пока позволяли им выдерживать и с успехом отражать натиск неприятеля, хотя войско врага значительно превосходило их силы. Макрон понятия не имел, сколько времени длилось противостояние. Он утратил представление о времени, полностью сосредоточившись на том, чтобы поражать врагов и не сдавать позиции. Вокруг лязгала сталь, звучали надсадные крики, стоны и вопли, плескалась окрашенная кровью вода. Лучи клонившегося к западу солнца все еще отражались от клинков и полированных шлемов, пусть даже теперь доспехи были вымазаны в грязи и заляпаны кровью.

Макрон не слышал даже хриплого рева вражеских боевых рогов и осознал, что бритты отхлынули назад, лишь когда неожиданно на его щит перестали напирать и очередной удар мечом пришелся в пустоту.

– Они отступают! – выкрикнул кто-то, словно не веря самому себе, и эти слова тут же подхватил нестройный радостный хор римлян.

Макрон воздержался от проявления эмоций. Неожиданной передышкой он воспользовался для того, чтобы быстро оглядеться и оценить обстановку. Один из легионеров проскочил мимо, прыгнул в воду и устремился вдогонку за отступающим врагом.

– Эй ты! – заорал Макрон так, что солдат испуганно оглянулся. – Тебе кто, на хрен, разрешил покидать строй? Живо назад!

Легионер попятился и выбрался на берег прямо перед разъяренным центурионом.

– Ты каким местом думаешь, болван? Может, решил собственноручно, в одиночку разбить все проклятое Каратаково войско?

– Виноват, командир. Я…

– Вот именно, на хрен, что виноват. Так виноват, что хуже не придумаешь. Только попробуй отмочить что-то подобное еще раз, и тогда, слово даю, я загоню этот меч прямо тебе в задницу. Дошло до тебя?

– Так точно, командир.

– Тогда возвращайся в строй.

Боец попятился и вернулся в ряды товарищей, которые принялись поддразнивать его, покачивая головами и отпуская шуточки.

На это Макрон внимания не обращал: он смотрел за реку, стараясь понять намерения врага. Скорее всего, бритты решили перегруппироваться и предпринять вторую, может быть, более упорядоченную попытку штурмовать пролом в укреплениях.

Потом внимание центуриона привлекло какое-то шевеление под ногами, и, опустив взгляд, он увидел на берегу вражеского воина, который пытался подняться на ноги. По всему краю брода, на глинистом берегу и галечных отмелях, громоздились мертвые тела, стонали и шевелились раненые. Без размышлений, повинуясь инстинкту, Макрон наклонился и вонзил меч варвару в шею. Бритт охнул и снова упал туда, где лежали тела товарищей. Из раны хлынула кровь. Безумный, злобный взгляд варвара встретился на миг со взглядом центуриона, но почти сразу глаза бритта остекленели. Он умер. Макрон покачал головой и поднял взгляд. Одним врагом меньше – это, конечно, хорошо. Плохо то, что, по его подсчетам, их оставалось еще примерно двадцать девять тысяч.

На той стороне брода вождь, возглавлявший потрепанный штурмовой отряд, формировал из своих людей подобие «черепахи», передние ряды которой щетинились длинными копьями. Сочтя построение удовлетворительным, вождь выкрикнул приказ, и его воины снова вступили в воду.

– Я-то думал, мы преподали ублюдкам достаточный урок, – пробормотал солдат, стоявший поблизости от Макрона.

Центурион криво усмехнулся:

– То-то и оно, мы преподали им урок, и они его усвоили.

На этот раз у врага была возможность беспрепятственно добраться до защитников укреплений. «Черепаха» выйдет из воды, ворвется в пролом и неизбежно отбросит римлян назад.

Макрон понял, что наступил решающий момент. Отступив назад, он поднялся на небольшой бугорок и всмотрелся в южный берег реки, пытаясь углядеть хоть какие-то признаки приближения Максимия. Увы, ничего. Затем он приметил отблеск, потом еще один примерно в полумиле вниз по течению. Макрон прищурился и, кажется, сумел разглядеть вдали что-то вроде маленькой серебристой сороконожки, ползущей по направлению к нему. На миг сердце его возликовало, но потом он понял, что когорта слишком далеко и ей не поспеть на помощь вовремя. Решение все равно оставалось за ним.

Он мог слепо повиноваться полученному приказу, стоять и сражаться насмерть, не имея ни малейшей надежды сдержать врага, или же дать приказ к отступлению и попытаться спасти своих бойцов, пусть даже ценой потери собственной репутации.

Макрон повернулся, оглядывая стену вражеских щитов: бритты преодолели уже треть брода, ухитряясь при этом сохранять строй. Сомнений в том, что следует делать, у него не осталось. Другого выхода просто не было, и он поспешил назад к своим измотанным, тяжело опиравшимся на щиты бойцам.

Глава 12

В то время как его бойцы маршировали в клубах пыли, поднятой шедшими впереди воинами, центурион Катон неустанно всматривался в противоположный берег Тамесиса. На подступах к броду собралось множество народу: пехотинцы, всадники и колесничие. Бритты стремились ускользнуть от преследовавшей их римской армии. Второй легион должен был захлопнуть ловушку, и две главные переправы действительно были надежно перекрыты, однако теперь стало ясно, что попытка командующего Плавта зажать бриттов между железными челюстями легионов и блокирующих броды сил Веспасиана не удалась. Каким-то образом Каратак ухитрился проскочить между ними и выйти к третьему броду, прикрытие которого должна была обеспечить одна лишь Третья когорта.

Однако беда была в том, что даже этой когорты на отведенной ей позиции не было. Переправу защищала горстка людей под командованием Макрона. Несмотря на тщательные приготовления и, казалось бы, детально разработанный план, они были близки к провалу. Хотя в распоряжении Плавта имелось тридцать тысяч солдат, командующий решил задействовать в операции только восемь. На этих бойцах лежала ответственность за успех или провал масштабного замысла командующего, который желал окончательно подавить организованное сопротивление варваров. Если бы Каратака удалось разгромить до исхода дня, в долговременной перспективе это означало бы спасение великого множества жизней – во всяком случае, римских.

С болезненным ужасом Катон думал о том, что Макрон тоже это осознаёт, а стало быть, постарается сделать все возможное, чтобы не дать бриттам переправиться через реку, даже если это будет означать гибель и для него самого, и для всех бойцов его центурии.

Возможно, самопожертвование Макрона задержит бриттов настолько, что командующий Плавт успеет подойти к ним с тыла, а Максимий – с другой стороны брода, отрезав врагу путь к спасению.

Ускоренно маршируя рядом со своей центурией, Катон мысленно попытался поставить себя на место Макрона и, быстро взвесив свои возможности, пришел к выводу, что принял бы решение стоять до конца. Ставки были слишком высоки, и иного выбора не предусматривалось.

– Держи шаг! Не терять темп, черт вас дери!

Услышав это совершенно неуместное понукание, легионеры Шестой центурии недоуменно переглянулись, а чей-то голос с горечью откликнулся:

– Мы и так прем вперед так быстро, насколько это, на хрен, возможно.

– Заткните пасти! – немедленно отреагировал Фигул. – Следующему ублюдку, который что-нибудь вякнет, я собственноручно снесу башку. Приберегите ругань для кельтов.

Катон снова обратил взгляд в сторону врага. Противоположный берег был буквально усыпан пехотинцами и всадниками. Должно быть, эта орда уже совсем недалеко от брода. Впереди река делала изгиб, а вслед за изгибом открывалась узкая протока: казалось, будто другой берег чудом приблизился. Катон не сразу сообразил, что на самом деле видит остров как раз посередине переправы. Сердце юноши учащенно забилось, он прищурился, стараясь рассмотреть все в подробностях. На дальней стороне острова можно было различить множество крохотных фигур. Солнце играло на полированных доспехах и сверкало в брызгах, разлетающихся из-под ног.

Деревья, росшие на островке, скрывали легионеров Макрона, и Катон не мог разглядеть, как обстоят дела у защитников. Зато он увидел, как наступавшие на остров варвары вдруг начали отступать и как муравьи побежали назад, к берегу, который заполонили их соратники. Катон возликовал, ибо это могло означать лишь одно: Макрон и его бойцы отбили вражескую атаку и остались в живых. Теперь всего полмили отделяло когорту от центурии Макрона, и от головы колонны доносился неистовый рев Максимия, всячески побуждавшего легионеров сделать последний, решающий рывок. Теперь панорама реки была открыта взгляду, и Катон видел, как на противоположном берегу враг готовится к новой атаке на остров. Однако на этот раз неприятельский натиск обещал стать более организованным и продуманным. Вопреки обычаю, варвары не собирались бежать на римские шеренги нестройной толпой. Они сформировали плотный строй и, стараясь удержать равнение, размеренным шагом двинулись по мелководью. К тому времени, когда противник приблизился к дальней стороне острова, голова когорты была всего в нескольких сотнях шагов от брода, и Максимий выслал конных разведчиков на помощь центуриону Макрону.

Погоняя лошадей, взметая огромный фонтан сверкающих брызг, они влетели в реку и поскакали к острову. Однако, преодолев примерно треть расстояния, вдруг увидели появившихся между ивами бойцов: те отходили с острова, вступая в воду. При виде всадников некоторые из них заколебались, но потом продолжили отходить к южному берегу. Это не было бегством: легионеры не снимали шлемов и продолжали держать в руках громоздкие щиты. Всадники остановились посреди протоки, и Катон увидел, как декурион гневно заспорил с легионерами, указывая рукой в направлении острова. Однако те, не обращая на него внимания, огибали конный отряд, устремляясь к берегу. Наконец с острова сошла в воду небольшая сплоченная группа бойцов со щитами, обращенными в сторону врага. Почти сразу же следом за ними к воде устремился небольшой отряд бриттов, а за ним другой. Варваров становилось все больше, они обрушились на крохотный заслон римлян, прикрывавших отход товарищей.

Максимий резко выбросил руку вперед и выкрикнул приказ наступать. Потные, запыхавшиеся легионеры побежали, тяжело стуча сапогами по растрескавшейся земле. А впереди, посреди брода, тыловое прикрытие Макрона и кавалеристы вели отчаянную схватку, пытаясь остановить и оттеснить многократно превосходившего их числом врага.

Бойцы, уже добравшиеся до берега, перестраивались, формируя перед бродом заградительный строй в две шеренги. Однако было очевидно, что если они и задержат бурный поток кровожадных бриттов, то совсем ненадолго.

Бойцы когорты изо всех сил мчались по дороге на помощь товарищам, и вот уже самые быстрые и выносливые присоединились к легионерам Третьей когорты, подкрепив маленький заградительный отряд. Катон был уже достаточно близко к броду, чтобы различать подробности неравной схватки, что велась посредине реки, и он воспрянул духом, увидев, что в гуще сражения виден алый поперечный гребень, венчающий шлем центуриона. Макрон жив, он продолжает сражаться, и для Катона это было огромной радостью, несмотря на то что смертельная опасность еще не миновала.

Стремительно сбежав по склону, центурия Катона присоединилась к передовым подразделениям, уже занявшим позиции у брода. Численное превосходство врага оставалось подавляющим, однако римляне получили тактическое преимущество, заняв позицию, штурмовать которую можно было только по узкому фронту. «Надежда все-таки есть, – сказал сам себе Катон. – Надежда на то, что они не дадут Каратаку прорваться».

– Шестая центурия! – скомандовал он. – Стройся на правом фланге.

Вконец вымотанные, его бойцы, откашливаясь, хрипло дыша, тяжело опираясь на массивные щиты, все же сформировали строй. Другое дело, что после долгого и утомительного марша под палящим солнцем у них почти не осталось сил для настоящего боя. Однако враг был уже совсем рядом, и очень скоро, даже если силы на исходе, им придется сражаться насмерть.

Уцелевшие воины из заградительного отряда Макрона вместе с разведчиками отступали по мелководью в полном порядке, сомкнув щиты, и не только держали строй, но и разили короткими мечами каждого дерзкого варвара, который оказывался в пределах досягаемости в попытке прорвать линию обороны римлян.

Максимий повернулся к бойцам, ждавшим на берегу реки:

– Четвертая когорта, расступись!

В сплошном строю легионеров образовалась брешь, позволявшая пропустить теснимых врагами бойцов.

– Разведчики первые! – приказал Макрон декуриону. – Вперед!

Кавалеристы направили лошадей в узкий проход. Один из всадников был нерасторопен, и, пока он разворачивал лошадь, из воды неожиданно выпрыгнул бритт, схватил всадника за руку и выдернул из седла. Оба, и разведчик, и нападавший, упали в воду, и в то же мгновение кавалериста с торжествующими криками окружили другие вражеские воины. Крик перешел в булькающий хрип: множество копий и мечей одновременно пронзили грудь незадачливого разведчика, разом выпустив из его легких остатки воздуха. Однако пока бритты добивали кавалериста, Макрон и его бойцы, насквозь промокшие и измазанные кровью врагов и собственных товарищей, благополучно отступили на берег и заняли освобожденное для них место в сплошном строю когорты.

Максимий, стоявший позади, в центре когорты, посмотрел на Макрона с горьким негодованием и презрительно процедил:

– Ты не удержал брод.

Впрочем, времени на споры, препирательства и оправдания не было, и Макрон снова повернулся к бойцам, готовя их отразить очередную волну варваров, катившуюся через брод навстречу фронту когорты. Они обрушились на линию римских щитов, преграждавшую выход на сушу, неистово разя противника мечами и копьями.

Некоторое время легионеры, хоть и выбившиеся из сил, стойко удерживали позицию. Жестокая муштра не пропала даром, навыки боя были доведены до автоматизма: на счет раз-два – двинуть щитом вперед, тут же отдернуть его и нанести врагу колющий удар мечом. Потом короткая пауза для контрудара и повтор. Это срабатывало, но лишь до тех пор, пока римляне удерживали сплошной строй. Именно сплоченность делала маневр смертоносным, но стоило линии щитов дрогнуть, как все преимущества, которые давали дисциплина и выучка, терялись, в то время как дикари брали силой и неистовой яростью.

По мере того как из-за реки подходило все больше и больше варваров, когорта под давлением все возрастающего численного превосходства врага начала отступать назад. Совсем по чуть-чуть, почти незаметно, но Катон, занимавший позицию на крайнем фланге и пока не участвовавший в сражении, видел, что центр римского строя начал прогибаться назад. Это не укрылось и от Максимия, который тут же повернулся к декуриону и кучке спасшихся кавалеристов.

– Найдите легата и доложите обстановку. Живо!

Декурион отдал честь и, приказав бойцам следовать за собой, направил коня вниз по реке. Уже отъезжая, он оглянулся и, обращаясь к товарищам по когорте, сказал:

– Удачи вам, ребята.

С этим и отбыл. Очень скоро топот копыт стих, заглушенный звоном оружия и яростными криками воинов, сошедшихся в беспощадной схватке.

– Держать строй! – призывал Максимий, размахивая мечом. – Держать строй, ублюдки! Не отступать ни на дюйм.

Однако ярость его приказов уступала ярости вражеского напора, и римляне, пусть медленно, шаг за шагом, но отходили назад. Хуже того, некоторые легионеры, по большей части новобранцы, не успевшие еще привыкнуть к жестокой реальности сражений, начинали нервно оглядываться. Бросив взгляд на заднюю шеренгу, Катон вдруг увидел бойца, который, отступив на несколько шагов, покинул строй. Правда, командир когорты тоже это заметил и, подбежав к нарушителю дисциплины, плашмя огрел его по голове мечом.

– А ну назад, в строй! – проревел Максимий. – Еще раз так сделаешь, я сам снесу твою чертову башку с плеч!

Легионер бросился вперед – страх перед командиром когорты пересилил ужас перед врагом. Но он был далеко не единственным, кого страшила перспектива пасть жертвой свирепых бриттов.

По мере того как римлян все дальше теснили назад, все больше легионеров начинали задумываться о том, как найти путь к спасению.

Со своей позиции на крайнем фланге Катон увидел, как один солдат из центурии Максимия внезапно бросил на землю щит, повернулся и побежал.

– Вернись на место! – заорал вдогонку беглецу Максимий.

Солдат обернулся на голос, но, вместо того чтобы выполнить приказ, принялся расстегивать ремни, крепившие к голове шлем. Справившись с ними, он сорвал шлем с головы, отбросил в сторону и припустил к ближайшим зарослям чахлого утесника.

Максимий в ярости плашмя ударил мечом по посеребренному наколеннику и заорал вслед бегущему:

– Ну погоди, предатель. Жалкий трус! Бежать с поля боя? Я тебя запомнил и, когда все кончится, лично приведу в исполнение смертный приговор!

Однако Катон понял, что бегство одного породит эффект лавины. Так и произошло – то один, то другой солдат вдруг начинал пятиться, виновато поглядывая на товарищей. Теперь римляне отступали все быстрее, враги же, напротив, наседали все с большей решимостью. По мере того как они теснили римлян дальше от брода, возникало больше возможностей расширить фронт для наступления и одновременно ввести в бой больше воинов. Было очевидно, что скоро они оттеснят от брода не только центр, но и крылья когорты, после чего ее окружат и неминуемо уничтожат.

Максимий прекрасно видел надвигающуюся опасность и понимал, что ради спасения когорты должен действовать быстро: времени на размышления не оставалось. Требовался ловкий маневр, и такая возможность была, ведь стоявшие на крайних флангах Первая и Шестая центурии еще не были задействованы в сражении.

– Первая центурия, покинуть левый фланг!