Тринадцатая реальность

– За такую статью можно заработать пулю, – проворчал он. – Ты просто не представляешь, в кого хочешь плюнуть. Успокаивает то, что вряд ли захотят подливать масло в огонь, а тебя, скорее всего, попытаются купить. Ладно, иди спать. Если хочешь, чтобы я всё рассказал, нужно рано встать.

В последние десять лет перед смертью я редко спал ночью больше пяти часов и не испытывал потребности спать дольше, но сон нужен не душе, а телу. Это тело не выспалось и утром зевало так, что была опасность вывихнуть челюсть. Холодная вода помогла, но спать всё равно хотелось. Отец рассказал за полчаса, спросив перед рассказом, не хочу ли я что-то записать. Я отказался и не стал делать записи. Нужные факты прочно улеглись в молодую голову, и в дальнейшем ничего не забылось. Мы быстро позавтракали, и я убежал в редакцию раньше, чем отец ушёл на службу. Работа в ней начиналась с девяти, а идти только четыре квартала, поэтому можно было не торопиться, но мне не терпелось увидеть Веру и приступить к работе над статьёй, и трудно сказать, какое из этих желаний сильнее. Когда вошёл в вестибюль, меня поприветствовал вахтёр.

– Здравия желаю, ваше сиятельство! Что-то вы сегодня рано.

– Дела, Спиридон Трофимович, – откликнулся я. – Не скажете, Воденикова не появлялась?

– Вера Николаевна должна быть наверху, – ответил он мне в спину.

Взлетев по ступенькам лестницы на второй этаж, я пробежался к большой комнате, в которой основной состав редакции собирался утром на что-то вроде планёрки. Вера всегда приходила раньше, чтобы открыть окна и проветрить помещение от табачной вони. До сигарет с фильтром здесь не додумались, но самых разных папирос хватало, а в редакции курили почти все мужчины. Летом можно было проветривать, но я не представлял, как здесь можно дышать зимой. Я терпеть не мог табачного дыма и не собирался этого делать. Пока поработаю, а дальше будет видно. Если к зиме не выделят своей комнаты, уволюсь. Распахнув дверь и увидев, что Вера одна, я схватил её в охапку и принялся целовать.

– Ну что ты делаешь! – задыхаясь, сказала она, улучив момент, когда я перешёл от её губ к шее. – Прекрати немедленно! Алексей, сейчас начнут собираться, а я красная, как морковка! Пожалуйста, меня уже ноги не держат! Можно подумать, что мы не виделись год!

– Никаких отсрочек! – решил я. – Надо быть дураком, чтобы откладывать счастье! Сегодня тебя приглашают к нам на ужин, так что готовься знакомиться с моей семьёй, а потом в неё войти. Считай, что я сделал тебе предложение! Ты ведь согласишься или мне прямо сейчас выброситься из окна?

– Конечно, соглашусь! – сказала она, обвив мою шею руками. – Только нужно будет подождать с детьми. Я хочу хоть немного поработать в редакции.

В коридоре послышался шум шагов, и мы разорвали объятия. Открылась дверь, и в комнату вошли двое. Первым, дымя папиросой, шёл товарищ редактора Николай Селезнёв, за ним с папкой в руках следовал наш спецкор Владимир Мельников.

– Уже здесь? – спросил меня Селезнев. – Завидую я вам, князь! Эх, не был бы я женат! Вера, ты уже достаточно проветрила, закрывай окна.

– Бросали бы вы курить, Николай Васильевич, – посоветовал я ему. – Помрёте раньше времени – что в этом хорошего? Коллектив это как-нибудь переживёт, кое-кто даже обрадуется: всё-таки продвижение по службе. А вот вашей семье будет не до радости, да и не ждёт вас на том свете ничего хорошего.

Он от удивления приоткрыл рот, из-за чего папироса упала на пол, и я тут же погасил ногой. Объяснений между нами не получилось, потому что в открытую дверь вошли сразу четверо работников во главе с самим редактором – Александром Меркушевым.

– Так, все на месте, – сказал он, увидел меня и добавил: – Есть даже лишние. Давайте начинать.

– Уже ухожу, – сказал я ему. – Здравствуйте, господа!

Выслушав ответные приветствия, я ушёл в корректорскую, в которой находился мой стол стажёра. Там взял пачку бумаги и вечное перо и углубился в работу.

– Что пишете, князь? – оторвал меня от статьи наш корректор – Семён Мясников. – Не любовные письма?

– А для чего мне их писать, Семён Егорович, если любовь под боком? – пошутил я. – Это я пробую написать мировой шедевр и опубликовать его в нашей газете. Что-нибудь такое, чтобы всех перекорёжило.

– Лишь бы не от смеха, – сказал он. – Мы фельетонов не печатаем, это вам нужно отправлять его в «Весельчак» или в журнал «Смех и сатира». Эти напечатают.

Дверь открылась, и в маленькое помещение корректорской вошла Вера. Сразу сильно запахло табаком и её духами.

– Что принюхиваешься? – сердито сказала она. – На середине совещания все стали так дымить, что я едва досидела до конца! Пришлось брызгать духами, а сволочная пробка выпала, и я вылила на себя половину флакона! Если не получится отмыть, я к вам сегодня не приеду! Точно обзовут не знающей меры купчихой!

– Сколько раз я вам говорил, Верочка, что здесь не место для девушки? – сказал ей Мясников. – Вы никого не переделаете: или начнёте курить сами, или сбежите.

– Чем ты занят? – спросила она, отмахнувшись от корректора.

– Есть мысль написать статью, используя родственные связи, – улыбнулся я. – Уже половину нацарапал и, если ничем не загрузят, скоро закончу. О чём, пока не спрашивай – это секрет. Надо же начинать делать себе имя.

– Имя ты сделаешь в другой раз, – вздохнула она. – Не получится сейчас писать, потому что нас посылают на происшествие.

– А почему ты так вздыхаешь? – не понял я.

– Потому что не люблю трупов, а там их будет… несколько. Нас с тобой туда, наверное, не пустят, но хоть сделаем фото и опросим кого-нибудь из очевидцев.

Глава 4

Пользы от меня в этой поездке было как от козла молока, только зря потерял три часа. В квартиру забрались грабители, а тут не вовремя принесло хозяев, да ещё с маленьким ребёнком. Ну всю семью в их же квартире и положили, а над женщиной и надругались. Как и предполагала Вера, в квартиру нас не пустила полиция. Походили вокруг дома в компании своих коллег, поспрашивали ничего не видевших соседей и уехали, сделав напоследок несколько снимков, которые наверняка не попадут в номер. Стоило из-за этого гонять трёх работников редакции, да ещё машину с шофёром!

– Неудачно съездили, – сказал нам редакционный фотограф Борис Денисов. – Пока нашей газете не дадут привилегию от департамента полиции, толку от таких поездок не будет. У вас, князь, там, кажется, работает отец? Поговорили бы, может, он поспособствует. Ездили бы вы тогда на уголовные происшествия вместе с Александровым, а потом, глядишь, стали бы писать сами. Очень выгодная работа. Видели, кого пропустили к месту убийства? Корреспондента газеты «Последние Известия» Бориса Биренбойма и его фотографа. А почему? Потому что у их газеты такая привилегия есть.

Я и в прошлой жизни, и в бытность гимназистом ни разу не сталкивался с криминалом. После моего вселения молодой князь Мещерский избавился от излишних сантиментов, но не было ни малейшего желания смотреть на залитые кровью тела жертв и видеть горе их близких. Пусть эту выгодную работу делают те, кто имеет к ней склонность.

Как только приехали, Вера пошла писать отчёт, а я вернулся за свой стол дописывать статью. Больше меня до конца дня не трогали, поэтому удалось её закончить, пусть и перед самым уходом.

– Не надо меня провожать, – сказала любимая. – Я позвонила брату, и он должен вот-вот подъехать. И к вам он меня отвезёт, поэтому у меня будет время покупаться. Надеюсь, что смою с себя всю вонь и смогу у вас появиться. Твоя сестра будет кусаться?

– Сказала, что ей хватит ужина, – улыбнулся я. – Просто постарайся её не трогать. Она тебя не знает, а у каждого в голове свои тараканы.

Мне тоже надо было наводить марафет, поэтому я оставил Веру в редакции дожидаться брата, а сам вернулся домой. До прихода отца успел принять ванну, высушить и привести в порядок волосы и надеть подготовленный Натальей костюм.

– Что это ты так рано вырядился? – спросил встретивший меня в коридоре отец, и я сразу понял, что он не в духе.

– Остался только час, – ответил я. – Ничего, не помнусь. У тебя неприятности на работе или упало настроение из-за предстоящих смотрин?

–Неприятности – это мягко сказано! – сердито сказал он. – Возьми почитай сам.

Он раскрыл на нужной странице «Вестник полиции» и протянул мне. Я прочитал указ императора и вопросительно посмотрел на отца.

– Кто этот Шарль Дюкре?

– Бывший префект Парижа, – ответил он. – Получил подданство и уже переехал в столицу. Наверное, в министерстве знали о замене главы нашего департамента, но нам до последнего никто не сообщил. Я узнал об этом из журнала и сразу навёл справки. У нас даже министр ездит без охраны, а этот привёз с собой пуленепробиваемый автомобиль и охрану из французов.

– Да, насчёт министра, – сказал я. – Мне кое-что неясно в указе. Как можно выводить из-под контроля министерства кадровые вопросы департамента, который в это министерство входит? Или уже не входит?

– Ты ухватил суть, – сказал отец, одобрительно на меня посмотрев. – Наш департамент – это один из столпов, на которых держится империя. А теперь представь, что будет, если у него поменяют главу, да ещё фактически выведут из подчинения министру. Через год в нём останутся только послушные исполнители, которые будут смотреть в рот этому Дюкре. Меня точно выживут.

– У вас много порядочных и решительных людей, – сказал я, глядя ему в глаза. – Неужели не сможете раздобыть трёхлинейку с оптикой и найти хорошего стрелка? Не вечно же он будет ездить в бронированном автомобиле. На Фонтанке это сделать трудно, но у вас там много зданий. И не будет он целыми днями сидеть на службе, куда-нибудь начнёт ездить. В конце концов, не так уж сложно заминировать его автомобиль. Если уж полиция не сможет себя защитить…

–Представляешь последствия? – спросил отец, глядя на меня так, будто увидел впервые.

–Представляю, – ответил я. – У кого-то наверху полетят погоны. У кого-то, но не у всех. А если пришлют ещё одного француза, грохните и его. На месте третьего кандидата я сюда не поехал бы. Неплохой намёк тем, кто это устраивает. Пуля – дура, ей всё равно куда лететь.

– Не скажешь, с кем познакомился? – спросил отец. – Ты сильно изменился, да ещё за день или два. Такие изменения не бывают без сильной встряски или чьего-то влияния.

– Давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз? – предложил я. – Не посмотришь статью, пока есть время?

Отец забрал исписанные мной листки, вложил их в «Вестник» и ушёл в кабинет. Вторично мы увиделись минут через двадцать.

– Кто это написал? – спросил он, положив черновик статьи на мой столик. – Кто-то из ваших, как ты выразился, акул?

– Я это написал! – сердито ответил я. – Что так недоверчиво смотришь? Если хочешь, при тебе напишу что-нибудь ещё, только после ухода Веры, а то сейчас на это нет времени. Не допытывайся насчёт авторства, а скажи своё мнение.

– Написано талантливо и будет трудно придраться, – сказал отец, не сводя с меня испытывающего взгляда. – Со мной могут связать хотя бы из-за твоей работы в редакции, но больших неприятностей не будет. Никто не сможет ничего доказать, да и не будут под меня копать, потому что моё начальство тоже против этого законопроекта.

– Значит, пробую пропихнуть в печать, – подвёл я итог. – Папа, я не хочу тянуть со свадьбой! Мало ли что может случиться.

– Папа… Давно ты меня так не называл. Я вижу, что ты намерен жениться независимо от того, какое впечатление произведёт на нас твоя невеста, но давай не будем бежать впереди паровоза. Уже без десяти, стол накрыт, и мы готовы, поэтому иди встречать свою любовь.

Я быстро спустился во двор, а потом вышел на улицу. Ждать пришлось минут пять, по истечении которых возле меня затормозил блестящий лаком чёрный «ситроен», открылась дверца водителя, и из салона выбрался брат Веры.

– Привет, княже, – отвесил он шутливый поклон. – Невесту заберёшь или везти назад?

– Привет, Иван! – я шагнул навстречу и пожал руку. – Не хочешь к нам зайти?

– У меня много дел, – отказался он, открывая дверцу, за которой сидела Вера. – И смотреть будут сестрёнку, а не меня. Когда закончите, позвони, и я подскочу.

Я помог девушке выйти из машины и обалдел. На ней было облегающее шёлковое платье малинового цвета, а замысловатая причёска открывала изящную шею. Туфли на больших даже по моим меркам каблуках добавили стройности и роста. Я ещё не видел свою любовь такой очаровательной.

– Мог бы заехать во двор, – недовольно сказала Вера Ивану, но я хорошо её знал и понял, что за показным недовольством скрывается страх.

– Выше нос, сестрёнка! – подбодрил брат. – Не отдадут тебе этого князя, найдём другого постарше. Какой толк от мальчишки!

– Посмотри на себя, – с улыбкой сказал я. – Сам старше только на два года. Пойдём, дорогая!

Я подал Вере руку и повёл во двор. Плитка была ровной, но не для таких каблуков. Когда она оступилась, я подхватил своё чудо на руки, занёс в подъезд и бегом поднялся по лестнице.

– Отпусти меня, сумасшедший! – рассердилась она. – Что подумают люди? Ты меня всю изомнёшь, на кого я буду похожа?!

– Ты так и будешь здесь стоять? – спросил приоткрывший входную дверь отец. – Или твоя дама не может ходить?

– Всё я могу! – сердито сказала Вера. – А ваши претензии, Сергей Александрович, должны быть к сыну. Да поставь ты меня на ноги!

– И в чём же виноват Алексей? – спросил отец, пропуская её в прихожую.

– В спешке, – ответила Вера, снимая туфли. – Я только утром узнала, что приглашена на ужин, а весь день провела на работе. У меня хватает нарядов, но почти всё деловое или праздничное. Есть хорошее платье для такого визита, но мне его провоняли в редакции. А времени бегать по магазинам не было. Выбрала платье, а к нему подходят только эти туфли. Я редко хожу на таких каблуках, а у вас во дворе неровная плитка!

– Непорядок! – строго сказал отец, но его глаза смеялись. – Надо будет сказать, чтобы выровняли.

– Вот вы смеётесь, а на меня сейчас будут смотреть как на… – она запнулась, не найдя подходящего слова. – Ваши жена и дочь скажут, что я так вырядилась, чтобы произвести на вас впечатление. А не скажут, так подумают!

– Вы на меня и так произвели впечатление, причём самое благоприятное, – улыбнулся отец, предлагая ей руку. – Пойдёмте, я сам вас представлю. Немного против правил, но мы это как-нибудь переживём.

Что можно сказать об этом ужине? Поначалу женская половина моей семьи приняла Веру настороженно, а Ольга не скрывала неприязни, но моя невеста смогла быстро найти общий язык и с матерью, и с сестрой. Ей потребовался час, чтобы стать у нас своей. Провожали её совсем не так, как встретили.

– Заходите к нам в любое время без приглашения! – сказала ей мама. – Вы мне очень понравились, и теперь я понимаю сына.

– Жаль, что вы работаете, – сказала ей Ольга, – но ведь можно прийти после работы?

– Мне после нашей работы каждый раз приходится долго приводить себя в порядок, – с сожалением ответила Вера, – но я постараюсь найти время.

– Бросали бы вы работу в редакции, – посоветовал отец. – Если хочется писать и есть способности, это можно делать дома.

– Мне хочется хоть немного побыть в редакции, чтобы набраться опыта, – сказала Вера. – Долго работать не получится из-за детей.

До машины она дошла, опираясь на мою руку. На этот раз Иван заехал во двор.

– Когда свадьба? – спросил он меня.

– Женился бы хоть сейчас, – ответил я, – но сначала надо поговорить с твоим отцом и решить, где будем отмечать и кого пригласим. Мы должны разослать приглашения всем родственникам с таким расчётом, чтобы они смогли приехать, а у меня одна из тёток в Италии. Так что не получится раньше чем через десять дней.

– Что за тётка? – спросила Вера. – Ты мне о ней не говорил, только о Катерине.

– Я сам не видел, – ответил я. – Это тётя Наталья, которая вышла замуж за итальянского герцога Фабрицио Сассо-Руффо. Ей уже больше девяноста лет, и понятно, что она никуда не поедет, но попробуй не пригласить! Обид будет… А одна из её дочерей замужем за сыном великого князя Александра Михайловича.

– И этих нужно приглашать? – испугалась Вера.

– А ты думала! – подтвердил я. – Но можешь не пугаться: когда узнают, кто невеста, найдут повод отказаться. А вот вторая дочь – баронесса Маруся Врангель – может прибыть, да не одна, а со всем семейством.

Я помог Вере сесть в салон, Иван занял место водителя, и они уехали. Я вернулся в квартиру и хотел уйти в свою комнату, но был перехвачен отцом.

– Задержись, – сказал он. – Не спеши со своей статьёй. Я постараюсь с утра кое с кем поговорить, чтобы позвонили вашему цензору. Оснований не пустить твою статью в печать нет, но он может испугаться последствий, а после звонка не будет никаких препон. Теперь по твоей свадьбе…

– Я поговорю с отцом Веры, а окончательно решишь вместе с ним.

– Так будет лучше, – согласился отец. – Теперь ещё одно. Ты дал совет в отношении Дюкре. Я хочу знать, не ведёшь ли ты подобные разговоры с кем-то ещё.

– Ни с кем, кроме тебя, таких разговоров не вёл, – глядя ему в глаза, ответил я. – У меня нет таких друзей, которым можно было бы довериться.

– А твой Олег? – спросил он. – Я считал, что вы дружите.

– Дружим. Олег никогда не предаст, но я не уверен в том, что он не сболтнёт случайно, да и не нужно ему это. Наши разговоры были не от большого ума. Я там уже всех предупредил.

– Это хорошо, – сказал отец. – Хотел бы я только знать, откуда у тебя появился этот большой ум. Надеюсь, что ты не будешь долго держать меня в неведении. Я попросил, чтобы купили и привезли гантели, так что можешь забрать.

Я поблагодарил и, забрав из прихожей пятикилограммовые гантели, направился к себе. В коридоре увидел маму.

– Что это у тебя? – спросила она, увидев спортивный инвентарь. – Гантели! Какой же ты молодец! Хочу сказать, что мне очень понравилась твоя Вера. У неё есть красота и характер, а самое главное, что ей нужен ты, а не наше положение. Иди, а то тебе тяжело их держать.

Я вошёл в комнату, определил место для гантелей и переоделся в халат. Надо было обдумать события сегодняшнего дня и то, чем заниматься завтра. Я устал, поэтому выбрал не кресло, а кровать. Мне очень не понравилась история с французом. Плохо, что начали менять руководство в департаменте полиции, ставя на ключевые посты иностранцев. И такую замену даже не маскируют, делая это совершенно открыто. Оформить подданство можно любому за один день, и если эта практика будет широко применяться… Понятно, что многих сразу не заменишь: бросится в глаза и можно завалить работу. Но за несколько лет нетрудно сменить руководство во всех значимых органах власти. Против императора не попрёшь, тем более что в Думе нет никакой оппозиции иностранному засилью. Если раньше наших иностранных кредиторов устраивала продажная власть и возможность качать золото и скупать у нас всё, на что упадёт взгляд, то сейчас появилось желание управлять напрямую. Это могло иметь далеко идущие и очень плохие последствия, а любые действия, кроме устранения императора и его семьи, могли их только отсрочить. И что теперь делать мне? Я видел только две возможности: драться или наплевать на российские дела и устроиться с семьёй где-нибудь за границей. Второй вариант не нравился, а первый имел смысл только в том случае, если уже существовал заговор достаточно сильных и влиятельных людей. Наверняка за нас возьмутся в ближайшие годы, поэтому просто не было времени что-то затевать самому. Но даже если такой заговор был, кто я для заговорщиков? Какую ценность мог представлять вчерашний гимназист князь Мещерский? Правильно, никакой. Такой заговор мог существовать только при строжайшей секретности, иначе его уже давным-давно не было бы. Я мог, используя свои знания, сделать себе имя и стать заметной фигурой, но для этого нужно много времени, а его нет. Какой толк от моих знаний, если ими не успеют воспользоваться? Оставался рискованный вариант со статьёй. Влезть в игру значительных людей, спутать им карты и попытаться при этом уцелеть и привлечь к себе внимание заговорщиков. Им мог пригодиться молодой человек с хорошо подвешенным языком и бойким пером, патриотично настроенный и не слишком боящийся за свою шкуру. Главное – с ними сойтись, а потом можно будет доказать свою полезность. Но, делая ставку на второй вариант, надо было одновременно заниматься первым. Мне в любом случае не помешает известность.

Вскоре стало клонить в сон. На часах было только девять вечера, но я решил, что лучше заснуть сейчас, а завтра с утра начать заниматься телом. Прежде чем браться за гантели, надо было две-три недели укреплять мышцы без снарядов.

Утром я проснулся раньше обычного, даже раньше звонка будильника, который поставил на семь часов. Убрав холодным душем остатки сна, сделал лёгкую разминку, а потом покачал разные группы мышц, стараясь не переусердствовать. Заодно выполнил упражнения на растяжки, которым меня когда-то учили в секции кун-фу. Хоть не сильно напрягался, всё равно вспотел, и пришлось опять бежать под душ. После занятий зверски захотелось есть, поэтому за завтраком съел больше обычного. Сегодня был пасмурный день, и до моего выхода из дома уже дважды срывался дождь. Я не стал брать плащ, обошёлся складным зонтом. Быстро добрался до редакции, обменялся приветствиями с вахтёром и поднялся на второй этаж. Я решил не ждать со статьёй, а отдать до начала работы. К цензору она попадёт ещё нескоро, а попробуй потом найти редактора! Идти с ней к его товарищу после разговора о вреде курения не хотелось. Он бы послал меня далеко-далеко… На стук в дверь кабинета раздался неразборчивый возглас, который я счёл разрешением войти.

–Здравствуйте, Александр Николаевич, – первым поздоровался я, дождался его ответа и продолжил: – У меня к вам просьба посмотреть эти записи. Мне рассказали об одной законодательной инициативе кадетов, которая вызвала неодобрение второго делопроизводства департамента полиции…

– Подождите, князь, – перебил он меня, – ваш отец не в нём работает?

– В нём, – кивнул я, – но будем считать, что эти сведения я получил не от отца. Если статья выйдет под моим именем, у него не будет неприятностей в департаменте. Да, сегодня должны позвонить нашему цензору, так что он не станет мешать.

– Даже так? – сказал он, посмотрев на меня с интересом. – Оставляйте ваши бумаги, я их посмотрю.

Разделавшись со статьей, я нашёл Веру.

– Дай я тебя поцелую, пока не воняешь, – сказал я, обняв девушку. – Я всё-таки жених! Отцу говорила?

– Иван говорил, – оторвавшись от моих губ, ответила она. – Когда ты с ним встретишься?

– Если он будет дома, могу сразу после работы, – прикинул я. – Вместе и сходим. Слушай, я отдал Меркушеву статью. Ну ту, которую писал вчера. Если он не побоится, должны напечатать.

– А почему он должен бояться? – не поняла она.

– Думцы от кадетов хотят разрешить употребление сильных наркотиков, и у них есть шансы это протолкнуть, а я хочу помешать.

– И зачем это нужно? – удивилась Вера. – У нас и из-за слабых наркотиков много проблем. Александров написал об этом статью, но её зарубил наш Степанов.

– Он не мог пропустить, – понизив голос, сказал я. – Закон приняли по указу императора, поэтому его запрещено критиковать. А моей статье он препятствовать не станет.

– И большая статья?

– Я думаю, наберётся на разворот.

– С ума сошёл! – сказала она. – Кто же тебе выделит столько места? Показывал кому-нибудь из наших?

– Такое нельзя показывать, – ответил я. – Эту статью нужно или отдать в печать, или съесть.

– Шуточки у тебя, – проворчала она. – У тебя нет опыта в писательстве, поэтому Меркушев отдаст кому-нибудь твою писанину на правку.

– Слово-то какое нашла! – с напускной обидой сказал я. – Хочешь, поспорим на то, что никакой правки не будет? Только не знаю, на что с тобой спорить. Спорить на деньги с собственной невестой – это моветон, спорить на поцелуй нет смысла, я их и так получу, а ничего серьёзней из-за твоего батюшки не будет.

– Скоро уже будет! – покраснев, прошептала она, забыв о статье. – Я вчера лежала и не могла до конца поверить в то, что скоро буду твоей женой. Могли бы пожениться через два-три дня, если бы не твоя итальянская тётка!

Долго ворковать не дали: появился Селезнев и отправил нас разбирать редакционную почту. Конверты нужно было разложить в три стопки: в работу, для ответов и в мусорную корзину. В работу отбирали самые интересные письма. Сегодня одно такое попалось Вере. Для ответов откладывали письма пустого содержания, но написанные важными персонами. Остальное после повторной проверки выбрасывалось. Когда мы почти закончили, закончилось и совещание.

– Идите за мной, – поманил меня заглянувший в дверь редактор. – Послушайте, князь, кто писал статью?

– Писал я, а из Департамента получил только факты, касающиеся проекта закона.