В объятиях сердца

Знаю. Я пожалею об этом позже, но оторваться от его губ для меня сейчас равносильно смерти. Я наоборот обвиваю его шею руками и отвечаю на поцелуй с той же страстью, необходимостью, болью и печалью, что не покидали меня на протяжении всего времени нашей долгой разлуки.

Да, я люблю его. Я до сих пор его люблю. Как брата? Как друга? Или как мужчину? Не знаю. Но я люблю! Это единственный факт, в котором я всегда была стопроцентно уверена. Единственный, в котором я убедилась сейчас после возвращения. И единственный, в котором я никогда не должна сомневаться. Что бы ни случилось. В кого бы я ни превратилась.

– Лгунья… Я чувствую, какая ты лгунья, Ники… Всё чувствую, – шепчет Остин сквозь поцелуй. Прикусывает мою губу и вновь ныряет языком внутрь, сталкиваясь с моим податливым. – Я придушу тебя, если ты ещё хоть раз солжёшь мне. Особенно о таком. Клянусь, придушу.

Ощущаю, как его рука отпускает мои волосы и мощно накрывает шею, наглядно показывая, что он не шутит.

– Прости меня… Прости… Прости… Я не могла иначе… Не могла, – повторяю из раза в раз, вконец растворяясь от его близости.

– Мне не нужны твои извинения. Я хочу, чтобы ты прекратила врать и хоть раз в жизни доверилась мне, – разорвав поцелуй, со всей серьезностью в голосе чеканит Остин.

– Что значит «хоть раз»? Я всегда верю и доверяю тебе.

– Будь оно так, ты бы с самого начала сказала мне всю правду. Но ты предпочла врать, тщетно пытаясь справиться со всем в одиночку.

– Потому что я очень боялась за тебя. И боюсь сейчас. Только поэтому я ничего не говорила, а не из-за недоверия, – искренне заверяю я, хаотично касаясь губами его лица и шеи.

– Тебе не нужно за меня бояться. И переживать за меня тоже не надо. Ты о себе должна думать, глупая. А я со всем справлюсь сам.

– Как, Остин? Что ты сможешь сделать Адаму, чтобы вынудить его отпустить меня? Это невозможно. Ты ничего не сможешь. Он не отпустит, пока я ему не надоем. Он сам мне об этом сказал, а если уж он что-то решил, то это не изменится. Без сомнений.

– Надо же! – неодобрительно фыркает Остин.

– Что?

– Его словам, значит, ты без колебаний веришь, а моим, когда я говорю тебе, что я со всем справлюсь, – нет.

– Остин… не воспринимай это так.

– А как, по-твоему, я должен это воспринимать?

– Да так, что я не могу тебя потерять! Как же ты не понимаешь? – сокрушаюсь я, взмахивая руками. – У меня никого, кроме тебя, нет. И если Адам с тобой что-то сделает… Я не переживу. Именно поэтому мне легче отработать до тех пор, пока Адам сам не решит от меня избавиться, нежели позволять тебе рисковать всем ради меня.

– Да чем всем, Ники? Что ты заладила об одном и том же? Ты думаешь, работа для меня важнее тебя? Ты серьёзно так думаешь? Идиотка! – он сжимает мои щеки. Смотрит точно в глаза. – Да я, бля*ь, дышать без тебя не мог! Каждое утро глаза открывать не хотел и делать хоть что-либо, зная, что ты здесь с ним… работаешь по принуждению. Мне никакая карьера, никакой успех и никакая благополучная жизнь не нужна, если в это время ты будешь ночь за ночью переступать через себя и делать то, что тебе не хочется. Поэтому будь добра засунуть куда подальше все свои страхи, тревоги и дебильную привычку врать во имя моего спасения, и дай мне освободить тебя от Адама гораздо раньше, чем он сделает это сам, – выпаливает Остин на одном дыхании и смотрит с такой непоколебимостью во взгляде, что я даже во тьме понимаю один неопровержимый факт – Остин не ждёт от меня никакого ответа. Он не спрашивает разрешения и не требует одобрения. Он уже всё сам решил. И не отступит от своей немыслимой затеи, что бы я ему ни говорила.

Я сокрушенно выдыхаю. Боязнь и гнетущая тревога за его будущее никуда не исчезают, и вряд ли хоть что-либо сумеет это исправить. Однако выбора мне Остин не оставляет, а значит, придётся как-то научится сживаться с ней и неустанно молиться всем богам и вселенным, чтобы задуманный Остином план удался.

– Так что ты собираешься делать? – безоговорочно сдавшись, тихим голосом спрашиваю я и тут же расцветаю от вида его радостной улыбки. Он ничего не говорит, а вновь прижимается к моим губам своими, заставляя моё сердце биться громче и быстрее.

Стук. Второй. Третий. Десятый. Сотый. А затем БАМ – и сердце падает куда-то к пяткам, когда наперебой с его ударами я слышу по ту стороны двери чьи-то приближающееся шаги. Уверенные. Тяжелые. Быстрые. Размашистые. Точно не принадлежащие маленькой домработнице.

И Остин тоже их слышит. Резко отлипает от моих губ и застывает.

Глаза в глаза. Секунда безмолвного диалога. И мы оба понимаем, кто именно сейчас откроет дверь, войдет в спальню и, увидев Остина, непременно сделает с ним то, чего я так боялась.

Глава 7

Николина

Ужас мгновенно оплетает мою шею колкой проволокой, вонзается в кожу, покрывая всю её поверхность ледяной коркой. Я не могу пошевелиться, выдавить и слово или связать хоть какие-то разумные мысли воедино, чтобы попытаться избежать грядущей трагедии. И, наверное, я бы так и стояла, как в столбняке, до самого прихода Адама, если бы тихий голос Остина не привёл бы меня в чувства.

– Ники, только не переживай. Без паники. Всё будет в порядке.

– В порядке?! Ты нормальный вообще?!

– Нормальный. Просто верь мне и спрячь куда-нибудь, – он бегло осматривается по сторонам. – В ванную?

– Нет! Он тебя там найдет! – шиплю я, хватая Остина за майку.

– Тогда куда? – он взглядом торопит меня сообразить быстрее, и я всё-таки заставляю себя выбраться из стальных оков страха, чтобы вместо уборной направить Остина в свою гардеробную. Ни на какие другие разговоры у нас больше нет времени. Шаги Адама совсем рядом.

Остин только успевает спрятаться, а я, ничего лучше не придумав, – завалиться на кровать и прикинуться спящей, как дверь в мою спальню открывается. И в комнате вмиг повисает зловещая тишина, разбавляемая только моим бешено стучащим сердцем, что сходит с ума в клетке ребер от страха.

Адам знает о проникновении Остина! Знает! Точно знает! Что сейчас будет? Что он сделает? Начнет обыскивать комнату? Или меня разбудит и начнет допрашивать?

Вопрос за вопросом заживо съедают меня, пока Адам будто специально скребёт невидимой наждачкой по моим расшатанным нервам, так и оставаясь стоять на месте. Не знаю, осматривает ли он комнату или же думает о чём-то, но это его бездействие доводит меня до помешательства.

Мне хочется вскочить с кровати и сделать хоть что-нибудь, лишь бы отвлечь Адама от возможно зародившихся в нём подозрений, но вместо этого я призываю себя успокоиться и отправляю все моральные силы, чтобы не дай бог не выдать своё «пробуждение».

Максимально тихо и глубоко дышу, борясь с усиленным сердцебиением, и отчаянно надеюсь, что Харт вот-вот уйдет. Но, ясное дело, он никуда уходить не тропится, вынуждая меня оставаться неподвижной. И нужно сказать: делать это мне даётся как никогда тяжело, потому что тело, ощутив присутствие своего хозяина, вмиг становится мне неподвластным.

Четыре месяца я не чувствовала Адама физически. Месяц вообще никак. Но моя оболочка на протяжении всего этого времени пропускала через себя всё, что Адам ей давал. Она пропитана им насквозь. Отравлена. Подчинена. Заклеймена. Привязана незримыми нитями, которыми он без труда управляет. Неважно – с магией или без. И потому сейчас мне едва удаётся совладать с бурей химических реакций, протекающих в моём организме.

Тело против моей воли чувствует Адама и отзывается на его близость трепетом во всех отравленных им атомах. Слабеет от его запаха. Начинает мелко дрожать и покрываться россыпью мурашек. Изнемогает и неудержимо рвётся к нему от необходимости ощутить его прикосновения. И всё это, мать его, я ощущаю, даже несмотря на лютый страх перед вероятностью быть раскрытыми. Несмотря на то, что мечтаю никогда его больше не видеть. И несмотря на обретённый мной иммунитет от «очарования».

Да. Находясь за «стенами», я сумела научиться управлять своим «щитом», что позволило мне не только предоставить Анне возможность стать восприимчивой к способности Адама, но и наоборот – обрести полную защиту от его магии. Теперь я способна отключать и включать эту опцию по своему усмотрению, но на этом всё. Превратиться стопроцентно в Анну я больше не могу.

Возможно, я смогу это сделать позже, но пока снова спрятаться целиком в своём склепе у меня не хватает сил. Я морально слаба и неустойчива. Да и какой смысл прятаться? Адам же опять начнёт чудить в желании вытащить меня обратно, а я не хочу больше с ним бороться, ведь знаю наверняка – он опять выиграет, и хуже после этого будет только мне одной.

А мне и так дерьмовее некуда. Да что уж там: вся сложившаяся ситуация – полная жопа, которая, к слову, как бы это смешно ни звучало, заставляет почувствовать себя прежней Николиной, – вечно попадающей в неприятности девчонкой, окончательно живой и одушевленной.

Да только нужно ли мне теперь это долгожданное оживление, если в груди разряжается настоящий смерч из негативных чувств к Харту, а разум жалит жутчайшая мысль об Остине, находящемся за дверью, в то время как телу на всё это абсолютно пофиг! Ему ничто не мешает остро реагировать на молчаливое приближение Адама и едва ли не вздрогнуть, когда он присаживается на кровать прямо за моей спиной.

Всего один его шумный вздох запускает сотни взрывных колебаний по телу. Одно прикосновение пальцев к плечу – и все кости превращаются в вялую панна коту. Одно дуновение его дыхания возле моей шеи – и я теку между ног так, что, если Адам решит сейчас забраться рукой под полотенце, он сразу же поймет о моём сонном притворстве.

Так не должно быть. Я не хочу этого возбуждения. Я вообще не хочу ничего чувствовать к нему! Это отвратительно и жалко. Я сама себе противна, отчего ко мне приходит ещё один ответ, который я всю минувшую неделю не могла найти.

Кого же я ненавижу?

И всё оказалось до смеха просто: я ненавижу себя.

Ненавижу за эту слабость перед Хартом. За то, что превращаюсь в похотливое животное рядом с ним. За то, что таю после всего, через что он заставил меня пройти. За то, что не могу ненавидеть Адама так, как должна это делать. И ещё по миллиону других причин, которые я непременно тоже перечислила бы сейчас, будь у меня такая возможность. Но её нет.

Все мысли разлетаются по разным углам сознания, дыхание перехватывает, а пульс взлетает до двухсот ударов, когда Харт начинает медленно вести пальцами линию от моего плеча вдоль руки до запястья, в том же темпе возвращаясь наверх. И повторяя этот трепетный путь ещё несколько раз туда и обратно, он какого-то чёрта прижимается лицом к моему затылку, второй рукой поглаживает по волосам и глубоко вбирает в себя воздух, на выдохе смешивая его с хриплым рычанием.

Что Адам опять вытворяет? К чему вся эта долбаная нежность, что непроизвольно вздымает все волоски на теле и щекочет все фибры моей бракованной души? Сколько можно истязать меня одним и тем же способом? За что он так со мной? Да и зачем? Что ему ещё от меня надо? Чего он хочет добиться этой лживой лаской?

Это бессмысленно. Я никогда в неё больше не поверю и не стану в ней искать нечто искреннее и светлое. Я уже неоднократно убеждалась, что нет в этом человеке ничего хорошего. Только подлость, эгоизм и мрак, в которых я увязла по самое горло и совершенно не знаю, как из всего этого выбраться.

Однако искать ответ ещё и на этот вопрос сейчас совсем не время. Сейчас есть миссия поважнее: как вытащить отсюда Остина так, чтобы Адам его не заметил?

В голове громовым набатом бьёт лишь один способ решения этой проблемы, однако я даже представить не могу, как ублажать Адама, зная, что Остин находится всего в нескольких метрах от нас и с легкостью слышит всё, что происходит в комнате?

Нет! Ни за что! Я не смогу! Даже со своим телом-предателем, жаждущим Харта не взирая ни на что, не смогу! Это было бы элементарно для Анны, но для меня это непосильная задача. Да и я никогда не поступлю так с Остином, который не побоится никаких проблем с Хартом и непременно выскочит из гардеробной ещё в самом начале прелюдии. А этого допускать нельзя! Категорично нельзя!

Да только вот же беда… Да нет… Не беда, а прямо-таки вселенская трагедия – о недопустимости секса между нами понимаю лишь я одна, а вот Адам, который так и продолжает касаться меня аккуратно и бережно, словно я хрупкая хрустальная куколка, нисколько не разделяет мою позицию. Его прижавшееся к моей спине тело вместе с быстро затвердевшим бугром в штанах и пальцами, скользящими уже не только по рукам, но и по моим бедрам, красноречиво говорят, что он намеривается делать со мной дальше.

Использовать по своему назначению.

Как делал это всегда.

Без разговоров. Без вопросов. Без моего одобрения.

И с одним лишь новшеством в виде Остина через стену.

Кошмар! Ужас! Катастрофа!

Неужели мне придется это сделать? Походу, да! Ведь как мне избежать близости с Адамом, не вызвав у него подозрения, я не представляю!

Выхода нет. Я в тупике. Снова. И ни в какие чудеса, что смогли бы мне сейчас помочь выбраться из него, я тоже уже давно не верю.

Я вся сжимаюсь и до крови прикусываю губу, лишь бы сдержать внутри себя блаженный стон, когда Адам приобнимает меня, губами прижимается к щеке и замирает так. Ничего не говорит, не предпринимает следующих шагов. Только тяжело дышит, пока я будто с одного из сотен тысяч нью-йоркских небоскребов лечу и гадаю: что меня встретит внизу – твердый асфальт или же мягкий батут?

Хотя второе – это вряд ли…

В объятиях дьявола нет мира, спокойствия и ощущения безопасности. Нет стабильности, уверенности в завтрашнем дне и каких-либо гарантий. Здесь только огненный шторм из бесконечных противоречий, что накрывает меня с головой, наполняет силами и опустошает, обжигает до боли и мягко согревает, искрит под кожей и потухает в самом сердце.

Мне хочется немедленно оборвать эти короткие секунды его нежности и одновременно продлить их навечно. Хочется вырваться из его рук и в то же время обернуться и обнять в ответ. Хочется закричать во всё горло, чтобы не смел меня трогать так, будто я вся его Вселенная, и в той же мере жажду тихо прошептать, чтобы он никогда не отпускал меня. Не обижал. Не приказывал. Не принуждал. И дал мне свободу. Право выбора. Позволил самой принимать решения.

Но Адам никогда этого не сделает. Никогда не разрешит мне быть хозяйкой своей жизни рядом с ним. Потому что ему всегда нужно всем руководить, контролировать и помыкать другими людьми в угоду своим желаниям, начало которых я с ужасом жду в любую секунду.

Но Адам почему-то ничего не делает. Так и лежит молчаливо, обнимая меня и вдыхая запах моей кожи. Однако этот факт нисколько не дарует мне облегчения и спокойствия. Наоборот – страх перед неизвестностью заставляет ощущать себя словно загнанной в тёмную пещеру, где дикий зверь, ещё немного полакомившись запахом жертвы, сорвётся и съест меня заживо. А точнее, не съест, а трахнет так, что я ходить нормально не смогу потом. И ведь так оно и будет. Я прекрасно помню постоянный сценарий их ночей с Анной до того, как отключилась полностью. Он не жалел меня. И не боялся сделать больно, ночь за ночью покрывая тело и душу своими отметинами.

Однако стоит только в очередной раз ужаснуться неминуемому исходу, что ждёт моё тело, как низкий голос Адама поражает меня до полного онемения:

– Не бойся меня, Лин. Я ничего не буду с тобой делать, пока ты сама не захочешь, – он переворачивает всё вверх дном во мне своим мягким шепотом возле уха и, будто заведомо зная, что я ему не отвечу, сразу же отстраняется. Накрывает меня одеялом, а сам встает с кровати и делает несколько шагов, как предполагаю, в сторону окна.

И Адам прав: я не обернусь, не посмотрю на него и ничего не скажу в ответ. Не только из-за отсутствия каких-либо слов по поводу его очередного несвойственного ему поведения, но и потому, что ком из всевозможных страхов напрочь сдавливает голосовые связки.

Он знает? Догадывается? Подозревает?

Чёрт! У меня сердце сейчас остановится от паники, захлёстывающей меня с новой силой. И она бьёт, бьёт, бьёт по всем нервным окончаниям в такт шагам Харта, неспешно описывающим периметр моей спальни.

Он знает! Он точно знает! Не мог не узнать! Это же Адам!

И осознание этого вконец скручивает мне все внутренности, когда шаг за шагом Харт всё ближе подбирается к гардеробной.

Боже! Он сейчас откроет дверь и увидит Остина! Ему конец! Он всё потеряет! И всё из-за меня!

Я не могу этого допустить! И не допущу! Это случится только через мой труп.

Ещё секунда – и я бы вскочила с кровати без какого-либо заготовленного плана, как отвлечь Адама, однако внезапная вибрация его телефона меня останавливает. И его, впрочем, тоже.

– Слушаю.

Даже с расстояния его низкий голос кусает мою кожу мурашками. Приоткрываю глаза и украдкой наблюдаю за его высокой фигурой, которую в темноте толком не разглядеть. Лицо мне также не видно, но зато резко помрачневший тон ясно проявляет мне его настроение.

– Понял. Жди. Я сейчас приеду.

И после этих слов Адам грязно ругается и буквально вылетает из моей спальни, оставляя меня в недоумении.

Глава 8

Николина

Что это только что произошло? Спасение свыше? Крупица везения? Счастливое стечение обстоятельств? Да не может быть! Со мной такого никогда не случалось! Я же самый невезучий человек в мире!

От шока я вновь закрываю глаза и продолжаю так неподвижно лежать, слушая отдаляющиеся шаги Харта в коридоре. И даже не замечаю, как дверь слева открывается и ко мне подходит Остин.

– Ники, он ушёл. Я же сказал, что всё будет в порядке, – успокаивает он, прикасаясь рукой к моей щеке, но я ничего не чувствую. Кожу до сих пор жжёт после невинного поцелуя Адама.

– Малышка, ты что? В самом деле заснула? – он слегка тормошит меня за плечи, вместо ответа получая мою усмешку. Ни чёрта не веселую.

– Заснула? – отрываю голову от подушки. – Ты издеваешься?! Да как тут было заснуть, когда у меня вся жизнь перед глазами пронеслась? Ты чокнутый, Остин!  Совсем с ума сошёл, явившись сюда! – толкаю его в плечо и принимаю сидячее положение, прикрывая лицо руками.

– А что мне было ещё делать? Иначе нам с тобой никак не удалось бы встретиться. Да и Адам должен был быть допоздна на приёме. Я не представляю, что за чёрт его дёрнул уйти чуть ли не в самом начале, но в любом случае ничего страшного не произошло, – он касается моей руки, желая успокоить, но я лишь сильнее начинаю дрожать, раз за разом прокручивая в мыслях минувшие пять минут.

– Как это ничего страшного не произошло? Я думала, что нам конец! Я думала, что Адам обо всём знает и вот-вот найдёт тебя!

– Он ни о чём не знает, и я уверен, даже не додумался связать обычный сбой в электричестве, который может произойти в любой квартире, со мной.

– Откуда такая уверенность?

– Так ты сама подумай. Адам же считает, будто я тебя знать не желаю. Так зачем же мне проникать в его дом? В этом нет никакого смысла. К тому же как ты думаешь, Адам сбежал бы сейчас решать рабочие проблемы, если бы знал, что я прячусь у тебя в спальне? –   мягко улыбается Остин, придвигаясь ко мне ближе, и я понимаю, что он опять прав.

Харт никуда не убежал бы, если бы знал, что другой мужчина пришёл тайно навестить его любимую игрушку.

– Я так испугалась. Ты не представляешь. Так испугалась, – на выдохе опускаю лоб на его плечо. – Мне казалось, что он… что он захочет… а ты за дверью… и что мне делать? Ужас… Это ужас… – заикаясь, мямлю я, и Остин начинает поглаживать мою голову как в детстве.

– Ники, я ни за что не позволил бы такому произойти. Даже если бы Адам попытался что-то сделать с тобой, времени у него на это не хватило бы, – сдавленным голосом заявляет он, ныряя пальцами в мои волосы, целует висок.

– Мне бы твою уверенность пять минут назад, – протяжно выдыхаю, лишь сейчас немного приходя в себя, и сразу же ощущаю, насколько сильно горит кожа Остина. – Ты в порядке? У тебя температура, что ли?

Касаюсь его лба, щёк, шеи – всё влажное и ненормально горячее.

– Нет, Ники. Это не температура, а эффект от силы Адама, который ты на него отражаешь. Он настолько сильный, что мне посчастливилось впитать его, даже находясь в другой комнате. Поэтому лучше сейчас меня шибко много не трогай.

– Ой, – резко одёргиваю от Остина руку, не желая ухудшать его состояние, и с некоторым испугом смотрю, как лихорадочно блестят его глаза.

– Не переживай. Я на тебя не наброшусь. Если уж тогда в кабинете я смог сдержаться, то сейчас – тем более. Не за этим я к тебе пришёл. Нам нужно поговорить.

– Нет! Нам нельзя терять время на разговоры. Тебе нужно срочно уходить. Я не знаю, куда унёсся Адам, но он опять может вернуться в любую минуту.

– Зато я знаю. Он поехал в офис. И на сей раз он точно вернётся ещё не скоро. Я об этом позаботился.

Его заявление зарождает во мне любопытство, что, по всей видимости, проявляется и на лице.

– Не забивай себе голову лишней информацией, Ники. Сейчас мы должны успеть поговорить о том, что нам предстоит с тобой сделать, чтобы избавиться от Адама.

– Остин, умоляю тебя, одумайся и остановись, пока ещё не поздно. Я боюсь. И не хочу рисковать тобой, – в очередной раз завожу свою любимую балладу. Но я ничего не могу с собой поделать. Страх берёт меня под контроль.

– Хватит об этом, Николина! Мы же вроде бы уже обо всём договорились.

– Да, но…

– Всё! Никаких «но»! Я ни за что не отступлю и не позволю ему и дальше пользоваться тобой, как ему вздумается. Но мне очень важно, чтобы ты была со мной заодно. Лишить Адама всего, что он имеет, максимально быстро я смогу только с твоей помощью.

– Что значит «лишить всего»?

– То и значит. Заставить его расторгнуть контракт получится, только если мы лишим его всех денег. Он не сможет тебе больше выплачивать гонорар, а значит, ему придется попрощаться с тобой.

– О чём ты говоришь, Остин? Нам нечего расторгать. Контракта никакого нет. Адам его уничтожил ещё когда узнал о нас с тобой, – со стопроцентной уверенностью сообщаю я, однако слабая усмешка Остина пошатывает мою непоколебимость.

– То, что Адам тебе сказал, будто уничтожил его, не значит, что он сделал это на самом деле, Ники. Контракт есть. Иначе, как бы он защитил себя в случае, если бы ты решила сбежать и подала бы заявление в полицию? Он сохранил все подписанные тобой бумаги и однозначно воспользуется ими, чтобы быстренько вернуть обратно, если я просто так тебя сейчас выведу из его дома. А, значит, нам нужно использовать другой способ, чтобы освободить тебя от этой работки. И я тебе уже сказал, в чём он заключается. По-другому никак. Ждать, пока он сам решит освободить тебя, я не собираюсь. Не факт, что Харту хватит оставшихся восемь месяцев из оговоренного вами года. Ведь что-то мне подсказывает, когда ты подписывала договор, ты явно не удосужилась прочесть пометки мелким шрифтом, в которых говорилось, что Харт вправе продлевать срок твоей работы столько раз, сколько ему заблагорассудится.

Остин выжидающе смотрит на меня, с легкостью считывая по моему лицу, что его предположение совершенно верно.

Конечно, я не читала скрупулезно каждый пункт контракта, а только те, которые мы обговаривали с Адамом в день подписания. Тогда я была изнурена, сонлива и зациклена исключительно на спасении мамы. Об остальном я и думать не думала. Хотя… Какая разница-то? С договором или без, я всё равно должна работать на Харта, пока ему не надоест.

– Существование контракта ничего не меняет, Остин. И насколько я понимаю, ты сам теперь знаешь почему.

– Знаю. Но я хочу напомнить тебе, что деньги и власть ходят рука об руку. Если мы оставим его без его миллионов и компании, он и шантажировать тебя больше ничем не сможет. Без своих денег Адам никто. Он же всё решает только с их помощью.

– И что ты собираешься сделать? Обокрасть его, что ли? – нервозно выдаю абсолютную нелепость, но по последующему утвердительному кивку Остина понимаю, что попала прямо в яблочко. – Что? Ты же шутишь, правда?

– Нисколько.

– Нет, ты этого не сделаешь, – с надеждой в голосе блею я.

– Ещё как сделаю!

– Нет, Остин!

– Да!

– Ты точно с ума сошёл?! Как ты планируешь это провернуть?

– Я тебе всё расскажу, если ты успокоишься и скажешь, что полностью мне доверяешь, – он берёт моё лицо в свои ладони, поглаживает большим пальцем скулу, на сей раз будто смазывая пантенолом то место, что ещё недавно обжигали губы Адама.

– Конечно, я доверяю тебе, – накрываю его ладони своими. – Но я не могу позволить тебе творить нечто подобное. Это же незаконно.

– А то, что делает Харт, по-твоему, законно? – его усмешка касается моих губ.

– Нет, разумеется, нет, но заточение какой-то шлюхи без имени и рода в своём пентхаусе не идёт ни в какое с равнение с тем, о чём говоришь мне ты, Остин. Тебя же могут посадить в тюрьму. Причём с адвокатами Адама на пожизненный срок.