Дериват

– Аполло, быстро зафиксируй максимальный всплеск кинетической энергии у Скорбящего Дедала, – обращенная омнифрейму команда пробудила находящегося в спячке гиганта. – Аполло, ты слышишь меня?

Спустя пару секунд скайстер подлетел: его будоражащие пространство дуги реактивной тяги с остервенением откидывали в стороны небесный водопад, а боралюминиевое днище заслоняло Спри от осадков.

– Я слушаю тебя, Крео, принято, – пока омнифрейм считывал запрашиваемую географическую телеметрию, машина опустилась на дорогу. Еще в воздухе считавшее биометрию своего владельца транспортное средство приземлилось с уже откинутой вверх дверью. Крео перешагивая пассажирское сиденье нырнул на место пилота.

– Только что объект взмыл в воздух, Аполло, – ты его не упустишь.

– Не хочу тебя огорчать, Крео, но похоже никаких околозвуковых скачков энергии не наблюдалось в радиусе пяти километров от текущей точки района Парк Ги’ К Вуд. Может, ты помнишь марку транспортного средства?

– Это – невозможно, – выпалил Спри. Непонимание происходящего сверлило стенки головы. – Нет, Аполло, я и руки своей не вижу в этом кромешном водяном мареве, что уж там говорить об отдаленном лате.

Сняв беспилотное управление, Крео отключил экономный режим работы топливных форсунок, а также отрегулировал положение сопла и форсажной камеры под необходимый искрометный рывок за преследуемым. Пронзительный импульсный шум говорил о готовности скайстера к молниеносному броску – вторая за последнюю минуту ударная волна обдала всплесками осадков небоскребы, с надзирательной безмятежностью нависшие над улицей.

– Мои расчеты указывают на то, что неопознанная составом нанокомпозитная оболочка преследуемого средства не позволяет средствам спутникового слежения триангулировать объект. Наземная беспилотная инфраструктура и вовсе не располагает подобными вычислительными мощностями. – Всю отречено декларируемую омнифреймом информацию Крео анализировал со спокойной виртуозностью пилота, параллельно нарушая десяток правил воздушно-городского пилотирования: вот уже третий высотный эшелон был прорезан снизу без разрешения летно-посадочной системы контроля за перемещением. – Крео, из-за того, что ты снял беспилотный режим без уведомления новодевонского департамента агломерационного пилотирования, кором агломерационных воздушно-городских служб готовятся штрафные уведомления в отношении твоего идентификационного номера.

Возвысившись над еле ползущим гранд-скайстером, лат дал очередной рывок в сторону вышеоцифрованного высотного эшелона – уже четвертого. Прорезав невидимую человеческим глазом границу виртуального летного тоннеля, копотная мускулистая фактура скайстера Крео, Ишиму-Спроул, ворвалась на пятый высотный эшелон.

– Ну, значит, опереди заплывшую бюрократическим жиром операционную систему воздушно-городского кора и удали всю историю моего полета. – Крео с облегчением вздохнул, увидев, что впереди появившиеся скайстеры полицейских тут же нырнули на нижележащий эшелон, устремив за собой, словно магнит, дождевой вихрь. Багрово-синие отблески распознавательной оптики стражей правопорядка озаряли унылые железобетонные монолиты профилактической острасткой.

«Патруль прибыл по вызову на точку Б тире двадцать шесть. Улица Даунпорт, дом пять, Паровые Бройлеры. Оператор, подтвердите случай 6-66Д» – Аполло-2 ловил линию передачи полицейской частоты: наряд полицейского контроля, судя по коду дела, расследовал исчезновение человека. «Патрульный скайстер номер триста два, свидетели сообщали о возможном каннибализме в отношении объекта по 6-66Д. Подтвердите, что приняли данные» – лишенный эмоций голос оператора принадлежал безликой женщине.

– Уже сделано, Крео. Также на десятиминутный интервал в режим инкогнито переведен распознавательный маячок – твой транспорт вне зоны радиоэлектронной досягаемости.

– Только аккуратнее, малыш. Я не хочу, чтобы от подобных выкрутасов у нас земля под ногами гореть начала. Уж лучше на штраф раскошелиться.

– По твоему тону я идентифицирую крайне низкий уровень доверия моим функциональным особенностям, параметры которых, к слову, ты сам и настраивал.

– Поменьше слов, больше дела, ловкач.

Спри дугой описал урочище из пяти сверхгигантских небоскребов, отчитывающих в пандан заседающим судьям окружающее их снизу городское плато, словно упрекая градостроительный ландшафт в высотном ничтожестве. Пестрые орнаменты из редких пород деревьев украшали смелое подражание капителям, а строгие геометрических линии, походившие на пилястры, прорезали тела зданий-титанов сверху-вниз. Изящные высотки в стиле ар-деко как будто бы говорили о своей интимной неприступности, о своей духовной недосягаемости склонившемуся перед его декоративным величием остатку Нового Дэ’Вона, безвкусному недоноску в не остепенившихся мотивах киберпанкового половодья.

Крео вдруг понял, что один из наиболее действенных способов атаки это – использование оружия самого же противника, еще в баре коварно заставшего Спри врасплох:

– Матричная метка, Аполло! У беглеца на шее была такая же штрихметка, как и у меня, – иначе бы он без шума не проник в Скорбящего Дедала. Выследи его по ней. Если он по близости, метку можно распознать.

– Крео, тебе это покажется странным, но я, действительно, пеленгую его геолокацию.

– В чем странность, малыш?

– Он неподвижен и находится в трех ста метрах от тебя. Здание Кассини-два по правый борт.

Сквозь обдуваемые водяным потоком боковые окна лата Крео разглядел знакомую фигуру – она смотрела в его сторону. Раздуваемые полы промышленного макинтоша выдавали армейские ботинки, которыми человек в черном, казалось, намертво вцепился в поверхность небоскреба.

Скайстер Крео аккуратно приземлился на крышу одного из величественных гигантов, вершину которого взнуздал чужак, непоколебимый вихревым пикированием ливневой картечи. Не спеша выбравшись из кокпита, пилот не мог видеть сумасбродного альпиниста из-за зависшей двери лата. В конце концов, опустившись, крыло закрыло кабину и обнажило вид на пресловутую фигуру – от ее непокорного перед порывами стихии вида перехватывало дух. Неизвестный в надменной непричастности стоял спиной к пожаловавшему летчику и с потусторонним озарением в глазах отдавался небесному тайфуну.

– Полярная звезда постепенно растворяется в небе, – фраза явно была адресована Крео.

Опустив левую руку, до этого кое-как прикрывающую от беспощадного дождя поле обзора, Спри, будто бы проталкиваясь сквозь заросшие лианы тропиков, шел по непроглядному пути, в конце которого расплывчатый силуэт, казалось, уже повернулся лицом к отчаянному пилигриму:

– Надеюсь, ты понял, что нашел меня, потому что я так хотел, – ткнув себя в шею, чужак пропустил по пальцу заряд, наэлектризовавший до испепеления клубную матричную АйДи-метку. – Однако я рассчитывал на более раннюю встречу, что не в плюс тебе.

– Что это все значит? Кто вы? – захлебываясь от дождя, Крео в невыносимом мытарстве старался держать силу воли перед нависшим роком. – Я как будто видел вас, и каждый шаг, который бы я ни сделал, отдалял меня от вас. Это было во снах… Кто вы и что вам надо?

– Преследовали по винтовой лестнице башни бесконечного абсурда, – отступая ближе к кромке крыши, человек в черном раскрыл свой подлинный оттенок одеяния: серый промышленный макинтош скрывал не менее серые и совсем сырые от погоды военные штаны, заправленные в сапоги со старыми истертыми кевларовыми вставками. – Пока что мне нужно было тебя просто увидеть.

– Стой!

Целостность картины всевышнего гнева на жалкость людей в виде ветхозаветного ливня нарушило раннее невиданное Крео явление, своей сказочностью оно могло затмить исполинскую внушительность грозовых раскатов грома: человек в черном – или сером – стал распадаться на мириады наночастиц, освобождая пальто, которое, не успев упасть оземь, также расщепилось в микроскопические наномашины и проследовало извивающимся хвостом ската за основным массивом пчелиного роя. Петляя из стороны в сторону, все, что пару секунд назад было незнакомцем, изобразило в воздухе идеальную аналемму. Это происходило на фоне вечернего бушующего дождливого неба. Покружив еще немного окрест небоскреба, наночастицы, сгруппировавшись, стремительным рывком закрутились в спиралевидный узор: зрелище отдавало истым шаманским предначертанием.

Спустя несколько непродолжительных витков искусственные насекомые унеслись вдаль расплывчатых в поволоке осадков неоновых контуров, оставляя за собой только лишь усомнившегося в трезвости собственного существования Крео Спри. Мужчина осознал, насколько неодолима представшая перед ним сила. Отныне повелителя мух не существовало, был лишь повелеваемый мухами.

Глава 3. Последний самурай

– Правда, правда? – удивленный голосок сочился невинностью. – О, то есть всего какая-то пара месяцев отделяет нас от шелкового песочка пляжной гряды? Я уже вижу, как эти… эти наикрасивейшие ракушки, закопанные в земле, остужают наши с тобой загорающие тушки. О, да…

– Честно, маленькая. – Джуллиан давно не видел Афродиту настолько живой: на протяжении последнего года она, помимо будней, умудрялась также выходить на работу в один из выходных дней. Приползая поздними ночами с выжимающей все соки крупнейшей в Осевом полисе юридической фирмы, хрупкое создание валилось с ног; юноша только и успевал что подхватить любимую и посадить себе на колени. Покачивая девушку, словно измотанного беготней ребенка, Джуллиан видел лишь пустое лицо: в ответ оно безмолвно смотрело на суженого и восполнялось редеющим в течение дня силами – ощущение любимого смазывало внутренние двигательные шестерни и заставляло Афродиту продолжать путь. – А море, которому не видать конца и края, легко семеня приливами, будет убаюкивать твой беличий азартный моторчик прямо у меня на руках.

– А ты от этого же умиротворения нежно положишь свою голову мне на темя. – С мечущимися в животе бабочками Афродита съедала Джуллиана жаром своих глаз: теплота нахлынувших чувств не на шутку взволновала нутро.

Так все и было в их обычном распорядке. Юноша, не желая проявить малейшей йоты грубости, в флегме искренней заботы прислонялся щекой к шелковым прядям девушки, как только она, сжавшись в комок в его объятиях, отдавалась натиску неминуемого сна. Но чтобы со спокойной душой за завтрашний день уснуть, Джуллиан, не щадя своего здоровья, с головой погружался в работу. Он просил свою начальницу, с превеликим удовольствием взявшую ушлого юнца себе в подчинение, завалить его как можно большим количеством поручений. Бэа Ханаомэ Кид не переставала удивляться схожести неиссякаемого честолюбия мальчишки со своим собственным. Юноша, не желая, чтобы его девушка продолжала пытать себя непрекращающейся загруженностью, подрабатывал по субботним утрам помощником редактора радиоэфирного канала. Однако больше всего он старался в рабочие сутки не подвести свою начальницу в комиссии по трансконтинентальной нейробезопасности. Словом, в его руках заключалась судьба благополучия существа – одна из редких сакральных причин радоваться в мире, полном безразличия. Соприкасаясь бледными от внешней истощенности, но живыми от внутреннего спокойствия телами, они, засыпая в столь неприхотливой позе, принадлежали только друг другу.

Спрятавшись на запыленной полке среди неопознанных древних приспособлений, модулирующий приемник пригородной закусочной проигрывал песню на покинувшем языке через вибрирующую голограмму дорожки: в окруженном пустыней захолустье романтичность нот ассоциировалась с роскошной девицей богемных манер, ступившей лакированным каблуком на запекшийся навоз убогого ранчо:

Well you came and you gave without taking

But I sent you away, oh Mandy

– А на утро ты проснешься от мучного тепла полумесяца со сгущенкой внутри, которым я буду дразнить тебя, – Джуллиан не нашел бы более подходящего его нежностям музыкального аккомпанемента. Песня подарила влюбленным и еще одному незнакомцу, завтракавшему рядом – не стоит забывать и о служащих заведения, – победу над бесконечной унылостью глинистых озер, чем, по сути, являлась пустыня снаружи.

– О, мальчик мой, если нужно еще помучиться ради этого райского наслаждения, – слезинка счастья медленным скольжением прокладывала себе путь по румянцу щечек Афродиты, – я буду держаться до последнего.

And you kissed me and stopped me from shaking

And I need you today, oh Mandy

– Все это неважно, зайка, – он взял ее славную ручонку и стал поглаживать большим пальцем, – ни пляж, ни море, ни сладость круассана. Скажи, почему?

– Потому что мы всегда будем вместе.

The tears are in my eyes

And nothing is rhyming, oh Mandy

– Мисс Кид сказала, что документы на оформление моей кандидатуры в штат представительства комиссии в Чиркулум Чинере уже согласованы службами безопасности обеих всегломераций. Знаешь, я куплю тебе самые красивые и короткие платья, чтобы наслаждаться твоими ножками!

– Милый, боюсь, платье скоро потребуется посвободнее.

Джуллиан еще крепче сжал ее кисть:

– Твоей маме бы очень понравилось, что ее дочь будет так рядом.

– Очки пригодились? – В воспоминаниях Афродиты предстало покидаемое жизнью измученное тело матери, стиснувшее запястье дочери в последнем тепле родительских рук – девушка старалась незаметно перескочить в плоскость обсуждения менее грустных вопросов.

– Что, прости?

– Ну очки дополненной реальности, которые понадобились твоей начальнице.

– А ты про них. Конечно! Причем – сейчас постарайся не описаться со смеху – она, хакнув инвазив какого-то парня в баре, узнала из его закрытого профиля, что тот души не чает в котах. Так вот он настолько был увлечен любовью к ним, что ей попадались фото, на которых этот взрослый дядечка был переодет под котика: приделан хвостик, прикреплены ушки и перчаточки надеты в виде лап животного, а сам мужик, она говорит, тучный, что едва в рамки нейроинтерфейса умещался.

– Прям живое воплощение мечты женщины-кошатницы бальзаковского возраста.

– Да ты дальше слушай – совсем с ума сойти можно. Мисс Кид, использовав функцию контекстного серфинга, случайно перешла на новостную ссылку двухлетней давности, где было сказано, что патрульный октокоптер по ошибке воспринял нашего несчастного подражателя кошачьих за обрюзгшего бенгальского хищного кота-переростка.

Девчонка захихикала без доли какого-либо отталкивающего высокомерия, напротив – аккуратно, сдержанно и мило:

– Вот это он попал, конечно. Я слышала, кстати, у этих диких котов даже собственное название породы было. Правда, как только они вымерли, все про них забыли.

– Дык это еще не конец истории, Аф. В соответствии с порядком межфазно-суточного мониторинга всех бездомных животных направляют прямиком в ближайший приют, где роботизированный персонал выставляет их на аукционные торги – буквально, в течение недели.

– Ты должно быть шутишь… нееет.

– Все взаправду! Станет мне мисс Кид врать, ну. Так вот в конце новости она видит фотографию посетителей аукционных выкупов, где нелепо зажатая человеческая туша за решетками в абсолютном унынии ожидает своего часа, с потекшим макияжем и поникшими бутафорными ушками.

– Представляешь, сколько нужно работать, чтобы такую бенгальского тигру выкупить, а?

Молодой человек засмеялся, не обратив внимания, как колокольчик, висевший у входа, издал три звонких удара: дверь в закусочную отворилась, но никто не вошел; ветер, по совершенно непонятному принципу, будто бы игрался со стеклянным створом. Дверца тут же закрылась, а колокольчик впал в спячку, по-паучьи сжавшись в уголке над проемом.

– Тигра?

– Ну то слово, которое я забыла, это – оно. И львы, кажется, тоже вымерли.

– А все я понял, точно! Ну его выпустили вроде бы сразу. Ах, Афродита, какая Вы безжалостная леди. Если бы безжалостность имела форму вязкого мороженного крема, то я бы сейчас утонул в твоем сливочной блаженстве!

– А ты как думал. Это все пытливость юриста, в ней я, как сыр в масле. А вы, сэр, имеете право на дополнительную порцию оладьей. Все, что вы не съедите, будет запихано против вас в ротовую полость по пути в Новый Дэ’Вон.

Горячая сердцем ухватилась второй рукой за тыльную часть кисти своего молодого человека – оба в безустанной улыбки продолжали наслаждаться друг другом.

– Еще она говорила о каком-то пьяном мужчине, потерявшем сына где-то под Ута-Лампу что ли. Ладно не будем о плохом. Я заканчиваю с последним поручением мисс Кид, и мы с тобой летим в юго-западную всегломерацию.

Афродита поникла: терзающие фотоснимки мыслей о несказанных словах любви в адрес умершей матери побудили ее вновь бередить незаштопанную временем рану на сердце:

– Ты, правда, считаешь, что она была бы за?

– Я в этом уверен, моя корпоративная акулка в юбке. Твоей маме было бы приятно.

– Выберем жилье рядом с местом ее захоронения, хорошо?

– Все будет, как ты захочешь, – Джуллиан и не подозревал, что предел его любви к Афродите преодолим, потому что в настоящий момент его чувства еще сильнее возвысились и устремились за бесконечность. Мальчишка, при необходимости, готов был продать душу за дополнительную минуту с ней, окажись он у финиша трасы длинной в собственную жизнь.

Well you came and you gave without taking

But I sent you away, oh Mandy

– Аф, ты помнишь, с чего начался наш разговор. Давай вернемся к этому.

Как долго у тебя задержка?

– Шестая неделя. Я думаю, что все это – правда, и у нас действительно…

– Я люблю тебя, – тут же вырвалось у Джуллиана. – Нет и никогда не будет ничего важнее тебя.

– Будет, скоро через несколько месяцев.

Если бы Джуллиан имел представления об идеально искренней улыбке, то он бы заметил сейчас за собой, что более восторженного и одновременно ранимого умиления не выдал бы ни один искусный пантомим за всю карьеру.

– Давай назовем малышку или малыша в ее честь, я думаю…

And you kissed me and stopped me from shaking

And I need you today, oh Mandy.

Неизвестное существо обрушило на свободную от объятий ладонь Джуллиана игловидное острие, пригвоздив неостывшую от распаленной чувственности плоть – ошметки подробленных вперемешку с мясом костей хлестким, коротким фонтаном нанесли кляксу на лице девушки, ввергнув ее в истерический крик. Оглашение одного из самых заветных желаний, которое она несла под сердцем с момента смерти матери, было прервано.

Джуллиан, ослепленный на левый глаз своими же шинкованными кусочками кисти, пытаясь проморгаться от застрявшего в глазнике мяса, схватился за харигату, та вцепилась хватом анаконды в мышцы ладони. Не отличая границу рукоятки и лезвия, юноша, истекающий последними багровыми надеждами на спасение, порезал сухожилия другой руки. Незримое зло, схватив рычащего от боли Джуллиана за волосы, опрокинуло его лицом на стол и мертвецки прижало невидимым прессом затылок.

«Сбой светопроницаемой мембраны, сбой светопроницаемой мембраны, необходимо избавиться от высокоактивного органического объекта на камуфляже» – из неопознанных динамиков заскрежетал голос, имитирующий женщину с электронной тональностью. «Отключение модуляции внешнего вида» – заключительное уведомление было приглушено зычной рябью, раскрывающей литой камуфляж: искрометная перебежка артихроматофоров явила жертвам нападения их обидчика. Металлические прямоугольные пластинки костюма, защитным клином сводимые к солнечному сплетению, были орошены жидким серпантином человеческой крови – пару секунд назад эта кровь еще протекала в длани несчастного мальчишки.

– Ублюдочное дерьмо! – резкая брань убийцы, раздавшаяся сквозь непроницаемый лучами света защитный шлем, взбудоражила уже почти потерянный рассудок Афродиты еще сильнее: разве что суглинок на стекле закусочной сохранял целостность окон от отчаянного крика девушки. – Заткнись ты уже, дрянная сука! – исчерченный пустынными вихрями шлем потерял свою блистающую багровым клерикальность. Ассасин в потасканном сухостью климата цельноалюминиевом колпаке, словно головоногое существо, ошарашенное от утраты возможности пигментировать, стал судорожно двигать рукой, виляя голову Джуллиана по столу.

Мальчишка, отплевывая кровяные лужицы, в которых вымокали его скулы, в молящем изнеможении протянул свободную руку к любимой. Именно в этой руке он – в восхищающей покорности опустившись на колено – преподнес бы Афродите символичный дар разделить с ним весь свой мир. Дар, обрамленный кольцеобразной драгоценностью, на золотом корпусе которого переливы лучей над Чиркулум Чинере впадали бы в благородную желтизну сплава с присущей им юго-западной ослепительностью.

Удар, спущенный с высокой амплитуды, протаранил затылок Джуллиана, тут же вдогонку последовала еще пара ударов в жесточайшем остервенении руки – на тыльной стороне головы образовался бурлящий чернью колодец.

– Нет! – ор, переросший в первобытный рев человекоподобного зверя, был пресечен четким броском запасной харигаты в Афродиту. Девушка, рефлекторно выставила предплечье, однако игла прошла насквозь подобному тонкой фанере брахиалису и наконечником впилась в сонную артерию – тонкая струя алого сразу же была зажата раненной Афродитой.

Онемевшая от шока девушка отлетела на расставленные сзади стулья. В холодном поту она безмолвно провожала взглядом посетителя, ринувшегося из противоположного угла помещения к выходу. «Твою мать» – единственное, что успел проронить мужчина, прежде чем метнувшаяся ему в след более вытянутая, чем предыдущие, харигата наглухо прибила дальнобойщика к косяку подле двери – колокольчик в садистской насмешке звонко трепетал от задетого мертвецом стекла. Поворачивая голову назад, Афродита заметила тень ассасина, та сокращала расстояние между ней и столом, где с распоротой головой лежал ее суженный. Она с последним криком души взывала к силам вселенской пощады сделать так, чтобы Джуллиан проснулся от мертвецкого сна и спас ее. Однако единственное, что могло услышать мольбу о спасении в забытом цивилизацией месте, было перекати-поле: со скрипящими овальными спицами оно безучастно катилось по песчаным трассам снаружи. Джуллиан больше никогда не проснется – так же как и она, Афродита, теперь никогда не услышит первые слова малыша, пока еще формирующегося у нее в утробе тоненькими побегами.

Колено ассасина с тяжестью крупного парнокопытного впилось в шею Афродиты. Удушающий прием умерщвлял жизнь в прекрасных среднеполисных глазах – их виноградная нежность вмиг залилась бордовым фейерверком, это лопнули капилляры. Сверкающие от закатного солнца контуры шлема подчеркивали черепные выемки облицовки колпака: на труп удушенной молодой красотки, которая могла – по щедрости природы – стать именитой моделью, тяжело дыша, смотрел алюминиевый красный череп; у шлема отсутствовало углубление в области рта.

– Чья это песня? – хриплый голос, сродни дьявольскому отродью, был обращен к спрятавшемуся за кассой менеджеру. Движимую жаждой смерти машину, которая безнадежно утратила всю связь с человеческим обличием, не волновала мясницкая резня на импровизированном разделочном столе, где измученные длительной дорогой путники переводили дух перед очередным этапом марафона – тварь лишь интересовало происхождение песни, у которой недрогнувшая рука палача отобрала всю волшебность.

– Приобрел на каком-то нелегальном трекере, куда сливают контент на покинувшем языке, – подняв дрожащие от неугомонного страха руки, официант не успел показать и пол головы, как ассасин снес ретировавшемуся макушку. Так же молниеносно, как и несколько мгновений назад обнажив револьверный бластер, убийца убрал огнестрельное оружие в напоясную кобуру.

Ассасин небрежно выровнял по поверхности стола голову Джуллиана и воткнул в вырезанное им отверстие провода: они, по всей видимости, врезались в содержимое коры головного мозга. Стукнув пальцами в экран бронированного фаблета на предплечье, ассасин запустил процесс скачивания нейронной информации из черепа убитого в свое периферийное устройство.

Оглядевшись по сторонам, инфернальный бес удостоверился, что все живое спешно покинуло закусочную, как будто расположившуюся на паперти у врат преисподней. Ошметки мозговой ткани официанта слегка спеклись и теперь вяло сползали по магнитной доске меню.

***

Гранатовый сок плода неистово выплеснулся во все стороны – сахарное кровопролитие задело одну из скул Спри. Пережевывая фрукт, мужчина уставился на его грубо разворошенное лоно, где сплюснутое в агонии месиво образовало кровавый колодец. Аккуратно смахнув с щеки утробные краски, Крео бережно опустил искалеченный фрукт на траву, будто бы придавая земле его настрадавшийся стан.

Сминая под собой бурьян, мужчина приближался к конусообразной возвышенности, в обманчивой естественности произраставшей из-под земли.

Подойдя к самозваному монолиту, Крео на глаз оценил примерную высоту гранитного желвака на теле зеленого плоскогорья: словно прибывая в остракизме, ее латифундия природных богатств растянулась аж в трех ста километрах от Нового Дэ’Вона. Грубые расчеты визуальной оценки Спри, неподкованного в вопросах геометрии, давали оконечности, прорезающей богатое островками деревьев плато, минимум пять-шесть метров. Однако безграмотный геодезист помнил о произошедших столетия назад безжалостных катаклизмах, что изменили лицо планеты до неузнаваемости: в этой связи каменное острие теперь казалось не просто сосудом, высасывающим гравийный щебень из жил окружающей среды, а всего лишь рукотворным окончанием сокрытого в толще грунта обелиска. Его невидимая высота была тем колоссальнее, чем дальше простиралось воображение смотрящего.