Коронная дата Великой Победы. 75-дневная Вахта Памяти в честь 75-летия знаменательной даты

Михаил Александрович Захарчук

Коронная дата Великой Победы

Выражаю искреннюю признательность и глубокую благодарность «Российскому Фонду мира» за активную поддержку в издании книги.

© Захарчук М.А., 2022

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022

Вместо предисловия

Судьба этой книги немножко отдаёт мистикой, но, видит Бог, именно так оно было. В одну из зимних бессонных ночей 2020 года подумалось: а хорошо бы 75-летие Победы отметить в соцсетях 75-дневной личной Вахтой Памяти. В советские времена подобные трудовые вахты были очень распространены. Миллионы людей в тысячах трудовых коллективов ударным трудом отмечали праздники или исторические даты. Сейчас это благородное движение напрочь забыто, как предано тотальному забвению и социалистическое соревнование. Но ведь всякое новое – это хорошо забытое старое. И начал я в уме подсчитывать, а математик из меня тот ещё, – не получается. Опоздал на пару дней. Уже так, на всякий случай, взял календарь, потыкал в цифры. И, о чудо! Успеваю! Просто я не учёл, что юбилейный победный год был високосным. А уже утром 25 февраля узнал о смерти последнего Маршала Советского Союза, последнего маршала-фронтовика Дмитрия Тимофеевича Язова, с которым мне бок о бок посчастливилось трудиться семь лет. Вопрос о том, с чего начинать личную творческую акцию, отпал. Поминальная молитва по этому крупному военачальнику с трагической судьбой и стала первым материалом 75-дневной Вахты Памяти в честь 75-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Публикации я размещал на таких интернет-ресурсах, как: «АП-ПА – Ассоциация просвещённого патриотизма», информационно-познавательный портал «Наша Московия», «Одноклассники», «ВКонтакте», «Фейсбук», «Столетие», «Российский героический календарь». Итоги моей Вахты в честь знаменательного коронного юбилея сейчас перед вами, дорогие мои читатели.

О чём эта книга? Если вкратце, то о самом масштабном и значимом событии не только ушедшего ХХ века, но и всей человеческой цивилизации. Ибо Вторая мировая война – а для нас Великая Отечественная – была такой гигантской, суперпланетарной, в определённом смысле даже мистической, что человечество доселе подобных не знало. Она породила многие феномены, с которыми цивилизация до тех пор тоже не сталкивалась. Простой пример: танковое сражение под Прохоровкой летом 1943 года. С той и другой стороны в нём участвовало столько бронированных машин, что в военной терминологии даже появилось выражение «танковые массы» – сосчитать невозможно. А возьмите партизанское движение 1941–1945 годов. Здесь вы, дорогой читатель, столкнётесь с масштабами, которые потрясут самое дерзкое ваше воображение. Во всяком случае, можно смело утверждать: больше ни при каких условиях на земном шаре не возникнет даже подобия массовости народных мстителей, которая наблюдалась во многих странах, но особенно – в Белоруссии, России, на Украине. Ну а дальше идут такие феномены Великой Отечественной, как особая жертвенность советского народа, подвиг тружеников тыла, участие женщин в боевых действиях, поэзия войны и её песни, фронтовые письма, искусство на службе фронту. И ещё о многих других событиях и явлениях я повествую в меру своих скромных сил и возможностей. Но главный упор сделан всё же на людей. Ибо существует непреложный закон любой войны: побеждают в ней не мечи, не винтовки, не корабли, не танки и не самолёты. А побеждают воины, владеющие мечами и винтовками, управляющие кораблями, танками и самолётами.

Но как невозможно человеку облететь Млечный Путь, так и невозможно даже перечислить все грани Великой Отечественной войны, тем более хоть в малой степени отразить её космическую бездну содержания. Ясно отсюда, что у меня лишь некоторые штрихи Великой войны и Великой Победы. Была поначалу мысль: рассказать о всех военных специалистах, задействованных на фронтах в продолжение 1418 дней и ночей войны. Мой приятель Валентин Михайлов выпустил перекидной календарь в честь Победы, посвящённый знакам солдатской доблести. Их набралось двадцать пять! И это был бы идеальный вариант личной Вахты Памяти – поведать о рядовых пахарях войны: снайперах, пулемётчиках, миномётчиках, артиллеристах, танкистах, подводниках, торпедистах, минёрах, сапёрах, санитарах, железнодорожниках, разведчиках, связистах, понтонёрах, ПВОшниках, шофёрах, дорожниках, поварах, пекарях, трактористах, кавалеристах, пожарниках, стрелках, авиаторах и так далее. Но, во-первых, не все воинские специальности отмечены знаками солдатской доблести. А во-вторых, ни одного фронтового рядового специалиста мне сегодня уже, увы, не разыскать. Их просто уже нет на нашей планете. Нет, к великому сожалению, и большинства тех деятелей культуры – фронтовиков, о которых я повествую в этой книге. Но по счастью, со всеми мне в своё время повезло встречаться. Зиновий Гердт был сапёром, Михаил Шуйдин – танкистом, Алексей Смирнов – разведчиком и так далее.

Другое направление, по которому я двигался в своей Вахте Памяти, – фронтовые подвиги моих героев. У Евгения Весника было три боевых ордена; у Петра Тодоровского – два ордена, ранение, контузия; у Михаила Шуйдина – один орден, тяжелейшее ранение, инвалидность, представлен к званию Героя Советского Союза; у Юрия Никулин – один орден, представлен к ордену Славы III степени; у Николая Дупака – два ордена, тяжелейшее ранение, инвалидность; у Анатолия Папанова – два ордена, тяжелейшее ранение, инвалидность; у Иннокентия Смоктуновского – три ордена, пленение, ссылка; у Владимира Этуша – один орден, тяжелейшее ранение, инвалидность; у Зиновия Гердта – три ордена, тяжелейшая инвалидность. А вот чтобы довольно известный актёр был кавалером двух орденов Славы – такого припомнить я не могу. У Алексея Смирнова были: медаль «За отвагу», орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги», орден Славы III степени (1944), орден Славы II степени! Всего же в продолжение Вахты я так или иначе рассказал более чем о полусотне актёров-фронтовиков и участников Великой Отечественной войны. Если быть совсем точным, то лично мне известно о 57 героях-актёрах. Нисколько не сомневаюсь, что их было гораздо больше.

Что же касается писателей, то это, что называется, статья особь. Владимир Карпов – Герой Советского Союза, фронтовой разведчик, полковник. У меня он больше написан именно как разведчик, а не писатель. Иван Стаднюк – полковник, фронтовой газетчик. Но главный свой труд, «Войну», он писал при помощи и под руководством правой руки Сталина – Вячеслава Молотова, с которым дружил. Никому из советских писателей так не подфартило, как моему земляку. У Василя Быкова война описана под углом зрения фронтового комбата. А Вячеслав Кондратьев воссоздал войну глазами рядового солдата. Константин Симонов как человек, писавший минувшую войну, вообще не имеет себе ровни в нашей стране, а пожалуй, что и в целом мире. И по количеству, и по качеству, и по разнообразию написанного. Можно говорить и о другой оценке этого писателя. Капитализм за полтысячи лет существования выпестовал своего лучшего военного соловья Редьярда Киплинга. Социализм за пару десятилетий сделал то же самое, явив нам Симонова. Который по многим позициям и существенно превзошёл Киплинга.

Наконец, Владимир Высоцкий. Его военные песни и стихи – явление уникальное, не имеющее аналога в нашей, да и в мировой литературе. Ибо когда слушаешь и читаешь их, то трудно представить, что всё это создано человеком, не шагавшим трудными фронтовыми дорогами, не встречавшимся ежедневно со смертью, не ходившим в разведку за линию фронта, не горевшим в танке, не высаживавшимся с морским десантом, не хоронившим боевых друзей, более того – ни дня не прослужившим в армии. Между тем в этих песнях и стихах настолько предельно точно переданы мысли и чувства воинов, победивших в самой страшной войне, которую только знало человечество, что кажется, поэт, не испытавший подобного, никогда бы не смог рассказать о той трагедии столь убедительно. Но Высоцкий это сделал. Феноменально – другое определение трудно найти.

Как бы особняком стоят материалы, повествующие об отдельных, но чрезвычайно знаковых явлениях той Великой войны: фронтовые письма, штрафные подразделения, военные песни, погоны, цензура, фронтовые 100 грамм и так далее. Публикуя свои новеллы в соцсетях, я меньше всего задумывался над временной формой их изложения. Брал ту или иную грань войны или её героя и рассказывал всё, что знал, помнил, о чём прочитал, услышал от фронтовиков. Однако и при этом случались весьма интересные и даже знаковые совпадения – говорю же, не обошлось без мистики. Так, например, на 33-й день моей Вахты выпало 90-летие величайшего русского актёра И.М. Смоктуновского, единственного фронтовика, побывавшего в плену и награждённого двумя медалями «За отвагу». 60-й день Вахты оказался днём рождения Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова. В 64-й день исполнилось 80 лет приказу о «100 наркомовских граммах». А 73-й совпал с днём, когда трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб стал маршалом авиации. В такой же последовательности, что в соцсетях, размещены материалы и в этой книге. Правда, в отдельные дни я выставлял по две и даже три новеллы, так что перешагнул сотню. Но оставлены только 75 из них. По числу дней моей Вахты и в честь 75-летия Великой Победы.

День 1-й

Последний Маршал Советского Союза

Чтобы попасть на фронт, сельский паренёк Димка Язов приписал себе год. Сделать это было проще пареной репы: ни метрик, ни паспортов в деревеньке Язово Омской губернии не существовало. Полное среднее образование он получит лишь в 1952 году.

Воевал Язов хорошо. Когда стал заметной в армии фигурой и газетчики начали писать о нём хвалебные материалы, то во многих присутствовала характеристика: «Лейтенант Язов в 483-м стрелковом полку служит в должности заместителя командира роты. С работой справляется. Смелый, отважный и инициативный командир. Командир полка м-р Колчин. НШ капитан Титов».

Казённые слова характеристики в применении к Язову и правдивы, и справедливы. Люди от сохи, тем более сибиряки, в большинстве своём отличались смелостью, отвагой, инициативой. Наверное, не случайно почти все советские военачальники родом из крестьян. Селекция по тем временам вполне закономерна. В армии и на флоте львиную долю составляли сельские парни.

Сам Д. Язов вспоминал: «Выпустили нас из училища 17 июля 1942 года, за десять дней до сурового приказа № 227, который назвали “Ни шагу назад!”. В первый же день по прибытии 35 выпускников на Волховский фронт приказали: “В лес!” И там нам показали, что такое приказ № 227 в действии. Вывели младшего лейтенанта. Зачитали приговор и расстреляли. Тут же закопали. Во время атаки у младшего лейтенанта сдали нервы. Он бросил свой взвод противотанковых ружей и убежал. Взвод атаку отбил».

Язову пришлось повоевать на Волховском и Ленинградском фронтах. Участвовал он и в обороне Ленинграда, и в наступательных операциях советских войск в Прибалтике, в блокаде Курляндской группировки. В 1944 году стал коммунистом. Дважды был ранен. После первого ранения, в ногу, вернулся в строй через два месяца. Второе ранение, в голову и лицо, получил во время прорыва блокады Ленинграда. После излечения назначен командиром взвода фронтовых курсов. Награждён орденом Красной Звезды в 1945 году. Сразу после Победы окончил Курсы усовершенствования офицеров пехоты Красной Армии.

Начальный период службы Язова безоблачным назвать трудно. Он сполна хлебнул тягот и лишений. Дважды его перемещали не по вертикали, а по горизонтали: с роты – на роту и с замкомбата – на замкомбата. Досрочно не получил ни одного офицерского звания, наоборот, часто перехаживал установленные сроки. Тогда старшие начальники могли не присваивать очередные звания просто так, по своей прихоти. Страдал ли от такого положения мой герой? Безусловно. Но терпел, мужественно снося все тяготы и лишения воинской службы. После того как Язов окончил в 1956 году Академию имени Фрунзе, вероятность стать генералом у него появилась очень высокая, хотя столь необходимой в таких случаях «волосатой» руки он не имел. Дмитрий Тимофеевич не был в родстве ни с военными, ни с цивильными представителями высшей номенклатуры. Первая его жена Екатерина Фёдоровна (они поженились в 1943 году на фронте и прожили 33 года) тоже «особой породой» не отличалась. Поэтому отсутствие влиятельного протеже Язов компенсировал ревностной службой. Здоровьем выдался отменным. До полковничьего звания бегал кроссы на «отлично» и стабильно «мучил» железо. Однако и при такой стопроцентной своей надёжности, точном соответствии со стереотипом советского военачальника, Язов мог рассчитывать максимум на звание генерал-лейтенанта и должность командарма. Во всяком случае, если бы Дмитрию Тимофеевичу в 1967 году, когда он после Академии Генштаба получил танковую дивизию, кто-то сказал, что ровно через двадцать лет он станет министром обороны, он рассмеялся бы. Определённым чувством юмора Язов обладал, я на себе это испытывал не единожды. «Дмитрий Тимофеевич, – жалуюсь, – перед каждым полётом вы всегда интересуетесь, есть ли фотокор Гетманенко, а вот обо мне никогда не спросите, и это рождает нехорошее чувство зависти к коллеге». – «Так ты же в любом случае напишешь, что я скажу. А фотику можно приказать, лишь когда он рядом». А ещё он слыл везунцом. Если права армейская мудрость, по которой смысл службы заключается в том, чтобы вовремя попасть в одни списки и не попасть в другие, то Язов всегда попадал в нужные списки. Ничем иным, кроме как везением, нельзя объяснить встречу Язова и его непродолжительную дружбу с «выдающимся человеком современности» Михаилом Горбачёвым.

О том, когда и как это произошло, существует много версий. Наиболее правдивой мне представляется следующая. Во время поездки на Дальний Восток моложавый Генсек услышал на совещании партийно-хозяйственного актива короткое, но энергичное выступление командующего Дальневосточным военным округом. Ровно за десять отведённых ему минут выступающий доложил военную обстановку на вверенном театре боевых действий и отрубил: «Товарищ Генеральный секретарь, генерал Язов доклад закончил!» Это говорливому Горбачёву понравилось. Они побеседовали с Дмитрием Тимофеевичем с глазу на глаз. Спустя какое-то время за серьёзные просчёты был снят с должности начальника Главного управления кадров Министерства обороны СССР генерал армии Н. Шкадов. На его место военная верхушка предлагала генерала Б. Снеткова – человека с редкими качествами личного произвола, вдобавок ещё и находящегося в родстве со Шкадовым. Горбачёву стало об этом известно, и он представил встречную кандидатуру Д. Язова. Ну а после знаменитого перелёта «нахального аэрокурёнка» Руста Генсек назначил Язова и министром обороны. Вот тогда, в конце весны 1987 года, мы и познакомились.

«Значит, говоришь, вместе будем работать?» – «Так точно, товарищ генерал армии. Образно говоря, я обязан каждый ваш чих передавать на ленту ТАСС». – «Да, брат, могу тебе гарантировать: “чихать” нам придётся много. Запиши мои прямые телефоны. Если по неотложному делу – обращайся в любое время суток». Так я и делал. Однажды загрипповал и, сидя дома, случайно узнал о ликвидации ракет под Сарыозеком. Об этом мероприятии в ТАСС никто из Министерства обороны не сообщил. Разгильдяев там хватало. Звоню Язову, жалуюсь на нерасторопность его подчинённых. Министр прислал за мной машину и распорядился насчёт самолёта. И я не просто успел на мероприятие, но опередил всю пишущую зарубежную и отечественную братию. Вообще же я часто следовал за Дмитрием Тимофеевичем, как нитка за иголкой. Но только в пределах страны. За рубеж он меня так ни разу и не взял, хотя и обещал. Язов любил мотаться по округам и дальним гарнизонам. Поначалу только я один его в поездках и сопровождал. И бывал награждаем редкой возможностью слушать, как министр в минуты отдыха читал наизусть «Евгения Онегина», «Маскарад», стихи Маяковского, Есенина или любимой им Юлии Друниной. Часто Дмитрий Тимофеевич вспоминал и про свою войну: «Во время наступления меня снарядом подбросило. Снаряд попал в болото, и на волне жижи меня хорошо подбросило. А приземлялся уже на сухое место. Получил в ногу ранение, контузию и отбил почки. Но болото спасло».

…В конце восьмидесятых и в начале девяностых я не просто симпатизировал Язову – откровенно был в него влюблён. Согласись, читатель, ведь дорого стоило то, что тебя, обыкновенного журналиста, всегда выделяет целый министр обороны, и ты можешь доверительно решать с ним практически любой вопрос. В подтверждение – один пример. Однажды мой коллега и приятель главный редактор «Военно-исторического журнала» генерал-майор Виктор Филатов опубликовал отрывки из «Майн кампф». Этим сильно возмутился «лепший друг» Горбачёва Гельмут Коль. Мы, дескать, за пропаганду гитлеровских трудов в тюрьму сажаем, а у вас его публикует военный журнал. Накрученный тучным канцлером, наш Генсек-комбайнёр распорядился, чтобы его министр обороны покаялся в печати за дерзкий поступок подчинённого. Дмитрий Тимофеевич меня инструктировал: «Надо так написать, чтобы овцы были целы и волки сыты. То есть чтобы Михаил Сергеевич с Колем остались довольны, но чтобы и я не посыпал так уж голову пеплом. Да и Виктора надо прикрыть. Ты меня понял?»

Чего уж тут не понимать. Подготовил я такое выступление. Язов почитал его раз, второй. Какое-то слово поправил, а потом говорит: «Нехорошо получается: Гитлер и тут же – моя фамилия. Давай мы твоей хохлацкой нас разведём. Не возражаешь?» – «Даже почту за честь. Но в такого рода знаковых публикациях фамилию корреспондента ТАСС не принято указывать». – «Ничего, я Спиридонову (тогдашний генеральный директор информагентства) позвоню».

К слову, другой член Политбюро Александр Яковлев с пеной у рта «требовал крови» – немедленного увольнения Филатова с должности главреда. И даже перед Горбачёвым «ножками сучил». Дмитрий Тимофеевич мужественно не дал на съедение Виктора. Его из армии уволил только пришедший на место Язова маршал авиации Шапошников. Но это я уже забежал наперёд. А тогда, в конце восьмидесятых, повторяю, с удовольствием наблюдал, как новый министр почти истово взялся оправдывать высокое доверие Генсека. И Горбачёв был им доволен. Неграмотная штафирка, он всегда боялся армейской силищи. Но убедившись, что силища та в надёжных руках, стал в дальнейшем действовать, практически не обращая внимания на Язова. Никогда не забуду полнейшей растерянности, с которой Дмитрий Тимофеевич встретил известие о том, что Генсек объявил в ООН об одностороннем сокращении наших Вооружённых Сил на полмиллиона человек: «Ну ладно мне ничего не сообщили, так ведь и в Верховном Совете СССР никто ничего не знает!»

После столь вопиющего произвола Генсека министру обороны следовало немедля подать в отставку. Но Дмитрий Тимофеевич промолчал. У него были свои представления о субординации, честности и порядочности, которыми Горбачёв не обладал вовсе. Не возмутился Язов и тогда, когда подписывался советско-американский договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. И ведь понимал, что Вашингтон по всем статьям «надул» Москву. А чего стоит ублюдочно-хамское соглашение о выводе советских войск из Восточной Европы в минимальные сроки. Подобного рода планетарная операция должна была растянуться минимум на четверть века! Нас меж тем европейцы заставили убраться восвояси за восемь месяцев!

Помню, летом 1991 года на совещании в Минобороны тогдашний командующий Приволжско-Уральским военным округом Альберт Макашов потребовал принять заявление о недоверии Горбачёву. Его поддержали большинство других военачальников. Язов в ответ бросил: «Вижу, вы Пиночета из меня хотите сделать? Не выйдет».

Справедливости ради надо сказать: ни один русский министр обороны не сталкивался со столь многочисленными и тяжелейшими испытаниями, которые выпали на долю Язова. Одна чернобыльская авария чего стоит. Никогда не забуду его вдруг ставшее землистого цвета лицо во время землетрясения в Армении. Тбилиси, Вильнюс, Баку – там и в других местах применение армии против народа тоже здоровья и самочувствия министру не укрепляло. То, что по заданию Горбачёва Дмитрию Тимофеевичу приходилось едва ли не обниматься с двумя министрами обороны США, Ф. Карлуччи и Р. Чейни, объективно и сильно роняло авторитет министра в военных кругах. Да и сам он после таких встреч очень долго и очень усердно «отмывался» в профессиональном кругу. Скорее всего, верил, что всё это братание – временное. На закрытых совещаниях фыркал: «Мура вся эта разрядка – порох надо держать сухим. Да и сколько же мы можем в одностороннем порядке сокращаться?» – задавал Дмитрий Тимофеевич свой излюбленный риторический вопрос, общаясь с высшим генералитетом. И, подстёгиваемый полным пониманием аудитории, развивал «местечковый милитаризм». Но затем встречался с Горбачёвым, и на свет появлялась очередная мирная инициатива советского руководства. Сие тоже не вносило в душу министра обороны покоя. Но он продолжал терпеть недалёкую политику Генсека. Даже тогда, когда офицерский корпус уже в открытую роптал от бестолковости Горбачёва, Дмитрий Тимофеевич, аки лев, защищал его. Так было. Из песни слов не выбросишь.

Да, Язов был предан Горбачёву. И как порядочный человек, не поступился этой преданностью даже в дни сопливого, опереточного путча, который и получился таким прежде всего из-за его, Язова, позиции. ГКЧП во главе с бывшим комсомольским работником Г. Янаевым просто удалось убедить министра обороны в том, что они вместе спасут и страну, и президента. И Язов пошёл за ними. Но очень скоро понял свою ошибку. Ходил по зданию Министерства обороны хмурый, злой, приговаривая: «Пьянь несчастная! Как мальчишку меня, старого дурака, провели!»

Ибо! Если бы министр обороны действительно пошёл ва-банк, то, уверяю вас, дорогие читатели, совсем по иному сценарию развернулись бы августовские события 91-го! Вы возразите: армия, мол, была уже не та, время сложное. Не скажите. Помните расстрел младшего лейтенанта в 1942 году, о котором вспоминал Язов? Два-три таких акта, чтобы тут же «закопать», и даже в самой необузданной толпе воцаряются порядок и дисциплина. Что уж об армии толковать. Привести «в чувство» московский гарнизон Дмитрию Тимофеевичу ровным счётом ничего не стоило. И если бы маршал в самом деле, а не «понарошку» послал войска на защитников Белого дома – у меня просто отказывает воображение… Ничего этого не произошло, прежде всего, потому, что Язов, хоть и с «заторможением», но смекнул: не «за» – «против» Горбачёва его толкнули. И остановился. За это ему всё на свете можно и должно простить. И даже поблагодарить за его гуманную выдержку. Человек взял верх над маршалом, и это спасло не только так называемую зарождающуюся демократию, но и предотвратило гражданскую войну в стране. Не больше, но и не меньше…

Ну а что было дальше в жизни маршала Язова, читателю уже известно. А мне бы хотелось закончить свои заметки выдержкой из его интервью после того, как Горбачёву Буш-старший вручил в США медаль Свободы…

«Когда мы начали уничтожать ракеты средней и малой дальности, американцы направили своих представителей в каждый наш дивизион. Мы в США направили своих наблюдателей на два завода, которые производили ракеты, и ещё на два каких-то объекта, а они к нам – на 117 объектов! Вот это и называется – сдать свою страну! И как же Штатам после этого не любить Горби! А южнокорейский президент Ро Дэ У из кармана в карман передал Горбачёву не доллары живые, а чеки. Ведь ему дали Нобелевскую премию более миллиона.

Корреспондент: Как всё-таки понять, если Нобелевская премия для всего мира 100 тысяч долларов, для Горбачёва больше миллиона, значит, это…

Язов: Правильно: взятка! Взятка, конечно же. Я был с ним вместе в Риме, когда ему вручалась премия Фьюджи. Там премия примерно тоже 100 тысяч, но ему вручили гораздо больше. Премия какая-то испанская, премия Отто Ханса немецкая. Все эти средства Горбачёв получил в течение полутора лет. Конечно, взятка».

День 2-й

Дипломатия Георгия Байдукова

«Героический экипаж самолёта АНТ-25 в составе Героев Советского Союза тт. Чкалова, Байдукова и Белякова, вылетев 18-го июня с. г. в 4 часа 05 минут по московскому времени со Щёлковского аэродрома – близ Москвы, пролетел по следующему маршруту: Москва – Северный полюс – Ледовитый океан – Полюс неприступности – остров Патрика – северное побережье Канады – аэродром Баракс, близ Портленда – штат Вашингтон. Самолёт был в воздухе 63 часа 25 минут. За это время пройдено свыше 10 тыс. километров земного пути и 12 тыс. километров воздушного пути».

83 года прошло с тех пор, как было обнародовано это сообщение правительственной комиссии, – срок достаточный для того, чтобы оценить беспримерный перелёт во всём его историческом величии. Хотя справедливости ради надо сказать, что и в далёком 1937 году человечество восприняло совершённый советскими лётчиками подвиг как исключительный. Мир отлично понимал, что Страна Советов послала своих лучших сынов не просто за очередным рекордом, а с великой политической миссией. То был напряжённый период, когда вовсю полыхала война в героической Испании, когда с конвейеров многочисленных заводов фашистской Германии сходили новые модели «хейнкелей», «юнкерсов» и «мессершмиттов», танки, пушки и бомбы, а в Европе уже запахло гарью Второй мировой войны. И в это время Советский Союз словно протянул руку дружбы Соединённым Штатам. Столь красноречивый государственный жест был исполнен глубокого смысла и стал едва ли не первым кирпичом в фундамент здания дружественных отношений двух великих народов, которое, к великому сожалению, и отнюдь не по нашей вине, до сих пор остаётся незавершённым долгостроем.