Осколки. Сборник рассказов

Сергей Янин

Осколки. Сборник рассказов

Благодарности (или пару слов вместо предисловия)

Наверное, перечислить всех тех, кто повлиял на этот сборник не представляется возможным – слишком многие участвовали. Кто-то учил, кто-то помогал, кто-то бомбил на обсуждениях. Но я попробую.

В первую очередь благодарю мою жену, Марину, которая верила (и верит) в меня, даже когда я сам не верю. Она нарисовала для меня эту шикарную обложку, между прочим!

Этого сборника не было бы, если бы за вычитку и редактуру не взялась Виктория Иванова. Я буду всю жизнь благодарен и чуточку должен за это. Обязательно найду способ рассчитаться в будущем.

Этих произведений не было бы, если бы не «Взлётная полоса». В далёком 2013 году меня заметили на областном семинаре в Златоусте и позвали на семинар молодых писателей в Челябинск. И, как сказал классик, «всё заверте…» В связи с этим хочу поблагодарить Нину Александровну Ягодинцеву за терпение, труд и педагогическую чуткость, даже в тех случаях, когда я этого был (по-моему) не достоин.

Здесь же благодарю всех-всех «взлётников», которые участвовали в обсуждениях и семинарах. Порой было больно, но во многом вы были правы.

Не так долго я был знаком с Владимиром Михеевым, но всего за полтора года он показал мне, что проза может быть фактурной в своей нестройности, что можно нарушать правила, если действовать с осторожностью… Он дал много ценных комментариев по рассказам «Лесная стажировка» и «Последние стрелы».

Наконец, я хочу поблагодарить своих альфа-ридеров, которые всегда на связи и готовы в очередной раз прочесть мои косые кривые потуги.

И, конечно же, не могу забыть своих коллег из Златоуста, которые однажды выпнули меня в суровый литературный мир, на первые выездные семинары. Татьяна Ильинична, спасибо за настойчивость!

А ещё сюда нужно обязательно добавить Елену Викторовну Нестерову, которая в далеком 2011 году организовала небольшую студию при своём отделе. Туда я принёс свои первые тексты. Где-то там это всё и началось…

Желаете повторить?

(Рассказ)

Он сидел на корточках в узком окопе. В ушах гудело, голова раскалывалась от шума. Мимо пробежали солдаты с винтовками. Он посмотрел на них и почувствовал, как качнулась земля. Упершись спиной в сыпучую стену, он поглядел на свои грязные руки с большими мозолистыми пальцами – такими ненастоящими, не своими… Казалось, они одеревенели, как и пальцы ног, сдавленные тупой болью: сапоги были ему малы. Сквозь гул прорвался ритмичный стук пулемётов, послышались крики людей. Вздрогнул, просыпаясь будто ото сна. Ощупал запачканную глиной гимнастёрку, опустил взгляд – у ног лежала винтовка. Он не поднял её, но зачем-то снял каску и покрутил в руках. Выцветшая звезда едва виднелась под слоем высохшей грязи.

Вдруг к нему подскочил мужчина в офицерском кителе и с силой тряхнул за плечи.

– Федотов! Жить надоело?!

Офицер, молодой южанин с щёткой чёрных усов, выхватил каску и нахлобучил ему на голову.

– Кто?.. Я Федотов?..

– Контузило?! Медпомощи не будет. Терпи! – командир сунул ему в руки винтовку.

В низком сером небе загудели самолёты. Почти сразу заглохла артподготовка.

Он оглядел солдат и не увидел на их лицах страха, словно это и не война вовсе, а пострелушки с игрушечными пистолетами на школьном дворе. Левее, за насыпью с человеческий рост, строчил пулемётчик. Рядом с ним маленький, юркий казах придерживал ленту. Казалось, здесь каждый знал своё дело. Кроме него. Словно он здесь совершенно… не нужен.

Он крепче стиснул винтовку и высунулся из окопа. Дым неровными лоскутами расстилался по изрытому снарядами полю. Метрах в пятидесяти перед ними была ещё одна линия обороны, а далеко впереди, на самой границе видимой зоны, темнели земляные укрепления немцев. Оттуда пулемёты – желтые вспышки в мареве – сыпали градом пуль. По полю передвигались только лёжа. Стоило поднять голову выше – и над каской раздавался смертельный свист.

«Как они тут хоть что-то видят вообще?» – подумал он и прищурился. Но напрасно: невозможно было различить хоть какое-то движение.

– Хорошо стреляют, сволочи! – мужичок с густыми мазками бровей на землистом лице нахмурился и выплюнул пожеванную травинку.

– Лишь бы в атаку не пошли, – ответил ему другой, совсем молодой парнишка, с узким и вытянутым лицом.

Туман войны растянулся и разорвался в клочья, в образовавшемся окне впереди мелькнули фигуры немцев. Они ползли к поваленным деревьям. Федотов высунулся из окопа и, прицелившись по одному, выстрелил. Боль пронзила правое плечо – отдача была такой сильной, что рука мгновенно онемела. Он не успел разглядеть, попал ли – совсем рядом что-то рвануло. Его осыпало землёй. В левом ухе загудело, перед глазами поплыло. Он сполз вниз, попытался вытрясти из головы этот монотонный звук.

Неподалеку на земле кто-то стонал. Солдат попытался сфокусировать мутный взгляд. Желудок подскочил к горлу – у казаха не было руки по локоть и ноги по бедро. И весь бок в кровавые лохмотья… Тёмные живые глаза бойца постепенно стекленели и угасали, глядя куда-то в пустоту. Он хватал уцелевшей рукой землю, будто старался остаться… Выжить.

Ругнувшись, солдат отполз в сторону. В груди заходилось сердце, словно это он лежал там, развороченный взрывом и остывающий. Сквозь тягучий, чуть стихший гул в левом ухе он расслышал чей-то крик.

– Танки! Левый фланг!

– Суки! Обходят!

– К лесу! Селезнёв – прикрываешь! – проорал кто-то.

Чьи-то ноги перескочили окоп. Армия отступала. Хотелось крикнуть: «Почему? Почему вы отступаете? Как вы можете отдавать врагу свою землю?! Герои, мать вашу!».

Солдат перевалился через край окопа и скатился по невысокой земляной насыпи. Сделал паузу, пока фрицы стреляли. Дождался заминки, бросился по-заячьи к стогам сена. Пробежал метров тридцать и подвернул ногу. Бахнули два взрыва – разнесло окоп, в котором он сидел пару мгновений назад. Тут же подскочил тот самый мужичок с густыми бровями, рывком поднял его на ноги. Вместе пробежали несколько метров, и вдруг безымянный товарищ с хрипом рухнул – его гимнастёрка выше поясницы потемнела.

Солдат остановился посреди поля. Он не успел поблагодарить мужика за помощь… Да и попрощаться по-человечески не смог.

Просвистел снаряд. Бухнуло вдалеке, уже у леса. Из дымки выкатился танк с угловатыми, словно наспех сваренными, краями.

«Бежать! Не останавливаться! К чёрту всё! Надо выйти!» – повторял про себя солдат.

Пули свистели, но не задевали. Так он добежал до места, где поле сужалось в клещах соснового леса. Вдалеке виднелись соломенные хутора. Ухнул танк, и бегущих впереди ребят разбросало, как тряпичных кукол. Некоторые из них были ещё живы: они кричали, звали матерей, поливая горячей алой кровью прибитую первыми заморозками траву.

Солдат нырнул за стог. Сердце колотилось. Танки догоняли. В чавкающем лязге гусениц слышалась грубая немецкая речь.

За соседним стогом прятался солдат с противотанковой гранатой в руках. Когда враг подступил, тот перекатился по земле и нырнул под металлическую махину. Рыкнул взрыв, и танк охватило чёрное едкое пламя. Солдат, не думая о погибшем товарище, рванул к спасительной чаще. Но тут резкая боль пронзила правое бедро, и он завалился в кусты. Пуля прошла по касательной, но крови всё равно было много.

Перекатившись на живот, он приподнялся и с силой замотал головой, пытаясь вытряхнуть себя из этого кошмара.

«Я хочу закончить!»

Мох на камне моргнул белым светом и снова стал зелёным.

«Может, если уйти подальше, всё закончится?» – зажав кровоточащую рану, он поднялся и заковылял вглубь леса.

За спиной слышались догоняющие глухие крики и жуткий скрежет. Он не оборачивался и не сбавлял шаг. Если бы не рана, может, он продолжил бы… Нет, сейчас он не мог. Нужно было уйти подальше от этого, скрыться, найти выход. Боль в ноге нестерпимо жгла и вытягивала его силы. Нельзя было потерять сознание. Очень скоро он наткнулся на неглубокий овраг, через который услужливо перекинулся мостик-дерево.

«Вот так нежданчик!» – он спешно ступил на этот мостик.

Но радость от удачной находки быстро растаяла. С каждым неуверенным шагом, который он делал, пересекая овраг, силы покидали его. В любой другой ситуации он легко бы перебежал на противоположный берег. Но сейчас – не мог. Это новое для него чувство собственной неполноценности поражало своей неотвратимостью, неподконтрольностью. Казалось бы, такая мелочь, но как меняет сознание и размягчает тело… Он разжал пальцы, и кровь с новой силой заструилась по уже вымокшей штанине. Он остановился. Стёр пот с лица и тихо выругался сквозь зубы. Внезапно мостик пошатнулся, замерцал и через мгновение исчез. Потеряв опору, он сорвался вниз.

Из небытия его вернули люди в чёрной форме. Посмеиваясь, они говорили на языке, не похожем на немецкий. И выглядели совсем не по-арийски: смуглая кожа, чёрные брови, злые глаза, охваченные безумием охоты. Было что-то в них южное, цыганское… Их было двое. Тот, что повыше и с бородкой, выстрелил ему в ногу. Солдат не сразу понял, что кричит от боли. «Южные» лишь рассмеялись и пошли дальше.

Боль быстро принесла забытьё.

В следующий раз он очнулся, когда кто-то тащил его по земле. Его нёс другой боец, здоровый дядька сильно за сорок, с характерным украинским чубом.

– Тише, тише, пацан, – сказал он, услышав, видимо, его стоны. – Я рядом.

Слова успокоили, солдат вновь провалился в сон без сна.

Кто-то окатил его ледяной водой. Боль распахнула дверь в сонный разум. Солдат увидел перед собой немецкого офицера в безупречно чистой кожаной куртке и высоких сапогах. Настолько блестящих, будто рядом должен был маячить мальчишка с щеткой и банкой чёрного крема.

Фриц сел напротив. В руках у него был маузер.

– Решили добить? – процедил солдат.

– Где ваш штаб? – с акцентом спросил немец.

– Откуда мне знать?

Немец надавил дулом пистолета на простреленное колено, и боль пронзила всё тело, вывернула руки.

– Где ваш штаб? – наклонившись, повторил вопрос немец и сильнее упёрся на ногу. – Ответь и боль закончатся.

– Да не знаю я! – заорал солдат.

Фриц отвесил ему оплеуху рукоятью маузера.

– Не ори, russisches schwein! Отвечай на вопрос!

– Пошёл нахер! Я ничего не знаю! Я обычный солдат!

Удар в левую скулу свалил на пол. Последовали удары – бок, живот, голова…

В какой-то момент офицер гаркнул на подчинённых.

– Штаб.

Солдат, сжав кулаки, процедил сквозь зубы:

– Всё равно мы вас победили, фриц грёбаный! – и, сплюнув комок крови, закричал: – И мы всегда будем побеждать! Чурок, хохлов, пиндосов… Всех врагов России!..

Немец выпрямился и посмотрел на него сверху. Резко взвёл курок, выстрелил.

Звуки погасли. Наступила тьма. Всепоглощающая, сдавливающая естество своей неотвратимостью, непоколебимостью. Ты можешь просить, ты можешь молиться всем известным и неизвестным богам – но здесь никто тебя не услышит. Никто не придёт тебе на помощь и не отправит на Страшный суд. Потому что существует лишь это Ничто – холодное и молчаливое.

Наверное, именно так и выглядит настоящая смерть.

В глубине тьмы зародился гул. Застучали пулемёты, кто-то крикнул: «Федотов, очнись!».

***

Двое крепких молодчиков теснили к панельной стене торгового центра пухлого мужичка в очках. Тот, прижимая планшет к груди, сбивчиво тараторил, спеша умерить пыл противников.

– Так, давайте все быстро успокоимся. Процесс нормальный… Его жизни ничего не угрожает. Нужно лишь дождаться, когда он выйдет из симуляции и проснётся.

Рядом на небольшом, с виду – массажном, кресле, в шлеме виртуальной реальности лежал бритоголовый парень. Руки и ноги его были опутаны змеевидными проводами. Парень тяжело дышал и время от времени вздрагивал, как от ударов током. Мимо, ничего не замечая, торопливо проходили люди. Иногда, привлекаемые шумом, некоторые прохожие останавливались и на безопасном расстоянии наблюдали за конфликтом. Но никто не вмешивался в него. Пожилой охранник с уставшим лицом стоял в другом конце зала и безучастно следил за входом в магазин. Он слышал шум, но не спешил покидать своё место.

– Какого хрена Колян дёргается? – выпытывал лысый парень в спортивных штанах и футболке с надписью «Вежливый человек».

– Я же объяснял! Это симуляция с полным погружением. Он видит, слышит и чувствует всё, что происходило в сорок первом.

– И боль тоже? – спросил молодчик в бейсболке. На его футболке цвета хаки нелепо висела георгиевская ленточка.

– Не на самом деле. Ему только кажется, что больно. На самом деле, ничего не происходит. Ваш друг сказал: можем повторить… Он хотел боевых действий, и программа нашла ему подходящий сценарий. Понимаете? Технология создаёт проекцию на основе психологического портрета человека… Дождитесь окончания симуляции, и ваш друг очнётся. Невредимым!

– Вытаскивай его сейчас! – скомандовал «вежливый человек».

– Нельзя остановить симуляцию! Это может быть опасно!

– Вытаскивай, а то, нахрен, нос сломаю.

Напротив спорящих мужчин остановился мальчишка лет шести. Сжимая в руках небольшой самолёт времён Великой Отечественной войны, он хмурился и, казалось, собирался что-то сказать.

– Вашему другу будет очень плохо! – выпалил мужичок.

– Ему и сейчас хреново!

– Не ругайтесь, – вдруг сурово выговорил насупленный мальчик. – Мама говорит, что нужно уважать старших. А этот дядя вас старше.

«Вежливый человек» обернулся.

– Слышь, малой. Иди-ка ты… Мать свою поищи и не мешай взрослым дядям.

Мальчик попятился, глядя на «дядю», и вдруг, повернувшись к нему спиной, побежал к столикам фудкорта. Лысый усмехнулся и скомандовал другу:

– Гоша, хватай ботана!

Вместе они скрутили мужичка и, повалив его на пол, выдернули из рук планшет.

– Эй! – крикнул им охранник, на бегу вытаскивая из-за пояса дубинку.

– Как это вырубить?.. – тыча в экран пальцем, спросил приятеля парень с георгиевской лентой.

«Вежливый человек», освобождая товарища от проводов, небрежно бросил через плечо:

– Да крестик нажми и всё.

Гоша остановил свою «бэху» возле невзрачной типовой пятиэтажки. Один подъезд был похож на другой: сломанная лавочка, забитая бутылками урна в ореоле окурков. Сколько раз они сидели здесь, выпивали… Гоша подошёл к серой стальной двери со старым домофоном. Набрал номер квартиры.

– Кто? – голос тусклый, еле перекрывающий лёгкий треск помех.

– Это Гоша.

Ноги нехотя несли на третий этаж. Сегодня была не его среда. Утром звонил Киря и сказал, что в отъезде – прийти не сможет. Гоша набрал несколько раз Сохатого – полный игнор. Пришлось ехать самому.

На пороге уже ждала серая выцветшая женщина без возраста. Платок на голове, длинное траурное платье в пол. Лицо в глубоких морщинах, сведённые брови и усталый взгляд. Казалось, она постарела ещё на десять лет с прошлой недели.

– Здравствуйте, Тамара Витальевна, – сказал Гоша и инстинктивно опустил взгляд. Не мог смотреть в её погасшие серые глаза.

Сухой рукой женщина пригласила в дом. Гоша разулся в коридоре и прошагал на кухню.

– Я тут немного фруктов принёс. Вот, – он несмело положил пакет с продуктами на стол.

– Спасибо, – ответ был, как шелест берёзы за окном.

– Как он?

Тамара Витальевна опустилась на стул.

– По-прежнему… Лежит, бредит… Иной день бывают просветления: меня узнаёт, про вас спрашивает… А иногда – как сегодня…

Её голос надломился, она встала и подошла к окну. Гоша, не в силах оставаться с Тамарой Витальевной наедине, отступил в коридор.

– Я пойду проведаю.

Не дожидаясь ответа, он выскользнул в коридор.

Слава лежал на кровати с открытыми глазами, точно труп. Всякий раз, когда Гоша видел друга в таком состоянии, ему хотелось прислушаться, есть ли дыхание. Взгляд пустой, безжизненный, как будто рассматривает небо сквозь потолок, две квартиры и крышу.

– Здорово, дружище, – сказал Гоша, садясь на стул рядом с кроватью друга. Взгляд даже не дёрнулся.

Три месяца прошло, улучшений не было. Обследование выявило серьезные нарушения нейронных связей. Врачи говорили, что Слава «потерялся» в собственной голове.

– Киря не смог сегодня. Уехал в командировку, – извиняющимся тоном, произнёс Гоша. – Даже не знаю, что тебе рассказать. В выхи на футбол в Москву гоняли. «ЦСКА-Локо» смотрели. Крутой матч был. Сохатый голос сорвал, прикинь! Так орал… И всё равно армейцы продули… Вот. Мишаню Иволгина вчера видел. Весь важный такой, как в школе был, в пиджачке. С девчонкой встречается. Раньше таким вафлей был, постоянно люлей получал, а сейчас поднялся, большой начальник, типа. Вот…

В голову ничего не шло.

– А ещё по телеку сказали, что мы новые лазерные установки разрабатываем. Будут ещё технологичнее, чем у америкосов.

Слава ничего не ответил. Гоша посмотрел на беспомощно лежащего друга. Захотелось кого-нибудь ударить. Со всей силы, чтобы кровь ручьём текла, чтоб до хруста костей.

– Мы обязательно добьёмся, чтобы запретили всю их продукцию! Ещё денег у них отсудим! И тебя на ноги поставим! – с жаром сказал Гоша, но, увидев вошедшую в комнату Тамару Витальевну, осёкся. – Ты, главное, не раскисай.

Когда Гоша встал со стула, Слава промычал что-то невнятное.

– Да, братишка, я тут. Слышишь меня?

– Го… Гоша…

– Да, это я! – Гоша посмотрел на Тамару Витальевну, но у той на лице была всё та же непроницаемая скорбная маска.

– Гоша… та…та… танки. Беги… Беги, я их за… задержу.

Слава резко задёргался в конвульсиях. Подскочила мать, схватила сына за руки:

– Слава, успокойся, пожалуйста. Я здесь… Успокойся.

Вполоборота посмотрев на Гошу, она зло произнесла:

– Уходи отсюда.

Гоша пулей вылетел из квартиры, не попрощавшись с Тамарой Витальевной. Внутри нарастал ком ярости. Он сел в «бэху», завёл мотор, и машина с визгом сорвалась с места.

Больше к другу он не приезжал.

2019

Жертва

(Рассказ)

На заднем сидении «жигулей» было нестерпимо жарко. Врывавшийся через окно ветер нещадно жёг кожу, словно наказывал за преступления. Руслан повернулся к своей девушке. Настя, тяжело дыша, без устали обмахивалась кепкой. Капельки пота блестели на лбу и стекали по вискам. Почувствовав на себе его взгляд, Настя фыркнула и махнула кепкой в сторону Руслана. Он улыбнулся и снова посмотрел в окно.

Поле тянулось бескрайним пёстрым покрывалом до самого горизонта. Вдали темнели отроги Уральских гор. Наглядевшись на унылую однообразную степь, Руслан радовался смене рельефа. Но скоро показался уже знакомый поворот. Когда остановились на обочине, Руслан расплатился с водителем и пожелал ему удачной дороги.

Слабый ветерок шелестел набирающими цвет золотистыми подсолнухами, но на дорогу выбираться не решался. На солнцепёке Руслан почувствовал тошноту. Спешно вытащив бутылку из рюкзака, он сделал несколько глотков. Вода оказалась неприятно тёплой. Заметив, что Настя сиротливо осматривается, он сказал:

– Отсюда недалеко, – и указал на лесок, видневшийся в паре километров.

Девушка, прикрыв глаза ладонью, посмотрела вдаль.

– Ну, недалеко так недалеко, – пожала плечами она. – Сейчас, погоди…

Настя вытащила из рюкзака крем от загара и намазала себе руки до плеч и лицо.

– Надо?

– Не, я привыкший. Давно пора сбросить кожу, – улыбнулся Руслан.

Настя усмехнулась и, заправив под кепку светлую прядку волос, ласково сказала:

– Ты б голову прикрыл.

– Да, верная мысль! – парень порылся в рюкзаке и вытащил цветастую бандану, похожу на ту, что носят велогонщики.

Шли медленно, иногда останавливались попить. Солнце палило жестоко. Хотелось скрыться от него. Но до самого горизонта не было ни деревца, ни облачка. Лишь изредка на потрескавшуюся от зноя землю падала тень хищной птицы, высматривавшей добычу.

Так они прошли ещё минут двадцать. Дорога взобралась на небольшой пригорок, и перед путниками раскинулась вытянутая долина. В её центре блестела тёмно-синяя гладь озера. Один берег, острый и каменистый, порос березняком и резко обрывался в воду, а вдоль другого – пологого и неровно поросшего камышом – раскинулась деревушка.

– Красота какая! – Настя вытянула руки, словно пытаясь обнять долину.

– Несколько тысяч лет назад сюда упал небольшой метеорит, а после ледникового периода образовалось это озеро. Уникальное место, короче!

– Ну ты и умник у меня.

– Надо же тебя чем-то впечатлить!

– Уже впечатлил, – она вытащила смартфон из кармана и сделала снимок. – Руслан, идём? – Настя переключила камеру для селфи.

– Не… я на фотках уродом получаюсь, – отмахнулся он.

Утолив жажду и переведя дух, они начали спуск.

– Красиво тут, – снова отметила девушка. – Только связь не ловит совсем… Не могу загрузить в инстаграм.

– Да, хорошее место. Тихое, какое-то умиротворённое, – Руслан поправил сползающий с плеч рюкзак. – Насть, помнишь, я тебе рассказывал, что отец у меня экскурсоводил?

– Ага.

– Вот в этой деревне мы обычно заканчивали поход. Любимое воспоминание: после долгого перехода по горам, когда сил уже просто нет, ты с разбегу прыгаешь в прохладное озеро. И кайф!

Он на секунду задумался, смакуя воспоминание.

– А мне никогда походы не нравились. Идёшь, идёшь – куда, зачем? Скукотища. Потом падаешь – ни рук, ни ног поднять не можешь. Палатки эти ещё! Какие там прыжки в озеро! Не понять мне вас, – Настя, улыбнувшись, взяла его за руку. – Может, компания не та была.

– Скорее всего, – Руслан улыбнулся и поцеловал её пальцы.

Они были солоноватые и необычайно нежные. Он никогда не чувствовал этого раньше, потому крепче прижал их к губам. Настя рассмеялась.

– Что ты делаешь?

– Наслаждаюсь моментом.

Дома на окраине деревни издалека казались жилыми. Но, подходя ближе, девушка увидела утонувший в крапиве забор и заколоченные окна.

– Не твой? – как бы шутя, спросила она.

– Не. Охотничьи домики не строят в посёлках. Разворуют же, – он кивнул в сторону заброшек. – А эти… года два как пустуют.

Руслан говорил тихо, словно боялся обидеть дома.

– А сколько тут вообще живёт людей?

– Даже не знаю. Никогда не интересовался.

На центральной улице, разрезающей деревушку пополам, они увидели гуляющих кур. Петух погнался было за девушкой, но Руслан шугнул его, топнув ногой. Петух, неуклюже взлетев на низенький забор, принялась кукарекать.

– Кто там моих птичек обижает? – послышался недовольный дряхлый голос.

Из приоткрытой калитки высунулось сморщенное, как урюк, лицо старухи. Выцветшие серовато-зелёные глаза сузились, рассматривая незваных гостей. Потерев длинный нос, старуха осклабилась.

– А-а-а, молодые ребятки приехали. Озерцо как раз прогрелось…

Руслан взял Настю за руку и повёл прочь.

– Баба Яга какая, – прыснула Настя, когда они отошли подальше.

– А что ты хочешь от старого больного человека? Живёт здесь чуть ли не с начала времён и в одиночестве.

– И в этом захолустье? М-да.

– Ну, когда живёшь в нём всю жизнь – привыкаешь, – Руслан нахмурился, что-то обдумывая. – Мне кажется, ей здесь удобно, – добавил он. – Свежий воздух, тишина, своё хозяйство и никто не надоедает.

Деревня осталась за спиной. Дорога спускалась к озеру и у самой кромки поворачивала в сторону. Настя остановилась у воды сделать несколько селфи. Руслан закатил глаза, но терпеливо её подождал.

– Хочешь расскажу башкирскую сказку об этом озере? – спросил он чуть погодя. Настя отвлеклась от камеры.

– Что?

Руслан глубоко вздохнул.

– А… не важно. Сфоткайся вон, на фоне скал.

До охотничьего домика шли молча. Неказистый, невысокий, издалека он напоминал избушку на курьих ножках. Разве что ножек видно не было. Казалось, вот-вот в дверях появится хозяйка и скажет, что уже затопила печь.

– Ну и домик! – присвистнула Настя, пока Руслан отпирал дверь. – Мне как-то отчим рассказывал, что их строят как попало, но я не думала, что настолько.

Вошли. Руслан оставил рюкзак и пакет в сенях, услужливо открыл дверь и пропустил подругу вперёд. В большой комнате царицей расположилась широкая печь – всё остальное вынуждено было ютиться. Стол со стульями расположился у непривычно высокого от пола окна, а два старых советских дивана, перетянутые новой тканью, рассредоточились по углам. По стенам тянулись полки с пыльными банками.

– А тут уютно, – Настя положила сумку на диван. – Совсем не тот туристический минимализм, который я себе представляла.

– С миру по нитке собирали, – ответил Руслан и стянул потную майку.