Грызун

Тематики БДСМ далеко не всегда спят со своими партнёрами по играм. Иногда им достаточно драйва от подчинения, обладания и обмена болью, а для удовлетворения базовых физических нужд есть постылые ванильные супруги.

Секс между Милой и Грызуном произошёл во время третьей по счёту сессии. На съёмной квартире после бурного разогрева Грызун перегнул полуголую Милославу через кресло, прикрутил за руки и за ноги, выдрал ремнём и безобразно надругался – по её собственной настойчивой просьбе.

***

В замочной скважине поворачивается ключ. Прикованная к столу Милослава слышит бряцанье замка. Грызун пришёл – он педантичен и аккуратен, как в жизни, так и в постели. Сучка дождалась своего господина! Сейчас начнётся.

Человек входит в комнату, из своей позы Милослава его не видит, она видит лишь потолок и часть окна. Низ её живота судорожно стонет от приближающейся сладкой развязки. Что Вова с нею сделает в первую очередь? Мысленно Милослава поставила на порку ляжек и промежности – они так соблазнительно-беспомощно раскинуты, что устоять невозможно.

Однако вошедший не торопится наброситься на растянутую жертву в скользком и соблазнительном кэтсьюте.

– И кто это у нас тут лежит? – слышит Милослава издевательский женский голос. – И кого это мы ждём?

Уже понимая, что случилось непредвиденное, Милослава мучительно, с хрустом выворачивает голову набок. И встречается глазами с законной супругой Грызуна – Кирой Владленовной Горной.

***

Первое рефлекторное движение Милославы – сдвинуть распластанные ляжки, чисто женская реакция на присутствие чужого. Но её ноги прочно обвиты ремнями и прикованы кандалами, которые она собственноручно застегнула на все замки. О спасительном карабине возле правой кисти Мила Стах забывает напрочь. Явление хомякоподобной бабы застало её как гром среди ясного неба.

«Вот это номер! – бьётся в мозгу тупая мысль. – Вот это попадалово, голубушка!»

Грузная Кира встаёт над распятой пленницей, мрачно оглядывая съёмное жильё любовников. Рассматривает садомазохистские принадлежности на кровати: стек, крючки, хромированные инструменты. Жена Грызуна затянута в эластичный спортивный костюм – малиновый, с белыми вставками на бёдрах и плечах.

Широкий таз, мясистые губы, колючие глаза. Кира массивнее своей тайной соперницы килограммов на пятнадцать. Серебристые волосы забраны сзади в небрежный хвост, на ногах кроссовки. Похоже, летела сюда со всех ног, опережая неверного мужа.

– Так я и думала, – Горная свысока смотрит в лицо Милославе. – Уютное сладкое гнёздышко с готовой к употреблению шлюхой. Ай да Вовчик! Он думал, я совсем слепая идиотка? На днях я нашла у него три неизвестных ключа и сделала дубликаты со всех. Второй из них оказался от вашей квартиры.

Опутанная цепями Милослава старается не подавать вида, но она испугана до полусмерти. В последний раз она так струхнула будучи ещё молодой студенткой, когда на дискотеке в ДК «Энергосинтез» двое парней пытались затащить её, подвыпившую, в мужской туалет.

С одним из приставал – учащимся ПТУ по прозвищу Нюха – Мила Стах была шапочно знакома, второго видела впервые. Подкараулив под лестницей, парни зажали ей рот, скрутили руки и поволокли в мужскую уборную, воняющую хлоркой, мочой и табаком. Завязалась борьба. Нюха держал её под локти, его напарник пытался поймать жертву за ноги.

Мила пришла на танцы в чёрных лосинах в обтяжку и высоких сапогах. Именно каблуки её и спасли. В дверях туалета студентка умудрилась рассечь неприятелю бровь шпилькой – чуть не в глаз! Парень схватился за повреждённое место и страшно взвыл, между пальцев на пол брызнули красные кляксы.

Потеряв поддержку в лице напарника, Нюха на минуту растерялся. Тут под лестницу заглянули другие люди… в общем, насилия не произошло. Но за эти несколько минут страха, боли и отвращения Мила сразу протрезвела и кончила себе в трусики – обильно, сыро, зубодробительно!

Девчонки в гардеробе отпаивали её водкой, думая, будто Милка дрожит от пережитого стресса. Сидя на чьих-то куртках, спасённая грызла пластиковый стакан и содрогалась от мучительно-сладких излияний ниже пояса. Её ягодицы свело судорогой, сфинктерная мышца заднего прохода сжалась в крохотный напёрсток, матка корчилась от электрических разрядов, а взгляд стал пуст и похотлив, как у обкуренной куртизанки.

– Не зря я попросила знакомого компьютерщика ломануть Вовкин аккаунт, – сумрачно продолжает Кира Владленовна. – Ох, не зря… Ты гадаешь, куда подевался твой возлюбленный кобелёк?

Жена Грызуна наклоняется над распростёртой Милой. Шея у неё и правда морщинистая, щитовидка заметно увеличена. Монгольское лицо выражает усталость и презрение – презрение честной некрасивой жены к более молодой и сексуальной потаскухе.

– Не бойся, я не убила этого придурка, – наконец произносит Горная. – По моей просьбе в пути его тормознули гаишники. Вова не знает, что я взломала вашу переписку. Он уверен, что это случайное недоразумение и спешит к тебе изо всех сил.

Кира Владленовна разглядывает выпученные под кэтсьютом соски Милы Стах. Закушенные пластинами-зажимами, они укрупнились, стали твёрдыми, налитыми как две вишнёвых карамельки. Разглядывает кожаные стринги «пояс целомудрия», сапоги, перчатки, заткнутый кляпом рот. Опять переводит взор на пыточный арсенал и начинает медленно засучивать рукава облегающего спортивного костюма.

– Не пора ли нам с тобой познакомиться поближе, девочка? Ты привязана к столу – и это тоже замечательно… Лучше не придумать!

Только сейчас распятая, оцепеневшая от ужаса Милослава Сергеевна вспоминает о страховочном карабине возле правого запястья. Нащупав пальцами цепь, осторожно перебирает звенья. До застёжки нужно тянуться, однако сделать это незаметно нельзя – хомячиха Кира глядит на неё в упор.

Посасывая кляп пересохшим ртом, Мила молит судьбу, чтобы Кира Владленовна отвернулась хоть на несколько мгновений. Точно так же в шестом классе она ждала, пока математичка Стуженцева отойдёт от её парты.

 ***

– А-а-а-а! Отпустите меня! Кира Владленовна, давайте поговорим как цивилизо… а-а-а-а-а!

– С моим уродом ты тоже общалась цивилизованно? Капрон, наручники, трусики, плётки, лечь-встать? Что Вовка рассказывал тебе обо мне? Уверена, вы ржали надо мной каждый раз, когда трахались.

– Мы никогда не обсуждали вас, Кира Владленовна!… Володя очень вас уважает и любит! Он вас … А-а-а-а, боже, не делайте больше так!

Кира Владленовна не смогла разобраться с застёжками хитроумного кляпа, она просто отстригла маникюрными ножницами лишние ремни на мокром лице пленницы и выдернула красную затычку изо рта. Обслюнявленный шар болтается где-то возле уха Милославы. Между прочим, кляп стоил ей десять евро.

– Сколько времени вы знакомы? Как долго забавляетесь?

– Полгода… всего полгода!

– Врёшь, гадюка!

Пленнице не хватает воздуха. Толстуха в малиновом костюме навалилась ей коленом на грудную клетку и при каждом вопросе дёргает за цепочку прикованные соски, словно погоняет упрямую лошадь. Грызун тоже любит грубо играть с сосками Милославы, но Кира – не Грызун. Она всё делает больнее, злее и расчётливей.

– Итак, сколько вы спите?

– Мы не спим, только играем в ролевые игры! А-а-а! Всего полгода!…

Пригвождённая огромным коленом, Милослава выгибается на столике, не имея возможности защитить свои соски. Свободной рукой Кира Владленовна хлещет её по щекам, разбивая губы. Рот пленницы наполняется солёной слюной, тугое капроновое облачение пропитывается слизью и потом.

«Где этот чёртов карабин? Я сейчас с ума сойду!»

Завывая от боли, правой прикованной кистью Милослава ищет спасительную застёжку, но Кира Горная не даёт ей сосредоточиться – отхлестав любовницу мужа по измазанному гримом лицу, пытается сдёрнуть с неё кожаные трусики «пояс целомудрия». Грызуниха изо всех сил рвёт распятую Милославу за ремень, пристёгнутый поясу и пропущенный между разведённых ног. Крики пленницы переходят в хриплый вой, в нём смешаны мука, ужас и удовольствие. При каждом рывке тесная упругая лента сплющивает невольнице мокрые гениталии. Это жутко болезненное и очень сладостное ощущение.

– Чёрт… – Кира наконец-то убирает колено с груди, давая пленнице глотнуть воздуха. – Как расстегнуть эту хрень? Так и задушила бы тебя твоими же трусами!

Милослава мысленно возносит хвалу небесам и своим кожаным трусикам с секретом – это её единственная защита от мучительницы. По подбородку растянутой Милы Стах текут остатки жирной косметики, соски в сердечках-зажимах стынут от напряжения, а бёдра почти сварились внутри чёрного тугого кэтсьюта, словно сосиски, брошенные в кипяток вместе со шкуркой. Кажется, вот-вот они лопнут и стекут с десертного стола тягучей полужидкой массой.

Кира тупо таскает её за «пояс целомудрия», в натёртом, измочаленном паху Милы Стах царит ощущение, словно её промежность сунули в измельчитель бумаги и включили на полную мощность. Пленница в чёрном нейлоне визжит, пуская слюну огромными радужными пузырями.

Не сумев снять с подопытной трусики-намордник, хомячиха Кира вновь награждает Милу звонкой оплеухой:

– Говори! Говори, сука! Где ты подцепила моего мужа? Сколько он на тебя тратит? Куда возит? Рассказывай всё!

– Мы встретились на сайте «Звёздный сад»!… А-а-ай!… Денег у меня у самой достаточно, я не пользуюсь мужскими подачками! – Милослава говорит отрывисто, то и дело закатывая от боли бразильские глаза. – Отпустите меня! Если вы причините мне увечье, я подам на вас в суд!

Кира сыплет вопросами, не давая невольнице ни секунды времени на ответ.

– Что за «Звёздный сад»? Сколько у тебя кобелей, кроме моего Вовки? Ты ВИЧ-инфицированная или нет? Слава Богу, мы с ним не спим уже три года, только СПИДа мне не хватало!

Вова-Грызун не спит с женой? Интересная новость! В свои пятьдесят лет Володя как мужчина очень даже боеспособен, несколько лет назад бросил курить и регулярно наблюдается у андролога. На каждом свидании он насилует Милославу связанной по нескольку раз. Излишней ревностью Милослава никогда не страдала, однако ей почему-то приятно, что Володя игнорирует супружеские обязанности со своей законной жирной дурой.

– «Звёздный сад» – сайт для неприличных взрослых игр… – губы у Милы распухли, но она язвительно ухмыляется. – Как раз для тех, кому жена по три года дать не соизволит!

– Твари! Твари! Твари!

На глаза Кире Владленовне попадается стек в форме ладони. Не найдя слов, она лупит пленницу стеком по разведённым, прикованным ногам, облитым тёмным и блестящим нейлоновым лаком. С оттяжкой стегает Милу Стах прямо между ног – по мыску кожаных трусиков, туго обхвативших промежность жертвы. Милослава кричит и ворочается на столике. «Пояс целомудрия» немного смягчает удары, но её женское естество разбухло до невообразимых размеров. Брызги женского сока стреляют из влагалища в замшевую изнанку трусиков, словно из садового распылителя.

– Твоё место жительства? – бушует Грызуниха. – Адрес? Место работы? Год рождения? Кто тебя такую выродил на свет божий? Всё мне расскажешь, шлюха мазохистская!

Милослава сбивчиво лепечет обо всём, что в голову взбредёт – половина её рассказа правдива, половина – враньё. Громкие шлепки стека по сырой нейлоновой женской плоти похожи на размеренные аплодисменты. Стек и плётка – пустяки, к подобным истязаниям Мила давно привыкла. Будет гораздо хуже, если Грызуниха Кира вздумает вырвать ей соски или разодрать промежность кривыми щипцами из БДСМ-набора. Всего лишь на расстоянии вытянутой руки от Киры стоит сумка «Мишель Карс», сладкий мешочек с инквизиторским арсеналом.

Ополоумевшая Кира Владленовна всё больше напоминает математичку Стуженцеву из школьного детства Милы Стах – и это сходство вкупе с пытками заставляет живот и матку пленницы корчиться в дикой конвульсии от бурных сексуальных выплесков.

Сорвав первую злость, Кира переламывает стек об колено и отбрасывает. Ещё минус десять евро. Угодившая в ловушку Мила Стах не уверена, выберется ли сегодня отсюда живой, но автоматически подсчитывает свои убытки.

Кира переводит дух, тяжело потрясая грудью в малиновом костюме. Её монгольская плоская физиономия тоже стала пунцовой: судя по всему, Грызуниха хроническая полнокровная гипертоничка. В этот момент Мила всё-таки нащупывает проклятый карабин и с силой жмёт на клапан застёжки.

Карабин заел!

***

Не замечая манипуляций пленницы, Кира Горная утирает пот, вертит в руках колесо Вартенберга – колючий катышек на металлической ручке.

– А эта штучка для чего, Милослава Сергеевна? Куда мой Вовка тебе её запихивает?

Дежа вю: Миле Стах опять мерещится, что она в школе, отшумела большая перемена, идёт четвёртый урок, а она – близорукая блондинистая девочка за второй партой в левом ряду. Раскрытая тетрадь, учебник, голубая кофточка, серая расклешённая юбка. И над нею угрюмой глыбой нависает астматичная Нина Георгиевна Стуженцева в стоптанных туфлях, с указкой наперевес.

«Стах, хватит вошкаться! Что я сейчас говорила? Что?»

И правда – что? Какие-то коэффициенты, слагаемые, производные… Димка Легостаев давится недоеденным пирожком, чернявый Сашка Буйков дует на ушибленную руку. Невыносимо чешется в трусиках. Сыро, тесно, бурливо, словно там бродит ком квашеного теста. Но руки Милы Стах прикованы железом к парте и карабин ни в какую не открывается.

Хомякоподобная Кира Горная в малиновом костюме проводит колёсиком Вартенберга по своей обнажённой руке. Морщится, сердито одёргивает рукав.

– Что вы в этом находите, чокнутые стервы? Плётки, щипчики, ремни… Я бы на твоём месте двух секунд не выдержала!

Милослава молча обливается слезами, сглатывает кровь с рассечённых губ. Её часто пытали в постели любимые мужчины, но чужие жёны – никогда. В данную минуту она душой и телом принадлежит этой хомякоподобной Грызунихе – вместе с заевшими наручниками, кэтсьютом, слюной, растрёпанными волосами, половыми рефлексами, потёкшим ртом, обтянутой задницей, выстрелившим в трусики клитором, распухшими сосками… со своим запахом, беспомощностью и интимными фантазиями.

«Наручник не отстёгивается… Грёбаный карабин! Почему всё в самое неподходящее время?»

Кира Владленовна теребит пластины на сосках арестантки, выкручивает их туда-сюда, будто регулирует тумблеры на пульте звукорежиссёра. Потная женщина на десертном столе ёрзает, вертит задом от возбуждения и боли.

Нейлоновый кэтсьют Милы поскрипывает, потираясь о ремни. От пленницы распространяется знойный жар, запах слипшегося эластика и половых выделений. Как часто бывает во время сессии, Милославе страшно хочется вылизать свои ноги и груди, ощутить во рту горьковато-перечный вкус капрона, вкус женской соли, пота, физического желания и тайны.

– У тебя есть дети? – неожиданно спрашивает Горная. – Вы с Вовкой предохраняетесь?

– Нет, – этого факта Мила никогда не скрывает. – Детей у меня не будет. Бесплодие.

– А у нас двое – Вадим и Глеб, как братья Самойловы в «Агате Кристи», – говорит грузная Кира Владленовна. – Уже взрослые. И три внука. А ещё у Вовки есть куча распущенных баб вроде тебя. Наверное, поэтому в койке я больше ему не нужна.

– Я не шлюха. «Звёздный сад» – клуб по интересам. Я даю твоему Вовке то, чего ты дать не хочешь… А-а-а-а! Не надо!

Подмышкой у Милы вспыхивает боль, перемещается по груди и животу. С любопытством ребёнка Кира катает колючий пластиковый шарик по разведённым бёдрам распятой женщины. Мелкие шипы раздражают Миле разгорячённую кожу, щекочут десятками лапок, словно назойливая муха. От прикосновения шарика потревоженные места чешутся, как от крапивного ожога, но почесаться пленница не может, она способна только выть и колотить по столу правым запястьем в безуспешной попытке ослабить замок наручника.

«Почему застрял карабин? Дурацкая железка! Дурацкое садо-мазо и Грызун – лох, каких мало!»

В глубине души Милослава понимает, что Вовка не виноват, и это понимание её тоже бесит. В наше цифровое время от взлома аккаунта не застрахован никто. Просто Грызуниха оказалась хитрее, чем они предполагали.

Шарик путешествует по икрам и бёдрам Милы Стах, по её подколенным сгибам, бокам и лопаткам. Лезет к шее, затылку, дразнит локти и ладошки сквозь перчатки. Распростёртая женщина в нейлоне вяло вздрагивает, мышцы её брюшного пресса ноют от бесконечных спазмов. Сильно давят кожаные трусики, болят вывернутые локти, в эротичных сапогах скопился липкий кисель из пота.

Если Кира нажмёт на колёсико сильнее, шипы начнут буравить кожные покровы пленницы всерьёз. Любой садомазохистской примочкой можно изуродовать человека так, что родная мать не узнает. Грызуниха делает несколько движений шариком между ног рабыни, поверх кожаных трусиков. Иглы колются не очень больно, но когда тело возбуждено и напряжено, любое прикосновение чувствуется в десятки раз острее, чем в состоянии покоя и расслабленности. Беспомощная пленница хрипит, пытается сдвинуть ноги, но её прикованные лодыжки и связанные ляжки неподвижны как монолит.

– Я понимаю, потаскуха, что ты получаешь свой кайф, – вдруг спокойно говорит Кира Владленовна. – Смешно. Такое чувство, что я выполняю работу гулящего мужа.

Отбросив колючий инструмент, она кладёт руку на пульсирующее бедро Милославы, обтянутое невесомым, очень упругим нейлоном. Пленнице кажется, что низ её живота – это раскалённое солнце. Пальцы Киры Владленовны начинают рисовать лучи к воображаемому солнцу – по дрожащему животу, коленям, бёдрам… бесконечное  множество лучей. Все лучи сходятся в одной точке, но не касаются её.

Мила Стах кусает разбитые губы и жмурится. Напряжённый, невыносимо тугой нейлон на её ляжках издаёт тонкий, неслышный, почти ультразвуковой писк. Наверное, на такой ноте пищат летящие маленькие ночные хищники. Подбираясь к центру «солнышка», пальцы Киры сдавливают её всё сильнее, нажим делается всё глубже, кожа и мышцы невольницы готовы лопнуть вместе с капроном от вновь нарастающего желания и прилива крови.

– Никогда не понимала лесбиянок, – тихо говорит Кира. – И не изменяла Вовке, хотя надо бы… тебе нравится, что я делаю?

– Да… – неожиданно отвечает лежащая Мила. – Я не сплю с женщинами, но очень… Очень нравится.

Растянутая цепями, она постанывает, подаётся навстречу руке Грызунихи, навстречу неожиданной ласке, но не может пошевелиться. Пальцы Киры чертят лучи вокруг вздутого сокровенного, женского, нежного, распирающего мокрый лепесток трусиков. Мила Стах чувствует под собой влажность. Она мечтает, что рука этой женщины с монгольскими скулами полностью замрёт между ног и сдавит её – жадно, требовательно, зло…

– Как классно шелестит твой капрон, – задумчиво говорит Кира Владленовна. – Я не люблю носить колготки. Знаешь, раньше Вовка тоже заставлял меня мучиться связанной, а я не хотела… По три недели не пускала его к себе в койку. В молодости он пробовал подвесить меня в наручниках, но опыт был неудачным. От страха я сопротивлялась и чуть не переломала себе руки.

– БДСМ – сложная наука для избранных, – хрипло говорит Мила. – Всё равно что ходить по лезвию ножа… а-а-ах!

Грызуниха-Кира словно позабыла, что пять минут назад готова была убить любовницу неверного мужа. Она самозабвенно наслаждается шелестом тончайшего итальянского нейлона. Рука Киры Владленовны, ставшая почти нежной, ползёт по её нейлоновой оттопыренной ноге – по колену, затем по бедру.

От дразнящих прикосновений пленница дёргается в оковах, а ладонь Грызунихи продолжает скользить по напрягшимся упругим холмикам и впадинам её истерзанного тела. Ключицы, живот, подмышки, низ живота… Словно неведомый художник вразброс рисует свои дьявольские узоры на своём покорном, сверкающем, живом, мычащем полотне. Его кисть извлекает из безропотной рабыни музыку звуков и чувств.

Пальцы Киры трогают поочерёдно все рёбра – Мила едва не задыхается от щекотки. Пальцы обводят контуры бёдер – Мила воет, как распалённая панельная девка под пьяным матросом. Пальцы касаются выпуклых, защемлённых в железе сосков – Мила воет как раненая волчица с простреленной грудью.

Поясница, локти, живот, шея, уши… рискуя вырвать себе руки из плеч, Мила плачет, смеётся и рычит от дикого желания. Она ждёт, когда же Грызуниха Кира доберётся до её стянутого нейлоном лобка. «Пояс целомудрия» давно промок насквозь. Если его снять, на женские бёдра хлынет озеро булькающей лавы с температурой три тысячи градусов.

Пальцы мучительницы бегут по животу, чертят петлю вокруг пупка… ниже… ещё ниже… вот они уже приближаются к тому месту, где у Милы обычно находится верхняя резинка трусиков. Ещё бы спуститься на пару дюймов ниже!… и сильнее!… больнее!… туда!… боже, почему так крепко прикованы руки и не расстёгивается зловредный карабин?

В мозгу у распластанной Милы Стах – ни одной мысли. Весь мир сосредоточен на летящей по её телу сладостно-мучительной кисти художника…

– Ты сделаешь кое-что для меня, – гипнотически шепчет Кира. – Ты ведь дашь мне свой рот?

Вопрос чисто риторический. Зачем спрашивать разрешения сделать что-то с сырым накрашенным ртом Милославы, если деваться из цепей ей всё равно некуда? От долгих пыточных процедур, кандалов и тесных кожаных плавок тело Милы Стах настолько мокрое и липкое, словно она купалась в кипящем курином бульоне. В глубине полураскрытого рта мотается розовый язык и полощется слюна. Иногда длинные нитки слюны перехлёстывают через край и текут с уголков губ.

Вынырнув из малинового костюма и скинув трусы, Кира садится на лицо разложенной рабыни в чёрном кэтсьюте. Её груди могут посоперничать величиной с грудью Милы Стах: два белоснежных дома, упрятанных в спортивный розовый лиф. Пушечные ягодицы Киры накрывают размазанное лицо Милославы, словно огромная подушка с пульсирующим родником посередине.

– Сделай мне, Милослава Сергеевна… – Кира Владленовна почти просит рабыню, устраиваясь на ней поудобнее. – Сделай мне то, чего давно не делает со мной Вовка, и может, я тебя прощу…

Всё это время Милослава сжимает прикованной рукой забастовавший карабин – свою последнюю надежду. И в этот миг карабин расстёгивается.

Не прекращая поступательно-сосательных движений языком, погребённая под тушей Киры женщина неловко поднимает освобождённую руку. Сначала кажется, что Милослава хочет вцепиться в горло своей мучительнице… но внезапно передумывает и крепко обнимает свою наездницу за обнажённую белую спину.

– Давно забытое ощущение… – блаженно бормочет в пространство Кира Владленовна. – Как хорошо! Боже, как хорошо…

***

Гремит замок, распахивается дверь – в квартиру-студию врывается Грызун.

Обычно неторопливый и представительный, сегодня Владимир Горный страшно торопится. Проклятые гаишники по пути вынесли ему все мозги, он опаздывает к Милославе на целых полчаса и переживал, что «сучка на случке» его не дождётся.

– Маленькая моя, я здесь! Я прилетел! Почему ты не берёшь… Кира? Ты? Откуда?

Вова-грызун замирает, словно наткнувшись на бетонную стену. Он видит разбросанные по комнате вещи, видит десертный столик с прикованной к нему Милой Стах в чёрном кэтсьюте. Её тело снизу доверху облито нейлоновым полупрозрачным комбинезоном, обтягивающим тело без единой складки и морщинки. Под синтетической плёнкой выделяются настороженные соски, капелька пупка, туго обхваченное лоно. Он слышит в воздухе тот самый запах, который у них с Милой обычно царит после горячей БДСМ-сессии: запах дублёной кожи, нержавеющей стали, сексуального сока, дамского пота и слишком тугого нижнего белья.

Но прежде всего Владимир, конечно, видит свою собственную голую супругу Киру Владленовну, уютно оседлавшую рот его любовницы. Из-под живота Киры доносится тяжёлое дыхание, сопение и чмоканье, которые ни с чем нельзя перепутать.

– А-а-ах, Милочка… да, солнышко… – Кира томно ёрзает на пленнице могучим задом. – Вовчик, это ты? Проходи, присаживайся! Видишь, мы уже познакомились…