Коррекция

– Мне и на своём неплохо, – сказал он. – Во всяком случае, так было до вашего появления. Я не верю в то, что вы сейчас сбежите, но должен учитывать и такое. Это гимнастёрок у меня много, а шкура одна. Ладно, поедете вдвоём, но я дам в сопровождение ещё одного человека.

Оба приставленных офицера ГБ молчали всю дорогу, лишь в самом ателье подтвердили заказ Алексея. Его быстро измерили и сказали, что через день всё будет готово. С Лидой провозились дольше. Её заказ на женскую офицерскую форму вопросов не вызвал, а вот требование пошить брючный костюм удивило мастера, который их обслуживал. Жене пришлось минут десять объяснять, что и как должно быть пошито. На обратном пути заехали в несколько магазинов купить краски и всё остальное, что нужно для рисования.

– Надо заехать за водкой и можно возвращаться, – сказал Алексей шофёру.

– Если она нужна для звёздочек, то никуда заезжать не нужно, – вмешался один из офицеров. – Вам всё выдадут из запасов кухни.

– Что это? – удивлённо спросил майор на вахте, когда ему предъявили к проверке несколько сумок со всякой всячиной для рисования, холсты в подрамниках и мольберт.

– Я художник, – сказала ему Лида. – А это мне нужно для работы. Думаю написать портрет Хозяина.

После этого заявления офицеры бегло осмотрели содержимое сумок и погрузили обратно в салон, обращаясь к Лиде подчёркнуто уважительно.

– Зря раньше времени раскатала губу, – сказал жене Алексей, затаскивая покупки наверх. – Сталин не любит позировать даже фотографам. Жаль, что не подумали сделать фотографию того портрета.

– Это ты не подумал, – довольно сказала она, – а я подумала и сделала и заодно взяла с собой несколько семейных фотографий. Я отнеслась серьёзнее к словам Валентина и оказалась права. Мне кажется, что его догадка о вмешательстве бога – это совсем не ерунда, как ты думаешь. Всё, о чём он говорил, произошло на самом деле. Может быть, это не тот бог, которому молятся в церкви, но явно какое-то высшее существо, если для него не писаны законы природы.

– Если не тот, тогда пусть будет бог, – согласился муж. – Для нас с тобой нет никакой разницы, естественная у него сущность или сверхъестественная. Дай мне фотографию портрета матери. Покажу Сталину, возможно, он разрешит тебе сделать наброски. Рисовать в любом случае придётся по ним и по памяти.

– Можно подумать, что мама позировала мне три месяца! – ответила Лида. – Главное – понять человека. Возьми фотографию, но никому не отдавай, она у меня одна. Открой, стучат.

Стучал Рыбин.

– Алексей, возьми список вопросов, – сказал он, зайдя в комнату. – Мне приказано передать, что к Хозяину скоро приедут гости. Это несколько высших руководителей, которые будут здесь обедать. Такие визиты не редкость, редкость – гости вроде вас. Хозяин не хочет, чтобы вас сейчас видели, поэтому сегодня лучше не выходить из комнат. Если они не уедут, ужин вам принесёт кто-нибудь из нас. Свои ответы отдашь завтра. Нужно что-нибудь ещё?

– Нет, Лёша, спасибо, – ответила Лида. – Если не дадите умереть голодной смертью, то мы отсюда не выйдем.

– И постарайтесь не выходить на веранду и открывать окна так, чтобы было незаметно со двора. Эти люди хорошо знают, что комнаты второго этажа не используются, не стоит вам обращать на себя внимание.

– Хорошо, что здесь есть санузел, – пошутила Лида, когда вышел телохранитель. – Можем отсидеться, не испытывая неудобств.

– В охране наверняка есть люди, которые обо всём докладывают наверх, – сказал Алексей. – О нас знают в министерстве, поэтому узнает и Берия. И не один он такой умный, у других тоже должны быть информаторы. И включение меня в штат министерства и охраны Сталина уже ничего не изменит. У того же Берии возникнет вопрос, с чего такая честь какому-то майору, которого Хозяин поселил в лучших комнатах дачи, да не одного, а вместе с женой. И он легко сможет узнать в министерстве, по чьему указанию у них появился ещё один майор. И как после этого жить в нашей квартире, особенно тебе? Боюсь, что, пока Сталин с ними не разберётся, мы здесь застрянем. Или он переведёт нас в помещение охраны, хотя, судя по её численности, там нет свободных помещений.

– А он точно будет с ними разбираться? – спросила жена. – С Берией, наверное, разберётся, а вот с остальными?

– Когда имеешь дело с Иосифом Виссарионовичем, предсказывать его действия – неблагодарное занятие. Лишь бы не попытался их стравить. Раньше он часто так поступал, и это всегда срабатывало, а сейчас может не сработать. Они слишком сильно его боятся и хорошо изучили. С большинством нужно расправляться сразу, и всё делать быстро, не используя аппарат МГБ, только своих людей. А много их у него? И сделать нужно так, чтобы не связали со Сталиным. Народ переживёт такой падёж руководства, а вот партийная верхушка будет в панике. У каждого из лидеров повсюду свои люди, сложились определенные отношения и связи. И всё это враз рухнет. А у нас в традициях, что падение лидера тянет за собой чистку большей части его сторонников. И сейчас нужно действовать по такой же схеме и при этом не навредить управлению государством. Одна надежда на ум, опыт и изворотливость Сталина и на веру в него народа. Это десять лет назад партийные консерваторы могли обвинить его в отходе от канонов и снять, сейчас это не выйдет. И от культа личности может быть польза.

– Давай отдохнём от политики, – предложила Лида. – Переодевайся и будешь позировать, а я сделаю несколько набросков.

– А почему не сразу на холсте?

– Потому что мне его долго готовить. Ты лучше не спорь со мной, а то нарисую злым и некрасивым! Готов? Голову немного поверни… Вот так и сиди, только смотри на меня, как смотришь, когда я просыпаюсь.

Глава 10

– Что-нибудь получается? – спросил Алексей, которому надоело позировать.

– Уже устал? – спросила жена. – Можешь отдохнуть, но ко мне не заглядывай. Слышишь, приехали машины? Это, наверное, гости. Не хочешь посмотреть в окно? Отсюда должно быть видно, а они тебя не заметят.

– Что на них смотреть! – ответил он. – Их всех нужно быстрее убирать. Хорошо, что Сталин мне поверил, и не пришлось врать. Был заговор или его не было, но я постарался бы подвести его к этой мысли.

– Давай больше не будем о них говорить? – попросила Лида. – В самом деле, сколько можно! Как представлю всю эту огромную пирамиду полуграмотных партийных чиновников, озабоченных только личным благополучием и готовых из-за него лить кровь…

– Бог с тобой, малыш! Откуда ты это взяла? Если бы всё было так, как ты сказала, проще было пойти и повеситься! Какие тогда, к чёрту, реформы! В партии очень много порядочных людей, в том числе и на руководящих должностях. Конечно, они не ангелы, но и не дерьмо. Дерьмо по известному правилу всплывает на самый верх. Я не знаю, сколько сейчас членов в ЦК, но вряд ли больше сотни. И основная борьба после ликвидации верхушки разгорится там! Если удастся взять под контроль ЦК, никто из остальных и не пикнет! Можно заблокировать созыв съезда и постепенно разбираться со всеми секретарями обкомов и крайкомов, часть из которых заседает в том же Центральном Комитете.

– Всё, я неправа и молчу. Тебе видней, но давай на этом закончим. Ты вроде завтра должен был ехать в министерство?

– Поеду, если Старостин ничего не переиграет.

– Меня волнует твоя поездка. Ты что-нибудь знаешь о министре?

– Об Абакумове? Кое-что проходили в училище. Во время войны он возглавлял «СМЕРШ». Это военная контрразведка. В министерстве государственной безопасности практиковал пытки, а потом его самого арестовали, но сколько ни допрашивали, так и не выбили признания вины. Это всё, что вспоминается.

– Как ты думаешь, о чём будет разговор?

– А тут и думать нечего, ясно, что он попытается выяснить, кто я такой и откуда взялся. И я могу его понять. Если по моей вине что-нибудь случится с вождём, ему не поможет то, что на моём назначении настоял Сталин. Приказ был передан через Старостина и подтверждён Сталиным по телефону. Не осталось ни одной бумаги, всё было только на словах. И формально он мог не подчиниться.

– Что будешь отвечать?

– Хочу попросить Сталина написать ему записку и датировать её двумя днями раньше. Пусть письменно подтвердит свою просьбу и как-нибудь обоснует свой запрет на мою болтовню. Ему это нетрудно, а у министра появляется соломка, подстелить под задницу. Он и на меня не станет сильно давить. Если эти нахлебники долго не задержатся, сегодня же скажу Старостину.

«Нахлебники» уехали в девять вечера. Самохины поужинали и сидели на веранде, не включая свет, который легко было заметить от ворот даже со шторами, когда послышались голоса, смех и шум моторов нескольких машин.

– Пойдёшь? – спросила Лида. – Не поздно?

– Для него это не время, – ответил Алексей, поднимаясь с кресла, – а вот Старостин может уйти. Уже уехали, так что можешь включать свет.

Он вышел из гостиной и спустился по лестнице в коридор.

– А я к тебе, – сказал ему вышедший в коридор Старостин. – Он хочет тебя видеть.

– Это кстати, – отозвался Алексей, – а то я уже хотел обратиться к вам. Теперь скажу сам. Кто дежурит?

– Григорий Пушкарёв. Ты с ним ещё не встречался, так что я провожу. Пойдём, хозяин не в кабинете, а в рабочей комнате.

Пушкарёв – высокий, широкоплечий парень – дежурил в прихожей.

– Никуда не вышел? – спросил Старостин о Сталине. – Тогда заходим.

Сталин сидел за столом и что-то писал.

– Присядьте, – кивнул он на стулья. – Сейчас закончу.

Дописав,вложил бумагу в конверт и отдал Старостину.

– Оформи и отправь Поскрёбышеву. Теперь разберёмся с тобой. Просьбы ко мне есть?

– Есть, Иосиф Виссарионович, – ответил Алексей. – Мы с Михаилом Гавриловичем хотим завтра посетить Абакумова. Его заинтересовал такой мутный тип, как я. Мало того что я оказался в опасной близости от вас, так ещё нужно присвоить звание старшего офицера ГБ. Я и подумал, что неплохо было бы успокоить его вашей запиской. Всё-таки хоть какой-то документ. Телефонный звонок к делу не подошьёшь. Заодно в ней можно приписать, что вы запрещаете мне распространяться о себе. Наверняка он попытался навести справки, получил в результате дырку от бублика и теперь будет на меня давить. И о моей жене он уже знает и гадает, с чего это ей такая честь.

– Что-то уже придумал? – спросил Сталин.

– Лида хороший художник. Вот фотография портрета её матери.

– Работа мастера, – оценил Сталин, возвращая фото. – Хочет нарисовать меня?

– Я знаю, что вы не любите позировать, – сказал Алексей, – но это не потребует много времени. Она лишь сделает эскизы, а работать будет по ним. И это не к спеху, сейчас она взялась за мой портрет. Нужно вспомнить технику и потренироваться. А для Абакумова хоть и хилое, но объяснение.

– Это не объяснение, а так… – Сталин недовольно нахмурился, достал и раскурил трубку. – О вас скоро многие узнают, поэтому нужно придумать что-нибудь получше, а пока пусть будет портрет. И вот ещё что… От твоего устройства для чтения плёнок устают глаза. Мне сделают все книги, а тебе нужно написать свои объяснения, не дожидаясь, пока у меня появятся вопросы. Я не один буду их читать. Задача ясна? Завтра к вечеру должен подъехать один человек, и я вас познакомлю. А с Абакумовым будь осторожен. Когда оформят все документы?

– Завтра заберём форму, а послезавтра – документы, – ответил Старостин. – Это если ничего не помешает. Послезавтра же включим в работу. Думаю пока с его помощью потренировать ребят.

– Сможешь совмещать с записями? – спросил Сталин. – Ну раз сможешь, потренируй охрану. Это всё? Тогда я вас не держу.

– У руководства работа начинается в девять тридцать, – сказал Старостин, когда они вышли в прихожую. – Утром у Абакумова совещание, потом он с час работает в своём кабинете, а вот, когда закончит, мы и подойдём. Ехать здесь всего ничего, поэтому будь готов к одиннадцати. Шофёра брать не будем, поведу сам. Заодно и поговорим.

– Сказал? – спросила жена, когда он вошёл в гостиную.

– Сказал. Записку он напишет. Я предложил объяснить твоё пребывание на даче рисованием портрета, так он посмотрел на меня как на дурачка. Сказал, что придумает что-нибудь более жизненное. Плохо, что я почти ничего не знаю по этому времени и не узнаю, если буду сидеть на этой даче. Насколько всё было бы проще, если бы нас перенесли лет на двадцать позже.

– Толку об этом сокрушаться! Ты показывал ему фотографию? Тогда возвращай обратно. Когда едете?

– В одиннадцать нужно быть готовым.

–Позавтракаем, я поглажу брюки, и поедешь. Паспорт сейчас положу в пиджак. Когда поедем за одеждой?

– Не терпится натянуть брюки и посмотреть, как на тебя сделает стойку мужская часть населения дачи? Вынужден огорчить: ты завтра не поедешь. После министерства всё заберём. Это классное ателье: они шьют без повторных примерок, и никто не жалуется.

На следующий день Старостин появился чуть раньше.

– Броский костюм, – сказал он, осмотрев Алексея, – ну да ладно. Раз уже готов, выедем чуть раньше. Заскочим в Кремль кое-что отдать, а потом поедем в министерство.

– И меня туда пустят только по паспорту? – удивился Алексей.

– Конечно, нет. Постоишь на площади, а я обернусь за пять минут. Пошли к машине.

Машиной оказался уже старый ЗИС – 101.

– Удивлён? – усмехнулся Старостин. – Это разъездная машина для поездок вроде нашей. Хозяин и «девятка» ездят на бронированных сто пятнадцатых. В гараже их пять штук. «Девятка» – это у нас выездная группа охраны.

– А почему вы зовёте его Хозяином? – спросил Алексей, садясь на переднее сидение рядом с подполковником. – Он об этом знает?

– Это для посторонних. Между собой наши ребята зовут его Дедом. Тебе тоже не возбраняется, когда станешь для них своим.

Старостин завёл мотор и после проверки выехал за ворота.

– Хочу с тобой поговорить, – сказал он Алексею. – К тебе теперь многие будут присматриваться, а кое-кто попробует сблизиться. В глазах всех ты новый любимчик Сталина. Вынырнул неизвестно откуда, был обласкан и приближен, даже поселён на даче вместе с женой в комнаты для почётных гостей. Ты знаешь, что там жили Мао Дзэдун, Броз Тито и Черчилль? А теперь живёте вы. Почти наверняка об этом знают уже и Абакумов, и Берия. У них есть здесь свои люди. Не из телохранителей или «девятки», а их тех, кто сидит на воротах и патрулирует территорию. Буду удивлён, если никто не стучит Маленкову. О твоём геройстве в комнате отдыха тоже доложат. Я думаю, что Берия не утерпит и примчится на вас посмотреть.

– Как вы к нему относитесь?

– Нормально я к нему отношусь. И он относится к нашим парням так же. Частенько заходит поиграть в бильярд или сыграть в козла. Не веришь? Ну и зря. За проигрыш он даже лазил под стол. И давай на ты. А то я тебе тыкаю, а ты мне в ответ показываешь своё воспитание. Мы не сильно разнимся по возрасту и званию.

– Ты просто держал дистанцию, поэтому и такое обращение.

– Ладно, с этим закончили. Держи свою бумагу для Абакумова. Сталин вчера написал. Думаю, что она его удовлетворит. Если со Сталиным из-за тебя что-то случится, погоны он потеряет, но может сохранить голову. Войди в его положение и не обижайся: проверять тебя будут в любом случае. И на Власика будут давить, чтобы он держал тебя подальше от Сталина. Николай в данном случае ничего не решает, но Абакумов и здесь прикроется. Он принял меры, а если начальник Главного управления охраны не отреагировал должным образом, его и наказывайте. Так, теперь я остановлю машину, а ты выйдешь и немного подождёшь. Мне нужно передать пакет Поскрёбышеву, а он предупреждён и ждёт, так что я быстро обернусь.

Через пятнадцать минут Старостин вернулся, забрал Алексея и погнал машину на Лубянку. Приехали вовремя. Пропуск на Самохина был готов, поэтому быстро прошли проверку и поднялись на третий этаж. По засланному красной ковровой дорожкой коридору дошли до приёмной министра. Абакумов был у себя и сразу же их принял.

–Здравствуйте, Виктор Семёнович, – поздоровался Алексей. – Я пока не в штатах и в цивильном, поэтому не буду щёлкать каблуками.

– Здравствуй, – отозвался министр, с любопытством осматривая Самохина. – Не обижаешься, что на ты? Ну и прекрасно. Ты ещё не в штатах, а у меня из-за тебя уже прибавилось седых волос. Я не могу отказывать Иосифу Виссарионовичу в его просьбе, а выполнять не имею права! Извини, но ты очень подозрительная личность. У вас с женой ни документов, ни биографии. Вы, случайно, не с неба свалились? И такому человеку я должен присвоить звание майора и ввести в охрану Сталина!

– Я всё понимаю, товарищ генерал-лейтенант, но ничем не могу помочь, – сказал Алексей. – Мне запрещено говорить о своей семье. Прошу вас взять эту бумагу и ознакомиться.

– Ладно, к этому разговору мы ещё вернёмся, – сказал Абакумов, прочитав записку Сталина.

Он хорошо владел собой, но Алексей заметил мелькнувшее на лице удовлетворение. Они перебросились несколькими фразами, и Абакумов их отпустил.

– Завтра придётся приехать в отдел кадров, – сказал Алексею Старостин, – а сейчас едем за одеждой.

От министерства до ателье оказалось недалеко, а одежда была готова и оплачена, поэтому много времени не потратили.

– Тебе идёт форма, – сказала жена, после того как он по её просьбе надел на себя один комплект обмундирования. – Но я не могу смотреть без улыбки на эти галифе, хотя пошито качественно. Давай теперь я примерю.

– Начни с офицерской формы, – попросил он. – Ты, кажется, что-то меняла?

– Попросила больше приталить, и не делать такую широкую юбку. Постой здесь, а я переоденусь в спальне.

Она ушла в спальню и отсутствовала минут десять.

– Хотел тебя выругать из-за того, что слишком долго одеваешься, – признался Алексей, когда она вошла в гостиную и крутанулась на месте, показывая себя со всех сторон, – но сейчас не поворачивается язык. Я слышал, что для многих женщин мужчина в военной форме выглядит привлекательней. Так вот, хочу сказать, что эта форма и тебе добавила прелести. Так и хочется её с тебя…

– Тогда пойду в ней на обед! – решила Лида. – Посмотрю, один ты падкий на девчонок в форме или это у вас общий бзик. Жаль, в тапочках совсем не тот вид, но не надевать же туфли на моих каблуках. И пойдём быстрей, а то уже три часа, и я проголодалась. Костюм потом померю.

Увидевший их Пушкарёв на мгновение замер, а потом показал Самохину поднятый вверх большой палец.

– Ты ему понравилась, – сказал Алексей.

– Грише? Да, я заметила. Пошли быстрее, всё равно мужчин больше не будет.

Она ошиблась: когда они уже поели, отнесли на кухню подносы с грязной посудой и возвращались к себе, из кабинета вышел Сталин.

–Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! – поздоровалась Лида.

– Здравствуй, – ответил он. – Постой на месте, посмотрю. Да, так лучше.

– Что он хотел этим сказать? – спросила жена, когда Сталин ушёл.

– Наверное, понравились твои усовершенствования формы, – предположил Алексей. – Теперь все будут щеголять в такой же, и ты сразу потеряешь половину своей привлекательности.

– Ничего, надену брючный костюм, в нём больше этой привлекательности!

– Может не надо? Вдруг я не выдержу, а на полный желудок…

– Слушай, Лёш, – она остановилась перед лестницей и прижалась к мужу. – Как ты думаешь, может у нас уже появиться ребёнок? Ты ведь много успел сделать…

– Тебе так не терпится стать матерью? – спросил он. – Мы сейчас в подвешенном состоянии, случиться может всё что угодно. Куда спешить?

– Было бы мне лет двадцать, я никуда не спешила бы!

– Ты знаешь, малыш, – задумчиво сказал Алексей, – мне кажется, что ты стала выглядеть заметно моложе.

– Ты знаешь, мне тоже! И почему-то это не радует, а пугает. И у тебя исчезли морщинки возле глаз.

– Надеюсь, это не зайдёт слишком далеко. Помолодеть, конечно, здорово, но если это станет очень заметно… Ладно, что мы застряли на лестнице, пошли в комнаты. Сегодня у меня последний нерабочий день, давай хоть его остаток посвятим друг другу.

На следующий день в министерство опять поехали вдвоём на той же машине. После проверки прошли в кадры, где пришлось расписаться в нескольких журналах, после чего выдали удостоверение и сказали, чтобы зашёл к начальнику.

– А Свинелупову что от тебя нужно? – удивился Старостин. – Тоже взыграло любопытство? Так вроде не тот человек. Ладно, давай быстрее, нам ещё нужно зайти в финансовый отдел за подъёмными.

Худой генерал-майор с невыразительным лицом не задержал, задал несколько ничего не значащих вопросов и отпустил. Наверное, ему действительно было интересно посмотреть на Самохина. На получение денег ушло минут десять, после чего они покинули министерство и направились к своей машине.

– Когда приедем, получишь оружие и начинай работать, – сказал Старостин. – Хватит уже бездельничать, а то скоро начнёт расти брюхо. Ношение формы необязательно, но я советую носить, хотя бы в первое время.

* * *

– Иосиф Виссарионович, прибыл Берия, – доложил Старостин.

– И где он? – спросил Сталин. – Ему нужно специальное приглашение?

– Столкнулся в коридоре с Самохиной. – Старостин замялся. – Вы же знаете Лаврентия Павловича. Чтобы он просто так прошёл мимо красивой женщины… Сейчас пробует её обхаживать.

– Скажи ему, Михаил, что если через минуту не будет здесь, может сразу же уезжать.

Подполковник вышел из кабинета и подошёл к Берии, который задержал Лиду в коридоре и сейчас о чём-то её расспрашивал.

– Лаврентий Павлович! Товарищ Сталин приказал передать, что у него мало времени, поэтому если вы сейчас же не пройдёте в его кабинет, он не сможет вам его уделить.

– Ну мы ещё поговорим! – сказал Лиде Берия, бросил недовольный взгляд на Михаила Гавриловича и скрылся в кабинете.

– Зря вы надели штаны, – с досадой сказал Старостин, – да ещё эти туфли. Он и так сделал бы на вас стойку, а теперь не отвяжется. Женщины – это его слабость. Вам ничего не сделает, а вот Алексею при случае может припомнить. На будущее советую одеваться не так вызывающе.

В кабинете Сталин, не отвечая на приветствие Берии, несколько минут рассматривал его оценивающим взглядом.

– Я в чём-то виноват? – забеспокоился тот. – Это из-за этой женщины, да? Михаил доложил? Так ничего не было, просто поговорили. Давно не видел таких красивых женщин, а эта ещё необычно одета.

– Можешь её не обхаживать, – сказал Сталин. – Ей нужен только муж, который открутит тебе шею. И не помогут твоё положение и охрана. Он и так тебя недолюбливает, не стоит давать повод для ненависти.

– И из-за чего у него ко мне неприязнь? – прищурился Берия. – Сам из-за меня пострадал или родные? Это ведь ваш новый майор? Я его знаю?

– Не знаешь, – Сталин достал и раскурил трубку. – И он тебя не знает, просто читал то, что писали другие. Я хотел вас познакомить.

– И что в нём ценного, что так обхаживают? Даже поселили на даче!

– Узнаешь. Для начала возьми эту книгу, садись на диван и читай.

– О Никите написали книгу? – удивился Берия, взглянув на фото титульного листа. – Это ведь не печать, а фотографии?

– Пока об этом любителе гопака никто книг не писал. Ты пропустил самое главное – дату.

– Но, товарищ Сталин, это же полная чушь, – растерянно сказал Берия. – Я в такое не верю!

– А тебе не надо верить или не верить! Я сказал читать, значит, читай! Начало, включая войну, можешь пропустить. Там есть интересные моменты, но не будем терять время. Захочешь – посмотришь потом. Читай до закладки, закончишь – скажешь. Я тоже пока почитаю.

Берия читал около часа. Дойдя до закладки, он закрыл книгу и поднялся с кресла.

– Дочитал? – спросил Сталин, отрываясь от своей книги. – И как тебе прочитанное? Сядь, разговор будет долгим.

– Откуда это? – охрипшим голосом сказал Берия. – Это принёс муж той женщины?

– Он мне, Лаврентий, принёс не только это, а вообще всю историю до конца века. И помимо книг были другие доказательства. Да и книги… Ты знаешь, что я недоверчивый человек и любого, пришедшего ко мне с дикой историей и пачкой отпечатанных листов, отдал бы разбираться тем, кому положено этим заниматься. Но этот поступил умно. Он сначала встретился с Василием и рассказал ему о моей смерти и о его собственной судьбе.

– И он поверил?

– Видимо, был готов к чему-то такому, – ответил Сталин. – И ему тоже дали почитать книгу. А там ведь не только текст, ещё много фотографий. И фотографии можно подделать, но не всегда и не в таком количестве. А в последних книгах на них такое, что не хватит фантазии придумать.

– И Василий примчался к вам?

– Сначала позвонил. Хоть в этом его приучили к порядку. Потом приехал, всё рассказал и оставил отданную ему часть книги.

– Почему отдали только часть?

– Потому что у них с собой не было фотографий, только это.

Сталин положил на стол устройство чтения и микрофиши.