Приключения инопланетянина в России

– Ну чего ты пристал к человеку? – ответил за меня Базилио. – Не видишь, маетно ему…

– Сейчас станет как огурчик, – смягчился Потапыч.

– Присаживайся! – продолжил за него Доктор. – Будем здоровье поправлять.

На столе уже стояли наполненные до половины стаканы, остатки вчерашнего ужина были «по-братски» разделены на всех присутствовавших.

– Может не надо? – заняв отведенное мне место, проканючил я.

– Пей! – скомандовал Доктор. – Сейчас человеком станешь.

– Ну, здравы будем! – поднял свой стакан Потапыч. – За нас, за мужиков!

Мне пришлось сделать над собой отчаянное усилие. Меня чуть не стошнило, когда я поднес стакан к губам, и в нос ударил запах вчерашней отравы.

– Пей! Чего сопли жуешь! – заметив мою нерешительность, скомандовал Доктор. – Сейчас лучше станет!

Преодолевая из последних сил отвращение, я одним залпом осушил стакан. Глубоко вздохнув и затаив дыхание, мне удалось преодолеть подступающие к горлу приступы рвоты, физически ощущая, как обжигающая жидкость разливается по моим кишкам.

Секунд через десять тошнота отступила. Внутри стало ощущаться тепло. В глазах появилась резкость. Вернулись краски жизни.

Это было непередаваемое ощущение. Но я знал, что данное явление – временное. С физической точки зрения новая порция отравляющего вещества остановила процесс выведения токсинов из организма, и его внутренние ресурсы переключились на переработку вновь поступившей дозы яда. «Ломка» на время прекратилась.

Но мне было также известно нечто такое, о чем местные аборигены, судя по всему, даже не догадывались. Они и не подозревали, что употребляя токсичные вещества, берут энергетический кредит у неких «тонких сущностей», которые затем с лихвой вернут себе проценты. Проценты в энергетическом эквиваленте естественно. Механизм высасывания энергии довольно прост. Существо, получившее такой кредит в виде любого токсичного вещества, чувствует временный прилив энергии, выражающийся в состоянии некоторой эйфории. Затем наступает расплата. Бедняга платит по счетам, отдавая уже свою жизненную энергию. Самочувствие данного индивидуума резко ухудшается, и когда существу становится совсем плохо, ему предлагают выбор: либо рассчитываться до конца с еще большим ухудшением общего состояния, либо взять еще один кредит со всеми вытекающими последствиями. Как правило, желание быстро вернуть хорошее самочувствие перевешивает. Кредит возобновляется, но уже с большими процентами. И так продолжается до тех пор, пока с бедняги взять уже будет нечего. Существо погибает, а «тонкая сущность» отправляется на поиски новой жертвы. Вот и получается, как пелось в одной старой песенке землян, что «в борьбе с зеленым змеем побеждает змей…»

У нас на планете эти азбучные истины, связанные с проявлениями так называемой «борьбы сил добра и зла», проявлениями, которые на самом деле являются следствиями воздействий абсолютно бездушных, но невидимых для нашего мира сущностей, преследующих только одну цель – получить максимальное количество энергии живых существ, известны каждому. У нас – да, но здесь люди, судя по всему, пребывали в полнейшем неведении…

– Чего расселись! – прервал мои размышления голос Потапыча. – Пора на работу! Базилио! Ставь задачу!

– Значит так, – начал тот и довольно путано изложил суть наших действий.

Нам предстояло, разгребая кучи с мусором, выискивать цветной металл: обрывки проволоки, различные предметы и прочий хлам. Найденное мы должны были складывать на краю свалки, а затем грузить на машину заказчика, которая ожидалась к вечеру. Расчет за работу, как говорится, «на месте».

Весь день я вместе со свои новыми «друзьями» выискивал, а затем таскал к месту загрузки куски металла. В качестве сторожа мы отрядили Профессора. Все равно, по выражению Потапыча, толка от него не было. А вот риск, что результаты наших трудов могут умыкнуть, имелся. Стоило посмотреть, с каким чувством преисполненного долга выполнял свои функции Дмитрий. Не имея возможности взвешивать, он тщательно пересчитывал приносимые нами куски металла и записывал карандашом в своем блокноте. У него было зафиксировано все: кто, сколько раз принес, какое количество и т.д. Сказывалось его природное стремление иметь дело с цифрами. Он вообще чувствовал себя гораздо увереннее в обращении с бумажками, нежели с людьми.

Работа по поиску цветных металлов продолжалась целый день без перерыва на обед. Потапыч разрешал только короткие «перекуры». Во время таких пауз мы усаживались прямо на кучи мусора, Михаил доставал пачку с палочками (сигареты, так называлась эта отрава), широким жестом угощал желающих и, выпуская клубы едкого дыма, с глубокомысленным видом принимался за воспоминания о былой жизни. О том, как он пил, как гулял, где бывал и что видел.

Я заметил, что Михаил – открытый и отзывчивый человек. Ему не чуждо чувство сострадания, готовность придти на помощь. Это, бесспорно, был лидер. Люди интуитивно чувствовали его природное благородство, широту души и физическую силу. Но иногда, как я имел возможность впоследствии убедиться, на него находила хандра. Тогда он заявлял, что ему нужно отоспаться, дескать, «сон напал», и посылал всех и вся к какой-то «бененой маме». Так он мог проспать сутки, а то и более. Видимо того требовал его отравленный алкоголем и сигаретным ядом организм. На время «отдыха» Потапыча бразды правления в нашей общине брал на себя Базилио.

Часам к четырем дня по местному времени мы натаскали довольно внушительную кучу предметов из меди, алюминия, латуни и других цветных металлов. Чуть позже подъехали заказчики, и мы начали забрасывать собранное в кузов грузовой машины.

Приехавший вместе с водителем мужчина, крепкого телосложения и остриженный наголо, был немногословен. По его внешнему виду я так и не понял, доволен ли он результатами нашего труда или нет. Кивнув Базилио, крепыш отошел вместе с ним в сторону и, о чем-то переговорив, скомандовал водителю, чтобы тот рассчитался.

Водителем оказался парнишка лет двадцати, одетый в рубашку в широкую клетку, тренировочные штаны и кроссовки. Грациозно изогнувшись, паренек вытащил из-под сиденья четыре бутылки водки, две краюхи черного хлеба и несколько банок говяжьей тушенки.

– Одной бутылки явно не хватает, – заметил Потапыч. – Нас же пятеро.

– Ладно, учту. Завтра в это же время, – на прощание бросил бритоголовый и прыгнул в кабину. Водитель повернул ключ зажигания, запуская стартер. Мотор пару раз чихнул, выбросив клубы сизого дыма, заурчал, и машина тронулась с места.

–На сегодня шабаш, – скомандовал Михаил и, обращаясь ко мне с Дмитрием, пробасил: – Завтра ты и ты, отправляетесь в соседнее село за водой. Профессор, новенький не в курсах, так что вся ответственность на тебе. Ты меня понял?

С этими словами Потапыч ткнул Дмитрия в грудь.

– Все будет в ажуре, мастер, – явно желая подлизаться, откликнулся тот.

В наше пристанище мы возвращались с чувством исполненного долга. Не скрою, и у меня было такое ощущение, что я выполнил очень важную задачу, и по возвращению меня ждет заслуженная награда.

– Отделение! Стой! – скомандовал вдруг Потапыч.

В «срочную» он служил замкомвзвода и, видимо, не забыл армейские привычки. Продолжая куражиться, Михаил с ухмылкой закончил:

– Всем можно оправиться и перекурить! Затем объявляется генеральная уборка. Грязью заросли, словно свиньи! На все про все даю полчаса!

Доктор, Базилио и Профессор, удрученно вздохнув, скрылись в домике.

– И как тебе у нас? – остановил меня Потапыч, жестом приглашая присесть на березовые пеньки, в живописном беспорядке расставленные слева от входа в «берлогу».

– Спасибо. Все хорошо, – ответил я.

– Ну-ну. Привыкай. По себе знаю, что это не просто. Запомни главное. У нас – свобода. Мы никого к себе не зовем, и никого ни к чему не принуждаем. За исключением общепринятых правил. Согласись, что мочиться под стол, за которым сидишь, это не по-людски. Элементарный порядок должен соблюдаться. И кто-то за этим порядком обязан следить. Я, например. Все ясно?

– Можешь не продолжать. Мне и так все понятно.

– А коль понятно, так не заставляй больше коллектив ожидать себя, как это было утром. Договорились?

– Договорились, – с улыбкой ответил я.

– Ну, коли так, тогда пошли. Посмотрим, что там наши учудили, – Михаил встал и направился к входу в вагончик.

Навстречу нам с помятым ведром, заполненным доверху пустыми бутылками, консервными банками, промасленными обрывками старых газет и прочим мусором, выскочил Профессор. Отойдя метров на сто, он вывалил содержимое в одну из многочисленных куч всяческого хлама и потрусил в нашу сторону.

Зайдя в помещение, я обратил внимание на относительную чистоту, которую успели навести эти трое. Стол был застелен свежими газетами. По его центру расположилась алюминиевая миска, в которую заботливо были выложены огурцы, остававшиеся от Маруськиного дара. Рядом, прямо на газете, красовалась краюха черного хлеба, нарезанная толстыми ломтями. Банки с тушенкой были уже вскрыты и тоже поставлены на стол. Картину дополняла пара гнутых вилок, а также уже открытая, но еще не тронутая бутылка водки и непременный атрибут каждого застолья – стеклянные стаканы.

– Вот это другое дело, – довольно прогудел Потапыч, оценивая труды наших товарищей. – За таким столом и потрапезничать приятно.

Все расселись в том же порядке, что и вчера. Видимо у каждого здесь было свое, строго определенное место.

Остаток дня прошел за шумной пирушкой. Тост следовал за тостом, перемежаясь рассказами о былых приключениях и похождениях. Даже Профессор поведал о том, как еще в школе на уроках химии его заинтересовал процесс дистилляции. А когда они проходили спирты, он вместе со своим закадычным приятелем решил попробовать данный им для опытов спирт на вкус.

– Представляете, – захлебываясь от смеха, выдавил из себя Дмитрий, – Училка, видимо, заметила это и стала всех стращать последствиями отравления метиловым спиртом. Сначала, дескать, расширяются зрачки, и ухудшается зрение, потом слух… Ну а мы, уши-то развесили, и давай проверять друг друга. Не расширились ли зрачки. Вот страху-то натерпелись. Разве могли мы знать, что во избежание случайных отравлений, ведь у метилового спирта даже пары ядовиты, школьникам разрешалось иметь дело исключительно с этиловым.

Подняв глаза вверх, видимо что-то вспоминая, Профессор вновь продолжил:

– Однако с тех пор интерес к химии не угас. Наоборот, мы с корешами решили гнать самогонку, используя полученные в школе знания. Поставили брагу в пятилитровых банках и стали разыскивать необходимое оборудование в магазинах. Естественно из нашей затеи ничего не вышло. В те времена купить змеевик, я уже не говорю о дистилляторе, в магазине, даже специализированном, человеку с улицы было невозможно. Не то, что сейчас… Да и брага скоро закончилась. Мы ведь каждый день пробовали, что получается. Даже до кондиции ей дойти не дали. Эксперимент, в общем, закончился не удачно. А интерес к химии остался…

– Вот, вот, – подхватил Потапыч. – Я и говорю, что мы с тобой такой самогонный аппарат смастетерим, что в пору Нобелевскую премию давать. Эх, и заживем мы тогда…

Сидеть далее в насквозь прокуренном помещении стало невмоготу. Сославшись на недомогание, я вышел на воздух и некоторое время, сидя на пеньке, разглядывал звездное небо, стараясь отыскать среди мириадов звезд, ту единственную, родную.

«Удастся ли когда-нибудь вернуться домой?» – с ностальгией подумал я и, отогнав от себя невеселые мысли, со вздохом встал. Пора было возвращаться. Новые приятели могли превратно истолковать мое долгое отсутствие.

Однако мои опасения оказались беспочвенными. За столом сидел только Профессор. А остальные, даже не сбросив свою обувку, видимо устав от «трудов праведных», крепко спали, расположившись на кучах тряпья как на матрасах. Обсудив с Дмитрием детали утреннего похода за водой, я тоже последовал их примеру. Так закончился мой второй день проживания на свалке.

Вода – начало всех начал.

Утром я встал ни свет ни заря. Все, за исключением Профессора, еще спали. Мышцы немного ныли, сказывалась вчерашняя нагрузка. Шутка ли, сколько металла перетаскали, но в целом самочувствие было хорошим. Мои ухищрения не прошли даром. Мне удалось лишь делать вид, что я вливаю в себя алкогольную отраву. Несколько глотков сделать все же пришлось, но львиную долю этого пойла я благополучно сплавил Профессору. Тот, если и заметил мои уловки, вида не подал. Его привыкший к водке организм легко принял на себя дополнительную нагрузку.

Выйдя на свежий воздух, я совершил небольшую пробежку вокруг вагончика, твердо решив вернуться к своей привычке делать по утрам специальный комплекс упражнений. Мне было совершенно ясно, что утренняя зарядка просто необходима. Здоровье растерять легко, а восстановить его непросто.

Смысл моих манипуляций сводился к тому, чтобы поддержать в тонусе мышцы скелета. Без этого я рисковал заполучить целый букет различных заболеваний, начиная с радикулита и кончая расстройствами сердечно-сосудистой системы.

После утренней зарядки и принятия душа я почувствовал себя намного лучше. Ко мне вернулась бодрость не только тела, но и духа. Вновь появилась острота ощущений. Захотелось полюбоваться восхождением на небосклон местного светила – солнышка, как любовно называли его мои новые товарищи.

Все бы хорошо, если бы не отвратительный запах гнили, наполнявший воздух. Но по-другому и быть не могло, ведь нас окружала свалка, где в огромных кучах разлагались продукты жизнедеятельности местной цивилизации. Как все-таки варварски относятся люди к природе на своей планете!

Однако пора было прекращать свои наблюдения и возвращаться к прозе жизни. В «берлоге» меня ждал Профессор, наступало время отправляться за водой. Ее запасы заканчивались не только в бензобаке для душа, но и в пластмассовых бутылях, стоявших в жилом помещении. Еще не много и пить будет нечего. А этого, естественно, допускать было нельзя.

Нам предстояло сделать несколько ходок, а потом присоединиться к сбору цветных металлов. Задачу облегчало устройство, в котором явно угадывалась рука Потапыча. Основу данного «шедевра технической мысли» составляла переделанная детская прогулочная коляска. От прежней ходовой части остались только колеса. Все остальное Михаил заменил и усилил, особенно оси. А по-другому и быть не могло, ведь на коляску, или точнее на то, что от нее осталось, он установил и закрепил кожаными ремнями, а также мягкой проволокой довольно чистый сорокалитровый молочный бидон. Естественно, одному человеку провести такую тяжесть по захламленной территории свалки, или полигона, как ее официально именовали, было бы затруднительно.

Порожняком путь до колонки мы проделали довольно быстро. Тем более что село располагалось не очень далеко от края свалки. Учитывая несоразмерность территорий – полигон по своим размерам был куда больше – правильнее было бы сказать, что село лежало на краю свалки. Колонка же располагалась на ближайшей к нам улице, примерно в ста метрах от начала этого небольшого населенного пункта. Поскольку было еще довольно рано, прохожих на улице при первом заходе мы не встретили.

После того как мы заполнили бидон водой, перед нами встала задача довести его до места назначения. Стоит ли говорить, что основные усилия пришлись на «нашу» территорию.

– Первым делом затариваем емкости в доме. Если ребята встанут, а воды не окажется, нам достанется…, – заявил Профессор.

«Как же мы это сделаем? – подумал я. – Если станем наклонять бидон, то рискуем пролить всю воду».

Но решение оказалось куда проще, чем можно было ожидать. Рядом со входом в вагончик с правой стороны виднелось плоское возвышение с пологим спуском. Я вспомнил, что обратил на него внимание еще тогда, когда Михаил привел меня сюда. Внимание-то обратил, а расспросить, зачем оно, забыл. Теперь ответ на этот вопрос стал вырисовываться.

Вдвоем мы с трудом затолкали коляску с бидоном на площадку и, подложив под колеса камни, чтобы не скатилась, откинули крышку. Профессор, нырнув в вагончик, притащил пустые пластмассовые бутыли и поставил их в вырытую для этого выемку. Затем в ход пошел небольшой отрезок специально припасенного пластмассового шланга. Вставив один его конец в бидон, а другой в бутыль, предварительно всосав в себя воздух из нижнего конца, Дмитрий с удовлетворением принялся наблюдать, как живительная влага самотеком стала наполнять сосуд для питьевой воды.

Вся процедура заняла минут десять. Первая задача была решена. Оттащив бутыли со свежей водой в дом, мы слили ее остатки в ведро, одна сторона которого была немного приплюснута, образуя некое подобие носика. Затем повесили шланг на гвоздь, закрыли на бидоне крышку и вынули из-под колес камни. Пора было делать вторую ходку.

Не зря говорят, что знакомая дорога кажется короче. Мы без всяких хлопот добрались до колонки, сделали свое дело и уже отправились в обратный путь, как вдруг нас остановил чей-то женский голос:

– Дима! Постой! Мне с тобой поговорить надо!

– А, да это Маруська, – пояснил Профессор. – Та самая, которая нас огурцами солеными угостила.

Маруськой оказалась среднего роста лет пятидесяти грузная дама с широкими бедрами и слегка одутловатым лицом. Черное свободного покроя платье с небольшим декольте пыталось скрыть отсутствие талии. Довольно выпуклый животик и небольшие мешки под глазами говорили о том, что перед нами человек, любящий вкусно поесть и крепко выпить. Ей очень шли коротко стриженные черные с проседью волосы. Едва уловимые признаки давали возможность представить, какой красавицей она была в молодости.

Весь ее внешний облик никак не соответствовал имени, которым навали эту дородную женщину мои приятели. В моем представлении Маруська больше увязывалась с хрупкой молоденькой девушкой, нежели с видавшей виды матроной.

– Слушаю вас, Марья Петровна, – остановившись, откликнулся Профессор.

«Да, – подумал я, – именно так ее и следует называть. А то Маруська какая-то!»

– А это кто? – кивнув в мою сторону, спросила Марья Петровна. – Что-то я раньше его не видела.

– Это новенький, – простодушно ответил Дмитрий. – На днях к нам прибился. Парень, вроде, ничего…

«И на том спасибо», – пронеслось у меня в голове.

– Да? Ну ладно. Я собственно вот по какому вопросу. Дело у меня к вашему Потапычу. Есть одна задумка, надо бы обсудить. Если возьмется и сделает все по уму – не обижу. Ты меня знаешь, я баба не жадная. Пускай завтра с утреца подходит и с собой кого-нибудь в помощники прихватит. Так что? Передашь?

– Конечно. Можешь не сомневаться! Завтра жди гостей!

С этими словами Дмитрий толкнул коляску, и мы двинулись своей дорогой.

– Перекур! – с чувством выполненного долга заявил Профессор, когда мы добрались до дома. – Поправиться бы надо, а то голова трещит…

– Давай, а я здесь на пеньке посижу.

Дмитрия не пришлось уговаривать. Махнув на меня рукой, он скрылся в «берлоге» и через пару минут вернулся с довольной ухмылкой на лице.

– Я не сомневался, что ребята о нас не забудут, – откусив от луковицы, заявил повеселевший Профессор. – А ты чего сидишь? Там и на твою долю осталось…

– Да не хочется чего-то.

– Ну, тогда я…, если ты не возражаешь.

– Давай! Только по-шустрому. Нам еще бак заправлять.

– Пять секунд! – с готовностью отозвался Профессор и вновь скрылся в вагончике.

Далее события развивались следующим образом. Прихватив с собой ведро с водой, мы подошли к импровизированному душу. Дмитрий метнулся за туалет и вернулся с лестницей, сколоченной из двух брусьев и довольно крепких обрезков досок. Приладив лестницу к основанию бензобака, он как обезьяна вместе с ведром ловко вскарабкался наверх и залил воду в горловину.

Затем мы вернулись к бидону. История со шлангом повторилась. Только на этот раз вместо пластмассовых бутылей служило ведро. То самое, слегка приплюснутое, с носиком. Теперь его предназначение прояснилось. Так было удобнее заливать воду в горловину бензобака.

Когда емкость была наполнена и ее содержимое отправлено по назначению, нам пришла в голову мысль разделиться. Профессор остался на лестнице, а я стал наливать, подносить и подавать ему ведро. Дело заметно ускорилось. Не прошло и получаса, как бидон опустел, а бензобак был залит под завязку.

– Перекур! – вновь потребовал Профессор.

– Перекур, так перекур, – согласился я, довольный результатами нашего труда.

Мы зашли в вагончик и немного перекусили тем, что оставили для нас наши заботливые товарищи. И пока Дмитрий, размахивая ломтем зачерствевшего черного хлеба, сетовал на превратности своей нелегкой судьбы, я открыл окна, чтобы хотя бы немного проветрить насквозь прокуренное помещение. Спертым воздухом дышать было просто невозможно.

«И как они не понимают, что, вдыхая ядовитый дым от сигарет, не только губят себя, но и накачивают энергией темные силы космоса, – подумал я. – Однако говорить с ними на столь мудреные для их понимания темы не только бессмысленно, но и глупо. Они ведь не готовы, поскольку не знают многих, казалось бы, элементарных вещей…»

Немного передохнув, мы отправились на поиски своих товарищей и скоро обнаружили их, восседающими возле какого-то странного сооружения, на котором горой возвышалась куча лома цветного металла. Потапыч вновь проявил свое мастерство в обращении с железками. На сей раз его «технический гений» проявился в том, что он починил старую тележку и соорудил из нее некое подобие повозки. Теперь не надо было таскать на себе найденный металлолом, в результате чего производительность нашего труда заметно повысилась.

– Миша! Я должен тебе передать весточку от Маруськи, – улыбнулся Профессор и коротко изложил суть ее просьбы.

– Добро, – выслушав Дмитрия, произнес Потапыч. – Вечером обсудим. А сейчас надо навалиться. И так столько времени потеряли…

Мы разбрелись по ближайшим кучам мусора. Дело спорилось, и к назначенному сроку нам удалось не только собрать вчерашний объем лома, но и сделать задел на следующий день, спрятав его под обломками старых гнилых досок. Приехавший за металлом лысый крепыш сдержал слово и к вящему удовольствию моих приятелей расплатился, как и обещал, пятью бутылками водки, добавив к вчерашнему рациону еще пару банок кильки в томате.

Вернувшись в «берлогу», мы сразу же сели ужинать. Все настолько устали, что не были расположены к долгим разговорам. Естественно мои приятели не смогли отказать себе в удовольствии пропустить пару стаканчиков. Но ко мне не приставали, что меня несказанно обрадовало.

– Все, шабаш! Хорош трапезничать! Пора и на боковую. Завтра – тяжелый день,– с хрустом потягиваясь, заключил Потапыч. – Значит так. Базилио! Ты с Доктором и Профессором займешься сбором лома. С заказчиком разберешься сам. Осложнений, думаю, не будет. Если кто из местных ханыг сунется, скажи, что в случае чего будут иметь дело со мной. Они меня знают… Я такие вещи не прощаю. А мы с Васькой отправимся к Маруське. Посмотрим, чего она хочет. Как только освободимся – сразу к вам подключимся. Но вы на это не больно-то рассчитывайте. Работайте с полной отдачей. Еще неизвестно, как там дела сложатся…

После утреннего моциона все отправились по своим рабочим местам. Обычно разговорчивый Михаил, о чем-то задумавшись, быстро шагал, избрав наиболее короткий путь, прямо по небольшим кучам отбросов. Я не стал отрывать его от размышлений и, стараясь не отставать, постарался мысленно систематизировать имевшуюся у меня ранее и собранную за эти дни информацию, а также придумать хоть какую-нибудь мало-мальски подходящую легенду своего здесь появления. Мало ли что. При этом мне постоянно приходилось отвлекаться на дорогу. Не хватало еще ногу поранить. А такая вероятность присутствовала, поскольку на пути то и дело попадались обрезки досок с торчащими из них гвоздями.

Маруська уже ждала нас. Она жила на противоположном от полигона краю села. Сюда не доходил распространявшийся от свалки запах гнили, если, конечно, ветер не дул в эту сторону. Но роза ветров была такова, что случалось такое, как потом выяснилось, крайне редко. К тому же другим запахам препятствовал разливавшийся по ее участку аромат от душистых садовых цветов, в изобилии красовавшихся на многочисленных клумбах.

Очень красиво смотрелись кустики роз, рядком посаженные вдоль центральной дорожки, выложенной ажурной тротуарной плиткой. Дорожка упиралась в открытую внушительных размеров террасу, пристроенную к двухэтажному кирпичному дому с весело поблескивающей на солнце крышей.

Терраса была выполнена в необычной ассиметричной форме, что придало ей особый шарм. Добротные половые доски были заботливо покрашены, а к отшлифованным бревнам, служившим основанием для навеса и перил, были приделаны небольшие закругленные полочки, на которых стояли горшки с вьющимися растениями. Все это смотрелось очень красиво.