(С)нежная. Дочь метели

Глаза, ох уж эти глаза… Не смотреть ему в глаза. Это неприлично, в конце-то концов!

– Что будем делать? – спросила она у Фиолы. – Подождем, пока за нами приедут, или потихоньку пойдем по дороге?

– Л-л-лучше п-пойдем, – пробормотала Фиола. – Хол-лодно сидеть…

Сэйдж стянула с себя плащ и набросила подруге на плечи.

– Эй, а ты-то сама как? – уставился на нее Рольф.

– А мне не холодно, – пожала плечами Сэйдж. – Я вообще не мерзну. Почти никогда. А вот ты в доспехе, застынешь в железе…

– А я тоже не мерзну, – улыбнулся Рольф. – С детства. И не болею никогда. Но на тебя мне, уж прости, смотреть холодно. Погоди-ка… – Он нырнул в разбитую карету, откуда раздался треск рвущейся материи, и через минуту выбрался наружу, держа в руке кусок голубой обивки с потолка.

– Вот так, – он подошел к Сэйдж, накинул ткань ей на плечи и связал углы на груди. – А тебе идет, – хмыкнул он. – Подходит к цвету глаз – просто идеально.

– Спасибо, – пролепетала Сэйдж, поспешно опуская взгляд. Да что ж такое-то!..

– Так, погодите со своими плащами. Нам переодеться надо, – рассудительно заметила Фиола – судя по всему, единственный человек среди троицы, сохранивший остатки благоразумия. – В любом случае заявляться в замок в таком виде – не лучшая идея. – Она сняла плащ и протянула Рольфу. – Подержи пока, колдун. Да смотри, не преврати в ледышку! – Нырнув в карету, девушка завозилась там, шепотом ругаясь. – Ох… А мужская-то одежда теплее нашей! Все-таки мужчинам, как я погляжу, на свете полегче живется!..

– Ну это как посмотреть! – одновременно воскликнули Сэйдж и Рольф и, переглянувшись, от неожиданности рассмеялись.

***

– Итак, что ты собираешься рассказать отцу? – спросил Рольф у Сэйдж, шагая по дороге между девушками.

– Правду, – пожала плечами та. – Не люблю врать. И не умею.

Фиола резко вдохнула, но промолчала и заметно сникла.

– Насколько я понимаю, – покосившись на нее, заметил Рольф, – тебе-то, ваша светлость, правда ничем плохим не грозит. А вот твоей подруге…

– Служанке! – буркнула Фиола.

– Твоей подруге, – невозмутимо продолжил Рольф, – придется ответить по всей строгости. Перед твоим отцом. За твою детскую выходку.

За полчаса пути девушки рассказали новому знакомому о причинах своего драматического появления в его жизни. Неумолимо приближался тот момент, когда им придется рассказывать всё это герцогине, которая потребует объяснений случившемуся с ее любимой каретой, и герцогу, который просто потребует объяснений.

– А что ты предлагаешь? – вскинулась Сэйдж. – Наврать отцу?!

– Да, – пожал плечами Рольф. – Насчет меня ведь ты ему наврешь. Тут твои моральные принципы не споткнутся?

– Это другое дело!..

– Чем это – другое?

Сэйдж сверкнула на него глазами и… сникла.

– Ты прав, – вздохнула она. – И что тогда делать? Что сказать-то?

– Подумаем, пока время есть. Так: вы поехали за покупками, оставили карету на стоянке и отправили кучера в трактир. Зашли в лавку, вспомнили, что забыли что-то в карете – например, плащи. Возвращаетесь – а карету кто-то пытается угнать. Вы кричите и бросаетесь за ней, залезаете внутрь, но злоумышленник продолжает гнать лошадей вперед. Тут появляюсь я, весь такой героический, в сверкающих доспехах, – Рольф потер нагрудник рукавом, – перехватываю карету, скидываю угонщика, занимаю место кучера… А дальше всё по факту. Лошади понесли, на выезде из города испугались совы и разбили карету о березу. Поэтому вы и без покупок, и без кучера. И со мной.

– Складно, – хмыкнула Фиола. – А ты мастер складно врать… Ты не менестрель часом?

– В некотором роде, – надменно покосился на нее Рольф. – А что?

– Значит, у тебя есть шанс понравиться леди Лилиане, – хихикнула служанка и подмигнула Сэйдж. Та смущенно развела руками.

– Ну да, мама любит… людей искусства.

– Искусства! – Фиола непочтительно расхохоталась.

– Ну а что, хотя бы кто-то из них действительно…

– Кто? Ну же, например? Петрус, ага? «Когда узрел я ваши очи, мне страсть терпеть не стало мóчи» – ну какая девушка устоит против такого?

– Отстань! Причем тут вообще Петрус?

– Э, нет, – вмешался в их перепалку Рольф. – Я исполняю только чужие баллады. Свои я даже наедине с собой вслух не читаю.

– Это похвально, – кивнула Фиола. Сэйдж отчего-то стало неприятно – подруга словно бы заранее безусловно отказывала новому знакомому в малейшем проблеске таланта. Ну ладно, у нее еще будет время уговорить Рольфа показать ей его стихи – если не хочет читать вслух, пусть напишет на бумаге.

– А что ты еще умеешь, кроме боев на мечах и исполнения баллад? – поинтересовалась Фиола. – И вообще – какого ты рода? Это я к чему спрашиваю – хочу прикинуть, куда бы тебя можно было пристроить у нас в замке.

– Род мой… Умеренно благороден, скажем так, – хмыкнул Рольф и вкратце поведал девушкам свою историю.

В канун нового года ему исполнилось двадцать, и он был младшим, пятым сыном графа Гринстоунского, чьи владения находились на самой южной границе королевства. Семья была отнюдь не богата, поэтому на какое-то наследство или содержание младшему отпрыску рассчитывать не приходилось. И вот два года назад, по достижении восемнадцати лет Рольф взял на конюшне причитающуюся ему лошадь, опоясался мечом, надел плащ и со всем этим имуществом без сожалений покинул родной дом. Никто его, впрочем, и не удерживал.

Приехав в ближайший город, Рольф первым делом отправился в гильдию бойцов, но, так как у него не было денег, лицензию он получить не смог, хотя был уверен, что испытания на низшую ступень выдержит без особых усилий. В нелицензионном бойцовском клубе ему просто устроили проверку, изрядно отлупили, но все же признали годным и перспективным. В первом же бою он получил в качестве приза достаточно денег, чтобы оплатить лицензию, но… А зачем, она, собственно, была ему нужна?

Так началась карьера Рольфа в качестве участника полуподпольных турниров. В своем городе он быстро стал одним из лучших бойцов, и глава клуба посоветовал ему отправляться дальше – например, в столицу, – и попытать счастья на более серьезных состязаниях. Ну, и дать его ребятам изредка подзаработать тоже, а то в последнее время все самые крупные призовые доставались Рольфу, который, скрывая свое имя, чтобы не пятнать репутацию отца, взял себе прозвище Безымянный.

По дороге Рольф успел принять участие только в одном турнире – и победил, получив право участвовать в итоговых состязаниях года. Приехав в столицу примерно тридцать дней назад, он подал заявку на турнир, поселился в дешевой гостинице и вечерами подрабатывал вышибалой тут же в трактире.

– Хорошее занятие для сына графа, – прокомментировала Фиола.

– А что мне надо было делать – прохожих по ночам грабить? – огрызнулся Рольф. – Я, по крайней мере, честно зарабатывал себе на жизнь! И тренировался. Готовился к состязаниям. На этом турнире приз дают за каждую победу. Даже если ты прошел только первый круг, а во втором вылетел. И надо же было нарваться сразу на Ульрика! Да еще и… – Он осекся и замолчал. Сэйдж заметила, как он невольно покосился на свои руки.

Да, за бойким разговором они как-то забыли об их основной проблеме – что делать с Рольфом и его странными способностями. Просто оставить это без внимания Сэйдж боялась – ведь она вела незнакомца в родной дом, а этот незнакомец – колдун и государственный преступник!

– Все-таки я должна рассказать отцу правду, – тихо сказала она. – Не могу я… Всё слишком серьезно.

Фиола вскинулась, но потом согласно кивнула и горько сказала:

– Надеюсь, хоть вещи позволят собрать…

– Глупости говоришь! – возмутилась Сэйдж. – Отец всё поймёт! В конце концов, он хорошо знает свою дочь…

– Да уж, вы с ним просто две горошины из одного стручка. Ну ладно, он-то, может, и поймет. А вот леди Лилиана…

– А я расскажу всем ту историю, которую мы тут с вами сочинили, а с отцом после поговорю наедине, – решила Сэйдж. – Да, думаю, так будет лучше всего. Прости, – обернулась она к Рольфу, – я не могу пренебречь безопасностью замка и наших людей. Ты можешь сейчас уйти и скрываться сам. Пойти в другой город – пока туда дойдут сведения о происшествии, ты уже успеешь покинуть страну. А можешь… пойти с нами и положиться на мудрость и благородство моего отца.

– Твой отец, как верный подданный короны, должен будет сдать меня страже, – грустно улыбнулся Рольф. – И, насколько я понял по твоим словам, он сделает так, потому что он – человек чести. Но, если ты и в самом деле похожа на него, это значит, что он еще и мудрый, добрый и справедливый человек. И ему придется делать нелегкий выбор. Я не хочу ставить его в неловкое положение. Поэтому – да, ты права. Лучше мне сейчас уйти. – Он остановился посреди дороги и как-то растерянно развел руками.

Сэйдж резко обернулась к нему и замерла, чувствуя, как кровь отлила от щек. В груди вдруг стало пусто и холодно. Ох, не такого исхода она хотела…

– Я понимаю тебя, – тихо сказала она, – и я благодарна тебе за то, что ты понял меня. Не знаю, что на меня нашло… Но ведь я нарушила закон, теперь мы с тобой сообщники, и моей семье точно ни к чему такое пятно на репутации. Поэтому… – Она провела рукой по лицу, зажмурилась, чтобы загнать поглубже непрошеные слезы, и задержала дыхание. – Ох, как же я запуталась! – вырвалось у нее.

Вдруг Сэйдж почувствовала, что на лицо ее набежала тень. Открыв глаза, она от неожиданности резко вдохнула и с трудом удержалась, чтобы не шагнуть назад. Рольф стоял совсем близко, в его темно-синих глазах застыло печальное понимание. Сэйдж робко заглянула в них…

Неумолчный шум океана. Ледяные брызги долетают даже сюда, на вершину башни на утесе. Ветер пахнет солью и морозной свежестью. Свинцовое небо, темно-синяя вода. Это не шторм. Это всего-навсего легкое волнение. Хорошая погода… Душа так и рвется туда, где схлестываются, сплетаются в страстном и смертельном объятии небесная и водная стихии. И кажется, что за спиной разворачиваются сильные белоснежные крылья…

Сэйдж растерянно моргнула и отступила назад. Сердце колотилось, как после часа тренировки с тяжелым мечом. Что это было?..

«Кто же ты, боец-колдун с глазами цвета океана, который я никогда не видела?..»

«И… Почему я так не хочу тебя отпускать?»

***

Версия с попыткой похищения кареты была слегка подправлена – Сэйдж и Фиола рассказали, что злоумышленник, увидев их, сам выскочил из экипажа, но лошади так испугались криков и суматохи, что понесли, и девушки не смогли с ними справиться, и поездка закончилась ударом о березу. Леди Лилиана долго охала и причитала, велела им обеим показаться замковому лекарю и выпить эликсиров, предупреждающих простуду. В остальном происшествие не вызвало в замке такого уж заметного переполоха.

Отогревшись в горячей ванне, перекусив и выпив укрепляющего травяного настоя, Сэйдж в одиночестве поднялась на верх восточной башни, в свою любимую комнатку с восемью узкими стрельчатыми окнами-бойницами, и уставилась вдаль. На восток. Так же, как делала каждый раз с самого детства, когда ей бывало грустно или тревожно.

Что там, за бескрайним лесом, уходящим за горизонт?

Почему ее так тянет туда? Почему сердце щемит от непонятной и почти невыносимой сладкой тоски?

Что же там? Кто там?

Сэйдж еще в раннем детстве придумала себе историю, объясняющую эту странную любовь к восточному лесу. Наверное, за этим уходящим за горизонт темно-зеленым морем острых еловых вершин находится прекрасное, богатое королевство. И живет в нем не менее прекрасный принц, который только и ждет, когда Сэйдж вырастет и станет невестой, чтобы прилететь на ручном золотом драконе и увезти ее с собой в свой замок из белого мрамора и хрусталя. Сэйдж с принцем поженятся и будут жить долго и счастливо. Когда-нибудь…

Сказку безжалостно растоптал не кто иной, как домашний учитель Сэйдж, с которым она в возрасте двенадцати лет начала изучать географию. За лесом не было никаких королевств. Чернолесье тянулось на сотни дней пути, и мало кто добирался до его края. Сведений о землях за ним было очень мало, но все книги и карты говорили о том, что лес постепенно переходит в пустынную равнину, на которой нет поселений и почти нет ни растений, ни зверей или птиц. Мертвая Земля – так была обозначена на картах эта местность. Ни одному путешественнику до сих пор так и не удалось пересечь пустошь, поэтому о том, что за ней, карты и книги не говорили.

Сэйдж упрямо продолжала верить в свою сказку. Значит, мраморный замок с золотым драконом – за этой пустошью. И принц непременно доберется до нее. Все-таки драконы – очень сильные существа, и он сможет перелететь и Мертвые Земли, и Чернолесье… Когда-нибудь. Надо просто терпеливо ждать.

Потом Сэйдж повзрослела и перестала верить в сказки. Но непонятная тоска никуда не исчезла.

***

Наступил вечер. Замок полнился суетой – все были заняты приготовлениями к завтрашнему балу. Фиола вместе с другими служанками наводила порядок в комнатах для гостей. Сэйдж сидела в своей спальне одна. Она была тиха и задумчива – ей еще предстоял разговор с отцом.

Нет, она не боялась того, что герцог рассердится и накажет ее и Фиолу, или что отрядит стражу для поимки беглого преступника Рольфа. Отец не такой. Сэйдж знала, что он поймет ее. Сердце билось тяжело и учащенно по другой причине. Ее смущали, пугали… и волновали вспышки то ли воспоминаний, то ли видений, которые посещали ее, когда она встречалась взглядом с синеглазым воином-колдуном. Она сходит с ума? Это ведь не просто робость перед незнакомцем, который – чего уж греха таить! – понравился, запал в душу, произвел впечатление. Это невнятный, но настойчивый зов тайны.

В жизни Сэйдж и так с детства было много вопросов – если не без ответов, то с объяснениями, мягко говоря, не очень убедительными. Помимо непонятной тяги к созерцанию горизонта за Чернолесьем, дочь герцога с детства проявляла странную любовь к снегу и холоду – и ненавидела лето и влажную, душную жару. Когда другие дети с восторженным визгом плескались в прудике, устроенном при помощи небольшой плотинки на ручье за южной стеной замка, Сэйдж с кислой физиономией и раскалывающейся от жары головой сидела в своей башне – не наверху, а в подвале, в комнатке при кладовых, где было прохладнее всего.

Еще одна странность, все-таки получившая объяснение – но какое-то не слишком убедительное. В возрасте пятнадцати лет Сэйдж внезапно осознала, что ни капельки не похожа ни на мать, ни на отца. Сэр Брандон был темноволосым и кареглазым, у леди Лилианы были роскошные медно-рыжие волнистые волосы и зеленые глаза. А Сэйдж была снежинкой. Почти белые волосы, отливающие полированной сталью, и яркие, сверкающие, как чистый лед на реке, голубые глаза. Отец шутил, что поэтому дочка и не любит лето – боится растаять.

Сэйдж все-таки осмелилась завести с матерью разговор на эту щекотливую тему. Начитавшись романов из замковой библиотеки, она начала выдумывать всевозможные объяснения такому различию между ней и родителями – от малоприличных до совершенно неправдоподобных, вроде подмены ребенка в колыбельке лесным народцем.

Мать, однако, нисколько не удивилась вопросу. Подойдя к своему секретеру, она вынула из ящичка небольшую миниатюру, написанную цветным лаком на овальной фарфоровой пластинке. Сэйдж зачарованно уставилась на изображение женщины, которая выглядела точь-в-точь как она сама: белые волосы, сверкающие синие льдинки глаз… Только вот Сэйдж очень надеялась, что у нее не бывает – и никогда не будет! – такого холодного взгляда и надменного выражения лица.

– Это моя прапрапрабабка, – улыбнулась леди Лилиана. – Не очень приятная была женщина, судя по фамильным летописям. Но именно она привела наш род к настоящей славе. – Мать почему-то грустно вздохнула и забрала у Сэйдж миниатюру. – До сих пор ни в одном из поколений не рождались дети, похожие на нее. А вот теперь появилась ты. – И она со смесью тревоги и сочувствия глянула на дочь. Сэйдж увидела в ее взгляде непроизнесенные слова: «И я боюсь, что это неспроста».

Объяснение было получено. Но все же девушке почему-то показалось, что оно является как минимум неполным. Если вообще правдивым.

***

Сэйдж разложила на кровати несколько платьев, брала каждое из них по очереди, прикладывала к себе и подходила к высокому зеркалу. По большому счету, ей было все равно, в чем появиться на балу. Она считала все свои платья одинаково красивыми – в этом смысле родители баловали дочь, заказывая для нее наряды из самых дорогих тканей у лучших столичных портных. В гардеробе девушки было множество платьев, подходящих к ее внешности – нежных розовых, голубых, зеленых, сиреневых оттенков. Родовым цветом дома Олсфортов был изумрудно-зеленый, и Сэйдж предполагала, что на этот во всех смыслах судьбоносный бал она наденет платье именно такого цвета, дополнив его скромными украшениями из белого золота. Но сейчас… Повертевшись перед зеркалом с зеленым платьем, она раздраженно закинула его на дальний край постели и схватила голубое, атласное, отливающее в свете свечей тяжелой синевой грозовых туч.

«А тебе идет. Подходит к цвету глаз – просто идеально».

Сэйдж тихонько застонала и отшвырнула платье. Ну нельзя же так! Она обошла кровать и дотянулась до вороха зеленого шелка. Надо быть серьезнее и ответственнее. В конце концов, завтра – не просто бал, а смотрины. Сэйдж будет выбирать будущего отца будущего герцога Олсфортского. Вот так. И детские капризы сейчас неуместны.

Поверх зеленого воротника Сэйдж встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Лёд, сталь. Стойкость.

«Прапрапрапрабабушка, я тебя не подведу…»

***

– Какая ты у меня красавица! – Сэр Брандон сгреб дочь в охапку и закружил, не обращая внимания на визг Фиолы «Платье!.. Помне-е-ете же!» Сэйдж засмеялась, обхватив отца за шею, как в детстве, и уткнулась лицом ему в плечо, чтобы спрятать глаза, в которых веселья не было ни капельки.

Брандон поставил дочь на ступеньку лестницы и спустился чуть ниже.

– Молодец, что выбрала это платье, – сказал он. – Голубой тебе очень идет. Просто изумительно подходит к цвету глаз.

– Спасибо, – улыбнулась Сэйдж. – А это ничего, что я не в фамильных цветах?

– Это твой день, Снежок, – сказал отец и словно бы сморгнул попавшую в глаз соринку. – Только твой. Пусть сегодня всё будет для тебя. Не для меня или мамы, не для дома – для тебя.

– Ну ладно, пойдем, гости уже скучают, наверное. – Сэйдж подобрала подол платья и осторожно шагнула на одну ступеньку ниже.

– Идем. – Брандон подставил дочери согнутую в локте руку.

Уцепившись за руку отца, как за перила раскачивающегося подвесного мостика, Сэйдж медленно спускалась по лестнице главной башни замка. Мимо неспешно проплывали портреты предков, с самого верха и до нижней площадки представлявшие стили живописи и костюмы разных эпох. Много, много веков от верха лестницы и до ее подножия… Вот и спускаться бы сейчас так же – долго-долго…

Она боялась, просто до помутнения в глазах, до полуобморока боялась выходить к гостям. Боялась взглядов, на которые она налетит, как на острые колья. Восхищенных, оценивающих… вожделеющих. Они жаждут ее богатства, ее титула, ее положения в обществе… И ее саму?

Что же делать со всеми вами?

Колени дрожали, ладони слегка вспотели от волнения, но Сэйдж не замедляла шага. Сердце колотилось, и она очень надеялась, что отец не ощущает этого бешеного перестука через руку, которой она опиралась на его предплечье.

Там, в этом зале, среди разодетой, благоухающей модными ароматами толпы находятся семь человек, которые прибыли сюда для того, чтобы она выбрала одного из них. При мысли об этом Сэйдж становилось дурно. Как же это унизительно… Их будут рассматривать, оценивать, как жеребцов на базаре. Ни один благородный человек не должен допускать такого отношения к себе. Выбор должен оставаться только за ним самим. А это… Недостойно. Противно. Просто омерзительно! И почему именно ей выпало производить этот лишающий человеческого достоинства отбор?..

Но выбора нет. Ни у нее, ни у них. Сэйдж расправила плечи и шагнула в широкий дверной проем.

Впрочем, тягостные ощущения удивительно быстро рассеялись под влиянием царящей в зале непринужденной обстановки веселья и ленивого, ни к чему не обязывающего всеобщего флирта. Кандидаты на руку дочери хозяина отнюдь не выглядели униженными. Все же Сэйдж неплохо знала тех, кого включила в свой список: молодые люди так или иначе были близки ей по духу и характеру, относились к жизни как к увлекательной игре, не хотели упустить ни единого хода, но при этом были достаточно осмотрительны, чтобы не ставить на кон всё до последнего медяка. И на нынешнюю ситуацию они смотрели легко: повезет – так повезет, нет – так жизнь впереди еще длинная.

Сэйдж танцевала то с одним, то с другим, выслушивала комплименты, сплетни, хвастливые рассказы, стихи разной степени наивности, подвергнутые тщательной цензуре анекдоты – и, казалось, позволяла себе раствориться в веселье и беззаботности. Она никогда не была нелюдимой, любила поездки в гости, обожала принимать гостей в Олсфорте и сейчас чувствовала себя как шустрая серебристая рыбка в чистой воде. Иногда она ловила на себе одобрительный взгляд матери и обеспокоенный – отца, ободряюще кивала им – «Всё отлично!» – и неслась по залу дальше, увлекаемая в танце очередным партнером.

Вечер пролетел незаметно. Гости начали расходиться по отведенным им комнатам – по домам никто не разъезжался, на следующий день были запланированы катания на лошадях по окрестностям и соревнования по фехтованию и стрельбе из лука для всех желающих. И к вечеру отец Сэйдж должен был объявить предварительные результаты «отбора».

Сэйдж, сцепив руки перед собой, медленно прохаживалась по отцовскому кабинету. Она сама попросила Брандона уделить ей несколько минут после того, как гости разойдутся по своим комнатам, хотя и понимала, что сегодня все устали, и с серьезными разговорами лучше бы подождать до утра. Но при этом девушка осознавала, что просто не сможет уснуть, не поделившись с отцом нераскрытым секретом, который камнем лежал на совести, и тем решением, которое она приняла сегодня.

Отец попросил ее подождать в кабинете и поспешил в спальню к леди Лилиане, которая переутомилась на балу и неважно себя чувствовала. Сэйдж остановилась возле камина, поворошила кочергой угли, выпрямилась и застыла, глядя на огонь. Оранжевые отсветы прыгали по стенам, вызывая одновременно ощущения уюта и непонятной тревоги, словно предчувствие беды вплеталось в мгновения покоя.

Вернулся Брандон, подошел к дочери сзади и обнял ее за плечи.

– Ты просто молодец! – сказал он, улыбаясь. – Мама просила передать, что она гордится тобой. Ты – настоящая хозяйка Олсфорта, лучше и пожелать невозможно!

– Надеюсь, что так, – улыбнулась Сэйдж, поворачиваясь к отцу. – Папа, я хотела поговорить с тобой… О двух важных вещах.

– Слушаю тебя. – Герцог указал дочери на диванчик у стены. – Присядем?

Сэйдж очень прямо села на диван и сложила руки на коленях. Брандон, на лицо которого набежала тень тревоги, уселся рядом вполоборота к ней.

– Что-то случилось, Снежок? – тихо спросил он.

– Не то чтобы случилось, – Сэйдж через силу улыбнулась. – Но все же… Папа, послушай меня. Нет необходимости проводить второй круг нашего отбора. И завтрашний день мне не понадобится, чтобы окончательно убедиться… Я приняла решение.

– Уже?.. – растерялся отец. – Так быстро? И… И кто он? Ты уже…

– Руфус, – глухо проговорила Сэйдж, опуская взгляд. – Виконт Кроуден.

– К… кто? – Брандон вскочил на ноги и с ужасом уставился на дочь.

Сэйдж подняла на него потемневший взгляд.

– Сядь, папа, я всё тебе сейчас объясню. Сядь, пожалуйста. – Она ласково коснулась его руки.

Брандон неуклюже сел на самый краешек дивана и повернулся к ней. На лице его застыло горестное и растерянное выражение. Он хотел было что-то сказать, но дочь жестом остановила его.

– Я знаю, ты надеялся, что я выберу кого-то помоложе и покрасивее, – начала она, – кого-то, кто, как ты полагаешь, достоин меня, обеспечит мне счастливую жизнь, кого я смогу полюбить, в том числе и за внешность… Но смотри, что получается. Я не люблю никого из них. И не уверена, что смогу полюбить хоть когда-нибудь. А ты видел, как они на меня смотрят?.. Тот же Дамиан – он за мной весь вечер ходил как привязанный…

– И чем тебе Дамиан не угодил?.. – буркнул Брандон.

Сэйдж печально вздохнула. Дамиан, высокий и статный, искусный охотник и фехтовальщик, голубоглазый и улыбчивый, такой милый со своими вечно падающими на глаза непослушными соломенными волосами… Остроумный и начитанный. Хорошо воспитанный, всегда спокойный и сдержанный. Просто идеал, мечта всех незамужних девиц в королевстве. Двадцатитрехлетний второй сын графа Бертонского, чьи земли находились в десяти днях пути от границ владений Олсфорта, был самым очевидным кандидатом на руку дочери герцога. Так думали все – и его родители, и родители Сэйдж, и другие кандидаты… Да и сама Сэйдж, по правде говоря, тоже так думала – пока перспектива замужества еще казалась туманной и отдаленной.