Юрий Дроздов

Но вскоре судьба развела друзей навсегда. В марте 1944 года Борис был выпущен из училища и направлен на 1-й Белорусский фронт. В войска того же фронта совсем не скоро попадёт и Юрий Дроздов, но «хозяйство» это было слишком большое, так что не встретились. Стекляр честно заслужил четыре боевых ордена, а потом был переведён на службу в НКВД и впоследствии гонял по Западной Украине «рогулей», как не слишком уважительно именовались тамошние националисты. «Гонял» – в смысле уничтожал, будучи в составе специальных подразделений госбезопасности. На его боевом счету записано немало ликвидированных бандитов, в том числе и знаменитый в узких кругах «Гравёр», обеспечивавший поддельными документами всё оуновское подполье. Так Стекляр воевал после победы и дослужился до звания полковника…

…Однажды, через много лет после окончания училища, Борис Ефимович случайно увидел Юрия Ивановича по телевизору, узнал его, был счастлив, но теперь давние однокашники жили в разных государствах, а потому встретиться им не удалось…

И ещё – возможно, что и наиболее важное: именно тогда, во время учёбы, Юрий впервые познакомился с самой настоящей, исконной Германией.

Повторим, что училище дислоцировалось в городе Энгельсе – ещё недавно это была столица Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья, в наше время давно уже позабытой. Между тем до Великой Отечественной войны это была серьёзная административно-территориальная единица площадью свыше 28 тысяч квадратных километров и населением более 600 тысяч человек, 400 тысяч из которых составляли немцы.

Если посмотреть тот же «Политический словарь», то можно узнать, что «Республика занимает одно из первых мест в СССР по уровню агротехники. Колхозы и совхозы республики имеют много тракторов и комбайнов. Основные культуры – яровая пшеница, подсолнечник, махорка, горчица и бахчевые. Советская власть создала в АССР Немцев Поволжья крупную промышленность: производство нефтяных двигателей, молочную, махорочную, костеобрабатывающую, мясную. Сильно расширено производство сарпинки[6]. В республике – 4 вуза, 14 техникумов, 5 театров»15.

Всё это осталось в прошлом: в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года все немцы были выселены в Казахстан, на Алтай и в Сибирь. Не оставляли никого – ни передовиков производства, ни коммунистов, ни партийных и советских руководителей. Но в этом, очевидно, были свои разумные моменты: разделение на «чистых» и «нечистых» не способствует укреплению человеческих отношений.

Была упразднена и сама республика, её территорию сразу же разделили между Саратовской и Сталинградской областями. Людей депортировали, автономию упразднили, но всё равно «маленькая Германия», где немецкие колонисты и их потомки проживали почти с середины XVIII века, осталась.

Дроздов так потом и говорил: «“Маленькую Германию” я видел ещё в Энгельсе, во время учёбы».

В городе Энгельсе сохранился истинный немецкий быт – быт старой Германии. С её знаменитыми стойлами для лошадей, с её плотиной, сделанной на речке Саратовке… Там были весьма своеобразные, с точки зрения русского человека, дома, с отоплением, сделанным на немецкий лад, когда одна печка экономно отапливала большой, добротный немецкий дом. Это были именно немецкие дома, немецкие постройки, сделанные умелыми немецкими руками.

Знал бы тогда Юрий, насколько та визуальная информация, что была им здесь получена, пригодится ему в будущем! Но кто из нас может что-то знать наперёд?

Безусловно, за два года, прошедших со времени депортации немцев, здесь что-то изменилось: в опустевших домах теперь жили командиры, преподаватели и другие сотрудники артиллерийского училища и знаменитой Энгельсской военной авиационной школы пилотов имени Марины Расковой, жили также лётчики с семьями – в городе был большой военный аэродром. А так как жили, что называется, на чемоданах, днём и ночью пропадали на службе и надеялись сразу по окончании войны возвратиться в свои родные края, то никто в этих домах и на дворах ничего не переделывал, не «усовершенствовал», так что «германский быт» фактически оставался в неприкосновенности…

…В самом конце 1944 года Юрий Дроздов получил свидетельство об окончании училища и погоны младшего лейтенанта. Когда он учился, то казалось, что время тянется нестерпимо медленно. Теперь вдруг стало понятно, что полтора года учёбы пролетели почти мгновенно.

Война за это время закончиться не успела, но уже стремительно приближалась к своему закономерному финалу.

Глава 2. Война лейтенанта Дроздова

По окончании обучения Юрию предложили продолжать службу в «родных стенах» – здесь же, в училище, командиром курсантского взвода. Из этого можно понять, что отучился он весьма успешно, потому как «посредственным» выпускникам таких предложений не делают. К тому же, судя по имеющейся фотографии, в училище Дроздов заслужил сержантские лычки, хотя нигде о том не написано, так что, очевидно, командовал отделением курсантов.

Есть версия, которая проходит в различных публикациях (вообще всяких версий по тем или иным пунктам биографии Юрия Ивановича немало, что неудивительно: замечательную личность нередко пытаются ещё больше «улучшить»), что Дроздов, окончивший училище с отличием, получил право выбора вида артиллерии. Разумный человек в такой ситуации выбрал бы артиллерию дальнобойную – корпусную или Резерва Верховного Главнокомандования, то есть ту, что находится на порядочном удалении от линии фронта. Но он, как рассказывают, попросился в противотанковую артиллерию. На самый что ни на есть передний край – недаром же про «противотанкистов» говорили: «Ствол длинный, а жизнь короткая». Почему так? Объясняем. Если расчёту удавалось заранее хорошо замаскировать орудие, что получалось далеко не всегда, потому как нередко приходилось разворачиваться прямо под носом у наступающего противника, то артиллеристы получали «фору» в несколько неожиданных выстрелов, после чего пушка всё равно превращалась в прекрасную мишень. Впрочем, танк мог раздавить эту «мишень» и гусеницами. В любом случае, артиллерийский расчёт не имел никакой защиты – разве что щиток орудия мог прикрыть наводчика от автоматных пуль и шальных осколков, не более.

Однако сам Юрий Иванович не писал, что ему была предоставлена возможность что-то по выпуске выбирать, он только отказался остаться в училище и обрадовался назначению «командиром взвода в противотанковом артиллерийском дивизионе одной из гвардейских дивизий 1-го Белорусского»: «Мною двигало желание бороться и быть вместе с уходившими на фронт друзьями детства. Я понимал, что могу и погибнуть…»16

Хотя на самом деле младший лейтенант Дроздов был направлен из училища не в какое-то конкретное подразделение и даже не на определённую по категории должность, а скорее всего «в распоряжение», как указывалось в предписании, командующего артиллерией 1-го Белорусского фронта, оттуда его направили куда-то «пониже», и уже затем – в распоряжение начальника артиллерии 52-й гвардейской стрелковой Рижской ордена Ленина и ордена Суворова дивизии. Кстати, там-то, на месте, он уже мог что-то выбирать, но вряд ли младшему лейтенанту реальный выбор предлагался. Там могли спросить о пожеланиях, но направили туда, где были нужны люди. Таким образом он получил назначение командиром огневого взвода 57-го отдельного гвардейского истребительного противотанкового дивизиона. Взвод – две противотанковые пушки. Как рассказывал потом Юрий Иванович, это были 76-миллиметровые орудия ЗИС-3 образца 1942 года…

В часть он прибыл 15 января 1945 года, и с этого дня исчисляется срок его, как это звучит официально, «пребывания на фронтах Великой Отечественной войны» – реальная боевая выслуга.

Есть опять-таки версия – приходилось где-то читать, – что Юрий принимал участие во взятии Варшавы, которая пала через день после его прибытия, 17 января. Подобное утверждение не выдерживает никакой критики, ибо 52-я гвардейская дивизия в штурме столицы Польши не участвовала. Да если бы и участвовала, то кто бы отправил в бой только что прибывшего младшего лейтенанта? Это же не 1941-й, когда ему могли дать те самые два орудия и напутствовать: «Вот твой рубеж! Противник через него пройти не должен. Стой здесь и умри!» И встал бы, и стоял – до последнего снаряда, до самой смерти. Но в 1945-м никто бы не стал рисковать ни необстрелянным «мамлеем», как в войсках иронично называли младших лейтенантов, ни тем более двумя противотанковыми пушками.

Зато впереди у 52-й гвардейской дивизии и лично у гвардии младшего лейтенанта Дроздова были иные бои, причём гораздо более тяжёлые, потому как сопротивление гитлеровцев постоянно нарастало. Недаром поётся в известной песне: «Последний бой – он трудный самый». К этому последнему бою следовало готовиться самым тщательным образом, и так получилось, что Юрию вновь пришлось учиться, а не воевать, как он совсем уже было собрался…

Генерал-лейтенант Георгий Гаврилович Семёнов, бывший в годы войны начальником оперативного отдела 3-й Ударной армии, писал в мемуарах:

«Третью ударную вывели в резерв фронта… 23-я и 52-я стрелковые дивизии 12-го гвардейского корпуса заняли оборону по восточному берегу Одера на участке протяжённостью 30 километров: от Нидер-Кренина до Альт-Рюдница. Все остальные соединения находились в тылу, приводили себя в порядок после боёв в Померании, принимали пополнение, занимались боевой учёбой.

Активных действий армия пока не вела. Штабные офицеры, разумеется, пытались определить наши перспективы, предусмотреть дальнейший ход событий. Если нам прикажут наступать строго на запад, то армия, форсировав Одер, пройдёт значительно севернее Берлина. Некоторые товарищи вздыхали: жаль, мол, что не придётся самим громить фашистское логово.

Как бы ни развивались события, дальнейший наш путь вперёд лежал через Одер, левый берег которого находился в руках противника. А опыта форсирования крупных водных преград дивизии нашей армии не имели.

Учить войска преодолевать водные преграды при помощи табельных и подручных средств – на этом было сосредоточено основное внимание всех командиров и инженерных начальников. При обучении использовалось всё, что могло держаться на воде, вплоть до брёвен и досок.

Занятия по форсированию водных преград проводились на ближайших озёрах, как правило, в сумерках или на рассвете.

Одновременно командиры соединений и частей, штабы и политорганы уделяли большое внимание тактической подготовке войск. С каждой ротой было проведено по два-три тактических учения. На батальонных учениях с боевой стрельбой отрабатывались вопросы взаимодействия подразделений между собой и с родами войск, а также формы и способы ведения боёв в населённом пункте и в ночных условиях. Командиры полков, офицеры штабов и политработники большую часть времени проводили в подразделениях, обучая солдат, сержантов и младших офицеров»17.

Можно понять, какие чувства обуревали младшего лейтенанта! Ладно ещё, что вместо боёв – та же поднадоевшая учёба, всё-таки бои будут, это к ним готовятся, но то, что дивизия оказывается на второстепенном направлении, пройдёт «значительно севернее Берлина» – это было по-настоящему обидно. Причём настолько обидно, что Юрий даже заболел – вполне возможно, что именно поэтому, ибо в периоды ожесточённых боёв ни у кого никаких болячек не было (а может, и простудился, пока добирался до фронта) – и угодил в госпиталь. Хотя, по другому варианту развития событий, он был легко ранен – но о том, где и когда, никакой информации не имеется, и сам Дроздов в своей книге этого не уточняет. Так что достоверен лишь один факт: он оказался в госпитале. Обидно, конечно: только приехал в часть, и вот тебе, пожалуйста, сразу на больничную койку!

Но, как известно, никогда не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. И вот тому в подтверждение фрагмент из книги «Вымысел исключён»:

«Я женат. Мы познакомились уже в конце войны. После освобождения Варшавы в одну из пауз в Висло-Одерской операции 1945 г. (то есть во второй половине января 1945 года. – А. Б.) я на пару недель оказался в полевом госпитале 3-й Ударной армии, где мы и встретили друг друга.

Моя жена, Людмила Александровна Дроздова (Юденич), моя ровесница, родилась в с. Жихарево Бельского уезда Нелидовской волости Западной (Калининской) области. <…> Ранней голодной весной 1943 г. она пришла в село Займищи Калининской области и поступила в полевой армейский госпиталь и прошла вместе с ним до окраин Берлина»18.

В общем, познакомились, а вскоре после войны, в поверженном Берлине, Юрий как-то смог отыскать эту красивую девушку и связал с ней свою судьбу до самого конца своей собственной жизни…

Но, повторим, это будет потом, после взятия Берлина, и до того времени ещё следовало дожить, что будет совсем непросто и удастся далеко не каждому.

К сожалению, у многих из нас представление о Великой Отечественной войне достаточно примитивное. Не будем в подробностях обсуждать эту тему, но вот завершающие аккорды войны многим представляются так: доблестные советские войска, подавляя последние очаги сопротивления гитлеровцев, неудержимо движутся к Берлину… И как бы ни сопротивлялись гитлеровцы, уже нет такой силы, которая могла бы противостоять мощной, опытной, прекрасно обученной и оснащённой самыми передовыми оружием и боевой техникой Красной армии. Советский Союз и его вооружённые силы сосредоточили все свои возможности для этого последнего, решительного боя. «Всё для фронта – всё для победы!»

А вот как вспоминал те самые дни победного наступления Герой Советского Союза гвардии генерал-майор Нестор Дмитриевич Козин, командир 52-й гвардейской стрелковой дивизии, в которой, напомним, служил Дроздов:

«Нашей 3-й ударной армии предстояла задача повернуть на северо-запад и двигаться на Иновроцлав, Бломберг. Это значило, надо пройти ещё не менее 150 километров. (Расстояние от Бломберга до Берлина по прямой – порядка 300 километров. – А. Б.)

Трудностей прибавилось: тылы дивизии растянулись, снабжение горючим и продовольствием ухудшилось. Особо беспокоили нас боеприпасы. Начальник артснабжения майор И. Б. Ласточкин доложил, что дивизия в целом по всем видам не имеет и половины боекомплекта. А ведь мы шли в бой!»19

Впечатляет? Между тем по кадрам фронтовой кинохроники представляется, что боеприпасов у наших войск в то время было более чем достаточно. И на всех снарядах неизменно писали «По Рейхстагу!» или «Подарок Гитлеру». А тут ещё, оказывается, были проблемы не только со снарядами, но и с продовольствием… И это, между прочим, на том фронте, которым командовал Маршал Победы Жуков, заместитель Верховного главнокомандующего. Что же тогда было на других фронтах?

После относительно небольшой передышки 52-я гвардейская дивизия вновь вошла в боевое соприкосновение с противником.

О том, как воевал в то время гвардии младший лейтенант Юрий Дроздов, мы ничего пока что говорить не можем, потому как не знаем и додумывать не станем, зато в воспоминаниях ветерана дивизии, командира одного из её полков гвардии полковника Гавриила Григорьевича Пантюхова есть конкретный рассказ о боевых действиях 57-го оиптдн (таково официальное сокращение названия «отдельный истребительный противотанковый дивизион»), того самого, в котором служил наш герой.

«Утром 1 марта сотни орудий открыли стрельбу, разорвав плотный, влажный воздух…

На позиции батальона гвардии майора В. М. Малютина надвигались сразу десять танков и самоходных орудий с двумя ротами пехоты. Подойди они беспрепятственно к цепям гвардейцев, спешно окопавшихся на окраине населённого пункта, батальон был бы смят. Но машины и пехоту противника ещё на дальних подступах встретила своим огнём дивизионная артиллерия, а когда они всё-таки приблизились к позициям, прогремели выстрелы приданного полку 57-го истребительно-противотанкового дивизиона. Батарея, которой командовал гвардии лейтенант М. Д. Бондарь, вела огонь прямой наводкой, подпустив танки и самоходки на расстояние 300–400 метров. Стрелять так было опасней, но зато орудия били наверняка. Три орудия, у панорамы которых стояли командир огневого взвода гвардии старший сержант В. А. Гук, наводчик И. Е. Курочкин, наводчик гвардии младший сержант С. И. Игнатьев, с первого выстрела попали в цель. Сразу три машины вышли из строя.

Батальон ружейно-пулемётным огнём отсекал пехоту от танков и самоходок, и, когда ещё две машины были подбиты, она отхлынула от населённого пункта»20.

Видимо, и у Дроздова примерно так было – конечно, на другом участке и с каким-то своим вариантом развития событий.

Следующий бой, в котором участвовал 57-й гвардейский дивизион, произошёл через неделю, 7 марта (впрочем, может быть, и ещё что-то случилось, а мы просто не знаем), – это взятие польского города Голенюв, и о том вспоминал командир дивизии:

«После короткой 15-минутной артподготовки стрелковые подразделения в сопровождении танковых частей, используя обходной манёвр, перешли в наступление: 33-я дивизия – с северо-востока, 52-я – с юго-запада. 10-я танковая дивизия СС и дивизия “Бервальде” оказывали упорное сопротивление. После повторного артналёта, действий орудий прямой наводкой и огня танков с места по вновь выявленным огневым вражеским точкам к исходу дня мы штурмом овладели городом. Остатки разгромленного врага были отброшены на юго-запад.

При штурме города смелость и решительность проявили многие подразделения дивизии. <…> 57-й гвардейский отдельный истребительно-противотанковый дивизион Н. В. Позднякова подбил танк, две бронемашины и подавил два тяжёлых пулемёта»21.

Вполне возможно, что Юрий в этом бою участвовал.

Но всё это происходило как бы по дороге, по ходу развития событий, в преддверии того самого главного боя, которого ждали все в наших войсках – от солдат до маршалов.

Та страна, в которой теперь оказался Дроздов, не слишком походила на виденную им в Энгельсе «Малую Германию». Не только потому, что патриархальная старина неизбежно уходила в прошлое, уступая место современной архитектуре, но и, главное, потому, что война, возвратившаяся на немецкую территорию, откуда она в своё время пришла, изуродовала всё вокруг. Руины здешних населённых пунктов не очень-то отличались от руин польских, белорусских, украинских, русских и прочих городов… В руины превращалась и столица Германии, в направлении которой двигались войска Красной армии, несущие неотвратимое возмездие.

Понятно, что к штурму Берлина готовилось не только советское, но и гитлеровское командование, максимально усиливавшее группировку своих войск на этом главном, теперь уже последнем направлении войны. Если в Первую мировую главным для Германии был, безусловно, Западный фронт, где сражались английские и французские войска, то теперь «полюса» однозначно поменялись, и Западный фронт, против которого во Второй мировой войне действовали англо-американцы, немцами просто-таки обнажался. Открывая чуть ли не беспрепятственный путь для союзников, немецко-фашистское командование перебрасывало оттуда войска на свой Восточный фронт, на защиту Берлина. Сюда же стягивались последние оставшиеся части и соединения из внутренних районов Германии. Численность этих войск увеличивалась за счёт «тотальной мобилизации», когда на военную службу призывались немцы в возрасте от шестнадцати до шестидесяти пяти лет.

Советские артисты-куплетисты, выступая перед бойцами, пели по этому поводу: «Мой любимый старый дед в шлем тотально был одет». Это казалось смешно, но в действительности ничего смешного тут не было: и старый ветеран Первой мировой с пулемётом «MG», и четырнадцатилетний мальчишка из гитлерюгенда с фаустпатроном – все они представляли реальную опасность, потому как каждый из них неминуемо утащил бы с собой на тот свет сколько-нибудь советских солдат.

В результате всех этих лихорадочных мер фюреру удалось сосредоточить в Берлине и его окрестностях до миллиона солдат и офицеров, 10 400 орудий и миномётов, 1500 танков и штурмовых орудий и три миллиона фаустпатронов. В воздух над столицей доживавшего свои последние дни «тысячелетнего рейха» могли подняться 3300 боевых самолётов. На подступах к Берлину была создана мощная система оборонительных рубежей общей глубиной до 90 километров.

В штабах между тем шла своя работа, в результате которой неоднократно менялись и корректировались недавно ещё столь тщательно составленные планы. Вот так, вдруг, и получилось, что 3-я Ударная армия получила задачу наносить удар по Берлину.

«Основная роль в овладении Берлином отводилась 1-му Белорусскому фронту, которым командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

В составе войск 1-го Белорусского фронта к участию в Берлинской операции готовилась и 3-я ударная армия, в которую входили 12-й гвардейский, 7-й и 79-й стрелковые корпуса. Находясь на направлении главного удара фронта, в первом его эшелоне, она получила задачу прорвать оборону противника на участке Золиканте, Форстаккер, разгромить противостоящие части противника и, развивая удар в общем направлении Нейтреббин, Мецдорф, Бернау, Биркенвердер, к исходу третьего дня операции овладеть рубежом Альбертсхоф, Таерфельде, Леме. В дальнейшем наступать в обход Берлина с севера в направлении Бернау, Глиникке, Ней-Дебериц и на восьмой день операции овладеть районом Хеннигсдорф, Фарланд, Гатов, Шпандау, расположенным западнее Берлина. Справа наступала 47-я армия, слева – 5-я ударная армия.

3-й ударной армии противостояли 309-я пехотная дивизия, части дивизии “Курмарк”, 25-я моторизованная дивизия и мехдивизия “Мюнхенберг”. Всего противник здесь сосредоточил до 1640 орудий и миномётов, более 100 танков и самоходных установок и около 600 пулемётов.

Для выполнения поставленной задачи командующий армией решил прорыв обороны противника осуществить на участке 6 км силами 79-го и 12-го гвардейского стрелковых корпусов, нанося главный удар в центре полосы наступления в направлении Нейтреббин, Мецдорф, Бернау.

79-му и 12-му гвардейскому стрелковым корпусам ставилась задача прорвать оборону противника на участке Золиканте, Форстаккер, разгромить противостоящие части 309-й пехотной и 25-й моторизованной дивизий противника, к исходу дня овладеть второй полосой его обороны и обеспечить ввод в прорыв 9-го гвардейского танкового корпуса 2-й гвардейской танковой армии»22.

Простите за эту длинную цитату из книги по истории 3-й Ударной армии, но она здесь отнюдь не случайна именно в таком объёме. Только представьте: громады войск и огромное количество вооружения с обеих сторон, добрый десяток каких-то совершенно незнакомых населённых пунктов, постоянно меняющиеся боевые планы – и посреди всего этого находится гвардии младший лейтенант, известный лишь своему непосредственному начальству, десятку подчинённых, то есть двум своим артиллерийским расчётам, и нескольким боевым товарищам. Словно бы песчинка на берегу стремительно текущей реки. Чьё-то неверное движение, резкий порыв ветра – и где она? Кто вспомнит? Разве что девушка Люда из военного госпиталя? Но и она долго ли будет думать про мелькнувшего и невесть куда сгинувшего молодого офицера, пусть даже и очень симпатичного? Война давно отучила людей зацикливаться на потерях. «Да, был – больше нету… Жаль!» Всё! Забыли. Как в той песне: «Живём случайно, расстаёмся, не скорбя…»

Но кто тогда думал о себе, что именно он будет убит в том самом завершающем бою? И вообще многим наивно верилось, что штурм Берлина станет самой последней битвой на Земле, а потом они будут иметь счастье долго-долго жить в мирном мире.

Разумеется, высшее командование Красной армии относилось к происходящему гораздо более реалистично. Маршал Жуков вспоминал:

«В целом проведённая работа по подготовке Берлинской операции была невиданной по своему размаху и напряжению. На сравнительно узком участке 1-го Белорусского фронта за короткое время было сосредоточено 77 стрелковых дивизий, 3155 танков и самоходных орудий, 14 628 орудий и миномётов и 1531 установка реактивной артиллерии. Мы были уверены в том, что с этими средствами и силами наши войска разгромят противника в самый короткий срок»23.

Из этих 14 628 орудий два ствола – причём на общем фоне из числа самых маленьких по своему калибру – составляли взвод гвардии младшего лейтенанта Дроздова. Ему тогда было поручено восемь метров фронта: чтобы надёжно подавить оборону гитлеровцев, на участке прорыва создавалась плотность 266 орудий и миномётов на километр. Подсчитать несложно: порядка четырёх метров на одно орудие, восемь метров – на противотанковый взвод.

Хотя понятно, что на самом деле всё было совершенно не так, никто там пушки и гаубицы в ряд не ставил. Огромные дальнобойные орудия находились далеко за линией фронта, и пехота вспоминала о дальнобойщиках лишь тогда, когда слышала, как шелестят, пролетая в вышине, крупнокалиберные снаряды, именуемые «чемоданами»; противотанкисты же, напротив, стояли перед пехотой, воистину закрывали её собой – «ствол длинный, а жизнь короткая».

Впереди был самый трудный, самый поганый вид боя – бой в городе. Генерал-майор Козин вспоминал то, что видел своими глазами (нередко случается так, что мемуаристы вспоминают то, что видели другие):