Юрий Дроздов

Во время Великой Отечественной войны дед Кузьма – «простой, добрый, отзывчивый и несгибаемый человек», ушёл в партизаны, хотя было ему 90 лет. Вот только труд этот оказался для него уже непосилен: зимой 1943 года он заболел, возвратился в Лепель и умер прямо на своём кладбище…

В 1937 году (не надо напрягаться, большинство советских людей тогда жили своей обыкновенной жизнью!) Иван Дмитриевич получил назначение в Харьков, в одно из военных училищ. В какое именно – сказать трудно, потому как в ту пору в городе действовали пехотное, артиллерийское, танковое – вне всяких сомнений, ибо это был один из центров советского танкостроения, военно-политическое, военно-медицинское и какие-то ещё военные училища. И вообще это был крупный промышленный, научный и культурный центр.

В «Политическом словаре» издания 1940 года сказано:

«В Харькове – 30 вузов, в том числе университет; 38 техникумов, 44 научно-исследовательских института, 12 театров. В результате реконструкции Харьков, ранее грязный, страдавший от недостатка воды, превратился в один из лучших по благоустройству и красоте городов СССР»7.

Можно сказать, что Юра тогда «дорвался» до возможностей, предоставленных ему этим городом. Центром притяжения стал для него Дом Красной Армии, где для ребят – разумеется, совершенно бесплатно! – работали самые разные кружки и секции. Он стал посещать зоологический кружок и кружок исследователей Арктики, а также детскую драматическую студию при том же ДКА. Всё это было так интересно, такое счастье!

Впрочем, у жизни в Харькове сразу же нашлись и свои минусы, в частности обязательное изучение в школе украинского языка. Поставив на первом же диктанте антирекорд по количеству ошибок – 39 на одной странице, – Юрий был вынужден всерьёз заняться изучением языка, в том числе и читать украинскую литературу. Очевидно, именно тогда впервые проявилась его способность к языкам, так что с этой проблемой удалось справиться.

Гораздо труднее было разобраться с другой проблемой – собственным здоровьем. Юрий Иванович признавался: «Первые 12–13 лет жизни рос я дохлым, болезненным мальчишкой. Перенёс, кажется, все болезни…» В конце концов Иван Дмитриевич воспользовался служебным положением и отправил сына на всё лето в лагерь своего военного училища. Целебный воздух соснового леса, спартанские условия жизни в палатке, здоровая солдатская пища и физические нагрузки сделали своё доброе дело – все болячки остались в прошлом, а перед Юрием открылась прямая дорога…

Но скажем сначала о дороге как бы параллельной, мы её уже упомянули.

«Учась в харьковской школе, я параллельно занимался в драматическом кружке, руководителем которого был Виктор Хохряков[3], впоследствии уехавший в Москву и ставший народным артистом. Под его руководством мы ставили спектакль “Маленький Мук”, и должен сказать, что навыки, наработанные в детстве, потом мне весьма пригодились»8.

Театр – это безумно интересно, но вряд ли Юра мог тогда даже подумать о профессиональной сцене. В те времена подавляющее большинство мальчишек мечтали о службе в рядах РККА и младший Дроздов, сын военного, исключением не являлся. Сейчас сложно сказать, насколько совпадали взгляды отца и сына, однако когда Иван Дмитриевич положил на стол перед сыном большую прекрасно изданную книгу в синей обложке «Артиллерия» и сказал, что это будет его профессия, – Юра возражать не стал.

Он сразу начал читать, и эта книга из разряда научно-популярной литературы оказалась очень интересной. Даже неожиданно интересной, потому как в ней не только подробно описывалось, что представляет собой тот самый род войск, что вскоре будет наречён «богом войны», но и были даны ответы на многие, в том числе и нелепые на первый взгляд вопросы. Отдельные разделы такими вопросами и озаглавлены: «Можно ли заменить порох бензином?» или «Пушка ли “Царь-пушка”?». Если к интересному, легко изложенному содержанию книги добавить большое количество самых разных рисунков, то не стоит удивляться ни тому, что младший Дроздов её буквально «проглотил», ни тому, что следующей осенью он поступил в артиллерийскую спецшколу.

Думается, не лишним будет объяснить, что это за учебное заведение.

В то время в мире, говоря словами легендарного поэта-партизана Дениса Давыдова, уже основательно «пахло жжёным порохом». Советский Союз, так же как и прочие страны Европы, готовился к грядущей войне. Увеличивалась численность Красной армии, осуществлялось её перевооружение на новые, современные образцы. Естественно, что возник дефицит офицерских (тогда они назывались командирскими) кадров – особенно для так называемых технических войск. Было очевидно, что даже ускоренными методами типа «школы прапорщиков» с трёх- или четырёхмесячным периодом обучения его не покрыть. Более того, даже установленного в то время двухгодичного срока учёбы в военных училищах явно было недостаточно. Из понимания этого возникла здравая идея: готовить командирские кадры заранее, ещё до поступления молодых людей в военно-учебные заведения или до их прихода на срочную службу. Было решено создать специализированные школы для подготовки будущих курсантов военных училищ, для начала в качестве эксперимента – артиллерийских. Задачу по созданию таких школ непосредственно и совместно решали Народный комиссариат обороны СССР и Народный комиссариат просвещения РСФСР, а в качестве куратора проекта выступал Центральный комитет ВЛКСМ.

В том же самом 1937 году несколько российских школ были преобразованы – на уровне 8—10 классов – в артиллерийские спецшколы. Очевидно, что эксперимент оправдал себя изначально: так, уже в апреле следующего года Совет народных комиссаров СССР утвердил Положение о специальных школах Народных комиссариатов просвещения РСФСР и УССР, в результате чего было создано 16 артиллерийских спецшкол, причём пять из них дислоцировались в Москве. Были также спецшколы в Киеве, Ленинграде, Одессе и, что для нас особенно важно, в Харькове.

Поступить туда было нелегко, конкурс желающих сразу же оказался высокий. Для того чтобы стать воспитанником, ребятам следовало сдать экзамены по всем общеобразовательным дисциплинам, особое внимание при этом обращалось на столь необходимые для артиллериста математику, физику и химию, а также иностранный язык, ибо армия готовилась к войне. Как и положено для военного училища, абитуриенты проходили строгую медкомиссию и сдавали зачёт по физической подготовке. Нужно было также ещё пройти собеседование, в ходе которого проверялись кругозор, интеллектуальный и культурный уровень желающих стать командирами-артиллеристами. Недаром же в русской армии бытовала пословица: «Умный – в артиллерии, храбрый – в кавалерии, пьяницы – на флоте, а дураки – в пехоте».

Со всеми испытаниями Юрий Дроздов справился успешно, так что с 1 сентября 1940 года он начал учёбу в спецшколе, носившей номер «14». Тогда же он впервые надел военную форму: зелёный китель, перехваченный солдатским ремнём, брюки навыпуск – синие с красным кантом, фуражка с чёрным артиллерийским околышем. Зимой, соответственно, воспитанникам полагалась шинель. На чёрных петлицах, прикреплённых на отложных воротниках кителя или шинели – погоны тогда в армии не носили, – были помещены скрещенные стволы старинных орудий – эмблема артиллерии – и буквы «СШ». Хотя, может быть и «САШ» (специальная артиллерийская школа), по-разному случалось, если смотреть на сохранившиеся фотографии тех лет.

Отметим со слов подчинённых и сослуживцев Юрия Ивановича, что военную форму он любил (особенно – свою генеральскую), и в тех редких случаях, когда доводилось её надевать, делал это с искренним удовольствием.

Но кто бы тогда сказал Юрию, что впереди у него более полувека службы и генеральские звёзды, вот только две трети этого немалого срока он будет надевать мундир лишь затем, чтобы раз в несколько лет сфотографироваться для «личного дела» или покрасоваться в президиуме собрания по каким-то особо торжественным случаям! Ну сказали бы, и что с того? Он бы не поверил, даже не понял бы. Это нам сейчас всё просто и ясно, а тогда Дроздову казалось, что впереди – настоящая ратная служба, война с фашистами, которые к тому времени уже успели оккупировать пол-Европы. Недаром даже их, школьников, к службе и войне готовили по-настоящему. Понятно, что это делали не школьные учителя, но кадровые командиры артиллерии РККА, прикомандированные к спецшколам для преподавания военных дисциплин и осуществления командных функций. Причём сюда направляли не абы кого, лишь бы избавиться, но в действительности лучших, часто – орденоносцев или награждённых боевыми медалями. Такие командиры пользовались у ребят особенным уважением и авторитетом, успешно выполняли функции воспитателей. Младшие командиры – командиры отделений, помощники командиров взводов – назначались, как и в настоящих военных училищах, из числа обучающихся, чтобы изначально приобретали столь необходимые командные навыки.

Школьная общеобразовательная программа, по которой занимались воспитанники, была скорректирована в соответствии с программой обучения артиллерийских военных училищ, чтобы потом как бы плавно в неё перейти. Приоритетом пользовались всё те же точные науки, и опять-таки ребята здорово налегали на иностранный язык, как правило – немецкий. Между прочим, из штатских педагогов в спецшколы также отбирали лучших.

Порядки здесь были военные, их определяли специально разработанные «Правила внутреннего порядка в специальных средних военных школах» – разумеется, они были не такими жёсткими, как устав. К тому же местные ребята жили дома, иногородние – в интернате. В общем, казармы не было, и это существенно облегчало жизнь воспитанников. По окончании спецшкол их выпускники дружно отправлялись в артиллерийские училища разных городов и, как правило, становились там лучшими курсантами.

Эксперимент с артиллерийскими спецшколами удался. По этой причине в том самом 1940 году в СССР были также созданы спецшколы для Военно-морского флота и для авиации. Известно, что эти учебные заведения просуществовали всю войну и даже несколько дольше. Но к нашей теме это отношения уже не имеет.

Итак, осенью последнего предвоенного года Юрий Дроздов стал воспитанником артиллерийской спецшколы. Успешно прошёл год насыщенной учёбы, пришло самое интересное время: лагерный сбор на целых полтора месяца. А это значит – полевые занятия, тактика, боевые стрельбы не только из стрелкового оружия, но даже из артиллерийских систем. Вообще стрельбы и полевые выходы – это именно то, что позволяет курсанту (или воспитаннику, суворовцу) почувствовать себя по-настоящему военным человеком. Обыкновенному школьнику никто стрелять из пушки не доверит.

Да только пройти этот лагерный сбор до конца воспитанникам спецшколы в то лето 1941 года не удалось.

«Начало Великой Отечественной войны застало нашу семью в Харькове, – вспоминал Юрий Иванович. – С началом боевых действий курсантов спецшколы отозвали из летних лагерей и направили на танкоремонтный завод помогать ремонтировать танки, прибывавшие с фронта. Это было первое конкретное знакомство со следами жестокой войны, жертвой которой уже стал отец»9.

О том, что майор Иван Дмитриевич Дроздов получил серьёзное ранение в боях под Старой Руссой, мы уже говорили. У Юрия Ивановича же была своя фронтовая судьба. А от судьбы, как известно, не убежишь, равно как и бесполезно пытаться идти ей наперекор. Дроздов убедился в этом на собственном опыте, о чём некогда и рассказал нам в своём интервью для газеты «Красная звезда»:

«С началом боевых действий нас отозвали из лагерей и направили на танкоремонтный завод, помогать ремонтировать поступавшие с фронта боевые машины. Затем нашу спецшколу эвакуировали в Актюбинск, и там, в 1942 году, мне пришлось пережить строгое, с угрозой исключения из комсомола, обсуждение на общем комсомольском собрании спецшколы за попытку бежать – ещё с тремя нашими ребятами – в Сталинград»10.

Почти теми же словами этот эпизод изложен Юрием Ивановичем и в книге «Вымысел исключён», с одной только маленькой, но весьма существенной разницей. В книге он пишет, что пытались бежать не просто в Сталинград, но в тамошнее танковое училище.

А это уточнение вызывает уже целый ряд вопросов. Прежде всего – почему именно в Сталинград? От Актюбинска до города на Волге – свыше тысячи километров. Гораздо ближе были Ульяновск, Саратов, Куйбышев, где также находились танковые училища. Впрочем, не также – ведь в Сталинграде не было танкового училища! В начале войны туда было эвакуировано из белорусского Бобруйска военно-тракторное училище, а «чисто» танкового вообще не было! Весьма сомнительно, что юные кандидаты в герои направлялись именно в это учебное заведение. Скорее всего, ребята бежали на фронт, в Сталинград, где разгоралась та самая «битва на Волге», что вскоре решительно изменит ход войны. А вот рассказ о танковом училище как бы добавлял осмысленности их поступку: мол, рванули не абы куда, но на боевую учёбу, понимая, что с их годичной подготовкой в спецшколе они принесут больше пользы в качестве командиров, а не рядовых солдат. Это не было боязнью оказаться «простым солдатом» – не нужно думать, что лейтенантские «кубики» на петлицах могли гарантировать их обладателю какую-то безопасность, скорее даже наоборот. И танк вообще-то на один бой рассчитан.

Однако дерзкий план не удался. Попасть на фронт Юрию было ещё рано. По счастью, «патриотический порыв» его и его товарищей был разумно оценён командованием спецшколы. Могли ведь в назидание другим и для укрепления дисциплины (между прочим, самый действенный метод, нередко практикуемый!) турнуть их и из комсомола, и, разумеется, из спецшколы. И тогда, в чём нет никакого сомнения, уже никто из остающихся в её стенах воспитанников не помышлял бы о побеге в сторону фронта. Юрий Дроздов дождался бы 1943 года – своего призывного восемнадцатилетнего возраста (не исключено, что могли призвать и раньше), получил бы повестку, прибыл в военкомат, ну и далее как повезёт, на какой фронт рядовым солдатом отправят, ибо бывшего комсомольца в военное училище, пусть и самое краткосрочное, никогда бы не приняли… Так что при таком развитии событий вы бы эту книгу в руках не держали. Да и кто вообще о нём бы сегодня помнил?

А так всё обошлось, отделались в общем-то «лёгким испугом» – правда, каким именно («постановка на вид», «выговор», «строгий выговор» – список видов комсомольских взысканий можно продолжить), мы не знаем, но главное, что не финальное и фатальное «исключение из рядов ВЛКСМ».

Так что своё восемнадцатилетие Юрий встретил в стенах спецшколы. Не знаем, отметил он как-то это событие или нет – мог, например, купить ближайшим друзьям халвы или пригласить в «чепок», то есть курсантский буфет, на чашку чаю с булочкой, что-то иное вряд ли, – но переход к призывному возрасту ничего в его положении не изменил. Слава богу, был уже сорок третий год, а не сорок первый, и не лето сорок второго, когда даже курсантов военных училищ бросали на передовую в качестве рядовых. Дроздов же спокойно доучивался – конечно, «спокойно» – это не совсем точно, потому как он, как и все его товарищи, мечтал о фронте и боялся, что вдруг война без него закончится.

Нет, война не кончилась. 5 июля 1943 года началась Курская битва, 12 июля развернулась «Битва под Прохоровкой» – крупнейшее встречное танковое сражение Второй мировой войны, и только 18 июля Юрий Дроздов был наконец-то призван в ряды РККА. Но не на фронт, а на учёбу в 1-е Ленинградское Краснознамённое артиллерийское училище имени Красного Октября. Разумеется, училище тогда находилось не в блокированном гитлеровцами Ленинграде, а в городе Энгельсе Саратовской области, на левом берегу Волги.

…Повторим то, что уже сказано в предисловии: знать бы, что посчастливится писать книгу о Юрии Ивановиче, можно было бы в своё время расспросить о нём тех людей, которые теперь давным-давно ушли…

Когда-то в Ленинграде мы дружили с отставным подполковником Василием Тихоновичем Грицаевым, начальником музея Ленинградского высшего ордена Ленина Краснознамённого артиллерийского училища имени Красного Октября – того самого 1-го ЛАУ. Судьба его сложилась так, что не только вся служба, но и вся последующая его жизнь оказалась связана с этим учебным заведением. Почти всю Великую Отечественную войну, до самой Победы, этот отважный боевой офицер провёл в городе Энгельсе, командуя курсантским подразделением. Спросить бы у него: «Василий Тихонович, а вы не помните Юру Дроздова?» Как знать, может, и ответил бы: «Да, был у меня такой курсант – толковый парень, умница! Хотя, скажу честно, авантюрист и сорвиголова… Такие ребята не забываются! А где он сейчас, что с ним?»

Но этот встречный вопрос остался бы без ответа. Дело в том, что имя генерала Дроздова (в то время он уже был генералом) тогда не только не входило в помещённые в конце несколько раз переиздававшейся книге об истории 1-го ЛАУ – ЛВВАКУ списки выпускников, удостоившихся «генеральских эполет», но и вообще было скрыто под строжайшим грифом «Совершенно секретно». Так что и мы его в то время не знали, а потому ничего у нашего друга спросить не могли. Как жаль!

И второе, кстати, также очень интересное пересечение судеб, связанных всё с тем же училищем. Один из сотрудников нью-йоркской резидентуры того времени, когда Дроздов был резидентом (как мы и предупреждали: память подводит! Знаем, что зовут его так же, как и одного из начальников внешней разведки, – но кого именно?! Хотя, совершенно точно, не Артур Христианович![4]), рассказывал:

«Мой отец был артиллеристом. Он не был кадровым военным, но в 39-м году его призвали на сборы, с которых он возвратился в конце 45-го. Сначала – была Западная Украина, потом – Финская война, а перед Великой Отечественной он оказался рядом с границей, так что с первых её дней воевал на Юго-Западном фронте. Под Житомиром его сильно ранило, его вывезли последним поездом из окружённого Киева; после госпиталя, с 42-го, он преподавал в Энгельсе, в артиллерийском училище, а в 44-м, в конце – снова на фронт. Войну закончил майором и сразу демобилизовался».

Ведь как тесен мир! Вполне вероятно, что Дроздову приходилось общаться в училище и с этим офицером, может, даже он был у курсанта любимым преподавателем, но, разумеется, резидент не расспрашивал разведчика о биографии его отца – подобные разговоры относятся к категории «задушевных», они должны иметь некий особый повод, так же как и сотрудник не мог выяснять у своего начальника, где и когда тот учился…

А почему мы ранее назвали подполковника Грицаева, всю жизнь прослужившего в артиллерийском училище, боевым офицером? Да потому, что в истории этого училища была страница, о которой знал и курсант Дроздов, и эта страница, вне всякого сомнения, тревожила и его душу, и души его товарищей.

Огненным летом 1941 года, когда гитлеровцы рвались к Ленинграду, в районе Луги – в 136 километрах от города на Неве – была создана укреплённая позиция, так называемый Лужский рубеж, и немцы застряли перед ним на целых 45 суток. Позицию эту обороняли курсанты ленинградских военных училищ.

«22 июля, вторник

…У деревни Язвище курсанты Ленинградского пехотного училища при поддержке курсантского дивизиона Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября вели тяжёлый бой против вражеских танков и мотопехоты…

Метко били по противнику артиллеристы курсантского дивизиона. Уже в самом начале вражеской атаки противотанковые батареи старших лейтенантов Л. Зонова и П. Астафьева поразили девять танков. Три танка, пытаясь уйти от огня, повернули на левый фланг и попали под снаряды батареи лейтенанта В. Грицаева. Атака захлебнулась…»11

Так громили немецко-фашистских захватчиков ленинградские курсанты, которым тогда было по 18 лет – как теперь им, «энгельским», сидящим за партами… О подвиге на Лужском рубеже, о героизме выпускников училища им напоминали постоянно, это была тема особой гордости: буквально только что, 22 марта 1943 года, был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении 1-го ЛАУ орденом Ленина. Этот орден считался в Советском Союзе высшей наградой, военных училищ, им награждённых, оказалось за всю историю не более полутора десятков – при том что Ленинградское училище было награждено в числе самых первых.

Без сомнения, это было предметом особой гордости и для вновь набранных курсантов – вот в каком училище мы учимся! – но примерно в то же время к этой «бочке мёда» они получили не то что «ложку», а, вполне возможно, альтернативную «бочку дёгтя». По крайней мере, они решили именно так.

В историческом очерке училища имени Красного Октября сказано:

«Великая Отечественная война предъявляла к военно-учебным заведениям, в том числе и артиллерийским, высокие требования. <…> Формы боя усложнялись. Роль артиллерии в наступательных боях всё усиливалась. Артиллерийский командир должен был решать разнообразные задачи в бою, обладать высокой культурой в обучении и воспитании советских воинов.

1 ЛАУ в 1943 году перешло с 8—10-месячного срока обучения курсантов на одногодичный и полуторагодичный»12.

Для курсантов это был удар: к моменту их выпуска война закончится, враг будет разбит, и победа, разумеется, будет за нами…

Но что было делать?! Горький опыт побега на фронт у Дроздова уже имелся, а он был не из тех людей, кто позволяет себе дважды спотыкаться об один и тот же камень. Значит, следовало учиться – как бы ни было обидно.

Может, именно потому Юрий Иванович практически ничего не пишет в воспоминаниях об этих полутора годах своей жизни? Училище упомянуто мимоходом: «А в 1944-м, после подготовки в 1-ом Ленинградском артиллерийском училище г. Энгельса, уезжал на фронт»13. И всё! А зря – по нескольким причинам…

Начнём с того, что Юрий получил там серьёзную подготовку артиллерийского командира, что, несомненно, пригодилось ему в последующей армейской жизни.

Училище было переведено в город Энгельс в августе 1941 года, а уже 1 сентября здесь начались занятия. Сложно сказать, когда спали курсанты первых «военных наборов» (но тогда ведь вся страна была настроена на то, что «отдыхать будем после победы»), однако они не только учились, чтобы ехать на фронт и бить гитлеровцев – плохо учиться было нельзя, противник у них был очень серьёзный, подготовленный по-настоящему! – но и буквально на пустом месте создавали учебно-материальную базу для себя и для будущих поколений.

«Были оборудованы винтполигоны, полигон для стрельбы по танкам, построен электрифицированный миниатюр-полигон, приведены в порядок и собраны комнатные столы-полигоны, сконструированы складные чемоданы-полигоны, а с наступлением лета в районе расположения дивизионов были оборудованы миниатюр-полигоны на местности.

По всем основным дисциплинам созданы и оборудованы классы. По тактике, материальной части артиллерии, топографии, связи, военно-инженерному делу силами преподавательского и курсантского состава изготовлено большое количество наглядных пособий.

Мероприятиями, приближавшими учёбу к условиям боевой обстановки, явились также полевые тактические учения с боевыми стрельбами и летние лагерные сборы…

Занятия в лагерях проходили как днём, так и ночью без срывов, с полным использованием боевой техники и ещё более приблизили жизнь и учёбу к боевой действительности»14.

Не будем разъяснять все эти термины: «винтполигон», «миниатюр-полигон» и прочее – кто знает, тот поймёт, а кто не знает, тот не поймёт, но догадается, что всё это по-настоящему серьёзно…

К тому же Юрий теперь оказался в настоящем армейском коллективе. Это тоже весьма важно для формирования личности. Казарма многому учит, но главное – умению жить в коллективе и общению с людьми. А люди-то там были разные – не только «салажня» после школ и спецшкол. Конечно, «в области знаний» воспитанники артиллерийских спецшкол были на голову выше всех прочих, но чего реально стоили их знания по сравнению с боевым опытом некоторых их однокашников? Вспомним хотя бы Ивана Дмитриевича Дроздова, зачисленного в школу прапорщиков без всякого образования, но с Георгиевским крестом…

Там, в училище, Юрий подружился с сержантом Борисом Стекляром[5], воевавшим буквально с первого дня войны. Причём не просто добровольцем, но скорее даже «блатником», так как его, семнадцатилетнего, взяли в боевое подразделение исключительно потому, что там знали его отца, кадрового офицера. А далее – «котлы», ранения, Ржев и Сталинград, две медали: «За отвагу» и «За боевые заслуги». Самые весомые солдатские награды! Из курсантов, вчерашних школьников в подавляющем своём большинстве, такие медали имели очень и очень немногие. Понятно, что до такого уровня Дроздову нужно было ещё расти и расти.

Но вот что-то их, Юрия и Бориса, тогда свело – по нашей информации, в училище они дружили. А может, всему причиной – или виной? – оказался «чёрный юмор» кого-то из училищных командиров. Дроздов был высокий, Стекляр, напротив, маленький, а потому, хохмы ради, их периодически вместе ставили в наряд по кухне. Представляете, как такая «парочка» тащит котёл с водой? Умора! К ним, соответственно, прилепилась кличка «Пат и Паташон» – был такой дуэт актёров-комиков в эпоху немого кино. И это было всем понятно, потому как Великий немой «заговорил» не так ещё и давно…