Крымский излом

Следующим нашим объектом была портовая электростанция. Кривая улочка Старого города вывела нас едва ли не к самым ее воротам. Электростанцию охраняли румыны. Их легко было узнать по высоким кепи, похожим на недоделанные буденовки. Перед проходной из мешков с песком было сложено пулеметное гнездо, в котором в полной боевой готовности сидели три мамалыжника.

– Поехали! – выдохнул капитан и взмахнул рукой.

На фоне артиллерийского обстрела, который вела «Москва» по каким-то целям в городе, выстрелы из «калашей» с ПБСами прозвучали совсем неслышно. Румыны бесформенными кулями осели в пулеметном гнезде. Первые две пары морских пехотинцев рванулись к воротам словно призовые олимпийские спринтеры. Вот они уже под стеной проходной…

В деревянной будке светилось окно. Очевидно, внутри находился парный пост. Что было дальше, нам с Ириной рассказывали сами участники событий, потому что ни на какой штурм капитан, конечно, нас не отпустил. Это от адмирала можно удрать на войну, а от такого волчары нет.

Убедившись, что все спокойно, сержант Тамбиев тихонько подергал дверь проходной – заперто. Недолго думая, он постучал… и, надо же, румыны открыли. Ну да, как же можно не открыть – ведь прямо перед дверью сидят их пулеметчики. И кругом было все тихо, никакой стрельбы поблизости…

Увидев вместо боевого товарища размалеванное жутким ночным камуфляжем лицо уроженца далекой Бурятии, молоденький румынский солдатик с перепугу сомлел словно институтка. Что, в общем-то, и спасло ему жизнь. Уже предназначенная ему пуля из пистолета с глушителем угодила в лицо толстому борову, сидящему за конторкой. По всей видимости, тот был унтером или даже фельдфебелем – нижних чинов с такими габаритами не бывает ни в одной армии мира.

Еще одна пуля досталась смуглому типу в штатском, с белой повязкой на рукаве, дремавшему в углу в обнимку с винтовкой. Сержант прислушался. Стояла тишина. За его спиной в помещение беззвучными тенями проникали товарищи. Полицаю для «контроля» выстрелили в голову. Сомлевшему румынчику затолкали в рот его же кепи и стянули за спиной руки его собственным ремнем. Немного подумав, сержант расстегнул ему штаны, и опустил их до колен. Теперь, если он очнется и попробует бежать, со связанными руками и спущенными штанами далеко не уйдет.

Дальше все было делом техники. Бойцы рассыпались по плохо освещенному двору, убивая всех, кто был одет в румынскую форму, или кто носил на рукаве белую повязку «шуцмана». Ночью, молча, без криков «ура», но с ледяной яростью людей, уверенных, что делают святое дело. Да и немного их там было – еще один румынский офицер и пара солдат, а остальные полицаи.

Особенно запомнился бойцам случай, произошедший в машинном зале электростанции. Молодой татарин в поношенном немецком кителе и с белой повязкой на рукаве, увидев ворвавшихся в зал морпехов в их устрашающем ночном гриме, и направленный на него ствол «калаша», уронил на пол винтовку и заорал:

– Не убивай, рюсский, жить хочу!

– Где-то я уже слышал эти слова… – Капитан покрутил головой и вздохнул. – Кажется, ничего не меняется под луной… – Быстрым движением он поднял на ноги вопящее тело предателя. – Жить, говоришь, хочешь?! Значит так, сучонок! Ты награждаешься почетным званием предателя-юниора, и в придачу государственной премией в виде восьми граммов свинца с занесением ее в черепную коробку. Сержант, выдай этому кадру его награду!

Сержант Тамбиев быстрым движением сунул полицаю ствол автомата под челюсть, и нажал на спуск. Крики о пощаде стихли.

Тем временем БМП взвода въехали во двор. Капитан Рагуленко обвел взглядом собравшихся во дворе рабочих электростанции.

– Значит, так, товарищи. Пункт первый – поздравляю вас с освобождением от оккупантов и с восстановлением советской власти. Пункт второй – организация отряда рабочей самообороны. Мы тут с бойцами немного намусорили. На территории вашего предприятия и в окрестностях валяется некоторое количество румынского и немецкого стрелкового оружия. Прошу собрать все это стреляющее железо, среди которого имеются даже два пулемета, и самостоятельно охранять электростанцию до полного восстановления советской власти. На этом торжественный митинг разрешите считать закрытым.

– Что, вот так просто взяли и освободили? – недоуменно моргая, спросил высокий худой техник средних лет.

– Да, просто освободили! Нас, понимаете ли, сложно освобождать не научили, – усмехнулся капитан. – Может ты, приятель, знаешь, как это сложно – освободить? – Двор грохнул дружным смехом. – Значит так, товарищи: разбирайте оружие и занимайте посты. У вас своя работа, у нас своя. По городу еще неубитые немцы с румынами бегают, да предатели всякие. Они еще жить хотят, а это неправильно… Товарищи командиры и сержанты, собираемся у моей машины, маленький разбор полетов.

И в этот момент за забором послышался крик:

– Стой, кто идет?

5 января 1942 года. 03:35. ЕвпаторияСтарший лейтенант разведотдела Черноморского флота Петр Борисов

Я подошел к подрагивающей и тихо урчащей командирской машине. Кто бы знал, как надо на нее забраться… Эх, была не была… глянул, как ловко запрыгивают на броню «пятнистые» осназовцы – поставил ногу на гусеницу, уцепился за протянутую руку в странной кожаной перчатке с обрезанными пальцами – и… И вот я уже наверху, грею свою задницу на теплой крышке моторного отсека. А приятно, черт побери, особенно в такую холодную ночь.

Рядом устраиваются бойцы ОСНАЗа. Оказывается, они только кажутся такими широкоплечими, потому что на них надето что-то вроде противопульной кирасы, а еще любопытные жилеты – без рукавов, с множеством карманов, набитых всякой всячиной. Но в основном они нагрузились боеприпасами. Это какой же умный человек придумал такую удобную вещь? Ведь в подсумках на ремне много всякого не утащишь, а тут, считай, носимый боекомплект втрое-вчетверо увеличить можно. За такую выдумку и Сталинской премии не жалко.

Пригрелся я, сидя на теплой броне, и уже начал было кемарить, как тут слышу звонкий девичий голос:

– Товарищ командир, будьте добры, руку дайте!

Смотрю вниз – и что я вижу! Стоит красавица писаная: щеки румяные, глаза черные, каска эта круглая, чуть ли не на нос съезжает. И говорит она мне:

– Да-да, молодой человек, это я вам! Подайте, пожалуйста, руку девушке.

Тут мне краска в лицо бросилась, прижал я к себе свою «светку» левой рукой, чтоб не выронить, а правую подал этой красавице. Коротко пискнув, она взлетела наверх.

– Андреева Ирина, военный корреспондент, – представилась девушка и протянула мне узкую ладошку.

– Петр Борисов, старший лейтенант… – Я торопливо стянул с руки шерстяную варежку, чтобы пожать ее руку. – Будем знакомы.

Я уже хотел было спросить, от какой газеты ее командировали на фронт, но тут над нами с оглушительным гулом низко пролетел один из винтокрылых аппаратов. В этот момент кинооператор, снимавший происходящее, опустил свой аппарат, в два прыжка добежал до нашей машины и запрыгнул на броню, усевшись рядом с корреспонденткой. Стало очень тесно; острый локоток Ирины уперся мне в бок, прямо под ребро. Мотор взревел, машина дернулась, и мы поехали…

Я огляделся. Кроме меня, на этой машине оказалось еще восемь моих разведчиков, три корреспондента и три осназовца. Остальные осназовцы быстрым шагом, иногда переходящим на бег, плавно, как кошки, перемещались вдоль заборов и стен домов. Я попытался вспомнить план города, который нам показывали перед операцией.

Точно – мы двигались к улице Революции, на соединение с главными силами десанта. Проехали мы так не больше двух кварталов, как нас обстреляла группа румын на перекрестке – кажется, со Школьной улицы. Мы все моментально спрыгнули с брони, укрывшись от огня за бортом машины. Я уже собрался было открыть огонь из своей «светки» в сторону врага, но не успел. Наш танк моментально развернул свою башню, и… То, что я считал длинным накатником, оказалось скорострельной автоматической пушкой. Пульсирующее оранжевое пламя на срезе ствола, бьющий в уши грохот. На моих глазах очередь из осколочных снарядов буквально вымела румынское пехотное отделение из подворотни, где те укрывались. Группа осназовцев перебежками, прикрывая друг друга, вдоль стен бросилась в сторону румын. В наступившей тишине прозвучало несколько одиночных выстрелов.

Тем временем я заметил, как метрах в двухстах от нас на следующий перекресток выехал еще один такой же танк. Стало понятно, что бригада осназа методично, словно железной цепью, отжимает фашистов от берега. Они все делали так – вроде бы спокойно и не торопясь, но если присмотреться внимательнее, то получалось, что все делалось быстро, просто эти люди не суетились, так как каждый из них знал, что ему делать в данную минуту.

Внезапно стрельба в городском квартале впереди нас стала заполошной. Взрывы гранат перемежались криками «Ура!» и «Полундра!». Капитан Рагуленко, стоявший рядом со мной, как-то странно наклонил голову, будто к чему-то прислушивался, потом огляделся по сторонам.

– Так, товарищи, командиров ко мне, и сержантов тоже! – отдал он команду.

Через пару минут все командиры, включая и командира нашего отряда, собрались у головной машины.

– Значит, так, товарищи, обстановка следующая. Впереди, на углу проспекта Ленина и улицы Дмитрия Ульянова, в капитальном доме закрепилось до взвода румын, а может даже, и больше, кто их сейчас сосчитает. Наши уже несколько раз атаковали, но пока безрезультатно. Наши несут большие потери. У «Аллигаторов» БК на исходе, так что они пока нам помочь ничем не могут. Задача – выдвинуться к указанному перекрестку и уничтожить опорный пункт противника, при этом часть второго взвода ударит вдоль проспекта румынам в тыл. Все понятно?! – Он повернулся к капитану Топчиеву. – Товарищ капитан, я, конечно, не могу вам приказывать, у вас свое начальство… Но есть просьба… Не могли бы вы послать вперед своих людей, чтобы некоторые ваши особо гордые орлы не открыли с перепугу по нам стрельбу?

– Конечно, можно. – Взгляд командира упал на меня. – Борисов, бери свою группу, и пулей вперед. Предупреди там кого надо, что мы идем на подмогу.

Когда я со своими разведчиками добежал до места схватки, то там как раз захлебнулась очередная, третья атака. Лейтенант, что командовал ротой, штурмовавшей перекресток, был тяжело ранен, его замещал старшина первой статьи – очевидно, из сверхсрочников. Увидев три моих кубаря, он весь приободрился и подтянулся – очевидно, рассчитывая, что я приму командование и сниму с него этот тяжкий груз.

– Товарищ старший лейтенант… – начал было он свой доклад, но у меня были совсем другие планы (хотя выяснить, что происходит, совсем не помешало бы).

– Представьтесь как положено и доложите обстановку, – одернул я его.

– Временно исполняющий обязанности командира роты старшина первой статьи Иван Антонов, – отрапортовал старшина. – Роте поставлена задача овладеть перекрестком проспекта Ленина и Дмитрия Ульянова и двигаться дальше в сторону Нового города. Противник оказывает сильное сопротивление, мы никак не можем взять этот дом. Румыны отбили уже три наших атаки. До половины личного состава роты убито и ранено.

– Атаки временно прекратить, сюда идет подкрепление, ОСНАЗ с танками, – ответил я.

– С какими такими танками, товарищ старший лейтенант? – не понял старшина, но в это время за нашей спиной раздался шум, лязг гусениц, и на улицу выползла первая машина. Вряд ли румыны что-то видели, и пулеметный огонь они открыли, скорее всего, больше на шум.

– Нашими танками, товарищ старшина… – торжествующе, сказал я.

Мы оба прижались к стене, а над головами у нас засвистели пули, с противным визгом рикошетируя от стен. В ответ сверкнула оранжевая вспышка выстрела и грянул гром. Секунду спустя разрыв снаряда заставил пулемет замолкнуть. Вслед за первым на перекресток выдвинулся второй танк, и они попеременно повели обстрел дома, превращенного во вражеский опорный пункт. Гремели артиллерийские выстрелы, взрывы снарядов проламывали в стенах сквозные дыры, а тем временем осназовцы под прикрытием артиллерийского огня и густых клубов известковой пыли своей плавной рысью, перебежками, не торопясь приближались к зданию.

– Действительно же танки, наши танки… – прошептал старшина и присел на корточки, опершись спиной на пыльную стену.

Я опустился рядом на одно колено, держа свою «светку» наизготовку. Но моя помощь не понадобилась: как раз в это время осназовцы сблизились с домом метров на пятьдесят, после чего пушки замолчали.

Наступила оглушительная тишина. Собравшиеся вокруг нас бойцы десанта заворожено наблюдали, как коренастые фигуры стремительным броском нырнули в клубы пыли. Потом из дома раздалось несколько коротких автоматных очередей и одиночных выстрелов. Опорный пункт был взят. После трех минут обстрела и совсем без потерь. Я потряс старшину за плечо.

– Слышь, старшина, скажи своим бойцам, что, кроме нашего десанта, тут целая эскадра. В городе высажена кадровая штурмовая бригада ОСНАЗа с плавающими танками. Румынам и немцам теперь полный каюк.

Тем временем пыль потихоньку осела, и через несколько минут из дома вышел осназовец и пошел к нам. По чуть сдвинутой на затылок каске, очкам и расстегнутому бушлату я узнал капитана Рагуленко. Так это он, получается, сам повел в атаку штурмовую группу?! В этот момент мне отчаянно захотелось иметь такого же командира. Нет, не могу сказать, что капитан Топчиев плохо командует, но ротный у осназовцев – это что-то запредельное.

Между тем из разрушенного здания вышли и остальные бойцы осназа, все восемь. Они сделали румын совершенно без потерь. И так же, не торопясь, они направились в нашу сторону.

В наступившей тишине стали слышны стоны раненых. В трех бесплодных атаках наши товарищи потеряли не менее полусотни бойцов и младших командиров, и многие, чуть ли не половина из них, были еще живы… Товарищи перевязывали их индивидуальными пакетами, хотя для многих это, очевидно, было лишь продление мучений.

Когда Рагуленко подошел к нам, вдруг заговорила журналистка:

– Товарищ капитан, этих раненых надо немедленно эвакуировать. Пожалуйста…

– Знаю, Ира… – Капитан устало сел рядом с нами у стены. – Только здесь узкие улицы, и вертушка не сядет – слишком мало для нее места… Ближайшая пригодная для посадки площадка – это тот пляж, откуда мы пришли. По законам войны один раненый забирает у армии еще и двух здоровых, которые нужны, чтобы эвакуировать раненого с поля боя. А у воюющих своя задача.

– Вы же выполнили нашу задачу, товарищ капитан, – прохрипел старшина.

– Тогда уже легче… – Командир осназовцев поднялся на ноги. – Выделите людей для доставки раненых в порт, оттуда их направят в госпиталь. А у нас еще есть дела…

Как там было все у гостиницы «Крым», я не знаю точно, потому что капитан Топчиев оставил меня для помощи в эвакуации наших раненых. Мы сопровождали бойцов, переносивших носилки, на пляж, откуда их забирал маленький пузатый аппарат, сразу прозванный бойцами «бегемотиком». Он совсем не был похож на те грозные машины, что подавляли врага огнем, но, быть может, он спас не меньше жизней наших бойцов, чем они. Около пяти часов ночи, когда мы отправляли последнюю партию раненых, нам сообщили, что Евпатория полностью очищена от оккупантов, и в ней восстановлена советская власть.

5 января 1942 года. Евпатория, около 4 часов утраСпецкор ИТАР-ТАСС, Александр Тамбовцев

Так, на броне БМП морских пехотинцев, мы и въехали в город. Какие впечатления? Да в общем-то все было похоже не на бои за город, а на зачистку во времена 2-й Чеченской. Правда, это была «зачистка-лайт». Тут не было гранатометчиков со снайперами, растяжек и прочих взрывающихся подлянок.

Да и румыны – вояки еще те. С чеченцами их не сравнить. «Чехи» были умелыми бойцами: обучение наше, еще со времен Советской Армии, да и не такие бздиловатые, как «храбрые потомки римлян». Те или сразу драпали, или дожидались, пока их как следует уконтропупят огнем из БМП или «граников», после чего дружно сдавались.

Не успел капитан Рагуленко со своими бойцами размазать по земле румынский опорный пункт в будущем помещении городской администрации на подступах к Театральной площади, как мы услышали короткое сообщение по радио о захвате здания гестапо, которое немцы разместили в курортной поликлинике. Нашей Ирочке прямо-таки втемяшилось посетить сие злачное место… Но капитан Рагуленко ни в какую не хотел отпускать нас из-под своей опеки.

– Товарищ капитан! – кричала на него Ирочка. – Вы же понимаете, как это важно с политической точки зрения!

– Нет, нет, и нет, товарищ Андреева, – с легкой улыбкой отвечал наш ангел-хранитель, – мне вас доверили, и никуда я вас не отпущу, пока не сдам обратно, с рук на руки. Мало ли какая недобитая шваль по городу болтается – румыны, татары; да и уголовничков, говорят, немало. А вас же только ленивый не обидит.

– У нас, между прочим, тоже свое задание, а вы нам мешаете его выполнять! – Ирочка схватила капитана за руку. – Сергей Александрович, нам нужно туда, понимаете…

– Хорошо, – вздохнул тот, – я попробую связаться с адмиралом. Но ничего не обещаю…

На удивление, ответ адмирала был прост и крайне короток:

– Капитан Рагуленко, дай им одну БМП с отделением понадежнее, и пусть ездят по городу, делают свое дело. И пусть закрепленный КомОд постоянно отчитывается лично тебе, где они и что они. Задание понятно, товарищ капитан? Исполняй!

Надеясь на совсем другой ответ, капитан переключил рацию на громкую связь и теперь выглядел, мягко говоря, ошарашенным.

Но приказ есть приказ. Так мы получили свободу передвижения и личную охрану. Вот теперь перед нами стоит командир самого надежного отделения, старшина контрактной службы Ячменев. Не очень высокий, но с широкой бочкообразной грудью и сильными длинными руками. А еще у него были рыжий чуб, выбивающийся из под каски, и какое-то волчье чутье на опасность… Вот с ним и его ребятами мы, журналисты, и колесили по всему городу. Вдобавок два капитана посоветовались, и во избежание лишних недоразумений от группы капитана Топчиева к нам был прикомандирован старшина Потапенко. Мужчина солидный и основательный, как чумацкая повозка, запряженная волами.

Помню, проезжали мы мимо сквера, который был превращен в импровизированный пункт сбора военнопленных. Там в детской песочнице сидело на корточках десятка два до смерти перепуганных румын, под охраной всего трех гражданских с винтовками. От пленных остро воняло потом, мочой и фекалиями. Они дрожали от ужаса, ожидая жуткой расправы.

Я попросил механика-водителя остановиться около пленных и спросил у них, знает ли кто русский язык. Они немного пошептались, после чего с разрешения конвоиров от группы отошли двое расхристанных рядовых. Вояки сказали, что они не румыны, а молдаване, что их насильно мобилизовали в армию. После чего жалостливыми голосами затянули песню про то, что «сами они нездешние, папы нет, мамы нет, дети голодные, документы украли, а дедушка – на вокзале…» Тьфу, это уже из другой оперы, но удивительно похоже…

Более или менее серьезное сопротивление оказывали лишь немногочисленные немцы и некоторые татары-шуцманы. Татары уже каким-то образом пронюхали о том, что ни моряки-черноморцы, ни наши морские пехотинцы их в плен не берут, и дрались с яростью обреченных. Ну и пусть, зато в этом мире не будет ни «мемориалов», ни памятников «незаконно депортированным народам».

Где-то в районе санатория «Ударник» мы встретились с группой разведчиков Черноморского флота, возглавляемой капитан-лейтенантом Литовчуком – оказалось, что им тоже туда… вообще-то штурм гестапо был их задачей, но суета этой ночи сделала свое дело, и они слегка отклонились от маршрута. С помощью старшины Потапенко мы быстро нашли общий язык и двинулись дальше.

Несмотря на потери, моряки десанта воевали азартно и храбро. Как действует кураж на людей! Видя бегущего противника, видя нашу технику, которая громила противника, не давая ему высунуть носа, видя наших грозных морских пехотинцев, без потерь уничтожающих румын, немцев и татар, десантники почувствовали себя как бы тоже причастными к нашей грозной силе, и шли в бой лихо, как все черноморские моряки. Приходилось иногда даже придерживать их азарт, чтобы не было лишних потерь.

Что запомнилось? Запомнилось здание гестапо; до и после войны в нем размещалась курортная поликлиника. Мы вышли к нему после того, как лихим наездом выгнали из близлежащих домов группу «потомков гордых римлян». Те особо не сопротивлялись: было достаточно одного выстрела из пушки, чтобы они побросали винтовки и задрали руки, оставив в воздухе характерный запах «Великой Румынии». И вот один из них на довольно хорошем русском языке стал рассказывать о жутких русских упырях, которые продали души дьяволу, получив взамен от нечистого невидимость и неуязвимость от пуль. Я понял, что румынам посчастливилось издали посмотреть на то, как работают наши «спецы» из «племени летучих мышей». Почему издали, и почему посчастливилось? Да потому что видевшие это вблизи уже ничего никому не расскажут.

И действительно, здание гестапо уже было тихо захвачено бойцами спецназа ГРУ еще до начала основной фазы операции. И если разведчики Литовчука круглыми глазами смотрели на экипировку наших морских пехотинцев, то при виде «спецов» глаза у них стали буквально квадратными. Еще бы: заваленное трупами здание гестапо, и по его коридорам разгуливают фигуры в сферических шлемах, брониках, и с автоматами, оборудованными ПБС и ПНВ. Командовал ими мой новый знакомый Бес (так, во всяком случае полковник Бережной отрекомендовал его мне в свое время). Увидев меня, он приветливо помахал мне рукой и сказал: «Дед, принимайте товар! Все сделано со знаком качества!».

Действительно, «летучие мышки» дело свое знали. Все высшие чины гестапо так и остались сидеть в своих кабинетах, связанные по рукам и ногам, и со ртами, заклеенными скотчем. Как выразился Бес, «с целью дальнейшей передачи компетентным органам по акту». Вся прочая шушера – всякие там охранники, надзиратели, секретари – своими телами устилали двор и коридоры здания.

Услышав про пленных, разведчики капитан-лейтенанта Литовчука сразу же нырнули в захваченное здание – так сказать, смотреть товар лицом. Мы не стали им мешать. Тем более что съемочной группе канала «Звезда» было что снимать. К примеру, подвалы с людьми, которых должны были завтра расстрелять – они не верили в свое спасение, глядя на спецов, которые их освободили, как на ангелов небесных.

А при виде комнаты, где следователи гестапо проводили дознание, Ирочке, которая все это время держалась молодцом, снова едва не стало плохо. Видимо, кто-то из гестаповцев работал в «ночную смену», и очередного человека, заподозренного в нелояльности к оккупантам, пытали буквально накануне высадки десанта.

Отсняв все увиденное на камеру, мы вышли на улицу. Уже светало. Над городом кружил одиночный «Ночной Охотник», но работы для него не было. Кое-где на окраинах раздавались еще одиночные выстрелы, но всем уже было ясно: Евпатория взята, и только на востоке, под Саками, гулко бухала канонада. Старшина Ячменев сказал, что он должен доставить нас в гостиницу «Крым», где обосновался штаб десанта, и присоединиться к своей роте, которая через час выдвигается на Саки.

Проезжая по улице Революции, мы увидели, как с ошвартованной в морском порту «Колхиды» на причал спускают хозяйство автороты. На причале уже выстроилась вереница тентованных «Уралов» и автозаправщиков. Тут же кузова машин загружались ящиками с боеприпасами из вскрытых контейнеров. Судя по разнообразному обмундированию, работали там и моряки с «Колхиды», и солдатики из хозяйственной и комендантской рот несостоявшейся базы в Тарсусе, и местные моряки-черноморцы, мелькали и «гражданские пиджаки».

Всем сообщили, что идет шторм, и от того, сколько техники и боеприпасов удастся выгрузить до его начала, зависит конечный успех операции и жизнь всех и каждого. В случае захвата города противником разъяренные гитлеровцы не пощадят никого.

У соседнего причала танкер «Дубна» заливал в автоцистерны авиакеросин для «вертушек» и соляр для бронетехники. А отдаленная канонада на востоке грохотала все сильнее и сильнее. Стало понятно, что с Евпаторией уже все, ну а следующий удар после перегруппировки будет нанесен по Симферополю – в самое сердце 11-й армии вермахта.

5 января 1942 года. 02:00. Лесная поляна неподалеку от пос. СарабузПолковник ГРУ Бережной

Вот мы и на месте. Сразу по прибытии замаскировали технику и выставили секреты. Выслали к селу группу доразведки. Неподалеку было сельцо одно татарское, так что расслабляться опасно. Собачки там брешут… Вот что удивительно – для немца собака хуже еврея получается: читал я в свое время, что как только немец в село входил, так сначала собак всех изничтожал, а потом уже евреев.

Нет, это сельцо не Сарабуз – тот дальше, и в другой стороне. Да и в Сарабузе все, что есть татарского, так это название, а население стопроцентно русское… А что мы еще про него знаем? Знаем, что в школе штаб 11-й армии, а в правлении совхоза офицерская гостиница… А еще что на окраине аэродром – там после войны Симферопольский аэропорт построят.