Дети Зари. Книга первая. Смех единорога

– Абсолютно согласен! – поспешил заверить ее Ирвин. – Признаюсь, буквально вчера я так же размышлял о ложном пути цивилизации. А смеюсь лишь потому, что еще никогда не слышал критики материализма от такой красивой девушки. Простите великодушно! И пожалуйста, рассказывайте дальше.

– Вам правда интересно?

– Еще как! Вы начали говорить о душе города, – напомнил он. – Я тоже неравнодушен к древним городам. Продолжайте, пожалуйста!

Преодолев робость, Эмма посмотрела ему прямо в глаза, светло-карие, необычного медового оттенка. Ирвин не отвел взгляда. В свете уличного фонаря его глаза мерцали, словно капельки солнца в янтаре. Эмма с трудом удержалась на ногах: ощущение было тако, будто внутри у нее все плавится и растекается, приобретая новые очертания, как жидкий металл, заливаемый в форму…

К счастью, они двинулись дальше. Гулкий каменный проулок вскоре вывел их во внутренние дворики старинного университета, где было оживленно даже в столь поздний час. Покрутились среди шумной молодежи и снова нырнули в боковую улочку, тихую, сонную, без каких либо признаков современности, не считая электрических фонарей. Кое-как собравшись с мыслями, Эмма продолжила излагать свою сказочную теорию:

– Мне кажется, душа города зарождается задолго до самого города. Как будто мирозданию наперед известно, где и когда людям взбредет в голову поселиться. Они приходят и видят: ого, да это же лучшее место на земле!.. Я не слишком путанно излагаю?

– Нет-нет, мне все понятно, – заверил ее Ирвин. – Покинув гибнущую Трою, Эней, если верить древним поэтам, долго скитался по морю в поисках места, где ему судьбой было предназначено основать новое царство.

– И он его основал – опять же, если верить мифам… Но даже если бы не было Ромула и Рема, потомков легендарного Энея, наверняка нашлись бы другие, кто основал бы город на семи холмах – потому что именно там Провидение уготовило для него место… Кстати, Ирвин, вы знаете, как зародился город, по которому мы с вами сейчас гуляем?

– Если вы про легенду о Железном Волке, то да, читал в рекламном буклете. Вроде как местному князю на охоте приснился железный волк, воющий на вершине горы. А потом главный волхв сон растолковал: мол, князь должен построить на этой горе замок, а вокруг замка – город, слава о котором разнесется на весь мир. Так?

Увлеченно беседуя, они вышли на кафедральную площадь и присели на лавочку напротив колокольни. Башенные часы пробили четверть одиннадцатого.

– Все так, – сказала Эмма. – Эту легенду здесь знает каждый. Изображение воющего железного волка растиражировано дальше некуда, как в Риме волчица, вскормившая Ромула и Рема. Но если смотреть глубже, за «налетом древности» для туристов можно увидеть древность истинную. Ведь он никуда не делся, древний мир – он вокруг нас, над нами и под нами… – Эмма неожиданно разволновалась, глаза ее горели, обычно приглушенный голос звенел: – Что вы сейчас видите перед собой?

– Площадь. Колокольню и кафедральный собор.

– А что за площадью, знаете?

– Холм, а под ним вроде бы речка. Чуть дальше она сливается в другой рекой.

– Верно. Мы с вами находимся в самом центре священной погребальной долины, где по языческим обрядам сжигали и погребали усопших князей. Обитали здесь лишь духи да жрецы, которые возносили молитвы богам. А девы-весталки денно и нощно поддерживали вечный огонь… Но много лет спустя один из князей возжелал стать королем, женившись на двенадцатилетней королеве Польши. Взамен он должен был сам принять крещение и окрестить свою страну. Князь лично приказал вырубить священную рощу, погасить вечный огонь и уничтожить изображения богов…

Ирвин внимательно слушал. Его поразило не то, что говорила рассказчица: он слышал множество подобных историй и преданий. По правде говоря, несколько небезызвестных легенд и сам когда-то сочинил для пользы дела… Удивительнее всего было то, как преобразилась Эмма, пока говорила. Перед ним была уже не просто милая девушка, пусть образованная, с хорошим вкусом и манерами, но внешне мало чем примечательная. Теперь же Эмма внезапно превратилась в юную жрицу: ее глаза сияли, отражая свет звезд, тонкие руки изящно двигались, словно проделывая магические жесты, а голос обволакивал, затягивал, погружал в другую реальность – или другое время…

Ирвин видел перед собой уже не подсвеченные прожекторами колонны собора и выложенную плиткой площадь, а вековые дубы и мягкую зеленую траву. Он будто сам стоял под деревом с грубой черной корой и узловатыми ветвями; явственно пахло прелой листвой и пряным дымом: посреди дубравы на каменном алтаре горел огонь. Девушки в белых одеждах, с косами ниже пояса, окружали алтарь. Но вот они расступились, и вперед вышел старец с посохом в руках. А в следующий момент раздался лязг и грохот, на поляну ворвались всадники, закованные в доспехи, вооруженные мечами. Священный огонь последний раз взвился в небо и погас…

Эмма неожиданно умолкла, и видение тотчас исчезло. Ирвин вздрогнул. Что это было?! Неужели она обладает такой силой внушения? Вряд ли. А значит, он и впрямь видел… Нет, сейчас не время думать об этом! Умница Эмма не зря рылась в архивах: до кое-чего она все-таки докопалась. Но поняла ли сама, что нашла? Целясь почти наугад, Ирвин деловито спросил:

– Получается, город начал строиться вокруг еще действующего святилища?

– Именно так! Вы уловили самую суть! По преданию, прямо здесь, – она указала на кафедральный собор, – находился алтарь Перуна, а знаменитый костел святых Петра и Павла, изнутри украшенный двумя тысячами мраморных фигур, построен на месте капища богини любви. Да и другие церкви, как католические, так и православные, строились на останках языческих святилищ.

– И где вы это все вычитали? – осведомился Ирвин.

– В общедоступных исторических трудах, – пожала плечами Эмма – вновь просто милая девушка, а не колдунья, повелевающая пространством и временем, какой казалась минуту назад. – Что город этот образовался не в начале четырнадцатого века, а намного раньше, писал даже наш Карамзин. Сохранилось немало свидетельств: хроники, отчеты, письма. Многие ученые, например, Нарбут…

– Ну, Теодор Нарбут был скорее поэтом, чем ученым! – хмыкнул Ирвин, подначивая собеседницу. – Как и ваш неисправимый романтик Карамзин.

– Пусть! – живо парировала Эмма. – Даже если тогдашние историки были склонны поэтизировать события древности, мне это не мешает. Мои собственный изыскания, если можно их так назвать, базируются на материале, который сохранился только благодаря потребности человека в романтике. Разве вам не откликается идея о душе города? Откликается. А ведь ее тоже нельзя доказать научными фактами. Душа города зародилась в священном огне посреди дубовой рощи, переселилась в церкви, когда языческие святилища были разрушены, а затем в музеи, которыми стали церкви. Она живет здесь испокон веков и будет жить, пока маленькая речка впадает в большую и небо отражается в их водах…

Ее голос снова стал приобретать манящую, обволакивающую глубину. Даже Ирвину стоило некоторых усилий не поддаться чарам юной колдуньи.

– Ваши изыскания? А что вы, Эмма, собственно, ищете, если не секрет? – поинтересовался он, стараясь не выдать крайнего напряжения.

– Какой же это секрет! – рассмеялась она. – Это тема моей дипломной работы: «Мифические животные в искусстве и геральдике Средневековья». Ну знаете, сфинксы, грифоны, фениксы…

– Вы решили продолжить исследования?

– Именно! Стоило однажды соприкоснуться с этим фантастическим миром, и меня затянуло, как в омут, – доверчиво призналась Эмма. – Сколько тайных знаний сокрыто в преданиях и легендах! Большинство из них – действительно продукт народного творчества. Но некоторые мифы – и я все больше убеждаюсь в этом! – сотворены отнюдь не безымянными сказителями, которые из уст в уста передавали предания старины. Немалая часть легенд были создана вполне конкретными людьми для вполне определенных целей.

– Для каких же?

– Этого я пока не могу сказать, извините! – развела руками Эмма. – У меня есть некоторые подозрения, но их еще надо проверить.

– Подозрения насчет конкретных мифических существ?

– О да!

– Вы можете хотя бы сказать, какие именно существа вас сейчас интересуют? – с напором спросил Ирвин. Хотя уже и сам догадался.

– Единороги.

Ирвин на миг закрыл глаза. Вот оно! Как раз то, чего он боялся. Ну почему он раньше не поинтересовался темой исследований Эммы? Он должен был оказаться рядом с ней раньше – год, даже два года назад! А теперь… теперь уже поздно что-либо предпринимать…

– Что вас так удивляет? – насторожилась Эмма, заметив, как переменилось лицо собеседника.

– Да как сказать… – Ирвин моментально собрался и продолжил прежним слегка небрежным тоном: – Просто о единорогах уже столько понаписано! От откровенной средневековой чуши до слащавых киносказок.

– У меня есть теория. Я уверена, что единороги – отнюдь не мифические существа. Они действительно обитали на Земле, причем не так уж давно. И я собираюсь это доказать!

– Зачем?! – вырвалось у Ирвина.

– В смысле?

– Ну как… Вы ведь понимаете, что доказать подобное будет крайне сложно. Стоит ли начинать?

– Стоит, – твердо сказала Эмма. – Единороги были такие… такие удивительные! Они никому не желали зла, они просто делали нашу планету еще красивее… А люди их истребили! – она запнулась, помолчала и сдавлено добавила: – Это невозможно объяснить в двух словах, вы не поймете.

«Я-то как раз пойму, – про себя ответил ей Ирвин. – Это ты, наивное дитя, не понимаешь, во что ввязываешься…»

Разговор оборвался сам собой. Она погрузилась в свои мысли, он в свои. Задумчивость была таким естественным состоянием для обоих, что ни одному, ни второму тишина не показалась неуютной. И ни один не делал попыток нарушить тягостную паузу, как это нередко бывает. Очертив круг по Старому городу, они вернулись к оставленной на парковке машине, и Ирвин повез Эмму домой.

Пока ехали, тоже не разговаривали – она лишь назвала адрес дома. О чем думал Ирвин, было не понять: его лицо стало бесстрастным, как лик античной статуи. Сама же Эмма гадала, с чего это она вдруг разоткровенничалась о своих исследованиях. Быть может, просто устала держать все в себе, вот и захотелось поделиться с кем-то, кто проявил к ее работе неподдельный интерес? И не только к ее работе – в первую очередь, к ней самой. Любая женщина чувствует, когда нравится мужчине… С другой стороны, Юстасу она тоже была явно небезразлична, и работой ее он искренне интересовался – тем не менее, она не пошла с ним в кафе и не гуляла под руку по ночному городу. И какой напрашивается вывод?

О, нет! Эмма смущенно улыбнулась собственным мыслям. Как любил повторять ее научный руководитель, выводы делать пока решительно рано.

Доехали быстро: город-то был небольшой. Ирвин помог девушке выйти из машины.

– Был счастлив познакомиться с вами, Эмма, – сказал он. – Могу ли надеяться, что мы продолжим общение?

– Хорошо, – бесхитростно согласилась она. С этим человеком ей было так легко и комфортно – зачем же придумывать отговорки?

Они обменялись номерами телефонов, дружески попрощались и разошлись. Только снимая пальто в прихожей, Эмма вспомнила, что несуразный белый плащ, тот, что, собственно, и был виновником их знакомства, остался в машине Ирвина.

«Интересно, он действительно забыл мне его отдать или оставил себе в залог будущей встречи?» Конечно, нельзя думать о людях плохо, но ничего плохого у Эммы и в мыслях не было: второй вариант ей даже больше нравился.

Глава 5. Тяга к приключениям

Тучи, висевшие над Европой всю неделю, помаленьку уползли на восток, и Магистр наконец-то смог подняться в обсерваторию. В последнее время она стала его излюбленным прибежищем.

За долгие годы он пришел к выводу, что звездное небо – это самый ценный подарок Творца человеку, после дара жизни, конечно. В череде бесконечных дел и забот достаточно поднять голову – и ты оказываешься лицом к лицу со Вселенной. Вот она, вечность! Бескрайний космос, где каждое мгновение рождаются и умирают не то что люди – звезды… Ничто так не отрезвляет, как попытка представить масштаб мироздания, ничто так не указывает на бессмысленность людской суеты, как напоминание о вечности!

Созерцание бесконечно великой спирали Вселенной наполняло Магистра животворной энергией – которую он затем отдавал исследованию другой спирали, бесконечно малой, лежащей в основе всего живого в этой же Вселенной. Ибо что может нагляднее показать взаимосвязь микро- и макрокосма, чем строение ДНК?

Отстранившись от окуляра телескопа, Магистр машинально нащупал брошь под атласным лацканом домашнего пиджака: две спирали, переходящие друг в друга – символ бесконечности бытия… Фибула досталась ему от далекого предка. Ею он дорожил даже больше, чем ключом от архива Магистериума, хранителем которого был. А ведь ключ доверил ему сам Наставник!

Как же давно это было! Если бы он к тому времени успел обзавестись детьми, теперь и они уже были бы седыми…

Магистр провел пятерней по своей серебристой шевелюре, протер усталые глаза. Пожалуй, на сегодня хватит, притомился, да и поздно уже: полночь давно миновала.

Медленно и осторожно он стал спускаться по винтовой лестнице. Пару раз пришлось остановиться, переждать приступы головокружения. Кларк не раз намекал, что хорошо бы устроить в башне лифт, хотя прекрасно знал о нелюбви господина к лишней электротехнике в доме. Магистр не ругал дворецкого за настырность: тот был так же верен Кауницам, как и его отец, а до этого – дед, служивший еще отцу Магистра, и если где-то переходил границы дозволенного, то только в искренней заботе о своем старом хозяине.

Восемьдесят лет – это не шутки! Правда, был он еще крепок, вполне здоров и выглядел куда моложе своих лет, но все чаще, все настойчивее накатывал страх не успеть… Магистр посвятил жизнь поиску средства, которое продлило бы короткий людской век. Понимал, конечно, что сам уже не увидит результатов своего труда, но надеялся уйти в мир иной хотя бы с ощущением выполненного долга…

Верный Кларк, как обычно, ждал в библиотеке; вторая ветка тайного прохода вела в кабинет, но туда дворецкий без хозяина даже не заглядывал. Едва Магистр появился из бездонного книжного шкафа в жарко натопленной комнате, ему был подан чай с молоком, на английский манер. Двигался Кларк, в отличие от своего господина, быстро и плавно, поскольку был килограммов на тридцать легче и на столько же лет моложе. Грузно опустившись в кресло у пылающего камина, старик отпил несколько глотков горячего чая и лишь тогда спросил резким, скрипучим голосом:

– Новости есть?

– Да, ваше сиятельство, – кивнул дворецкий, застыв в трех шагах от кресла Магистра. – Полчаса назад звонил некто Терциус, просил вас связаться с ним. Также просил передать, что дело не терпит отлагательств.

– Понятно, что не терпит, раз позвонил в полночь! Ладно, неси…

Пока старик допивал чай, Кларк установил перед ним компьютер – макбук новейшей модели забавно смотрелся на чипендейловском столике из красного дерева. Осталось набрать нужное имя. Агентов, которые имели прямую связь с Магистром, было всего десять, и удобства ради каждый назывался соответственно номеру региона, в котором работал: Примус, Секундус, Терциус, Квартус и так далее. Вестей от Терциуса он никак не ожидал. Последние новости поступили дня четыре назад от агента Септимуса, главы московской агентурной сети.

Прежде чем нажать на кнопку вызова, старик обернулся к дворецкому:

– Можешь идти, Кларк.

Тот мгновенно исчез за дверью библиотеки, унося с собой чайные приборы.

Терциус отозвался после первого же гудка:

– Доброй ночи, Магистр.

– Слушаю тебя, Терциус.

– Объект замечен с одной из девушек, данные о которых мы получили от Септимуса, – доложил бесстрастный и безликий голос: он мог принадлежать как мужчине, так и женщине.

– Одна из сестер Ристич? – старик вскинул седые кустистые брови. – Которая?

– Эмма.

– Вот как! Неожиданно… Они общались?

– Они встретились в библиотеке, вместе поужинали, затем поехали в дом моды…

– Куда?! – старик аж приподнялся, вцепившись руками в обитые зеленым шелком подлокотники кресла.

– В дом моды, откуда девушка вышла в новом пальто. Затем они пошли гулять.

– Что значит «пошли гулять»? – Магистр снова погрузился в кресло.

– В продолжение трех часов двадцати минут ходили по улицам и разговаривали, – пояснил бесцветный голос.

– О чем разговаривали?

– Не удалось выяснить. Улицы были почти безлюдны, наш человек не рискнул подойти ближе – объект обнаружил бы его.

– Скорее всего, он и так его обнаружил… – проворчал Магистр. – Что было дальше?

– Они вернулись к автомобилю – это тот самый белый кроссовер «форд», о котором сообщали агенты Септимус и Квартус – и объект доставил девушку домой.

– Что значит «домой»?

– На съемную квартиру. А сам вернулся в отель, в котором остановился два дня назад.

– Под каким именем? – Магистр впился колючими черными глазами в экран, на котором не было лица собеседника.

– Мистер Ирвин.

Старик откинулся на спинку кресла и несколько минут сидел молча, с закрытыми глазами. А когда заговорил снова, в его голосе, быстром и четком, не осталось ни намека на старческое брюзжание:

– Продолжайте следить за обоими. Завтра к полудню предоставите мне полную информацию о том, чем занимается и с кем общается Эмма Ристич.

– Слушаюсь, Магистр.

– Далее: подготовьте для меня дом, желательно на окраине. Я завтра же… – он взглянул на бронзовые часы над камином, – сегодня же вылетаю к вам.

– Прислуга, охрана? – осведомился голос.

– Как обычно. Пока все.

– Будет исполнено, Магистр, – сказал безликий голос и отсоединился.

Старик еще с четверть часа сидел, напряженно размышляя. Затем вновь повернулся к макбуку и набрал в поиске другое имя, точнее, две буквы: LМ. В этот раз ему пришлось ждать несколько долгих минут, прежде чем на экране показалась лысая голова старого и очень худого мужчины: внушительный крючковатый нос выпирал меж впалых щек, словно клюв хищной птицы.

– Что-то стряслось, Фил? – неожиданно зычно пробасил LМ.

– Стряслось, Луис. Нашлась пропажа!

– С чего такой оптимистичный вывод?

– Мне только что доложили: он встретился с девушкой, за которой следил в последнее время, и прицепился к ней как репей – не оторвешь!

– Оторвем, Фил, не беспокойся, – пророкотал носатый. – Одна из сестер Ристич, полагаю?

– Эмма.

– Ага… И что нужно от меня?

– Биография девушки со всеми возможными подробностями. А также данные о ее родителях. В первую очередь, о матери.

– Когда? – осведомился собеседник.

– Прямо сейчас! Утром вылетаю на место.

– Подожди минутку.

Лицо с носом-клювом исчезло с экрана, зато на мгновенье показалось худое туловище, облаченное в роскошный бархатный халат. Когда некоторое время спустя лицо вернулось, на горбатом носу сидели очки в золотой оправе.

– Тебе переслать или прочитать? – пробасил Луис.

– Перешли. Но сначала прочти.

– Итак, начнем с матери. Анна Ристич, в девичестве Яковлева, приехала в Москву из Ярославля в шестнадцать лет, через два года вышла замуж за Виктора Ристича, родила двойню… Тут все гладко. Интересно другое…

– Что? Не тяни!

– Судя по имеющимся записям, в Ярославле семья объявилась, когда Анна была уже годовалым ребенком. До этого Яковлевы проживали в Москве, но никакой информации о них у нас нет – не было повода интересоваться. Получается, Людмила, мать Анны, не попадала в наше поле зрения…

– Стоп! – Магистр остановил его, озаренный внезапной догадкой. – Сделаем так, Луис. Перешли мне эти данные, я сам прочту. А ты подними-ка старые дела: донесения наших агентов, следивших за объектом.

– Насколько старые?

– А сколько лет Анне Ристич? Чуть за сорок? Ну вот.

– Что конкретно нас интересует?

– Нас интересует, не появлялся ли объект в России сорок лет назад, конкретно в Москве и Ярославле.

– Понял, – сказал носатый и отключился.

Магистр еще посидел немного, задумчиво барабаня пальцами по краю стола, затем взял с подноса колокольчик и позвонил. Дворецкий явился через пару секунд.

– Ты уж прости, Кларк, сегодня я не дам тебе выспаться, – проскрежетал старик. – Завтра же утром вылетаю. Мне понадобится горничная, повар, шофер и группа охраны, как обычно.

– А я?

– Куда же я без тебя, дружище… – старик бросил нетерпеливый взгляд на компьютер. – Наверное, уже прислал!

– Вы не будете ложиться, ваше сиятельство? – обеспокоился Кларк.

– Нет, надо еще многое сделать. Вздремну в дороге… Ты только принеси мне чего-нибудь.

– Чаю?

– И бутербродов побольше! Печень, конечно, не обрадуется, но уж больно аппетит разыгрался… К чему бы это, а, Кларк?

– К приключениям, ваше сиятельство! – Кларк ловко поправил кочергой дрова в камине, подкинул еще поленьев; отблески пламени заплясали на гладких, словно напомаженных, волосах.

Магистр одобрительно покивал массивной головой и даже улыбнулся, радуясь то ли теплу, хлынувшему из камина, то ли словам дворецкого: что ни говори, тяга к приключениям – самый надежный двигатель прогресса! Таким уж создан человек: вечно ему надо куда-то лезть, что-то искать – и обязательно преобразовывать, уподобляясь Создателю…

– Приключения – это хорошо. А то засиделся я дома, как медведь в берлоге. Вот вылезем сейчас на свет божий и тряхнем мир еще разок, напоследок! Да, Кларк?

– Тряхнем, ваше сиятельство! – с готовностью подтвердил дворецкий.

– Тогда сделай-ка мне вместо чая стаканчик грога, – старик окончательно взбодрился и даже подмигнул верному слуге. – Гулять так гулять! А с печенью я как-нибудь договорюсь…

– Будет исполнено, ваше сиятельство: бутерброды, грог… и капли для печени, – пробормотал Кларк, выскальзывая из библиотеки.

Но Магистр его уже не слушал. Открыв электронную почту, он впился глазами в письмо от LM. Он даже не повернул головы, когда через четверть часа дворецкий поставил перед ним поднос. Кларк, знавший привычки господина не хуже собственных, бокал с грогом пристроил на выступ камина, чтобы не остывал, и бесшумно удалился.

Вскоре Магистр оторвал взгляд от экрана макбука, помассировал веки подушечками пальцев и потянулся за грогом.

– Обожаю приятные сюрпризы! – насмешливо проговорил он. – Вот уж угодил так угодил Луис-старый лис! Не зря столько лет хранит свою картотеку, как дракон сокровища – ни единой бумажки не потерял. Неужели действительно она, тихоня Эмма Ристич?!

Глава 6. Лебедь черно-белая

Сидя перед зеркалом, Лия осторожно сняла с лица питательную маску и нанесла крем на веки. После недели утренних съемок под глазами залегли темные круги: вставать приходилось с первыми петухами – хотя какие тут, в Париже, петухи! – а лечь раньше полуночи никак не получалось. По вечерам она усиленно занималась французским, а потом еще несколько часов учила роль.

Преподаватель французского взялся за несколько месяцев сделать из нее парижанку. Все бы хорошо, если бы он заодно не возомнил себя Пигмалионом – не пылким греческим царем-скульптором, что было бы еще полбеды, а бездушным профессором Хиггинсом. И третировал свою ученицу пуще, чем его английский коллега бедную цветочницу Элизу. Ося так и называл его – мистер Хиггинс, что еще больше бесило вредину-лингвиста.

Тем не менее, Лия вполне успешно справлялась с французской фонетикой и рассчитывала на соответствующие роли уже в ближайшем будущем. Как же все-таки здорово, что внутренний голос посоветовал Оскару Девону, восходящей звезде французского кино, заглянуть в Россию! И надо же было так совпасть, что главная героиня его новой картины должна была говорить со славянским акцентом, так как по сюжету была родом из маленького чешского городка – а значит, погрешности произношения актрисе пока что были только на руку…

Лия прислушалась: шум воды в душе стих. Надо поторопиться, с минуты на минуту Ося предстанет во всей красе. Пока она накладывала сложный макияж, который людьми несведущими воспринимался как «минимум косметики», гудение фена в ванной сменило жужжание электробритвы. Что ни говори, слышимость тут замечательная! Квартирка у Оси маленькая, две комнаты плюс легкий намек на кухню, зато своя. Собственное жилье на Монмартре – весьма обещающее начало…

– Я готов! – благоухающий цитрусами и мускусом Оскар эффектно появился в дверях спальни – в банном халате нараспашку. Зато короткая борода и баки были подбриты идеально аккуратно, а длинная каштановая челка свисала набок идеально небрежно. – Ты скоро?

– Сейчас, только одеться осталось… – Лия чуть поправила легкомысленные кудряшки.

– Значит, нескоро, – он скинул халат и стал облачаться в светлый костюм, который уже висел на дверце гардероба. – Что надеть собираешься?