Мракадемия

А в этот момент у крыльца особняка из кареты выходила, опираясь на руку незнакомого, показавшегося мне огромным мужчины эффектная дама в облаке белых шелков и кружев, в сверкающих на солнце драгоценностях, с длиннющей полупрозрачной фатой, прикрепленной к высокой белокурой прическе.

Она была похожа на фею, если бы не уродливо кривившийся рот. Недовольство гостьи вызвала фата, зацепившаяся за что-то в карете. Мужчина пытался ее отцепить, одновременно поддерживая под руку прекрасную леди.

– Никакая она не фея, а самая настоящая фифа, – пробурчал Конни, и я поняла, что мой рыцарь только что про себя восторгался какой-то незнакомой теткой! Как же я разозлилась в тот миг!

Увидев нас с Конни, который выглядел еще чумазей и оборванней, чем я, благородная наследница Виннеров, дама взвизгнула:

– Кто это? Нечисть? Как эти грязные нищие оборванцы посмели явиться мне на глаза?!

Я задохнулась от возмущения.

Тут рука фифы соскользнула, нога подвернулась. Одновременно раздался треск ткани и… хотела бы я сказать «грохот падения», но незнакомец умудрился подхватить женщину, не дав ей упасть на пыльную брусчатку двора. Обошлось перепачканным платьем, потерявшим сияющую белизну, и порванной фатой.

– А-а-а! Мое платье! – заорала дама. – Это все из-за них, Энди! Выпороть и прогнать!

Вырвав руку из ладони приятеля, я шагнула вперед, распрямила спину до хруста и задрала голову:

– Я не нечисть! И не нищая! Я – виконтесса Виннер, дочь королевского лесничего. А это – мой друг Конни. А вы кто такая, сударыня, что явились в мой дом и орете тут?

Кто-то испуганно охнул. Лакей, застывший у парадной двери, покачнулся и прикрыл ладонью глаза. А через двор со стороны сада во весь дух бежала моя нянька Грета в сопровождении двух горничных.

– Простите, господин! – еще издалека начала кричать Грета. – Простите ради Всеблагих! Не успели мы найти ее и запереть. С утра искали! Простите! Ради Семилетия… праздник у дитяти сегодня. Не губите!

Подбежав ближе, она бухнулась на колени перед застывшей парочкой – фифой, уже пришедшей в себя и брезгливо поджавшей кроваво-красные губы, и мужчиной, повернувшимся, наконец, к нам лицом.

Жизнь приучила меня соображать быстро с малых лет, и я мгновенно догадалась, у какого господина моя бывшая кормилица может так униженно вымаливать прощение, перед кем оправдываться, кого должна была найти и запереть.

Вот, значит, каков ты, королевский лесничий, виконт Бариэндор Виннер. «Энди»… подумать только!

Был он могуч, как медведь, с мощным загривком, прикрытым густыми каштановыми волосами. Я определенно не в него уродилась лицом и фигурой. Хотя насчет отцовского лица трудно сказать наверняка, поскольку за густой бородой просматривалось мало. Но выдающийся нос с горбинкой я точно не унаследовала. И глаза – темные, как перестоявший черный чай, – совсем не мои.

Мне было очень страшно.

Я попятилась бы, но сзади стоял Конни, которого я так неосмотрительно представила публике и тем самым подставила под удар. А кулачищи у отца оказались – что гиря, убьет с первого раза и не заметит.

– Праздник? У кого? – приподняла бровь фифа и отвлекла на себя внимание отца.

– Э-э… – лесничий нахмурил брови.

– У меня! – я шагнула вперед, хотя очень хотелось сбежать назад, в конюшню. – Сегодня мне исполнилось семь лет!

– Вот как? Энди, это чучело и в самом деле твоя дочь?

– М-м… – промычал виконт, угрожающе багровея.

– Ах, да, припоминаю, – дамочка картинно прижала ладонь ко лбу, отставив в сторону острый локоток. – Ты как-то говорил о проклятом ребенке… Как же ее имя? Что-то не могу вспомнить.

– Меня зовут… – я задрала подбородок и выпалила. – Сандрильона!

– Сendrillon? – переспросила фифа жеманным голоском с иностранным акцентом и расхохоталась. – Ха-ха! Деточка, да знаешь ли ты значение этого слова? Да где тебе знать, невоспитанная невежа! Это слово в переводе с франкейского означает «золушка», «замарашка». Впрочем, это самое точное имя для такой грязнули. Так и будем тебя звать – Золушка… Хотя нет, на твоей глупой чумазой мордочке слишком много злости, потому отныне ты – Злолушка. И если все, что я слышала о твоем рождении – правда, то это еще слишком доброе для тебя имя. Ты согласен, дорогой?

Могучий лесничий дернул плечом и, ногой отпихнув коленопреклоненную няню так, что она упала, молча направился к парадному входу. Фифа в белом едва за ним поспевала.

Лишь у самой двери виконт обернулся, смерил еще раз взглядом наши с Конни фигуры и громким, как колокол, басом распорядился:

– Девчонке, которая осмелилась назвать себя моей дочерью, отныне место на кухне в моем, – подчеркнул он голосом, – доме. Пусть помои выносит и золу выгребает, раз у нее не хватило ума по моему приказу сидеть в детской и не высовываться.

– Это и есть ваш подарок, папенька? – дерзко глядя в злые глаза, спросила я, правда, от страха пустив петуха, к своей досаде.

– Мой подарок тебе, дикарка и невежа, это моя женитьба на леди Берклее Вонак, которая, как я думал, заменит тебе заботливую и любящую мать. Но я уже вижу, что таких подарков ты недостойна. Попадешься мне еще раз на глаза – сошлю не на кухню, а в свинарник, чтобы не смела меня позорить перед людьми. Свиньи – самое подходящее для тебя общество!

Свиньи?! Я сжала ладони в кулачки. Да уж лучше свиньи, чем злющий медведь и противная фифа!

Фифа на этих словах просветлела лицом и одобрительно погладила виконта по плечу.

– Как ты справедлив и мудр, дорогой, не устаю восхищаться! Но боюсь, от одного только вида этой замарашки на кухне испортятся все продукты и прокиснут супы, а свиньи отощают.

– Не выгонять же ее на улицу… – нахмурился лесничий, а я прикусила губу от негодования.

На улицу? Меня?!

– О, нет, как можно! – воскликнула новобрачная. – Что скажут о нас в свете? Не беспокойся, я позабочусь о ней, дорогой. Пусть отмоется как следует и прислуживает моей девочке, когда она приедет из пансиона. Глядишь, и манерам у нее научится, если не совсем глупа. Заодно и на прислуге сэкономим.

– Какое у тебя доброе сердце и светлый ум, дорогая! – виконт с дивной для его комплекции грацией склонился и поцеловал фифину ручку.

Парочка направилась к дому. Я хмуро посмотрела им вслед.

“Ну уж нет!– твердо решила я. – Не дождутся! Не стану никому прислуживать!”

У крыльца новобрачный подхватил свою даму на руки, чтобы внести через порог по старому обычаю. Но их шествие по парадной лестнице омрачилось – камень на ступеньке под весом Медведя, обремененного супругой, внезапно треснул и выпал, и лесничий, не удержав равновесие, едва не проломил железные перила головой. Да, именно так, не наоборот.

В попытке удержаться он уронил ношу, взмахнул руками, как мельница, и тощая фифа получила отличный удар в челюсть, отлетела и вдобавок хорошо приложилась о каменные ступени.

Так что торжественного восшествия не получилось, и парочка вползала в дом с синяками, бранью и рыданиями.

На нас уже никто не обращал внимания, и я, еле сдерживая слезы, бросилась помочь Конни поднять его мать.

– Мама, он тебе ничего не сломал? – с тревогой спросил Конни.

– Нет, сынок, только ушиб немного. Силища-то у господина вон какая… Ничего, отлежусь… Госпожа Сандра, дитя… не серчай на отца, грех, – вздохнула няня.

– Я и не серчаю. Мы еще посмотрим, чей это дом, – прошипела я.

Из распахнутой двери особняка донеслась новая порция брани и воплей, а мне подумалось, что лестницы у нас деревянные, как и ножки мягкой мебели, столов и стульев… буфетов… шкафов… А дерево ломается гораздо легче камня.

Обидно только, что я на свое Семилетие не получила ни магического дара, ни настоящего отцовского подарка.

Это я в тот день так думала.

Наверное, чем-то я прогневила Всеблагих, потому что, стоило мне направиться к дому, как ворота распахнулись, и во двор снова въехала карета, на этот раз простая дорожная.

Я шарахнулась в кусты роз и, спрятавшись, наблюдала, как из кареты выскочили две девочки в черных плащах и капорах, скрывавших волосы, причем вторая, полненькая, выходя, нарочно толкнула худенькую первую, а следом вывалилась грузная дама в коричневом дорожном платье.

“А вторая девочка откуда?” – удивилась я и почесала оцарапанную руку.

Не успела дама ступить на землю, как толстая девчонка вцепилась в плащ тонкой и завизжала:

– Она наступила мне на ногу! А-а-а! Эта неуклюжая дрянь порвала мой чулок и погнула пряжку на туфельках! Медам, накажите ее! Маменька, где маменька? Маменька, спаси меня!

Из дома уже выпорхнула белокурая фифа.

– Ах, мои драгоценные, наконец-то! Эрджина, что случилось, мое сокровище? Почему ты плачешь?

– Это все она! – Полненькая девочка дернула худенькую за плечо. – Она меня изводит! Она меня ненавидит! Маменька, я больше не могу так жить! Отправь ее обратно в пансион!

– Белла, что ты опять натворила? – фифа грозно взглянула на худышку. – Сколько раз тебе говорить: не смей обижать кузину! Как не стыдно, она ведь тебя младше! Эрджечка, я накажу ее, не плачь. Изабелла останется без сладкого. Пойдемте, девочки, я познакомлю вас с вашим новым папенькой. Он уже подготовил вам подарки!

“Так вот оно что, это еще одна ее родственница!” – догадалась я.

– Опять Белке достанется самый лучший подарок, – заныла пухляшка. – Уж я-то знаю! Даже смотреть не хочу!

Худенькая девочка только печально вздохнула, а мне стало ее очень жалко. Дали же Всеблагие родственников!

– Сокровище мое, тебе подготовили два подарка!

– Что толку, если они оба хуже?! Конечно, Белла же круглая сирота! Ее все жалеют! А я-то как же? А я разве не сирота? – с этим душераздирающим нытьем дочь фифы скрылась за парадной дверью, первой вбежав в дом. И тут же нытье сменилось воплем: – А-а-а! Больно-о-о-о! Кто тут бросил кочергу? Маменька, накажи-и-и!

Я еще успела заметить, как мученически вздохнула и возвела глаза к небу грузная дама. Она взяла за руку молчаливую худенькую девочку, и обе зашагали следом за метнувшейся к дому фифой.

– Леди Берклея, – донесся сильный, хорошо поставленный голос незнакомки. – Все обязанности со стороны пансиона выполнены, я доставила ваших девочек до крыльца и даже чуть далее. Прошу рассчитаться и не задерживать меня и карету.

– Дорогой! Ты это слышал? – злым колокольчиком прозвенела фифа. – Они просят денег!

– М-да, – погрустнела я, поняв, что спокойная жизнь в этом доме для меня закончилась.

Так я познакомилась с чугунным довеском, прилагавшимся к воздушно-зефирной фифе – ее обожаемой дочерью от первого брака Эрджиной и ее племянницей, сироткой Изабеллой, взятой под опекунство. И последняя, в отличие от своих родственников, оказалась замечательной девочкой. Только слишком уж доброй, чем нагло пользовались мачеха и ее родная дочь.

За десять лет с того дня Белла стала мне лучшей подругой и настоящей сестрой по несчастью жить в одном доме с ведьмой Берклеей.

Глава 3. Интересное предложение

И под пытками я бы не вспомнила, как мне удалось оказаться на улице, пробежав полный разогретых выпивкой посетителей зал таверны “Три упыря” без малейшей заминки.

И это с учетом того, что руки мои удерживали платье, угрожающее с меня слететь, а значит, защититься в случае приставаний я никак не могла. Не иначе, Всеблагие смилостивились надо мной и послали толику удачи, или это было не менее волшебное действие страха перед расплатой. Маги – создания мстительные, а удар канделябром по лбу – это более чем веская причина для злости.

Подумать только, поцелуй ему подавай! Рыжий обманщик!

Я вылетела из раскрытых дверей и, не успев толком отдышаться, лихорадочно огляделась по сторонам в поисках сводной кузины. На оговоренном месте ее нет. У входа в таверну тоже. Никого похожего на мою подругу! Только какая-то парочка увлеченно целовалась у печально голого древка – это с него я стащила тот самый флаг.

Не может быть, чтобы Белла ушла домой без меня… Великий мрак, а если с ней что-то случилось?!

У меня упало сердце. Куда бежать? Где искать? Кого спросить, не видел ли кто русоволосую ведьму в черном платье, остроконечной шляпе и маске? Ха-ха, таких в городе сегодня – тысячи!

Я бросила взгляд в сторону парочки! Все еще целуются! И вдруг девушка развернулась спиной, и на ее юбке стал заметен подвязанный флаг со светящимся оскаленным черепом и костями. Белла?!

Не успела я ее окликнуть, как из таверны послышался шум драки, вопли:

– Куда прешь, рыжий!

– Ты кого потерял, парень?

– Эй, не тронь мою девушку!

– Какая красотка? В рваном платье?! – перекрыл шум зычный голос вышибалы. Я оглянулась. Гоблинского вида верзила стоял в дверях и смотрел прямо на меня. – Не видел, дружище! А коли б увидел, ни за что б не отпустил!

От громогласного гогота задребезжали стекла, я подхватила юбку и сорвалась на бег. Поравнялась с парочкой и с криком: “Бежим!” схватила девушку за руку и потянула на себя. В том, что это действительно Белла, больше не было никаких сомнений – вдобавок к знакомому платью, маске и черепу только она умела так аристократично взвизгнуть.

Много лет я изо дня в день ругала подругу за мягкий характер и покладистость. Ничего не помогало! Но сегодня я даже была этому рада. Если бы кто-то вот так выдернул из поцелуя с рыжим меня, я бы точно никуда не побежала!

От этой мысли я запнулась и чуть не встретилась носом с мостовой. Белла спасла меня от падения.

Погодите, я что, не прочь снова поцеловаться с этим нахалом? Не может такого быть!

– Стоять! – закричали нам вслед на два разных голоса, но я только сильнее сжала руку подруги и припустила еще быстрей.

Подумаем позже, а пока – срочно домой!

Вот она, волшебная сила страха! Даже нога не болела!

Не знаю, как насчет Академии Мрака, но существуй в Темном королевстве Академия бега, нас с Изабеллой зачислили бы туда авансом. Так быстро мы не бегали никогда!

Она задыхалась, и у меня закололо в боку, но ни подруга, ни я не остановились до самой калитки черного хода для слуг. И только когда мы уже оказались в заросшем саду нашего дома, и я захлопнула за нами тяжелую щеколду, Белла спросила:

– А что случилось-то?

Мы обе, согнувшись, держались за животы и тяжело дышали, но побежали дальше, до самого крыльца. К счастью, дверь оказалась приоткрыта, а в окне кухни горел свет: кто-то из немногочисленных слуг ждал возвращения хозяев с праздника.

– Ты не слышала, часы на ратуше уже отбили полночь? – прохрипела я, не в силах сделать дальше ни шагу. Вцепилась в перила, стараясь отдышаться.

– Не слышала, – помотала головой Изабелла и мечтательно улыбнулась. – Я целовалась, впервые в жизни… А ты что делала, где была? Я ждала тебя почти целый час! – обеспокоенно спросила она, осмотрела меня с ног до головы и изумленно ойкнула: – Что с тобой? На тебя напали?

Да, когда мы расставались, я выглядела несколько приличнее…

– На меня? – я задумалась на пару мгновений.

Пожалуй, не буду говорить об отравленном яблоке. Но как объяснить рваное платье?

– Напали, да, – подтвердила я и, заметив перепуганное лицо Беллы, быстро добавила: – Но потом меня сразу спасли. И ты не поверишь, но я тоже целовалась!

Что-то упало внутри дома и разбилось. Опять кошка шалит? Белла вздрогнула и придвинулась ближе.

– Ах, как романтично! – вздохнула она. – И как его зовут?

Я замялась. Понятия не имею, с кем я сначала целовалась, а потом проснулась в одной постели? Великий Мрак, как же низко я пала! Мы ведь даже не познакомились.

– Да неважно, – отмахнулась я и с равнодушным видом пояснила. – Ерунда, ничего серьезного. Лучше расскажи, с кем была ты?

Белла хлопнула глазами и растерянно пробормотала:

– Не знаю…

Понятно. Нас обеих угораздило по уши вляпаться в приключение.

Со стороны черного входа снова послышался грохот, и мы недоуменно повернули головы на звук. Дверь распахнулась, и на пороге возникла моя сводная сестра Эрджина, закупорив проход мощным телом и уперев в бока толстые руки. Ее глаза зло сверкнули, отражая свет яркой полной луны. Да… чувствуется в ней ведьминская кровь.

– Я все слышала! – топнула она ногой, грозя обрушить ветхие деревянные ступени крыльца. – Все расскажу маме, когда она вернется! Все!

Так мачехи еще нет? Какое счастье! Я выдохнула и с сожалением подумала, что могла бы так не бежать. Глядишь, и рыжий бы успел меня поймать…

Поймать и прибить! Чего это я опять о нем вспомнила? Я разозлилась сама на себя, сурово свела брови и строго спросила Эрджину:

– Что – все?

– Позорницы! Обе! – крикнула она и вбежала в дом, хлопнув дверью так, что от стены особняка отвалился кусок штукатурки. Наш дом давно нуждался в ремонте, а Эрджина – в диете.

Мы с Беллой переглянулись и пожали плечами, и я, наконец, вспомнила о самой важной цели сегодняшнего мероприятия.

– Ты достала листовку?

– Угу, – кивнула кузина и извлекла из кармана мятый лист.

Я развернула бумагу. Света, падавшего из окна кухни, было достаточно, чтобы прочитать. Стипендия! Бесплатное обучение! Бесплатное общежитие! Не образование – мечта! И принимают не только ведьм, но и зельеваров.

– Ты видела? Факультет алхимиков! – радостно прочитала я.

– Видела, – печально вздохнула подруга. – Только не думаю, что тетя разрешит мне учиться.

– Что за глупости? Даже если запретит, ты можешь это оспорить! Ты почти совершеннолетняя, а главное, у тебя есть родовое имя!

Белла не успела ответить, дверь в дом открылась, и на порог, кряхтя и держась за сутулую спину, вышел наш старый мажордом Бонифер.

– Юные леди, – позвал он нас, – идемте пить чай. Пока леди Эрджина не съела весь пирог, – добавил он на один тон ниже.

Изабелла первая вошла в дом, а я обернулась на пороге и прислушалась – ночной праздничный удар в колокол на площади известил полночь. Интересное дело, мы с Беллой нашлись, потерялась мачеха. Не то чтобы я сильно расстроюсь, если она не найдется. Скорее, наоборот. Но что леди Берклея делает в карнавальную ночь без мужа и без компаньонки, одна?

Чай пить я не стала, только быстро, пока отвлеклась Эрджина, спрятала в холщовую салфетку кусочек пирога. Я-то обойдусь, да и стройнее буду. Но на рассвете, как обычно, к черному ходу придет старая хромоножка Ашша, и ей будет угощение.

Женщина не выглядела нищей, но одета была скромнее меня, зимой и летом куталась в заштопанную серую шаль. Когда-то она была колдуньей, но давно уже не практиковала – от старости у нее дрожали руки. Зато она в совершенстве владела теорией магии, с самого детства учила меня и щедро отдаривалась рассказами о дивных местах, где ей довелось побывать в молодости.

Ашша появилась в моей жизни на следующее утро после знаменательного дня Семилетия, когда я рыдала на заднем дворе у калитки и хотела сбежать из дома. Женщина утешила меня и отговорила от глупости, и с тех пор приходила почти каждое утро проведать. А я старалась всякий раз ее порадовать скромным гостинцем.

– Доброй ночи! – пожелали мы с Беллой Бониферу и, не обращая внимания на недовольное бурчание Эрджи, ушли спать.

* * *

Все следующее утро я помогала кузине по дому и была крайне раздражена. Ненавижу уборку! И посуду мыть я тоже не люблю! Но Белла, которая обычно занималась уборкой и мойкой, так как мачеха экономила на слугах, была занята: платья надо было сдавать в театр сегодня вечером, а белошвейка из меня еще хуже посудомойки. Зашить, как Белла, я бы точно не смогла. А все этот рыжий! Увлекся он! Спасатель!

Я поставила мокрую тарелку на полку, она жалобно звякнула о соседнее блюдце. Не разбилась, спасибо.

Впрочем, мы ведь живем в Темном королевстве, отравленным яблоком тут никого не удивишь. Некоторые ведьмы вместе с ядом переводят проклятье на первого попавшегося неудачника. Предусмотрительно: заодно и убивают, чтобы проклятый не мог удар обраткой вернуть. Я задумчиво дотронулась до своих губ. Великий Мрак, а что если он не врал? Может быть, зря я его приложила канделябром?

И как мне теперь найти его, чтобы извиниться?

– Злолушка! – услышала я за спиной противный голос Эрджины.

– Чего тебе? – буркнула я, оценив сияюще-бодрый и явно чем-то воодушевленный вид сводной сестры.

– Тебя зовет маменька, – ехидно сообщила она.

Интересно, когда вернулась леди Берклея, и где мачеха пропадала всю ночь? Она, между прочим, замужем!

– Ну раз зовет… – Я с радостью бросила мокрое полотенце на спинку стула. Наконец-то предлог прерваться! Да и обсудить с мачехой мое желание учиться тоже стоит как можно скорее. До экзамена всего два дня!

Эрджина зачем-то пошла меня провожать. Наверное, собиралась подслушивать. Как-то слишком она была довольна для утра, наверняка уже успела нажаловаться на нас с Беллой.

А вот и кузина! Белая как снег Изабелла вышла из дверей мачехиной спальни. С утра она успела привести себя в порядок – русые волосы лежали один к одному, скромное серое платье без единой складочки. Аккуратистка.

Толстушка, глядя на грустную кузину, засияла как начищенный медяк. Ну точно что-то наплела маменьке!

– Доброе утро, Сандра, – убито сказала подруга.

– Надеюсь, что доброе. – Мне оставалось только кивнуть. Не при Эрджи расспрашивать.

– Злолушка, ты здесь? Войди! – громко позвала мачеха из комнаты.

Ну, Всеблагие, хоть тут помогите!

Распрямив спину, я вошла в спальню Берклеи и в очередной раз подивилась неувядающей красоте фифы. Она сидела в легком пеньюаре за туалетным столиком и расчесывала роскошные белокурые локоны. Судя по довольной улыбке, эта паучиха уже успела напиться крови собственной племянницы.

Вспомнив, что лучший метод обороны – это нападение, я плотно прикрыла за собой дверь и заявила:

– Мадам, я хочу поступить в Академию Мрака!

– Что? – мачеха на миг замерла и расхохоталась. – Какая тебе академия, ты на себя в зеркало посмотри!

Она отложила щетку для волос, повернулась и смерила меня пренебрежительным взглядом голубых глаз с ног до головы.

– Даже не надейся. В академию магии, чтобы ты знала, принимают только детей благородной крови, получивших начальное образование в школе или пансионе. А у тебя, несчастье ты наше, ни образования, ни даже имени! Какие документы ты подашь на зачисление, если их у тебя нет?

Я сцепила за спиной руки, чтобы плечи гордо и независимо расправились, и упрямо повторила:

– Мне пойдут навстречу, уверена. Кровь у меня благородная, вам ли не знать. Я обучена достаточно, чтобы сдать вступительные экзамены, меня и без бумажки об образовании могут принять.

– Не могут, наивная ты наша. Маги приносят клятву, и любые клятвы запечатываются именем. А у тебя его нет. Ни документов нет, ни записи в храмовой книге, – ухмыльнулась ведьма. – Ничего нет! Ты никто, тебя не существует вне этих стен.

– Будут у меня документы, – твердо сказала я мачехе, хотя уверенности никакой не было. Но отступать мне некуда. Еще немного, и ее стараниями все наше семейство останется без крыши над головой. – Я уже почти совершеннолетняя. Схожу в храм и попрошу дать мне новое имя. А свидетели, кто я такая, у меня есть, они под клятвой подтвердят, если отец не захочет.

– Твой отец уже давно ничего не хочет, – поморщилась мачеха. – Он безнадежно болен, и боюсь, помрет прежде твоего упрямого деда.

О, знаю я этот ее страх. Она так хотела стать графиней, но титул перейдет к ее мужу (и моему отцу) только после смерти деда, а тот помирать не собирается, в отличие от виконта, на которого несколько лет назад во время внезапной снежной бури в лесу упало дерево и перебило позвоночник. Случилось это, кстати, после его ссоры с мачехой – отец хотел запретить ей жить в столице и тратить его состояние на балах.

Если бы в тот день отца не сопровождала свора его лютых псов, больше похожих на волков, то там бы он и замерз. Животные приволокли хозяина в его лесной дом, но с тех пор виконт не встает и лечится в королевской больнице для привилегированных клиентов. Должности при короле он лишился, и его характер испортился еще больше. Зато мачеха, как верная жена, осталась поближе к мужу, в столичном особняке Виннеров.

Подозревать-то я ее подозреваю в том, что неспроста грянула буря и обрушилось дерево, но доказать ничего не могу.

Так вот, самое печальное для мачехи – дед и после этого несчастья не снизошел и не помирился с сыном. И даже на версту не подпускает к себе его новую семью, как не подпускал старую. И меня, разумеется. Вообще не уверена, что графу Лиорскому известно о моем существовании, дай Всеблагие ему долгих лет и доброго здравия, чтобы подольше позлить виконтессу Виннер.

– Не так это делается, Злолушка ты наша, – ухмыльнулась белокурая змеища. – Этак любой голодранец может собрать кучу забулдыг, притащить в храм и объявить себя виконтом или даже потерянным принцем.

– А как?