Полная версия
Погоня за панкерой
Записавшись на вечерние лекции по общим предметам и очень непопулярные утренние – на восемь утра, я рассчитывал потратить большую часть своего времени на изучение фондового рынка. И я изучил его, работая на бирже, прежде чем рискнул хотя бы десятью центами.
В конце концов, мне пришлось выбирать тему для исследования или отказаться от прелестей ученической жизни. Мне надоела учеба, это был торт из сплошного безе, без всякой начинки, но я держался, потому что знал, как надо отвечать, когда ответы – это всего лишь мнения, а единственное мнение, которое имеет значение, принадлежит профессору. И знал, как справиться с вечерними лекциями по общим предметам: надо просто купить готовые конспекты. Прочитай все, что когда-либо опубликовал профессор. Не пропускай лекции слишком часто, а когда приходишь, приходи пораньше, садись в центре первого ряда и убедись, что проф ловит твой взгляд, когда смотрит в твою сторону, то есть попросту не отводи глаз от него. Задай ему тот единственный вопрос, на который он точно сможет ответить, потому что ты вычитал его в одной из опубликованных работ – и называй свое имя, когда вылезаешь с вопросом. К счастью, такое имя, как «Зебадия Картер», легко запомнить. Эх, семья, я получил отличные оценки по всем курсам и семинарам… поскольку я не изучал педагогику, я изучал профессоров педагогики.
Но от меня все еще ждали, что я сделаю «оригинальный вклад в человеческие знания», без которого кандидат не может получить докторскую степень в большинстве так называемых дисциплин… а в тех немногих, где этот вклад не требуется, нужно пахать как лошадь.
Я изучил свой ученый совет, прежде чем связать себя темой для исследований… Я не только прочел все, что опубликовал каждый из них, но даже купил их публикации или заплатил библиотеке, чтобы мне сделали копии тех работ, которых уже не было в продаже.
Муж взял меня за плечи:
– Дея Торис, сейчас ты услышишь название моей диссертации. Если что, то ты сможешь получить развод на своих условиях.
– Зебадия, не говори так!
– Тогда держись крепче. «Специализированное исследование относительно оптимизации инфраструктуры институтов начального образования на стыке между администрированием и преподаванием с особым вниманием к пробелам в групповой динамике».
– Зебби, что это значит?
– Это не значит ничего, Хильда.
– Зеб, хватит издеваться над дамами. Такое название никогда бы не утвердили.
– Джейк, похоже, ты никогда не учился в педагогическом университете.
– Ну… нет. Это не требуется для преподавания на уровне университета, но…
– Никаких «но», папа. У меня есть экземпляр диссертации, ты можешь сам проверить ее подлинность. Хотя эта работа совершенно лишена смысла, она является литературным шедевром, в том же смысле, как успешная подделка «старого мастера» сама по себе является предметом искусства. Она полна жужжащих слов. Средняя длина предложения – восемьдесят одно слово. Средняя длина слова, если убрать предлоги, артикли и прочие грамматические частицы – одиннадцать с лишним букв, то есть чуть меньше четырех слогов. Библиография длиннее самой диссертации, в ней упомянуты по три работы каждого из членов ученого совета и четыре – председателя… но все цитаты в тексте нарезаны так, чтобы избежать любого упоминания тем, по которым члены совета имеют разные, пусть и одинаково глупые, мнения.
Но лучшим моим достижением было разрешение на проведение полевых работ в Европе, которые были зачтены как время, проведенное в кампусе. Половина цитат была на иностранных языках – от финского до хорватского, – а переведенные фрагменты ничем не противоречили мнениям моего ученого совета. Мне пришлось аккуратно изымать их из контекста, чтобы этого добиться, но зато я был уверен, что этих работ нет в кампусе и что никто из оппонентов не озаботится их поиском, даже если бы они вдруг там были. Большинство членов совета не в ладах с другими языками, даже такими простыми, как французский, немецкий и испанский.
Но я не тратил время на поддельные полевые работы, я просто хотел отправиться в Европу по студенческим тарифам на авиабилеты и использовать студенческие хостелы – самый дешевый способ путешествовать. И заодно посетить дедушкиных поверенных…
Хорошие новости! Фонд вложился в «голубые фишки», гособлигации с высшим рейтингом и спекулятивные акции, котировки которых в этот момент росли. Из-за этих вложений текущая денежная стоимость фонда снизилась, хотя доходы его выросли. Вдобавок парочка моих двоюродных братьев и один дядя добились своей доли, и это еще больше снизило мой порог вхождения в наследство… итак, вот он, момент истины! – до цели было рукой подать. Я привез с собой все свои сбережения, поклялся перед нотариусом, что это все мое, никаких займов, никаких папочкиных денег – и положил на депозит в Цюрихе, под присмотр тех же поверенных. А потом рассказал им о моей коллекции марок и монет.
Хорошие марки и монеты никогда, никогда не падают в цене, они только поднимаются. В моей коллекции были исключительно корректурные оттиски, конверты первого дня и неразрезанные листы марок с полями, все в идеальном состоянии – я захватил с собой нотариально заверенный каталог и заключение эксперта. Поверенные заставили меня поклясться, что все это приобретено на заработанные деньги (истинная правда, первые экземпляры я купил на гонорары от стрижки газонов), и обещали сохранить за мной мою долю наследства по курсу на текущую дату (или по более низкому, если снижение стоимости фонда будет продолжаться), если я по возвращении в Штаты продам свою коллекцию и незамедлительно переведу полученные деньги на счет в Цюрихе.
Я согласился. Один из поверенных пригласил меня на обед, попытался споить, а потом предложил десять процентов сверх оценочной стоимости, если я продам ему всю коллекцию сегодня, а потом переправлю в Швейцарию курьером, за его счет, благо курьеры мотаются между Европой и Америкой каждую неделю.
Мы пожали друг другу руки, вернулись и проконсультировались с другими поверенными. Я подписал бумаги о передаче права собственности, поверенный подписал свой чек, а я уведомил поверенных о переводе денег на мой счет в Цюрихе. Через три недели пришло сообщение, что коллекция полностью соответствует описанию, и я получил наследство.
Через пять месяцев мне была присуждена степень доктора философии, summa cum laude[63]. И это, дорогие мои, самая постыдная история моей жизни. Ну что, кто-то набрался энергии, чтобы поплавать?
– Сынок, если во всем этом есть хоть слово правды, то это на самом деле постыдная история.
– Папа! Ты несправедлив! Зебадия играл по их правилам – и обыграл их!
– Я не говорю, что Зеб должен чего-то стыдиться. Это относилось к американской системе высшего образования. Диссертация, которую, по словам Зеба, он написал, ничуть не хуже того мусора, что принимается диссертационными советами в наши дни – я это знаю. Его случай – единственный на моей памяти, когда умный и способный ученый – ты, Зеб – решился показать, что «заслуженная» степень «д.ф.» может быть присвоена известным учебным заведением – я знаю каким – в обмен на намеренно бессмысленное псевдоисследование. Более типичная ситуация, когда глупые, лишенные чувства юмора юнцы занимаются подсчетом пуговиц под руководством глупых и лишенных чувства юмора старых дураков. Я не знаю, как это прекратить, болезнь зашла слишком далеко. Единственный выход – срубить систему под корень и начать с нуля, – тут мой отец пожал плечами. – Но это невозможно.
– Зебби, – вмешалась тетя Хильда, – что ты делаешь в нашем кампусе? Я никогда не спрашивала.
Мой муж ухмыльнулся:
– Во многом то же, что и ты, Язва.
– Я ничего не делаю. Я наслаждаюсь жизнью.
– Вот и я тоже. Если полистать списки – я записан как «профессор-исследователь», проживающий по месту работы. Изучение бухгалтерских книг университета подтвердит, что мне платят жалованье, соответствующее ученой степени. Дальнейшее исследование покажет, что несколько большую сумму переводят в общий фонд университета некие поверенные из Цюриха… все время, пока я остаюсь в кампусе, хотя это условие нигде не записано. Мне нравится жить в кампусе, Язва. Это дает мне привилегии, которые недоступны варварам, обитающим за его стенами. Иногда я читаю курс-другой, когда нужно заменить кого-то, кто взял академический отпуск или заболел.
– Что? Какие курсы? На каком факультете?
– На любом, кроме педагогического. Математика для инженеров. Курс общей физики. Термо – чтоб ее – динамика. Детали машин. Фехтование – сабля и дуэльный меч. Плавание и – не смейся! – английская поэзия от Чосера до эпохи Елизаветы. Мне нравится преподавать что-то стоящее. Никакой платы за эти курсы я не беру – мы с ректором хорошо понимаем друг друга.
– Зато я не уверена, что понимаю тебя, – сказала я, – но все равно тебя люблю. Давайте пойдем, поплаваем.
– X –
Зебадия
Прежде чем отправиться к бассейну, наши жены поспорили насчет того, как одевались воины Барсума. Дискуссию осложнил тот момент, что я был единственным полностью трезвым в компании. Пока я рассказывал свою «постыдную историю», Джейк не раз обновил свой стакан со скотчем и обрел дар красноречия. Супруги наши ограничились хайболом каждая, но если Дити после одного стакана лишь разрумянилась, то масса Язвы столь мала, что после той же дозы она просто окосела.
Мы с Джейком решили отправиться плавать во всеоружии, раз наши принцессы нацепили на нас клинки, мы будем их носить. Только Дити попросила, чтобы я снял испачканные в машинном масле шорты, в которых я работал.
– Капитан Джон Картер никогда не носит одежды, – заявила она. – Он прибыл на Барсум нагим, и после этого он никогда не носил ничего, кроме собственной кожи и оружия воина. Украшенные драгоценными камнями кожаные доспехи для торжественных случаев, обычные кожаные доспехи для битвы и шелка для сна по ночам. Барсумцы не носят одежд. Когда Джон Картер впервые увидел Дею Торис… – тут Дити закрыла глаза и процитировала: – «Она была так же лишена одежды, как и сопровождающие ее зеленые марсианки. За исключением украшений очень тонкой работы, она была совершенно обнажена…»[64] – Дити открыла глаза и посмотрела на меня торжественно. – Женщины никогда не носят одежду, только украшения.
– Слшком нн… ик! ххладно, – икнув, заметил ее отец, – Пршу прщен’я.
– Если становилось холодно, они закутывались в меха, папа. Я хотела сказать, Морс Каяк, мой уважаемый отец.
– Да не пр… хладно, а нн-накладно, – ответил Джейк, старательно выговаривая слова. – Звон клинков и сверкание мечей, мужчине не захочется, чтобы его фамильные сокровища болтались на ветру, стуча по коленям, и все такое прочее… Отвлекает! Кроме того, их могут срубить. Верн’, капитан Джон Картер?
– Логично, – согласился я.
– Кром’ того, на иллюстрациях рисуют мужчин в набедренных повязках. Возможн’ с осталь… со стальными прокладками. Я бы носил.
– Эти картинки рисовали в начале двадцатого века, папа. Время цензуры. А по тексту все очевидно – оружие для мужчин, украшения для женщин, меха для холодной погоды.
– Я знаю, как мне нужно одеться, – влезла Язва. – Тувия носила драгоценности на лентах полупрозрачной ткани – я помню картинку на обложке. Никакой одежды. Так, кое-что, куда можно прикрепить украшения. Дити… я имею в виду, Дея Торис… у тебя есть легкий шарф, который я могу позаимствовать? К счастью, на мне были жемчуга, когда Морс Каяк похитил меня.
– Язва, ты не можешь быть Тувией, – возразил я. – Она вышла замуж за Карториса. Морс Каяк – или Морс Ка Джейк, возможно, разница в произношении, – вот кто твой муж.
– Именно Морс Джейк и есть мой муж! Но я его вторая жена, это все объясняет! Однако недостойно военного вождя обращаться к принцессе Дома Птарса как к «Язве», – тут миссис Берроуз вытянулась во все свои сто пятьдесят два сантиметра и попыталась выглядеть оскорбленной.
– Мои искренние извинения, ваше высочество.
Язва захихикала:
– Не могу долго злиться на нашего вождя. Дея Торис, дитя, найдешь зеленый тюль? Голубой? Только не белый.
– Я посмотрю.
– Леди, – возразил я, – если мы не пойдем прямо сейчас, то бассейн остынет. Можете заняться пришиванием жемчужин сегодня вечером. И кстати, откуда жемчуг на Барсуме? Дно мертвых морей пусто, никаких устриц.
– Из Коруса, потерянного Моря долины Дор, – объяснила Дити.
– Они сделали тебя, сынок. Но я либо пойду купаться прямо сейчас, либо выпью еще стаканчик… а потом еще один и еще. Я так много работал. Сплошной напряг. Столько всего свалилось.
– Хорошо, папа. Идем плавать. Тетя Хи… Тувия?
– Готова, Дея Торис. Чтобы спасти Морса Джейкоба от него самого. Но я не надену земных одежд. Ты можешь прихватить мою норковую накидку, вдруг будет холодно возвращаться.
Джейк превратил свой саронг в набедренную повязку, которую подоткнул под ремень сабли. Я заменил грязные шорты на плавки, которые Дити снисходительно назвала «почти барсумскими». К этому моменту я больше не зависел от гардероба Джейка, поскольку в моем дорожном наборе, который всегда в багажнике, есть все от паспорта до пончо. Язва облачилась в жемчуга и кольца, которые носила на вечеринке, еще она обмотала вокруг талии шарф, на который повесила всю бижутерию, которую Дити смогла откопать. Дити же несла норковую накидку Хильды, а потом завернулась в нее.
– Мой капитан, подари мне когда-нибудь такую же.
– Я лично освежую несколько норок, – пообещал я.
– О боже! Я думала, она синтетическая.
– Я так не думаю. Спроси Хильду.
– Я лучше не буду спрашивать. И – я согласна на синтетику.
Я сказал:
– Моя возлюбленная принцесса, ты ешь мясо. Норки – злобные хищники, и те из них, что идут на мех, выращиваются именно для этой цели, их вовсе не ловят по лесам. Их содержат в хороших условиях, потом гуманно убивают. Если бы твои предки не проливали крови ради мяса и меха во время последнего оледенения, то тебя бы тут просто не было. Нелогичные чувства ведут к трагедиям, которые можно увидеть в Индии и Бангладеш.
Дити некоторое время молчала, пока мы шли за Джейком и Хильдой в сторону бассейна.
– Мой капитан… Зебадия…
– Да, Дити?
– Я горжусь тем, что ты сделал меня своей женой. Я постараюсь быть хорошей женой… и твоей принцессой.
– Ты уже и то, и другое. И всегда будешь. Дея Торис, моя принцесса и единственная любовь, пока я не встретил тебя, я был всего лишь мальчишкой, что развлекался с большими игрушками. Сейчас я мужчина. И у меня есть жена, которую нужно защищать и лелеять… и ребенок, которого мы запланировали. Я наконец-то живу по-настоящему! Эй! Ты чего это носом шмыгаешь? Прекрати!
– Прости, не могу сдержаться!
– Ну… не закапай накидку Хильды.
– Дай мне платок.
– У меня даже салфетки с собой нет, – я утер ее слезы собственными пальцами. – Успокойся. Поплачешь на мне позже. В постели.
– Давай ляжем пораньше.
– Сразу после ужина. Ну все, больше не шмыгаешь?
– Кажется, нет. Интересно, беременные все время плачут?
– Говорят, да.
– Ладно… но я больше не собираюсь это делать. У меня нет причин плакать, ведь я ужасно счастлива.
– Полинезийцы умеют, как они говорят, «плакать от счастья». Возможно, ты именно этим и занимаешься.
– Я думаю, что да. Но я постараюсь этого не делать на людях, – Дити начала стаскивать накидку с плеч. – Слишком жарко, и без нее хорошо… – тут она остановилась и неожиданно вернула накидку на место. – Кто это к нам поднимается?
Я поднял глаза и увидел, что Джейк и Хильда добрались до бассейна, и еще увидел фигуру, что поднималась к ним из-за валуна, запрудившего ручей.
– Я не знаю. Держись сзади, – и я поспешил к бассейну.
Незнакомец был одет как федеральный рейнджер. Подойдя ближе, я услышал, как он обратился к Джейку:
– Вы – Джейкоб Берроуз?
– А почему вы спрашиваете?
– Так вы или нет? Если да, то у меня есть к вам дело. Если нет, то вы нарушитель. Это федеральная земля, доступ сюда ограничен.
– Джейк! – позвал я. – Кто это?
Чужак повернул голову:
– А вы кто?
– Неверный ход, – ответил я. – Вы не назвали себя.
– Не смешите меня, – сказал незнакомец. – Вам известна эта униформа. Я Бенни Хайбл, местный рейнджер.
Я ответил, осторожно подбирая слова:
– Мистер Хайболл, вы человек в униформе, с кобурой на поясе и значком. Но это не делает из вас федерального служащего. Покажите документы и изложите свое дело.
Чужак в форме вздохнул.
– У меня нет времени слушать ваши умные речи, – он положил ладонь на рукоятку пистолета. – Если кто-то из вас Берроуз, назовитесь. Я собираюсь обыскать ваш домик и участок. Из Соноры возят наркоту, и совершенно ясно, что тут перевалочный пункт.
Дити неожиданно выступила вперед и быстро встала рядом с отцом.
– Где ваш ордер на обыск? Покажите документы! – накидка была обернута вокруг нее, лицо дрожало от негодования.
– Еще одна! – тут этот клоун взял и расстегнул кобуру. – Федеральная земля – вот мои документы!
Дити резко сбросила накидку и оказалась перед ним обнаженной.
Я выдернул клинок, сделал выпад и полоснул его одним движением – рассек запястье, прикрылся клинком, потом выпад вверх, в живот повыше ремня. Когда острие вошло в его тело, сабля Джейка ударила с такой силой, что чужак едва не лишился головы. Он рухнул, точно марионетка с перерезанными струнами, и остался лежать на краю бассейна, из трех ран лилась кровь.
– Зебадия, прости!
– За что, моя принцесса? – спросил я, вытирая лезвие о форму якобы рейнджера.
Цвет его крови вызвал у меня отвращение.
– Он не отреагировал! Я думала, что мой стриптиз даст тебе больше времени.
– Ты отвлекла его, – заверил я. – Он следил за тобой и не смотрел в мою сторону. Джейк, у каких тварей бывает сине-зеленая кровь?
– Я не знаю.
Подошла Язва, присела на корточки, мазнула палец кровью и понюхала.
– Гемоцианин, я думаю, – проговорила она спокойно. – Дити, ты была права. Чужак. Самый крупный представитель земной фауны, который использует такой метод переноса кислорода – омар. Но эта тварь не омар, это «Черная Шляпа». Как вы догадались?
– Я не догадалась. Но он неправильно себя вел. Рейнджеры вежливы. И никогда не отказываются предъявить документы.
– И я не догадался, – признался я. – Никаких подозрений, просто раздражение.
– Ты двигался очень быстро, – одобрил Джейк.
– Я никогда не понимаю, почему делаю что-то, пока ситуация не завершится. Однако ты и сам не терял времени зря, tovarishch. Вытащить саблю, пока он потянулся за пистолетом – это требует смелости и скорости. Но не время болтать – где его дружки? Нас могут перехватить по дороге к дому.
– Посмотри на его штаны, – заметила Хильда. – Он не приехал сюда верхом на лошади. И не слишком долго карабкался в гору. Джейк, тут нет рядом дороги, где может пройти джип?
– Нет. Сюда не добраться на джипе, только верхом.
– И сверху никто не пролетал. Ни вертолет, ни аэрокар.
– Континуумоход, – сказала Дити.
– Что?
– Зебадия, «Черные Шляпы» – чужаки, которые не хотят, чтобы папа создал машину времени-пространства. Мы это установили. Отсюда следует, что у них есть свой континуумоход. Что и требовалось доказать.
Я подумал над этим.
– Дити, я готов приносить тебе завтрак в постель. Джейк, как мы можем засечь континуумоход чужаков? Он ведь не обязан выглядеть как «Гэй Обманщица»?
Джейк нахмурился:
– Нет. Любой формы. Но одноместный будет не больше телефонной будки.
– Если он одноместный, то должен быть припаркован в тех кустах, – я показал пальцем. – Мы можем его найти.
– Зебадия, у нас нет времени на поиски! – воскликнула Дити. – Мы должны убраться отсюда! Быстро!
Джейк сказал:
– Моя дочь права, но не по этой причине. Его машина вовсе не должна его ждать. Ее можно припарковать на бесконечно малом расстоянии по любой из шести осей, и она либо возвращается автоматически по заранее введенной программе, либо по какому-то сигналу, наличие которого мы можем предполагать, но природу которого не в состоянии описать. Континуумохода чужаков там нет сейчас… но он будет там – позже. Чтобы забрать пассажира.
– В таком случае, Джейк, мы с тобой и девчонки обязаны смыться из здесь-и-сейчас в там-и-тогда. Исчезнуть. Сколько продолжается наш тест на герметичность? Который сейчас час?
– Семнадцать семнадцать, – мгновенно отозвалась Дити.
Я посмотрел на жену.
– Голая как лягушка. Где ты прячешь свои часы, дражайшая моя? Очевидно, не там.
Она показала мне язык.
– Дурачок. Часы у меня в голове. Я стараюсь не упоминать об этом, потому что люди начинают странно на меня смотреть.
– У Дити врожденное чувство времени, – подтвердил ее отец, – с точностью до тринадцати секунд плюс минус четыре секунды. Я измерял.
– Мне жаль, Зебадия, – я не хотела выглядеть уродцем.
– Жаль чего, моя принцесса? Я впечатлен. А что ты делаешь с часовыми поясами?
– То же самое, что и ты. Прибавляю или вычитаю, если это необходимо. Дорогой, внутри каждого из нас есть встроенный суточный ритм. Просто мой чуть более точный, чем у большинства людей. Это как абсолютный слух – у одних он есть, у других нет.
– Может быть, ты еще и человек-калькулятор?
– Да… но компьютеры настолько быстрее, что я теперь этим почти не занимаюсь. За исключением одной вещи – у меня чутье на глюки в программе – я вижу неверные ответы. А заметив, начинаю искать мусор в программе. Если не нахожу ошибок, то приглашаю спеца по оборудованию. Но сладкий мой, давай обсудим мои странности позже. Папа, давай утопим это создание в отстойнике и уедем. Я нервничаю, и даже очень.
– Не так быстро, Дити, – Хильда все еще сидела на корточках рядом с трупом. – Зебби, проверь свою интуицию. Мы в опасности?
– Ну… не в данный момент.
– Хорошо. Я хочу анатомировать это существо.
– Тетя Хильда!
– Дити, прими милтаун. Джентльмены, Библия или кто-то еще сказал: «узнай врага своего». Это единственная «Черная Шляпа», которую мы видели… и он не человек и не рожден на Земле. Перед нами лежит кладезь знаний, и ее не следует сбрасывать в отстойник, пока мы не узнаем как можно больше. Джейк, пощупай здесь.
Муж Хильды опустился на колени, она взяла его за руку и провела ей по волосам «рейнджера».
– Чувствуешь эти шишки, дорогой?
– Да!
– Похоже на рожки только что родившегося ягненка, ведь так?
– О… «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон»!
Я тоже присел на корточки и пощупал набухшие рожки.
– Вот проклятье! Он вышел из земли – по крайней мере, поднялся по этому склону – и говорил как дракон. То есть недружелюбно, а все драконы, о которых я слышал, говорили злобно или вообще изрыгали огонь. Хильда, когда ты будешь разделывать эту тварь, то поищи в ней Число Зверя.
– Так и сделаю. Кто поможет мне доставить этот образец в дом? Ищу троих добровольцев.
Дити глубоко вздохнула:
– Я один из них. Тетя Хильда… ты обязательно должна это делать?
– Дити, это нужно делать в институте Джона Хопкинса, где есть рентген, надлежащие инструменты и цветное головидение. Но здесь и сейчас я лучший биолог, поскольку я единственный биолог. Девочка моя, ты вовсе не обязана на это смотреть. Тетя Язва ассистировала в операционной неотложке, когда туда сносили пациентов после аварии из пяти машин… для меня кровь – просто грязь, которую нужно убрать. Зеленая кровь в этом смысле меня особенно не беспокоит.
Дити сглотнула.
– Я помогу нести. Я же сказала, что помогу!
– Дея Торис!
– Сэр? Да, мой капитан?
– Отойди в сторону. Возьми это. И это, – я отстегнул шпагу, снял ремень и плавки и отдал все это Дити. – Джейк, помоги мне поднять его на плечи… да, «захват пожарного».
– Я лучше помогу нести, сынок.
– Нет, в одиночку я управлюсь с ним лучше, чем мы вдвоем. Язва, где ты хочешь работать?
– На обеденном столе.
– Тетя Хильда, я не хочу, чтобы эта штука была на моем… Ой! Прошу прощения, теперь это твой обеденный стол.
– Прощу, если признаешь, что это наш обеденный стол. Дити, сколько раз я должна повторять, что не собираюсь выжить тебя из твоего собственного дома? Мы со-домохозяйки, и мое старшинство просто означает, что я на двадцать лет старше. К моему сожалению.
– Хильда, дорогая, что ты скажешь насчет верстака в гараже, покрытого клеенкой, и бестеневой лампы над ним?
– Я скажу «клево»! Я не думаю, что обеденный стол – это место для вскрытия. Но я не смогла придумать ничего другого.
С помощью Джейка я взгромоздил эту чертову тушу себе на плечи в «захвате пожарного». Дити отправилась вперед, держа мою шпагу, ремень и плавки в одной руке, чтобы другой цепляться за мою свободную ладонь – несмотря на предупреждение, что она может испачкаться кровью чужака.