Лучший друг

– А вы, значит, смотрите глубже? – сказала я с дружелюбным сарказмом.

– Можно и так сказать, – ответил Кира и допил остатки вина из своего стакана. Я последовала его примеру.

С моря начинал дуть ледяной ветер, какой в этих краях приходит к ночи. Солнце уже исчезло за горизонтом, но все еще освещало кусочек неба над водой. Становилось все холоднее и холоднее, и мои предплечья то и дело покрывались мурашками.

Я молча вручила свой стакан Киру, перевернулась на колени и стала оттаскивать свои вещи подальше от воды, чтобы разместиться на сухом и все еще теплом песке. Кир понял мою задумку и помог с переездом. Когда мы снова сели плечом к плечу и устремили взгляд на море, я тихо спросила:

Зачем вы здесь – в промозглом октябрьском Крыму?

– Для себя, – быстро ответил Кир, не задумавшись даже на секунду. – Оказывается, я так давно ничего не делал для себя. Ради родителей – да, ради друзей – сколько угодно, ради работы – еще больше. Но для себя…

– Все это вы тоже делали для себя… – задумчиво проговорила я, вращая почти опустевший стаканчик.

– Почему же? – удивленно спросил он, вскидывая брови.

– Потому что не расшибаются в лепешку только законченные эгоисты. Так же у нас принято считать? Если не угождаешь другим до самых кончиков, значит, не любишь, не уважаешь. А мы не хотим быть такими бессовестными и потакаем своему «не хочу». Неправильному «не хочу», – задумчиво сказала я.

– Да, – быстро согласился Кира. – Чем чаще делаешь чистосердечный поклон, тем больше люди верят в то, что рано или поздно ты ляжешь на их прикроватный коврик и скажешь «гав».

Я не ответила и только утвердительно закивала. В разуме появилась легкая дымка, и я поняла, что вино дало о себе знать. Кир не нарушал молчание, как будто бы ожидая от меня каких-то слов, и я брякнула не подумав.

– У вас есть девушка?

– Хм, больше нет, – ответил он с легкой улыбкой, а я неосознанно вскинула брови от такой странной формулировки.

– Она вас бросила? – спросила я и поняла, как прозвучали мои слова. – Ой, простите, с чего я вообще взяла, что это была именно она. Может, вы ее просто убили… – неудачно пошутила я, а после стала серьезной. – Ведь не убили же? Простите, кажется, это вино слишком развязало мой язык, – я закончила свой монолог нервной улыбкой, а Кирилл уже вовсю смеялся.

– А вы веселая. Но ответьте мне на один вопрос, – начал он, пополняя мой стакан вином. – Как вас зовут?

– Алина, – ответила я, все еще красная от смущения.

– Что ж Алина, я не убийца. Я просто человек, который запутался в себе и не знает, чего хочет от этой жизни. У меня есть все для того, чтобы быть счастливым. И я изо всех сил стараюсь таковым быть. Пока получается с трудом, но я стараюсь…

Я посмотрела на Кира внимательно, уловила, как его глаза наполняются воспоминаниями, и, как мне показалось, поняла, что он чувствует. Мы находились в схожей петле. Оба ходили по тонкой замкнутой веревке, в страхе, что когда-нибудь она затянется на наших шеях. Оба хотели выбраться из круга.

Отхлебнув дурманящего вина, я тихо сказала.

– Что ж. Крымский октябрь хорошо вправляет мозги, – мои глаза встретились со взглядом Кирилла. – Это я вам говорю как осенний турист со стажем. Правда, не уверена, что эта таблетка помогает при всех заболеваниях. Но вдруг?

***

Воздух был настолько наполнен свободой, что хотелось втягивать его носом как можно чаще. Будто можно было впустить ее в кровь, в сознание, в душу прямо через легкие. Будто с каждым вдохом с конечностей, мыслей, желаний падали чугунные оковы, а в руках, ногах, чувствах появлялась стремительная легкость. Удивительно, но так свободно мне всегда дышалось именно в Крыму.

Если бы не освежающий октябрьский бриз, я была бы уже жутко пьяна. Мы уговорили с Кириллом две бутылки вина и теперь вяло плелись вдоль набережной, лениво шаркая кроссовками по принесенным ветром песчинкам.

Незаметно для себя мы перешли на «ты», и я совершенно свободно и бездумно рассказала ему почти всю свою биографию. Поведала о родителях, Ирке, бабушке Зине, работе и даже бывших парнях. Я давно уже не чувствовала себя так комфортно в компании мужчины. Мне не хотелось ему понравиться, не хотелось казаться лучше, чем я есть на самом деле. Впервые за долгое время я оказалась рядом с человеком, рядом с мужчиной, которому хотелось рассказать все. Который был готов меня просто слушать. Искренне и внимательно.

Кира слушал меня и не перебивал, а я не могла остановить поток слов. Будто до встречи с ним я целый год ничего не говорила, а теперь во мне открылись заржавевшие шлюзы и выпустили на свободу бушующую и эмоциональную реку.

– Знаешь, я никому еще столько о себе не рассказывала. Ни про Ирку, ни про родителей, – сказала я тише обычного и остановилась у бетонного парапета, разделяющего тротуар и песчаное побережье. – А тебе рассказала как на духу. И это странно.

– А что странного? Чужим бывает гораздо проще вывалить все, что накопилось, чем поделиться этим с теми, кто действительно дорог, – сказал Кирилл, останавливаясь чуть впереди меня, и устремил взгляд на шипящие волны, плавно укрываемые темнотой. Ветер путал его волосы, они лезли в глаза, и Кир жмурился, хотя солнце давно уже скрылось за горизонтом.

«С чужими…», – произнесла я про себя.

Нет. Кир был мне не чужой. Он – совсем незнакомый зеленоглазый парень – всего за пару часов стал таким… неподдельно близким. Ближе многих, с кем я была знакома месяцы, годы. Это казалось мне жуткой глупостью, но сердце так отчаянно было ему признательно. За то, что он слушал. За то, что он был тут, рядом. Как самый лучший в мире друг.

Я едва заметно улыбнулась собственным мыслям, но не осмелилась их озвучить. Вместе этого я отшутилась:

– Ну, знаешь, чужой – это уже не про тебя. Я столько рассказала за последние часы, что ты можешь использовать это против меня. Было бы логично взять с тебя расписку о неразглашении, – усмехнулась я и стала карабкаться на парапет.

– Ты куда это? – спросил Кир, смеясь над тем, как я нелепо закинула ногу на бетонное ограждение, пыхтя подтянулась на него и встала в полный рост. – Решила толкать пламенную речь с пьедестала?

– Нет, я буду идти и слушать, – заявила я и засеменила по серому камню, расставив руки, как при реверансе. Кирилл медленно пошел рядом.

– Что слушать? – все еще улыбаясь спросил он.

– Тебя. Настала твоя очередь.

Кир пару секунд помолчал, наблюдая за моими выверенными шагами, усмехнулся, а после спросил:

– А что именно ты хочешь знать?

Странно, но ответ пришел на язык сам собой, не заставив меня долго ломать голову.

– Я хочу знать, что значит твоя татуировка, – вспомнила я о том, что заметила ее еще в туалете прибрежного кафе. На среднем пальце правой руки Кира явно была набита какая-то надпись. – Или это секрет?

– Тебе расскажу, – ответил Кир и остановил меня, легко схватив за щиколотку. Я замерла от холодного прикосновения его пальцев, застыв с расставленными руками точно советская фарфоровая балерина. По телу прокатилась внезапная волна пламени, щеки зарделись. Ожидающий взгляд Кирилла заставил меня ожить, и я присела на корточки, хватаясь руками за его плечи, чтобы не упасть.

Кир коротко посмотрел мне в глаза, положил правую руку на мое колено ладонью вверх, и я смогла ближе рассмотреть витиеватый текст татуировки. Строчка легко пряталась от посторонних глаз, если Кира сводил пальцы вместе. Набитая мастером фраза явно была на французском, но я не знала ее перевода, а потому закусила губу и подняла взгляд на Кира.

– Живи до самой смерти, – сразу же сказал он, поняв, с чем у меня возникла проблема. Затем Кир потер татуировку большим пальцем руки, нервно сглотнул и спросил. – Не слишком позитивно, правда?

– Почему же? – ответила я вопросом на вопрос и улыбнулась уголками губ. На лбу Кира пролегла морщинка, и мне захотелось коснуться ее, выпрямить пальцами, но я не решилась и коротко сказала. – Не самый плохой сценарий.

Кира посмотрел мне прямо в глаза, немного помедлил, а после сказал:

– Жить непросто. Для этого нужно прилагать немалые усилия. Использовать в полной мере предоставляемые возможности. Все возможности. Не только те, что впускаешь в свою жизнь без труда. А если не прилагаешь усилия, то существуешь. Я не хочу существовать. Я хочу жить. И так до самой смерти.

Я ничего не ответила, но мысленно согласилась. Да, жить было непросто, но значительно лучше, чем существовать.

Я продолжала держать ладонь Кирилла в своей руке и смотрела в его глаза. То ли от ветра, то ли от эмоций на его веках застряли слезы. Он перевел взгляд с моего лица куда-то вдаль, где поворотом пряталась тропа Голицына, где скалы покрывали деревья с изогнутыми стволами и ветками, где на море еще были видны отблески закатывающегося за горизонт солнца.

Я же не стесняясь рассматривала задумчивое лицо Кира. Изучала его острые скулы, четкий профиль, темные ресницы и бледную кожу в районе переносицы. Что-то знакомое мне виделось в его плавных чертах. Что-то очень близкое, теплое.

Я перевела взгляд на татуировку Кира и провела по ней указательным пальцем. Кожа над краской была неровной, шероховатой.

– Она свежая, – сказала я, но не осмелилась спросить, почему он набил эту надпись совсем недавно.

– Давай я отложу историю ее создания на потом, хорошо? – сказал Кирилл, точно читая мои мысли.

Я широко улыбнулась, отпустила его руку и попыталась встать с корточек в полный рост. В этот момент мои ноги, уставшие от напряженной позы, предательски задрожали. Всего мгновение, и равновесие было потеряно. Я пару-тройку раз резко взмахнула руками, точно канатоходец, и с пронзительным писком рухнула с парапета.

К счастью, неудачного приземления не случилось. Кирилл вовремя среагировал и подхватил меня прямо в воздухе и мягко поставил на асфальт, не отпуская из рук. Все еще нетвердо опираясь на ноги, я крепко ухватилась за ворот его джинсовой куртки и ощутила почти угасший аромат мужского парфюма. Резкого и свежего. Будто соленое, бушующее море.

Испуганное выражение на лице Кира стало медленно смягчаться, а проступившая на лбу морщинка напряжения – разглаживаться. Я коснулась родинки на его шее и ощутила горячее дыхание на своем лице.

– Отложу на потом…, – повторила я тихо слова Кирилла, чувствуя жар, исходящий от его кожи. – Ты назначаешь мне свидание?

Кир медленно же отстранился от меня, посмотрел прямо в глаза и засмеялся.

– А ты всегда такая разговорчивая, да?

– Нет, – с улыбкой сказала я и твердо встала на землю. – Это что-то новенькое.

Глава 2. Погружение.

Новый день в Крыму был настолько теплым, что легко можно было спутать время года. Солнце пекло так, будто на улице красовался горячий август, а не ветреный октябрь. Такая погода задавала и свою моду.

Я проснулась, осмотрела привезенный с собой гардероб и поняла, что придется отказаться от джинсов и кожаной куртки. В такую жару они превратили бы меня в молодую и очень горячую кукурузу, а такая перспектива не радовала.

Чтобы не свариться, мне пришлось впрыгнуть в старенькие льняные шорты и свободную футболку, которые я бросила в чемодан на всякий случай. Для свидания такие раритеты не годились, а вот ходить в них по дому, цепляя голыми ногами ветер, задуваемый с балкона, – самое то.

После ночной прогулки по набережной, моих долгих откровений о жизни и смерти, рассуждений о любви и дружбе, двух выпитых бутылок вина и пары стаканов кофе Кирилл проводил меня до дома и обещал в следующий раз накормить морепродуктами. Это означало, что наша следующая встреча, скорее всего, пройдет в каком-нибудь местном ресторане. Единственное, что я знала наверняка – мне нужно было приехать в центр набережной Судака в шестнадцать ноль-ноль.

До назначенного часа имелась масса времени, но нервничать я начала с самого утра. Нормальные девушки лучатся счастьем после таких внезапных и приятных знакомств, после таких душевных вечеров с симпатичными парнями. Но я была другой породы. Какой-то очень напряженной, нескладной и сомневающейся.

С чашкой кофе в руках я слонялась по квартире и обтирала своими льняными шортами все поверхности, на которых можно было сидеть. Уместившись на книжке-столе около балкона и листая ленту социальной сети, я вслух пообещала, что не стану строить из себя неизвестно кого, а потому не буду вычурно наряжаться на свидание с Киром. В конце концов, он уже видел меня изрядно растрепанной и помятой. Ни к чему теперь было корчить из себя суперледи.

Однако когда мои ягодицы коснулись пола в ванной комнате, я свое мнение изменила – решила, что все-таки стоит хотя бы немного принарядиться, чтобы Кира не счел меня невоспитанной замарашкой, не умеющей прилично одеться для элементарного приема пищи в общепите.

«Вдруг, он решит, что я абсолютно равнодушна к намеченному свиданию? Нет, надо что-то придумать с нарядом», – подумала я и грубо закинула в стиральную машину белесые от морской соли джинсы.

Запах йода от ткани вызвал приятные мурашки воспоминаний о минувшем вечере, отчего я невольно улыбнулась. В голове тут же возник образ Кира, его темные ресницы и растрепанные ветром волосы. Мое сердце игриво застучало, вогнало меня в краску, а после гулко ударило по натянутым нервам. Я сжала губы и попыталась выровнять дыхание.

– Это всего лишь свидание! Что за неуравновешенное состояние? Ты же не под венец с ним идешь! – сказала я вслух и схватила с полки с шампунями свой все еще недопитый кофе.

Но фантазию было уже не остановить. Сознание молниеносно нарисовало в голове сказочную картину, где Кир стоит передо мной на мысе Капчик, и море могуче и красиво бьется о скалы вокруг нас. Кирилл становится на одно колено, а я начинаю плакать от счастья…

– Так! Запускай стирку и займись уже чем-то полезным! – отогнала я наивные грезы, включила стиральную машинку и с недовольной миной потопала из ванной. По дороге из-за собственной бестолковой суетливости я споткнулась о край ковра в прихожей и умудрилась поперхнуться остатками кофе, а потому в кухню вошла, кашляя, как заправский бездомный. К счастью, удушья не случилось, и я уселась с ногами на узкий подоконник.

У открытого окна мои легкие рьяно глотали легкий ветер. Горло продолжало неприятно скрипеть, но мысли уже вернулись к главной проблеме утра, хотя запах соли и довольное лицо Кирилла, стоящего на одном колене, отчаянно пыталось пробиться через череду вариантов, во что же мне облачиться.

К счастью, вскоре я утихомирила нервную систему и здраво поняла, что спасти мой образ в этот вечер может только одна простая идея – надо было бы посетить местный торговый центр и купить новый наряд.

«В конце концов, могу же я купить что-то красивое как минимум для самой себя?», – подумала я с уставшей улыбкой и устремила задумчивый взгляд на детей, играющих в мяч на площадке во дворе дома.

Вдруг мое внимание привлекла фигура, сидящая спиной к моему окну, на выкрашенной в ярко-синий цвет лавочке, прямо под раскидистым деревом. Это была высокая девушка в черной бейсболке, из-под которой торчал растрепанный белобрысый хвост. Она расположилась на кожаной куртке, запрокинув голову к небу, а над макушкой ее довольно высоко летала стая маленьких певчих птичек. Девушка что-то говорила, но я не слышала, что именно. Периодически она смеялась, но я не понимала, почему. До меня доносились знакомые нотки ее голоса, но я никак не могла вспомнить, где я слышала его раньше.

Неожиданно девушка быстро поднялась на ноги, повернулась на сто восемьдесят градусов и принялась что-то искать в карманах куртки. Кепка по-прежнему скрывала лицо худой блондинки, но в ее фигуре, так же как и в голосе, было что-то знакомое.

Однако ни стройные ноги, ни тонкая талия, ни хрупкие запястья – ничто из этого не заставило меня открыть рот от удивления. Только когда девушка выудила из карманов куртки большие мотоциклетные перчатки, меня обдало жаром. Память тут же воспламенилась и подсказала образ похожего на незнакомку человека.

– Ирка…, – еле слышно вырвалось это имя из моего пересохшего горла, а по рукам и ногам побежала мелкая дрожь.

Я не могла поверить своим глазам. Девушка была не просто похожа на мою подругу. Казалось, она ею и являлась.

Мое сердце отчаянно просило фактов, просило признания, что я не сошла с ума. Ему было важно убедиться, что я действительно вижу то, что происходит на самом деле.

Я быстро соскочила с подоконника и прямо в домашних тапочках выбежала из квартиры. Преодолев все ступени на пути к выходу из подъезда, мои все еще дрожащие ноги выскочили на солнечную улицу. Сердце колотилось так, точно планировало выдолбить в моей груди тоннель и вырваться на воздух. Подхваченные ветром волосы залепили мне глаза, но я вслепую продолжала идти в сторону той самой лавочки, где сидела девушка, попутно приводя прическу в порядок, собирая тапками пыль и камни и стараясь не задохнуться от нахлынувших эмоций.

Правда, когда я достигла точки назначения, меня ждало огорчение. Отрезвляющая правда. Девушки на лавочке не было. Скорее всего, она ушла по своим делам, пока я спускалась из квартиры на улицу.

Бесследно исчезли и кружащие в небе певчие птицы, которых я видела из окна кухни. Не было даже намека на их щебетание, на взмахи их крыльев.

На этой солнечной октябрьской улице не осталось ничего, что свидетельствовало о том, что я видела из своей квартиры. Ничего, что могло бы доказать мне самой, что я не сошла с ума. Что я действительно видела то, что видела. Что я видела Ирку.

– А ты думала, что все они будут тут тебя ждать? Чтобы подтвердить, что ты не ку-ку? – почти прокричала я на весь двор, больно сжимая кулаки вытянутых вдоль туловища рук. В горле защипало, глаза стали влажными. Играющие неподалеку дети отвлеклись от мяча и начали удивленно таращиться на меня – странную растрепанную девушку в домашних тапках, громко разговаривающую сама с собой. Наверное, я походила на городскую сумасшедшую. Примерно такой я себя и ощущала. Сумасшедшей.

На слабых ногах я торопливо пошла в сторону дома и по пути принялась корить свою разгоряченную предстоящим свиданием фантазию за излишнюю наивность.

«Как ты могла подумать, что это Ирка?», – вновь и вновь задавала я себе один и тот же вопрос.

Действительно, мое поведение было глупым. К тому же, вся эта история была наполнена чудовищно гипертрофированным трагизмом, какой я видела только в художественных фильмах. Мертвая подруга стоит живая под окнами. Пробежка в тапочках. Разговаривающая вслух девушка у пустой лавки. Испуганные дети. Прямо-таки сцена для мексиканской мыльной оперы.

Если бы в тот момент меня увидела бабушка Зина, то, наверное, не смогла бы сдержать слез. Мало того, что я решила, что ко мне пришла именно ее мертвая внучка, что, несомненно, ранило бы ее сердце, так еще бы старушка попросту сочла меня лишившейся рассудка. А это тоже ее бы расстроило.

С недовольной физиономией я вошла в квартиру, села на тумбочку для обуви, окончательно отдышалась, а после решила, что пора уже прийти в себя. Надо было просто забыть о своем конфузе на детской площадке, как о страшном сне.

– Девушка всего лишь оказалась сильно похожа на Ирку. Ну перепутала, с кем не бывает? Ну сделалась слишком впечатлительная перед свиданием, нельзя что ли? – прохрипела я вслух все еще сухим горлом, глядя на свое отражение в зеркале, которое висело на стене в коридоре. Вид у меня был помятый, растерянный. Даже жалкий.

Несмотря на мои оправдания перед самой собой, я чувствовала, как глубоко в груди щемит сердце. Стыд за сиюминутную наивность только лишь прикрывал беспросветную тоску. Я, наверное, потому так быстро и поверила своим глазам, поверила, что Ирка жива и ждет меня под окном, потому что очень хотела, чтобы так случилось на самом деле. Именно поэтому я так злилась, потому что точно знала, что этому не бывать.

Я проваливалась в боль, и мне было необходимо срочно отвлечься, срочно перенастроиться на позитивный лад. Меня ожидал теплый вечер в приятной компании. Нельзя было идти на него со страдальческой миной и разбереженной душой.

Я отыскала ключи от машины в куртке, нацепила на нос солнцезащитные очки, а на ноги – растянутые вьетнамки, и отправилась искать что-нибудь приличное, но не помпезное для ужина с Кириллом.

На выходе из подъезда меня ждала новая внезапность – встреча с Бабзиной. К ее искреннему и светлому взгляду я оказалась не вполне готова морально, но деваться было некуда. Своим видом старушка сначала всколыхнула колючее чувство в моей грудной клетке, но быстро отвлекла от него бодрым щебетанием.

– Алиночка, доброе утро! Ты куда в такую рань? Сегодня солнце очень кусачее, а ты без панамы, – заявила заботливая старушка и смачно чмокнула меня в щеку. Ее такса Виолетта громко и приветственно тявкнула и замотала хвостом, как биолокационной рамкой.

– Здравствуйте, ба! Да вот, решила пройтись по магазинам, а то не привезла с собой ничего стоящего для похода в ресторан, – ответила я все еще слегка вялым голосом и сразу пожалела о своей недальновидной честности. Бабзина, конечно, тут же ухватилась за мои слова и дофантазировала в правильном направлении.

– Ты что, уже жениха себе тут нашла? Вот молодец! А я тебе говорила, что к нам в это время очень приличные мужчины приезжают. Как его зовут? – в Бабзине проснулось восторженное любопытство. Она взяла меня за руки и стала увлекать на лавочку, которая стояла около подъезда. Я же таких посиделок и откровений пока не планировала и стала вальсировать в другую сторону, поворачивая старушку обратно.

– Ба, ну что вы такое говорите! Не нашла я себе никакого жениха. Я это, поеду…, – сказала я с улыбкой, нежно погладила ее по плечам и задом стала отходить к припаркованному около подъезда авто.

– Я сегодня занесу тебе полотенца, а ты не забудь позвать этого мальчика к нам в гости. Я снова налеплю пельменей. И Александр Иванович будет рад с ним познакомиться. Ой, Алинка, хорошо-то как, а… – запричитала Зинаида Петровна.

– Ба, я поеду. Не надо никаких пельменей! – бросила я, почти давясь от смеха, и шустро прыгнула в машину, которая спрятала меня от напористой бабули.

– Вот неутомимая женщина! – сказала я вслух и завела мотор. – Ах, Ирка! Хорошо, что ты оставила мне свою бабушку. Что бы я без нее делала…

***

Я медленно просочилась по узкому двору жилой многоэтажки на оживленную дорогу и покатила из тихого поселка в сторону шумного города. Конечно, Судак не был таким быстрым, как Москва, но по темпу жизни явно превосходил уютный Новый Свет.

Осенью в городе все еще было много туристов. Они таращились на степные пейзажи из окон машин, прогуливались вдоль деревянных лавчонок с сувенирами, специями, чурчхелой, поднимались на Генуэзскую крепость, делали тысячи фотографий. Пенсионеры, молодежь, семьи с малышами. Не было только школьников – в это время года они были на уроках.

Мое тело и мысли постепенно приходили в норму после случившегося во дворе многоэтажки. С довольной улыбкой на лице я проезжала по знакомым местам и вспоминала детство, юность. Я проводила здесь все каникулы, но никогда не задумывалась, в каком прекрасном месте мне доводилось отдыхать. Скалистые берега, золотистые от солнца холмы, толстые и вечно голодные чайки, маленькие пылевые смерчи – тогда все это воспринималось как данность, а сейчас – завораживало. Крым всегда ассоциировался у меня с чем-то невероятно теплым, добрым и родным. Это было неизменным.

«Хоть что-то не меняется.… Хоть что-то вечно», – подумала я, поднимая уголки губ еще выше.

На подъезде к торговому центру мой разум окончательно очистился от тревоги, решил больше не вспоминать пугающий утренний инцидент, но зато очень вовремя напомнил о Кирилле. Мысли о счастливом крымском детстве уже успели навеять игривое настроение, и я решила, что должна выглядеть больше чем замечательно на предстоящем свидании. В моих фантазиях я представала перед Киром в летящем белом платье в голубую полоску. Оставалось только найти нечто похожее.

Я поставила автомобиль на парковку, медленно проследовала в торговый центр и вновь отпустила разум блуждать по прошлому. Мои глаза, спрятанные за темными стеклами очков, принялись изучать витрины бутиков. Обходя их один за другим, я вспоминала, как здорово было раньше ходить с Иркой по магазинам. Каким беззаботным было то время!

Мы – две юные студентки – с горем пополам сдавшие сессию, сразу же после последнего экзамена сбегали в июльский Крым. Бабзина с таксой подмышкой встречала нас на железнодорожном вокзале с любовью и тревогой в лице и по дороге до дома, на заднем сидении междугороднего автобуса, монотонно, точно метроном, гипнотизировала нас на хорошее поведение.

– Ради Бога, девочки! Не добавляйте мне еще больше седых волос этим летом! Давайте без глупостей. На скалы – ни ногой, с обрыва в море не прыгать, домой – не позднее полуночи, прошу вас! – тарахтела «дама с собачкой», а мы смеялись и целовали ее поочередно в щеки.