Вожак стаи отпустил мальчика

Сначала вернулась молодёжь к Нюрке Кочетовой: старшая Люська с детишками мал-мала меньше, да с мужем басурманином. К этому времени хозяин, Сан Саныч, царствие ему небесное, давно уже Богу душу отдал. Работящий, рукастый был мужик: он и плотник-баклушечник, и слесарь, и сварщик. Только уж пил больно. В рабочие дни – ни-ни, как пятница, так натяпаются с бабой своей, Нюркой значит, боже упаси! Все выходные пьют! Кабы она путная была, может, жил бы ещё.

Басурманин Люськин, справный тоже мужик, когда только женился, хотел остаться в деревне. А чо не остаться-то? Дом еще крепкий, самый видный в деревне: низ каменный – никаким ломом не возмёшь, верх – бревенчатый. Под крышей просторной ограды11 – хлев, баня, колодец, сеновал, дровяник. Земля к тому же. Нюрка, тёща то есть, сама отворотила своим поведением.

Как-то Вовка – с легкой руки Нинки Петькиной жениха Люськинова стали так звать (кто выговорит и запомнит их басурманские имена?) – приготовил знатное угощение, накрыл на стол и пригласил в гости тётку Зою – это со стороны покойного Сан Саныча. Так Нюрка успела ещё до застолья нахрюкаться и мало что упала мордой в тарелку, дак ещё при таком портрете начала рассуждать всяко.

Зять недолго думал: забрал молодую жену и айда к себе в юрт. Такого позора не вынесла горная душа.

Союз еще был в силе, молодым хорошо жилось. Детишек успели настругать. Но молодка, то есть Люська, затосковала по родному дому. Вовка – мужик понимающий, собрал семейство с манатками и айда в деревню: и здесь, мол, жить можно. К тому же тёща бросила пить и тоже в одиночестве тоскует.

Басурманин этот в первое же лето баньку обновил, скотинку кой-какую завёл. И землицу под огородец удвоил, избу замыслил поставить новую. Под будущее хозяйство колодец глубокий поставил с насосом: тюкнешь пальцем на пипочку, дак вода фонтаном бежит, на два огорода с баней хватает. Сруб старого колодца, который ещё дед Архипыч в ограде поставил, рассыпался весь. Да ещё как потайка или дождь какой, верховой водой заливает: как пить-то такую?

Братовья Люськины, городские давно уже, не без помощи тёщь и жёнушек начали прозревать: так басурманин всё под себя подгребёт! Серафимовна, тёща Федькина, женщина грамотная, сорок лет в школе проработала, говорит:

– Федь, не будь тряпкой: на отцовской земле посади хоть бы картошку. Земля уже отошла от зимы. Позови сватью к нам в гости и сестру с семьей – всё обговорим за столом.

Так и сделали: как гости чуток разомлели от обильного стола с бутылками, Серафимовна начала издалека:

– Сватья, сама видишь: страна развалилась, стабильности не стало. В магазинах шаром покати! И зарплату на заводе через раз дают. Как в таких условиях детишек прокормить? Выдели Федьке дёру побольше, хоть картошку посадит: какая-никакая поддержка семье будет. Может, внучочки твои ещё крыжовничком да малинкой побалуются с огорода. Ты только побольше дёру выдели!

Сватья, которая внучочков не всех по именам-то знала, тем не менее, дожёвывая резиновую говядинку, утвердительно кивнула. Люська с мужем, понятное дело, ничего на это не сказали. Вовка, когда шурин явился в деревню всем семейством, своей лопатой и семенной картошкой, просто указал где копать.

Федька не стал распахивать вручную окаменевший дёрн: квадратно-гнездовым методом копнул ямку – воткнул проросшее дряблое семя, копнул другой раз – опять бросил семя. И так всю выделенную полосу осеменил. Не стал даже удалять заросли хрена, который прижился еще с отцовых времен, мол, тоже пригодится в хозяйстве. И пригодилось. Когда в августе приехал выкапывать картошку, собрал её меньше, чем в землю положил – одни горошины. А вот остатки хрена разгулялись в разбуженной почве на весь выделенный «дёр»: выкапывать «устанет рука»! И родилась басурманская шутка свежая:

– Хрену – до хрена, картохи – ни хрена!

29 августа 2021 г., Сочи

Фото в вечность

– Хóрóшó-то́ как! – баба Тоня заскорузлыми пальцами бережно взяла свой черно-белый портрет. – Будет чё нести перед гробом.

С одной стороны меня обрадовала её реакция, с другой – резануло, что сразу нашла такое печальное применение. Но зная, с каким трепетом она и её подруги относятся к моменту ухода к Богу, я успокоился.

У нас в деревне жили одни бабушки. Каждой – по восемьдесят-девяносто, а то и больше. У всех есть дети, внуки и правнуки, но где-то далеко. Поэтому, когда в деревне появились мы со своими малышами, всем коллективом взяли над нами опеку: кто баньку затопит (в начале у нас её не было), кто пирогов напечёт, кто кваском, соленьями или вареньями побалует. До сих пор во рту вкус пышненьких и румяненьких ватрушек, шанежек и пирожков с дымком, которые пекла баба Тоня у себя в русской печи.

Именно у бабы Тони я впервые попарился в бане по-чёрному. Небольшое деревянное помещение в ограде*, стены и потолок покрыты слоем чёрной копоти. Посередине очаг из груды камней, где в большом чугунке кипит вода. Прямо над очагом – щель-дымоход, который затыкают, когда прогорят дрова. Не смотря на сорокаградусный мороз на улице, в бане жарко. Но надо очень постараться, чтобы не запачкаться сажей.

После баньки баба Тоня обязательно приглашала к столу с шанежками-ватрушками только что с печи. И обязательно домашний квас. Квас она делала на хлебе, а наша соседка справа, баба Нюра – на моркови, предварительно томленой в русской печи. Квас стоял прямо в предбаннике. Такого кваса больше нигде не пробовал. У бабы Нюры и банька была другая – по-белому. Маленькая, два человека едва развернутся. Зато всё чистенько и аккуратненько.

Бабушки чем могли старались поддержать нашу молодую семью. Мы, в свою очередь, тоже отвечали взаимностью: что-то где-то подправить, вызвать трактор, чтобы расчистил от снега единственную дорогу – в те годы снегу так наваливало, что только печные трубы торчали.

Мне захотелось отблагодарить бабу Тоню по-особому. Как фотограф я в ней видел неповторимую модель Бабушки – вся в морщинах, но из неё так и прёт внутренним светом и силой. И я поснимал её, усадив на скамеечке перед палисадником. Получилось. Хоть сразу вези на самую престижную фотовыставку. Но у «фотомодели» оказались свои виды на портрет:

– Хóрóшó-то́ как! Будет чё нести перед гробом.

К сожалению, это случилось очень скоро. Только получилось наоборот: печальную процессию вели за собой её добрая улыбка и многомудрые глаза с черно-белого портрета.

Ноябрь 2021 г., Сочи

А он хотел талию…

Когда-то я был постоянным подписчиком журнала «Советское фото» и много лет собирал подшивки. Как-то двухлетний сын разложил на полу кипу журналов и лопочет:

– Наталию хочу, Наталию хочу!

А мы не можем понять: какая Наталия? Начали листать. Он увидел фото обнаженной девушки на пляже и тычет пальчиком:

– Талия! Талия!

Тут я вспомнил, что, листая свежий номер журнала, я показал на фото и сказал:

– Какая талия!

Мужичок, который тогда ползал по столу, оказывается, запомнил. И захотел еще раз посмотреть НА талию,

Представьте себе: то фото с «талией» запомнил и папа – через тридцать лет почти сразу в интернет-архиве нашел сдвоенный, 8-9, номер журнала «Советское фото» за 1991 г. с тем фото на стр. 54.

Так что Наталия иногда – это ТАЛИЯ!

24 апреля 2022 г., Сочи

Новогодние не сказки

«Голубой огонёк», который я не видел

«Голубой огонек» 1966 года, с которым страна встречала 1967 год, я посмотрел только через 55 лет. Почему именно этот, чем он памятен?

Во-первых, мы встречали юбилейный год Великого Октября, с которым связывали только хорошее.

Во-вторых, следующий Новый год страна встречала с «Голубым огоньком» в ресторане «Седьмое небо» в Останкинской телебашне, которую только что достроили.

В-третьих, это важно лично для меня, наш маленький кишлак под Самаркандом впервые встречал Новый год с лампочкой Ильича. Да-да, именно так! И у нас был шанс посмотреть тот «Голубой огонек», который прошел в «подмосковном лесу». Но, увы, в том году у нас появилось только радио.

Следующий «Голубой огонек» под громким названием «Самая высокая», который проходил в только что сданной в эксплуатацию Останкинской телебашне, я тоже не видел. Телевизор уже был – с маленьким экраном, у нашего соседа Хасан-ака. Он стоял довольно высоко и можно было еле разглядеть лица. Мы посидели с взрослыми, посмотрели какие-то концерты и детей отправили спать задолго до Нового года.

Сейчас смотрю тот «Голубой огонек» в «снежном лесу» (полагаю, всё устроили в студии) и слезы наворачиваются: какая наивная естественность, какие голоса, какие лица, какие люди! Мы тоже любили их искренно, не представляли жизни без них! Надо было заслужить место в «Голубом огоньке» = в сердце страны! Никакой фанеры, компьютерных эффектов! Даже макияж такой, что любимого артиста узнаешь в любое время суток и при любом освещении. Лицо одной нашей современной примадонны, которая, к счастью, ушла в историю, я никак не могу запомнить. Хотя песни в юные советские годы, «притесняемая со всех сторон», пела изумительные!

Да, я не видел те два «Голубых огонька», зато все последующие советские – не пропускал. Если попадало дежурство какое (было и такое), ни за что не пропускал повторный показ.

А сейчас силюсь, но не могу вспомнить: когда, сколько лет назад, в последний раз сидел именно у «Голубого огонька»? Как вспомню эти надменные безголосые маски, которые без фанеры и дымно-лазерного эффекта и рта не могут раскрыть, бр-р…

Новый год, конечно, мы не перестаем отмечать. В последние годы при первой возможности его встречаем в снежном вятском лесу с детьми и внуками – набирается много народу и очень весело!

И без «голубых огоньков».

Декабрь 2021 г., Сочи

На снежную горку я взошёл сказочным сапожником

Необходимость учит всему – это правда. Как-то в детстве я в один момент стал и столяром, и сапожником.

Снег в моём родном городе – явление редкое. Ночью может выпасть толстый слой снега, к обеду растаять, а после обеда радовать глаз молоденькой травкой, которая только что укрывалась белоснежной шубкой. Мы и в январе можем ходить в одних рубашках и сандальках.

Если со снегом еще морозец ударит, – детям двойной праздник. Кажется, в те годы ниже минус 21 по закону отменяли занятия в школах для детей начальных классов. И мы пропадали на улице: лепили Снежную Бабу, играли в снежки, катались с горок – это если у кого есть санки. Лыжи и коньки в наших магазинах были редким товаром. Если и появлялись по разнарядке, то пылились в складах. Поэтому мы в нашем детстве мастерили своими руками не только самокаты из досок и подшипников, но и деревянные санки, даже коньки.

По-моему, где-то в году 1969-м у нас в Самарканде выдалась суровая зима – до минус 26-29 упала температура, выпало много снега. Нас, конечно, освободили от школы. Ур-ра-а!

Санок мало у кого было. Я решил смастерить их сам и покататься вволю с горки, которая образовалась на краю котлована под фундамент будущего молкомбината. Санки получились: верх сколотил из обломков старых стульев со спинками, а полозья, чтобы лучше скользили, обил лентами жести от ящиков для помидор.

Чтобы картина была полной, как в любимых сказках, нужны еще валенки: где их взять? В кладовке висела старая солдатская шинель. Я старательно выкроил из её сукна себе обувку, которую можно было назвать валенками, если включить сказочное же воображение. Зато получилось прочно и тепло.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Буюк Ипак Йўли – Великий Шёлковый Путь.

2

Атиргюль – роза («атир» – духи, аромат + «гюль» – цветок, роза).

3

Курпача – стёганое одеяло.

4

Раскалить масло – хлопковое масло сначала надо раскалить до белого дыма, чтобы ушли горечь и неприятный запах. Иначе приготовленная на нём пища будет несъедобной. Желательно еще хвостики луковые до темно-коричного обжарить и выбросить – так точно уйдет вся горечь.

5

Келинчак – невестка… В Средней Азии только что вышедшую замуж молодушку сразу видно по нарядам и украшениям, по особому поведению.

6

В Узбекистане, к слову, есть способ надолго, к какому-нибудь торжественному случаю (например, к возвращению сына с армии), свежим сохранить виноград – хоть до следующего лета. Целый куст с урожаем обкладывают соломой, потом обмазывают саманной глиной и оставляют до назначенного часа. Потом. к приезду дорогого гостя, «распечатывают» сладкое сокровище, которое тот сам срывает с лозы. Правда, потом виноградник года три «отдыхает».

7

Усма – вайда красильная, красильная трава, крутик, синиль, фарбовник. Сок листьев усмы жен-щины Востока используют как краску для бровей, для восстановления волос, укрепления корней.

8

Сурма – мама готовила этот черный порошок для покраски бровей и ресниц из натуральных ингредиентов по древнему рецепту. Я запомнил только небольшой, сантиметров 15 длиной, металлический сосуд, который она ставила на огонь: по форме что-то среднее между лампой Аладдина и восточными туфлями с загнутым носком.

9

Дехканин – крестьянин, земледелец.

10

Вареный лук в зубах терпеть не могу с детства. Вспоминается один случай. Где-то в средних классах мы здорово поработали на стройке нового дома моего друга-одноклассника и я очень хотел есть – аж до потери сознания. Сели за дастархан. Мама моего друга приносит огромный тавах (плоская тарелка для второго) горячих манты. Она несет, а я чуть слюной не захлебываюсь. Но, как воспитанный мальчик, дождался приглашающего жеста хозяйки и протянул руку к тарелке (манты ели руками). Обжигая пальцы, взял огромные манты (наверное, граммов двести весом) и голодно откусил половину. И застыл! В зубах противно захрустел вареный лук, нарубленный вместе с мясом – второго было явно вполовину меньше. Как быть дальше? Выплюнуть обратно? Мне это и в голову не приходило. Не жуя, давясь и борясь с тошнотой, проглотил первую половину, вторую кое-как запихнул в рот и, поблагодарив за угощение, сбежал. «Фархад, сынок, куда? Ты же голодный?» Я мог ответить только междометиями. С тех пор я осто-рожно выяснял у друга: что его мама готовит к обеду.

11

Ограда в деревенском доме – подсобные помещения под одной крышей.