Без Определённого Места в Жизни

Джонни выволакивает матрас на улицу и кладёте на крышу дома сушиться, втайне надеясь на проливной дождь, но даже он не сможет выстирать из лежбища то, что составляло его суть.

Проходя мимо мусорного бака, он по привычке заглядывает внутрь, и его-таки выворачивает от ароматов тёплых протухших помоев. Как он вообще мог рыться там? Он возвращается в коробку и берёт с собой пакетик с зубной щёткой и бритвой.

Миновав три квартала на восток, Джонни находит невзрачную дверь социальной службы. Стирка и душ обходятся в полтора доллара за каждую услугу, удивительное совпадение! Как раз три доллара у него и есть.

Джонни берёт прокатное полотенце и лезет отмываться. Он скоблит себя ногтями, намыливает тело порядка пяти раз, а волосы и того больше, но каждый раз при смывании получая бурую воду, он повторяет действия вновь и вновь. Борода жутко чешется. Он находит её длиной аж до середины шеи и принимает решение как минимум укоротить. Джонни останавливается в своём занятии и просто ощущает струи горячей воды на теле, замерев от блаженства. Сколько заняли купания в утреннем душе, он не скажет. Это богом забытое ощущение свежести и тепла, чистоты, надёжности и счастья!

Разобравшись со стиральной машиной, он садится в полотенце на бёдрах смотреть, как внутри вертится его скарб. По окончании стирки в прачечную заглядывает женщина-секретарь, у которой как раз начинается рабочий день. Джонни просит у неё ножницы и решает заняться бородой и прической, сквозь заросли которых едва проглядывает незнакомый ему человек с живыми карими глазами и совсем не опухшим лицом. Он не смотрелся в зеркало, а тем более с такой тщательной оценкой отражения, как ему казалось, полжизни.

Наконец, он снимает с головы и щёк лишнее и остаётся удовлетворён результатом. Машинка сигнализирует об окончании сушки, можно наряжаться в чистую одежду. Оказывается футболка его тёмно-синего цвета с логотипом марафона города, далее следует мягкая фланелевая клетчатая рубашка с карманом на молнии, куда Джонни кладёт два доллара долга для карги. Надев носки, джинсы и старенькую куртку, он обнаруживает, что ботинки совсем не предназначены для носки. Обуваться противно, не обуваться – невозможно. И он снова справляется пакетами, которыми изолирует жуткую обувь от чистых ног в душистых носках. Постель, новую куртку и сменные носки он собирает назад в пакет и отправляется, довольный, домой.

Настолько удачного расхода трёх долларов он даже придумать себе не мог! Как мужчина до этого жил без душа, он не знает, но вдруг понимает, что со слоем грязи и вони с него смылось ещё что-то. Это сам «Джонни Уокер», под которым обнаружился совсем другой человек, которого он предпочёл похоронить очень давно.

Назад Джонни идёт, пританцовывая и насвистывая главную тему из игры «Смертельная Битва», в которую они играли одноклассниками в старшей школе на первых маломощных компьютерах с интернетом на модемном приводе. Он закидывает на плечо мешок с постельными принадлежностями и, уворачиваясь от прохожих, с удивлением обнаруживает себя в потоке муравьиного часа пик. Он с трудом вспоминает правила, по которым нужно жить и перестраиваться в этих потоках. А ещё ему совсем не хочется сегодня сидеть, замерши, и наблюдать за людьми, но хочется участвовать.

– Эй, осторожней! – кричит он вслед молодому парню, случайно врезавшемуся в его плечо, тот извиняется и бежит дальше.

В потоке он едва не проскакивает свой тёмный невзрачный переулок между двух кирпичных стен домов. Он с усмешкой возвращается назад и замечает, что в его баке кто-то роется. Что за чёрт? Джонни собирается защищать свою территорию, но останавливается и наблюдает за событиями и своими мыслями: во-первых, его тело ещё помнит запах из бака и свою реакцию на него, а во-вторых, у бака стоит девушка.

Он подпирает стену и оглядывает незнакомку: тёмные слегка волнистые волосы собраны в пучок на затылке, голубая джинсовая куртка и пёстрая шифоновая юбка ниже колена, конечно, грязноватые, но вполне модные и современные. Девушка осторожно открывает бак и морщится, принюхиваясь. Но не отходит, а находит в себе силы заглянуть в него глубже. Ей явно не место в этом мире. Он скользит взглядом по её бёдрам и ногам. На правой стопе надета картонная коробка, обтянутая пленкой, а вот на левой – изящный тёмно-зелёный сапожок без замков, но с золотистой цепочкой вдоль пятки.

Это она!

Сердце Джонни гулко забилось по непонятным причинам. Второй её ботинок был отобран у сумасшедшего Сенсея с изрядной долей адреналина и покоился в его коробке с вещами чуть дальше по переулку, куда она не пойдёт ни за что. И тогда он не понял, зачем вообще затеял этот бестолковый манёвр. Но сейчас всё встало на свои места. Он ждал её гораздо раньше, чем она пришла к нему.

Девушка свешивается вглубь бака за какой-то находкой, но в последний момент оглядывается по сторонам и замечает, наконец, Джонни. Она вскрикивает от неожиданности и отпрыгивает от бака, а потом начинает нервно оглядываться в поисках путей смыться от странного мужчины, пристально наблюдающего за ней смелым открытым взглядом.

– Привет! Что там? – кивает он на бак.

Девушка молчит. Первый испуг проходит, и теперь она заливается краской, смущаясь своего занятия. Вероятно, она принимает его за простого прохожего и теперь пытается скрыть свой социальный статус. На лицо она очень молода, мила и ухожена, совсем не вяжется с уличной жизнью: ясные синие глаза с длинными ресницами, миниатюрный нос и нежные губы складывают в целом такой притягательный образ, что Джонни трясёт головой и трёт лоб, чтобы сбросить наваждение. Он подходит к баку и приоткрывает его, но, вспоминая утренний казус, глубоко не погружается в недра. Не заметив ничего особо ценного, он прикрывает его.

– У меня для тебя кое-что есть. Здесь недалеко. Пойдём? – зовёт он.

Девушка хмурится и смотрит ему за спину, готовая бежать или звать на помощь. Джонни представляет ситуацию её глазами, все понимает и выставляет примирительно ладони:

– Прости. Я не обижу, постой здесь.

Он проходит мимо неё в переулок к своему жилью, бросает пакет на крышу, а сам лезет в недра коробки и достаёт оттуда правый сапожок. Девушка недоуменно смотрит то на обувку, то на мужчину, после чего отваживается протянуть руку за находкой.

Джонни без резких движений и глупых игр, стараясь не напугать и без того растерянную девушку, протягивает ей сапожок и после вручения делает два шага назад на безопасное с её точки зрения расстояние.

Она недоумённо разглядывает сапог, не понимая, как он мог сюда попасть. Джонни в это время застилает кровать, поглядывая на гостью, и держится подальше, давая ей время привыкнуть к безопасности в этом месте рядом с ним. Наконец, она присаживается на асфальт и отвязывает странное сооружение с ноги, готовая снова стать нормальным человеком в обуви.

Джонни зависает взглядом на её изящной ножке с довольно сносным малиновым педикюром. Она здесь пришелец, совсем не вписывающийся в этот мрачный мир. Её хочется отвести в кафе, а потом прогулять в парке под руку, мило беседуя о жизни, детстве и друзьях, после чего проводить домой и, если получится, удостоиться её поцелуя в щеку на прощание. До него постепенно доходит, что картинки, посещающие его мозг, составляют обычное среднестатистическое свидание. Он даже усмехается своей глупости и наивности. Теперь он сам кажется пришельцем в её мире свиданий и кофеен. Конечно же, для него это невозможно.

– Хочешь пить? – предлагает Джонни, протягивая ей бутылку с водой и кружку, но девушка отказывается. – А апельсин?

Она осторожно берёт фрукт после долгого оцепенения, чистит его и, поделив пополам, протягивает половину обратно Джонни. Теперь пришла его очередь поражаться. Он так же медленно и осторожно принимает угощение из её рук.

Они, как два диких зверя, прощупывают границы сосуществования, чтобы быть в относительном комфорте, поедают апельсин, глядя друг на друга, и улыбаются.

– Мне жаль, что ты здесь, это жестокий мир, – произносит Джонни искренне и мягко.

Девушка опускает взгляд, внезапно наполнившийся слезами. Он не знает, что делать в такой ситуации. Будь они в очередном оплачиваемом отпуске на берегу океана, он бы приобнял её, постарался успокоить или помочь, представляя себя рыцарем и спасителем, но сейчас он трезво смотрит на ситуацию. Он сам в бедственном положении и может поделиться лишь тем, что имеет: половиной апельсина, коробкой от холодильника и кружкой с отколотой ручкой. Джонни, оценив погоду, достаёт из пакета куртку с логотипом магазина электроники и накидывает её девушке на плечи.

– Спасибо! – шепчет она, согреваясь.

– Как ты здесь оказалась? – решается на вопрос Джонни.

– Я не помню. Голова болит, – жалуется девушка, потирая затылок. – Хорошо, что жива.

– Тебя ограбили? – предполагает он.

– Не знаю, вероятно, – хмурится она. – А ты? Давно здесь?

– Несколько тысяч лет, – улыбается Джонни. – Если хочешь, могу тебе помогать первое время.

Это очень чревато, о чём Джонни знает. В его мире не в почёте всякие такие коалиции, когда ты допускаешь поселение своих друзей или женщин на территории, якобы принадлежащей тебе. Соседи могут взбунтоваться, испугавшись силы союза, и поднять восстание вплоть до выселения сожителя. Потому что двое, а то и трое, всегда гораздо сильнее, чем просто один.

– Спасибо! Меня зовут Селина Уилмер, – представляется девушка и несмело протягивает руку.

Джонни пожимает её привычным жестом из прошлого и только потом понимает, что не делал этого много лет. Никто за это время не изъявлял желания войти с ним в тактильный контакт любого рода.

– Ричард, – отвечает он по привычке.

Почему это имя приходит ему в голову для знакомства с ней, он не знает, но назваться Джонни у него уже нет желания, а значит, нужно придумать что-то другое.

– Ричард?..

– Просто Ричард.

Запахло Чикаго, родителями и Ллойдом, тошнотворней, чем из мусорного бака. И он тут же пожалел, что начал знакомство на этой ноте. Он хочет казаться лучше, чем есть? Нет, он хочет бы́ть лучше, чем есть! И Селина это желание лишь скатализировала.

– Ты ходила в полицию?

– Да, – тихо отзывается собеседница, но потом срывается на очень эмоциональную речь. – Они меня обижают! Мне нечего им рассказать, я даже не помню, для чего я приехала сюда. У меня чикагская регистрация…

Не-ет, только не Чикаго! Джонни безмолвно ругается отборной бранью.

– … Но зачем я в Нью-Йорке, я не знаю. Мне не на что ехать обратно, денег дать не могут, телефонов по регистрации нет, арестовывать меня не за что, родственники не указаны. Документов тоже нет. Будь я в любой другой стране, я бы дошла до американского посольства, и там бы мне помогли! Но в своей стране я никому не нужна!

Девушка в отчаянии кусает губы и с трудом сдерживает слёзы.

– Мне очень жаль. Если ты ничего не вспомнишь, то ты здесь надолго, – подводит он итог, и девушка горько вздыхает.

– Это абсурд какой-то, будто не со мной происходит!

– Просто нужна цель, понимаешь? Выжить. Вспомнить. Уехать. У кого что. – Джонни смотит на часы. – Пойдем на обед?

– У вас есть обеды?

– Если выдвинуться прямо сейчас, то есть шанс.

Они идут по частично опустевшим от утренней суеты улицам. Селина вспоминает старика, который отобрал у неё ботинок и напугал её до такой степени, что она теперь всю жизнь будет опасаться навалов пустых коробок. Джонни смеется и рассказывает про Сенсея.

– Зачем ты его забрал? – удивляется она, имея в виду свой сапожок.

– Я не знаю, – честно признаётся он. – Я даже не помню, о чём думал тогда. Мне напомнил, что я всё ещё несу его в руках, Билли – это мой друг.

Они подходят к длинному хвосту очереди и встают друг за другом. Вскоре Джонни замечает Малыша Билли, он топчется впереди на десяток голодных раньше. Джонни забавляет следить за своими мыслями: сначала он хочет позвать друга, потом хочет сходить к нему, предупредив сзади стоящего, что тот отлучится буквально на минуточку, потом он хочет попросить Селину подойти к Билли. А потом он затыкает этого олуха в своей голове. Дилетант! Любой чих в сторону означает, что ты не сильно голодный, и твоё место займут более настроенные на успех. В очереди не стоит даже разглагольствовать с друзьями и уж тем более смеяться или шутить: это расценивается как показатель излишне праздной жизни, толпа мигом выдавит тебя. Ты можешь раскрыть весь потенциал общения лишь тогда, когда твои руки сожмут поднос, полный еды.

Джонни не зря ставит девушку впереди себя: если у неё возникнут проблемы, он узнает об этом первым. Вот эта последняя мысль удивляет его больше всех остальных. Какое ему дело до девушки, о которой он не знает совершенно ничего? Хотя информация о ней ничего не изменит.

Его жизнь состоит из каждодневной борьбы за право выжить, здесь слабаки вроде неё не справятся – это естественный отбор. У Селины нет шансов продержаться больше двух недель без поддержки уличных старожил. У её истории два пути: либо она вспоминает, либо погибает. Джонни вмешивается в судьбу, спасая её.

Перед Билли в начале очереди стоит Фил, который Мертвец. Хорошая команда соберётся сегодня за столом! Но где же Растаман? Обычно его полосатая шапка делит всю очередь пополам, сияя нереально яркими цветами, которые категорически не хотели хоть малость испачкаться или выцвести и приглушить тем самым повод для внимания к её носителю. Всегда казалось, что стоит Растаман и толпа. Но не сегодня.

Впереди вдоль очереди, мелькая жёлтой курткой социальной помощи, идёт девушка и протягивает крошечные картонки с номерами. Вот она минует Билли, оценивая опытным взглядом нуждающихся, приближается к ним и замирает на Селине.

– Могу я Вам помочь? – спрашивает тихо девушка-волонтёр.

Номерок она ей не даёт, лишь участливо смотрит в глаза.

– Она со мной, – вмешивается Джонни.

Он чертовски рискует, тем более сегодня, когда решил немного отмыться.

Девушка кивает, протягивает ему две картонки, и идёт дальше вдоль очереди. Высокий парень впереди Селины в тренировочных штанах, полоски которых уже слились по цвету с основной тканью, оборачивается на неё, сверлит взглядом, потом смотрит на Джонни в упор. Он хлопает впереди стоящего в очереди по плечу и бросает ему пару слов. Тот тоже вперивается на Джонни. Волна удивления достигает Билли, он оборачивается, смотрит равнодушно, но дальше весть не несёт.

Джонни выдерживает два десятка удивленных взглядов. Теперь пойдут слухи, а они в уличных кругах никогда не играют на руку. Нет людей более желающих выжить, чем люди, живущие возле мусорных баков в центре Нью-Йорка, и этот инстинкт в них – основной. Нет никаких друзей, семей или влечений, нет помощи или милости. Есть понятия и правила, нарушив которые ты становишься опасным для системы бомжей. В любой системе такое дерьмо, ты не можешь быть там шестеренкой с иным шагом, ты не подходишь. Тебя сломают, выжмут, заменят, потому что ты угроза для всего механизма.

Когда толпа нашепталась и наоборачивалась, Джонни очень аккуратно, стараясь не привлекать лишнего внимания, вкладывает девушке номерок в ладонь, шепнув на ухо:

– Отдашь на раздаче.

Она сжимает его ладонь в своей на пару секунд в знак благодарности и отпускает, оставив картонку у себя. Умница! Она прекрасно ориентируется в массе голодных собак, готовых растерзать этого кролика, который от наличия ошейника и склоченной шерсти не стал им подобным.

Дверь в столовую открывается, впуская толпу. Селина впереди него ориентируется на остальных и делает то же, что и все, не выдавая себя, будто сама является постоянным посетителем этого места.

Они идут с подносами вперед вдоль столов, Джонни обгоняет девушку, показывая дорогу к месту, где сидит его друг.

– Привет! А где Растаман? – вопрошает он Малыша Билли, ставя поднос на стол и подзывая спутницу к ним.

– Джонни? Охренеть, что с тобой случилось? – восклицает молодой приятель, удивлённый внешностью друга больше, чем его спутницей. – Ты себя видел в зеркало, мужик? Как тебе номерок дали?

– А что со мной? – не понимает тот.

– Ты, чёрт тебя дери, светишься жизнью! – сияет от восхищения и без того всегда позитивный Билли.

– На себя посмотри! – прыскает от смеха Джонни.

Билли улыбается во весь рот, в потом рассказывает, что Растамана забрали в участок на медицинское освидетельствование, потому что на очередном шмоне тот смеялся в голос, буквально ухохатывался, не в силах держать себя в руках.

– Растаман? Он даже улыбаться не умеет. Ты уверен? – недоумевает Джонни.

– Уверен абсолютно! Так же, как и в том, что жизнерадостный парень в чистых джинсах с девушкой за моим столом – тот самый равнодушный и меланхоличный Джонни, втягивающий голову в плечи при слове «коп». Мир сошёл с ума, Джон, и ты тому прямое подтверждение. Познакомишь нас?

Джонни удивляется, как по Билли не прокатилась эта паршивая жизнь. Он всегда вежлив, благодарен и верен своим принципам, улыбчив и дружелюбен, хотя ситуации в его жизни бывали, мягко говоря, разные.

– Селина, это Билли, мой друг. Билли, это Селина.

– Очень приятно, – улыбается ей Билли. – Что за проблемы были с номерком?

– Она новенькая, ты же знаешь…

– Знаю, – хмурится молодой человек, и улыбка на пару секунд уступает место озабоченности на его лице. – Очередь удивилась, ты серьёзно поступил. Будь осторожен, ладно? Это было рисково.

– Брось, Билли, – отмахивается Джонни нервно.

Он и сам знает, что подставился. Слухи обязательно дойдут до таких весомых держателей района, как Корнелия и Сенсей. Проблем в любом случае не избежать, но Билли верно подметил, что мир меняется, куда-то его точно вынесет этими действиями. Ещё неделю назад ему было наплевать на собственную жизнь, а сегодня должно быть дело до мыслей карги? Пф!

Селина перестаёт жевать варёные овощи и глядит на него виновато, но Джонни отвечает ей уверенным и твердым взглядом. Они сидят и молчаливо обмениваются благодарностями, когда за их стол подсаживаются двое.

– Джонни, я тебя узнал только по Биллу! Что с твоей шевелюрой? – восхищается Фил, лучезарно улыбаясь.

– Надоела, – коротко отвечает он.

– Тебе так лучше! Это мой друг, Доусон, – знакомит их Фил с сопровождающим.

Двое усаживаются к ним, подставляя недостающие стулья.

– Привет! – подает голос худой бледный тип с бородой и озорными серыми глазами.

Джонни отметил, что Доусон вполне себе прилично одет, его обувь отличается крепостью, а тело – даже лёгким рельефом.

– Доусон у нас бизнесмен, верно? – просит подтверждения у приятеля Фил.

– Гм, не совсем, чтобы прям бизнес, Мертвец, не пали контору…

– Что ты можешь? – спрашивает у Доусона Джонни.

– Могу документы сделать, – после раздумий протягивает бородач.

– Что, просто вот так взять и сделать? – не верит Билли.

– Ну да, полторы тысячи – и корочки готовы.

За столом все смеются.

– Шутник ты, Доусон. Оглядись, где ты находишься, какие полторы тысячи? – заявляет, отсмеявшись, Джонни. – А что ты ещё можешь?

– Могу девочек найти, – отвечает Доусон, сам застеснявшись своего предложения.

– Нет, тоже не то, – улыбается Билли.

– А может, ты знаешь, где денег взять, а? – шутливо предполагает Джонни.

– Знаю, – кивает тот в ответ, и все замирают, переглядываются и откладывают вилки. – Что? Почему вы на меня так смотрите?

– Что ты тут тогда делаешь? – подаёт голос Селина, чем собирает на себе все взгляды за столом. – Я к тому, что у всех здесь беда с деньгами. Если ты знаешь, как их достать, почему бы не достать?

– Действительно, почему? – удивляется Джонни.

– Хотите, достанем. Только нужно будет позвонить из автомата.

Все продолжают еду. За столом негласно начинается общая спешка: все пытаются поскорее доесть и рвануть за своим золотом Аляски, стартовым капиталом для фирмы, вкладом в будущее нации или новыми ботинками на зиму двенадцатого размера – у каждого свои стимулы.

Они доедают похлёбку и варёные овощи, наспех проглатывают горячий чай, распихивают по карманам хлеб, груши и куски сахара и, спустя четверть часа с момента ошеломляющей новости, стоят впятером у телефонной будки. Доусон входит внутрь, и сквозь стеклянную дверь видно, как он опускает в автомат монетку, факт наличия которой сам по себе говорит о серьёзности человека перед ними. Вскоре, перекинувшись парой фраз с собеседником, он вешает трубку и выходит к ожидавшим.

– Всё готово. До места три квартала.

Команда двигается нестройным шагом. Они доходят до кафе «Уют», типичной забегаловки, в которой алкогольная карта составляет две трети всего меню. Доусон уверенным шагом идёт к занавескам в дальнее помещение за барной стойкой, подзывая всех за собой. Они минуют кухню, поворачивают направо и оказываются перед раскрытыми дверьми управляющего заведением, захлопнувшимися за их спинами.

Спустя время, гружённые, они едут в автобусе по разным местам, только Джонни с Селиной сидят вместе и общаются на отвлечённые темы. Каждому выдают по сумке и два бакса на проезд, озвучив адрес на другом конце города.

Добираются с двумя автобусными пересадками.

По адресу оказывается ночной клуб, дремлющий днем в тишине. Доусон смело идёт мимо охраны, и вся команда двигается за ним, пока не собирается в дальнем от входа помещении. Там они сдают багаж.

Только сейчас Джонни обращает внимание, что язычки молний на поклажах стянуты опечатывающими хомутиками в цвет сумок. Девушка в огромных прозрачных очках на пол-лица и латексных перчатках под присмотром двух амбалов принимает сумки и взвешивает их. После этого отсчитывает Доусону пять сотен двадцатидолларовыми банкнотами, благодарит и прощается.

Ошалелая команда покидает клуб, глядя в спину новому другу. На автобусной остановке Доусон честно делит наживу по сто баксов на нос. Билли присвистывает.

– Что было в сумках? – спрашивает угрюмо Джонни.

– Как вы думаете? – выразительно отвечает вопросом на вопрос Доусон.

Ответ очевиден.

– Твою мать, Доусон, ты в своём уме?! – негодует Фил. – А если бы нас загребли?

– Эй, спокойно! Я был с вами с такой же сумкой за плечами и получил те же деньги! И рисковал с вами одинаково! Вы просили – получите. Или кому-то не нравятся сто баксов?

Все растерянно переглядываются. Это огромные – нет! – космические деньги в их мире! И не важно, что они перевозили – от наркоты до чёрного нала, Доусон прав.

– Спасибо, Вы очень помогли нам! – протягивает руку Селина, на что Доусон оттаивает и, расслабившись, жмёт её.

– Как часто можно это делать? – спрашивает Джонни, чем вызывает волну возмущения в команде, а Малыш Билли отрицательно качает головой.

– Нечасто, – нехотя отвечает связной. – Раз в месяц, может два. Я чаще не обращаюсь.

– Ты крутой, Доусон! – улыбается Джонни.

Команда рассаживается по разным автобусам, и каждый отправляется в свой район.

– Послушай, я не знаю, насколько это тактично – предлагать такое девушке, но… – замолкает Джонни, смущаясь.

Они сидят рядом на сидении в автобусе по направлению к центру города.

– После сегодняшней работы, наверное, уже ничего не может быть аморального, – улыбается Селина, так мало знавшая этот мир.

– Окей. У меня есть ещё одна коробка, мы можем оборудовать её напротив моей, – выдает он, глядя на девушку с надеждой и заботой.

– Билли сказал, тебе опасно меня прикрывать.

– Да пошли они все! – пылит он. – Нет, не Билли. Эти перепуганные недолюдишки со своими правилами. Я справлюсь.

– Спасибо тебе! Джонни.

Девушка смотрит ему в глаза с лёгкой усмешкой. Он никак не комментирует казус с именами, в конце концов они ничего не значат, равно как и остальные слова. Только поступки мужчины могут обличить в нём мужчину, и ничто иное.

Селина берёт его за руку и прикладывает голову на плечо. Джонни безоружен перед нежностью, которой не наблюдал к себе уже очень долго. Ощущения такие, будто стоишь в радуге, по колено в золоте лепреконов. В этот момент он почти готов положить мир к ногам этой незнакомой девушки.

Автобус привозит их на любимую остановку Джонни, где он не сидел уже целые сутки. Когда-то ему казалось, что пропусти он хотя бы один час-пик, жизнь остановится, и мотор перестанет качать кровь по венам. Но сегодня он с гораздо большим удовольствием проведёт время с ней.

Проходя мимо бака Джонни вдруг замечает краем глаза, что тот стал немного ниже, всего пара дюймов, но всё же чувствительно.

Теперь стало ясно, для чего нужна вторая коробка. Джонни вырезает в ней небольшой вход для Селины, оклеивает края скотчем и заматывает в плёнку стены от дождя. Он отдаёт ей свой матрас, а себе оставляет два походных коврика, лежащих под ним. Жёстко, но терпимо. Девушка укрывается курткой, отказавшись от покрывала, и они укладываются друг напротив друга. Между ними около пары футов прохода, две коробки из-под холодильника занимают всё остальное пространство, оставляя засыпающим ощущение двух односпальных кроватей где-то в единственном и очень плохом отеле маленького городка.