Релокейшн

Эх, раз!

Еще раз!

Еще много, много раз!

Не экономя и не жалея себя, так, как не сделал бы никто из этих натянутых, вылизанных персонажей. Вывернуть себя наружу, отряхнуть от мишуры, опуститься на самое дно, в забытьи оттолкнуться, всплыть и заполнить собой всё и вся. Витые кренделя, ритмичные кручения, призывные декольте, раззудись плечо, размахнись рука, эй-нэ-нэ-нэ-нэ! Визги, надрывный смех, гогот, крик. Кулаки, влетающие с размаху в мягкую податливую плоть, пот и прерывистое, хрипящее дыхание. Затем объятия – изможденные, расслабленные, торжествующие: вон как умеем! И огонь в груди, требующий продолжения.

**Я хорошо помню то утро, утро первой «Смены обстановки» для корпорации «Укрощенный холод», утро после первого дня адаптации. Все внутри меня сопротивлялось. Это было такое жуткое отрицание, до рвоты. Мое я уже тогда чувствовало, что оно не хочет принимать в этом участие, однако какая-то давняя, засевшая в моей голове программа заставляла действовать именно так, как я действовала… Спасать. Я считала, что на мне лежит ответственность за всех, и что я должна спасать.**

Идти не хочется, но тело само тащит. Мокрый песок цепко хватает и погружает. Ноги упорно двигаются вперед. Они несут туда, откуда доносятся голоса. Горстка людей, стоически переживших ночной бал и распевающих песни под гитару. Посиневшие от усталости официанты в клоунских костюмах подливают фантастически дорогие напитки. Никто больше не чувствует их вкуса. Это уже просто символ. Атрибут и цитата другой жизни, такой близкой и такой далекой одновременно, которой хочется запастись впрок. Влить эту недосягаемую до последней капли и оставить ее внутри навек.

Рядом со столами в грязной луже лежит Ганнибал, полностью перемазанный какой-то серой жижей, в одних плавках, облепленный со всех сторон золотыми конфетти. При каждом выдохе он выпускает слюни и храпит. Живот его трясется и, кажется, живет своей жизнью. Живот-повелитель – это состояние полного подчинения телу. Обидно видеть, что это именно Вик. Больно и обидно… Орлет болезненно морщится. А над всей этой мизансценой летает песня. Песня, звучащая надтреснутыми голосами. Песня про любовь! Адамов с интересом разглядывает Орлет, пытающуюся прикрыть безвольное тело Ганнибала забытым кем-то на песке полотенцем.

– Оставь. Ему уже не поможешь. Пусть спит. Проснется, сам оденется.

– Почему он в таком виде? Откуда эта грязь?

– Свинья, Орлет, всегда грязь найдет, – отвечает, смеясь, Адамов. – А он был нашей золотой свиньей, несущей золотые яйца.

– Ты ему за это платишь?

Орлет зависла в немом гневном посыле. В невысказанном, но сформированном, уже готовом слететь с языка отравленной пулей. Все замерли и будто бы даже прекратили дышать. Адамов выдержал взгляд, мгновенно сменил настрой и тон, отвел направленную в него стрелу возмущения чуть в бок. Удивленно дрогнули брови и опять вернулись на место, заняв позицию «снисходительность».

– Ты хочешь поговорить со мной, да, Орлет? Здесь, при всех? – Адамов сказал это мягко, почти доброжелательно.

Напряжение и немой вопрос, исходящий от невольных зрителей, заставили ее вспомнить, что она профессионал, что она на работе и что существуют цели и задачи «Смены», среди которых нет ничего похожего на «подорвать авторитет лидера». Орлет, впившись в Адамова немигающим, подняла вверх руку, подзывая к себе рыжего клоуна с размазанным по лицу гримом. Похож. Очень похож на Митхуна, буквально его отражение, только в виде живой цитаты. Такой же размазанный, пытающийся удержать лицо. Знаки. Везде знаки. Символы как предупреждение. Как код для посвященных.

Вздох облегчения, шипучая жидкость, насмехаясь, заполняет бокал, звон сомкнувшегося в едином порыве стекла. Ля салютэ!

**Знаешь, что меня остановило? Примирило с этой ситуацией? Прошлый вечер, ради которого можно было на все остальное закрыть глаза. Адамов, серьезный и торжественный, держа в руках светящийся ледяной меч, произносит торжественную клятву верности свету, добру и друзьям. Клятву, понимаешь? Я считала, что это как закон. Если ты поклялся – это почти так же, как заложил душу. Нет, ну, конечно, все это не всерьез, и звезды, которые рассыпаны вокруг него, и светящиеся тонкие нити, протянувшиеся во время клятвы от меча ко всем присутствующим, – все это сплошная бутафория. Все неправда. Все, кроме клятвы. Это было так сильно, честно, искренне. Я поверила. Ведь главный вектор был задан. Главные слова произнесены.

И еще песня, эта песня, летающая над храпящим Ганнибалом, над этой горсткой людей, которые, прижавшись к друг другу, соединяли ритм, смысл, музыку. Они прямо из последних сил ее выдавливали. Как призыв о помощи. Понимаешь, помощи просили не люди. Помощи просили души. Четыре года назад там, на пляже я пообещала себе, что сделаю все от меня зависящее, чтобы этот маленький мирок наполнился красотой – той, что в состоянии изменить и направить к смыслу.**

«Все можно начать с начала, – рассуждала про себя Орлет. – Все можно… —

Мож-ж-ж-жно… Ж-ж-ж-ж – едва слышно прожужжали датчики на коммуникаторе, показывающие приземление капсулы. Орлет встряхнула головой, отгоняя давнишние воспоминания. – Ну, здравствуй, друг! Здравствуй, Сашка. Начну, обязательно начну сначала, вот только со всем этим разберусь, и тогда уже, да!»

А буквально через три часа после того, как Орлет встретила Сашку на острове в должности криейтора по корпоративной культуре, появился Итон. Деловитый, важный, преисполненный плохо скрываемой гордости. Орлет не удивилась. Она ожидала чего-то подобного. Должности Итона менялись часто. Складывалось впечатление, что корпорация испытывает дефицит управленческих кадров, и Итоном просто затыкают дыры. Однако знающие люди, особо приближенные к лидеру, понимающе кивали головами и шептались по углам о том, что Итон – просто находка для Митхуна. Само собой, доверять ему нельзя. Любое неосторожное, летучее запоминалось хорошо тренированным мозгом и потом, при удобном для Итона случае, превращалось в способ воздействия. Митхун относился к Итону снисходительно, поскольку тот частенько составлял ему компанию в его «э-ге-геях», а Вэй, в свою очередь, с нездоровым энтузиазмом собирал слухи, настроения, фразы, просеивал и выдавал Адамову срез происходящего. Эдакий взаимовыгодный обмен. Разноцветные бусы на куски золота. Обе стороны довольны. Надо сказать, что порой Итон занимал позицию неприглядную и совсем незавидную – няньки-утешительницы или мальчика для битья. Адамов прилюдно мог оскорбить, унизить, требуя выполнить очередное внезапно нестерпимое до дрожи желаемое. Многие удивлялись, как Итон это терпит и, главное, зачем?

**Слушай, тут же все понятно. Вэй не считал себя игрушкой в руках Адамова. Ведь он немало сделал для того, чтобы лидер был не просто лидером, а еще и популярным персонажем. Таким настоящим героем, который живет бок о бок с простыми людьми. Прекрасно понимаю Итона. Он считал, что занимается творчеством. Творил человека- легенду. Представляешь, что это за ощущение? Он не просто высказывал свое мнение, а назидательно вещал от имени «нас». Это круто. Понятное дело, чтобы твой авторитет стал более устойчивым, необходимо прикрыться чьим-то более весомым. Итон Вэй складывал звезды, чтобы в нужный день, в нужном порядке и с рекомендованной им, Итоном, яркостью. И тогда появлялся лидер, кумир и герой. Только когда разрешит Итон. Да, он умел лавировать и угождать. Но была у него еще одна особенность. Вот если бы вы попросили в двух словах описать его внешность, ничего бы не вышло. Лицо его усредненно невыразительно. Такое лицо может носить любые маски и быть кем угодно. Нет, Итон не был некрасив, скорее наоборот, однако во всем его облике не было ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Все идеально выверено. Прямая спина, накачанное тело, приятное незапоминающееся лицо. А еще невероятная собранность и готовность. К чему же он готов, бедный мальчик? Всегда быть готовым – большой груз.

Хотя, знаешь, в целом парень неплохой. Организаторские способности, умение ставить цели, доводить все до конца. Понимаешь? Это важно.**

С балкона своих апартаментов Орлет видела, как Итон энергично шел по дорожке к морю, на ходу отдавая распоряжения. «У-у-у! Какой завидный энтузиазм, – улыбнулась Орлет. – Главное, чтобы не через край». Ветер, видимо, желая, чтобы она оставалась в курсе всех событий, доносил до нее фразы.

– Русалок встретили? Расселили?

– Да-да-да, девушки спрашивают, могут ли остаться на один день после выступления? Полюбоваться красотами.

– Как вести себя будут, посмотрим. Свяжитесь с флористами. Мне не нравятся эти вазы-корзины. А! Не! Попросите Орлет разобраться, это она по красоте. И еще она что-то про аромавоздействие говорила. А Сашка на месте?

– Орлет его в самую отдаленную виллу определила. Просила не беспокоить.

– Ну, значит, не беспокойте. Он нам нужен… Ах, класс! Океан, стихия! Всё, я купаться. Встретимся через час на планерке.

Итон и заходя в воду оживленно жестикулировал, а потом остановился, вздохнул, на мгновение завис в рапиде над водою и, нырнув, поплыл уверенно и ритмично.

– Хорошо идет. Четко. Вот сейчас он настоящий. Да, сейчас настоящий, – повторила Орлет. Ветер трепал ее волосы и скульптурно укладывал складки туники, окутывая ее тонким песчаным ароматом мирры. Этот запах, теплый и успокаивающий, был неотъемлемой составляющей Марка Рериха. «Спасибо, ветер, что предупредил», – прошептала Орлет.

– Не стесняйся ты так, заходи, я давно тебя жду, – крикнула она в прохладу комнат. – Давай, давай ко мне на веранду. У меня тут вид потрясающий!

Из глубины выступила фигура, полупрозрачная штора отъехала и прямо перед ней бесшумно возник Марк.

Глава 14

– Ух ты! А что это так классно переливается?

– Русалочьи хвосты настраивают.

– Ничего себе! Это сияние – русалочьи хвосты?

– Чудо программирования. Представляешь, пятьдесят Венер вот с такими хвостами?

– Даже представить боюсь. Отвал башки какой-то!

Марк долго молчал, внимательно вглядываясь в удаляющуюся точку, которая еще недавно была Итоном Вэем.

– Давно он? – вместе с ветром выдохнул слова Марк.

– На допинге? Ну, ты же знаешь, с Митхуном по-другому не получается.

– Ну почему же? У тебя ведь получается?

– С трудом, Марк. С трудом. Моя позиция не такая привлекательная. Я в меньшинстве. Но не будем об этом. Сейчас меня больше интересуешь ты. Как там на счет обета молчания?

Марк усмехнулся:

– И ты туда же? Не переживай, Орлет, с тобой я готов говорить с утра до вечера, если понадобится. Просто на таких проектах я предпочитаю молчать. Это всё. Вся правда. А то, что люди домыслили, это уже на их совести. Я знаю, что со словами нужно быть крайне осторожным. И ты ведь это знаешь? Развернуть могут совершенно в другую сторону. И хорошо, если против тебя одного, хуже и чаще, когда это работает в обобщении. В контексте «вы все такие». Поэтому я предпочитаю молчать. Те, кто действительно на своем месте, меня и без слов понимают. И вообще, не надо говорить, пока неспокойно сердце. Только с близкими можно. Кому веришь, как себе.

**Без слов понимают. Ну да! Так бывает, когда без слов. Когда чувствуешь гораздо больше, чем можешь объяснить. Глубже, тоньше, шире. Вот так, как сейчас… Ой… Орлет, а что у тебя с лицом? То есть, что с моим лицом? Как ничего? Но я же вижу. Как я могу видеть? Так же, как и ты. А еще я могу анализировать, ты же знаешь. У тебя такое лицо, как будто я что-то не то сделала. Расслабь челюсть, и у тебя расслабится все лицо. Просто дружеский совет. Ну, что тебя так взволновало? То, что я считала по мимике твои чувства к Марку? А я не говорила о любви… об этом сказала ты сама. Когда? Да вот сейчас… Хорошо, пусть это будут просто чувства. Хорошо, хорошо. Я поняла – не любовь. Просто какие-то чувства, без определения.**

Бок о бок, локоть к локтю они стояли, вглядываясь туда, где небо сливается с морем. Орлет чувствовала, как время пересыпается в песочных часах вечности, и была уверена, что Марк чувствует то же.

– Итон гуру какого-то жутко модного пригласил. Для развития масс, – наконец произнесла она. – Говорит, народу необходимы просветление и осознанность.

– Забавно будет, если окажется тем самым, другом твоим, – засмеявшись, ответил Марк. – Индийский целитель, помнишь?

– Такое не забывается. А ты знаешь, я почему-то уверена, что именно он и будет. При таком невероятном таланте, как у него, все это должно было приобрести более масштабные формы. Мотивационный спикер, гуру, мастер!

– А если и вправду он? Ты рассказывала, он все деньги из тебя выудил, а помочь не помог. Что делать будешь? А, Орлет?

– Спасибо скажу. Нет, если честно, я пока не решила. Тут и без этого парня дел хватает. Русалок видел?

– Видел. Жалко их. Юные совсем.

– Да. Жалко. Однако сексуальность, доведенная до абсурда, – востребованный товар. Все дожато до предела. Выдающиеся формы в прямом смысле слова. У них график «Смен» на год вперед расписан. Еле договорилась. Они должны были на «Смене» у «Синего пламени» выступать. Пообещала их специалисту по реальности «Заводных апельсинов» в обмен на этих красоток. Вэю очень хотелось. Он прям весь мозг мне выел.

На край балкона села птица. Желтый клюв, желтые лапки. Бойкая и подвижная, вокруг глаз желтые очки – майна! На Пхукете таких тысячи.

– Знаешь, для того чтобы спасти урожай от саранчи, нужны вот такие птички, – тихо, чтобы не потревожить крылатую гостью, произнес Марк, улыбаясь.

– Ты хочешь сказать, что я такая птичка? Шумная, наглая, но в случае чего спасающая урожай? – так же тихо откликнулась Орлет.

Птица, будто поняв ее слова, застрекотала, заволновалась и, продемонстрировав себя с разных сторон, улетела.

– Ты все понимаешь, Орлет, но я вижу, ты не совсем готова, – задумчиво произнес Марк.

– К чему не готова? – настороженно спросила она.

– К знакомству с собой.

– О, нет! Не начинай, Марк. Это не обсуждается. Я хочу жить нормальной жизнью. Без этих вот моих вывертов.

– Но ты даже не знаешь всех своих возможностей. Неужели тебе не хочется исследовать, понять?

– Нет. Я создала то, что могла.

– Ты создала Адамова.

Пауза. У Марка выжидательная. У Орлет осознающая. Пауза разрасталась с обеих сторон и, наполнившись до отказа, прорвалась торопливым шепотом:

– Это… это… это часть моей работы. Над имиджем, вообще-то, Вэй с командой… Я только…

– Я не про это, Орлет. Ты прекрасно знаешь, о чем. Я про твое невероятное воображение, фантазию, способность создавать в этом мире видимую реальность, события, случаи… назови как хочешь.

– Нет, нет, нет. Я поняла, но ты ошибаешься. У всех такое есть… Все мы это создаем, да к тому же у меня такой род деятельности. Ну, способствующий… я тут не при чем.

– Да. Ты еще не готова. Вот ведь гадкие, мерзкие личины! – полушутя-полусерьезно произнес, хмуря брови, Марк.

– Кто? – опешила Орлет.

– Да бесы твои. Где столько нахватала? Ничего, друг мой, справишься. Я в тебя верю.

– Ах ты, лис! Верит он в меня. Не, мне, конечно, приятно, что ты меня поддерживаешь. Не, правда. Я это очень ценю. А по поводу «справишься», даже не знаю, как я справлюсь. Я, по сути дела, стимулирую человеческие слабости, пороки. Ты спрашиваешь, где я бесов подцепила? В себе вырастила. Ты зону любования видел? Са-мо-лю-бо-ва-ния… – протянула Орлет, присаживаясь на край небольшого бассейна, который находился тут же, на веранде апартаментов. Усталые, разгоряченные ноги соприкоснулись с приятной прохладой воды. Облегчение волной передалось телу, Орлет потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, о чем она говорила. Приятность мешала сосредоточиться и закончить мысль, как, впрочем, всегда и бывает с приятностями. «Оно не маскируется, оно не маскируется», – где-то в остаточном воспоминании билась прерванная и не высказанная.

– Сегодняшнее зло даже не маскируется, Марк! – наконец ухватила мысль за исчезающий хвост Орлет. – Все в открытую. Вещи называются своими именами, и никого это не настораживает. Лучшие японские стилисты приглашены. Любой исторический и выдуманный образ по вашему желанию. А кто не хочет быть героем, тем более так быстро? Тебя сканируют, находят подходящий по фактуре и психофизике персонаж, стилисты выстраивают выгодные пропорции и подходящие цветовые решения: грим, прическа, и пожалуйста – ты уже герой. А чтобы никаких сомнений не было, имиджевые филологи пишут подходящие под образ тексты, нанозеркала рассчитывают и фиксируют выгодные для клиента позы и ракурсы, режиссеры ваяют тизеры, а вирусные программисты изобретают неожиданные формы для популяризации клиента. Огромный механизм. Сотни талантливых людей на службе у тщеславия.

И это не без моего участия. Понимаешь, я сама их к этому подталкиваю.

Марк внимательно и осторожно посмотрел на Орлет. По-дружески, успокаивающе потрепал по плечу.

– Да понимаю я, понимаю.

– В этом весь ужас, – не унималась она. – Честно, я стараюсь как могу хотя бы дозировать всю эту галиматью. Но совсем убрать не получается. Мы ведь создаем под запрос заказчика. И все, что происходит на «Сменах», является отражением того, что произрастает в его сознании. Я только визуализирую, но, надо сказать, иногда удается нащупать нужную интонацию, отмыть ее, оттереть, и на свет появляются действительно очень вдохновляющие «Смены». Редко, но бывают. Давай, Марк, сделай как я: опусти ноги в воду. Я никому не расскажу, что видела твои щиколотки.

Марк улыбнулся, полы его туники цвета индиго взмахнули, как крылья диковинной птицы. Стремительно, бесшумно, не сопротивляясь, он приземлился на край бассейна рядом с Орлет, и на нее дохнула вечность. Уверенность и умиротворение – редкие гости в современном, дерганном, расшатанном. Нежные невидимые создания, ведомые духом своего носителя, вошли в Орлет запахом моря. Раскрылись, рассыпались тысячами теплых звездочек, щекочущих ноздри. Она поймала себя на мысли, что так же, как Марк, улыбается. Четыре ноги мерно покачивали воду, отдавая ей усталость. Всем своим существом Орлет ощущала, что вот сейчас, именно в этот ничего не значащий с виду момент у нее появилась уверенность. Запах мирры, моря, ноги, погруженные в воду, и огромная синяя птица рядом. Чудно. Вот так бы и сидеть. В этом единении. В этом гармоничном покое. Никому ничего не доказывать, потому что тебя принимают таким как есть. Не суетиться, не тратить драгоценное время на всякие глупости.

– Ты знаешь, Марк, я предложила пару суток гостей не кормить, – неожиданно даже для самой себя сказала вдруг Орлет.

Марк не удивился, не напрягся, он ответил ей таким тоном, как будто последние полчаса они только об этом и разговаривали.

– Хочешь выпустить на свет древнюю человеческую сущность? – спокойно спросил он.

– Хочу, чтобы новая реальность им понравилась. Когда очень плохо, а потом резко хорошо, все воспринимается острее. К хорошему-то они привыкли, и многие прекрасные моменты просто не замечают. А тут – хлоп – и контраст. Игра такая. Ну, чего ты насупился так сурово? Я же все-таки специалист по новой реальности и тут исключительно для этого.

– Только для этого? – недоверчиво переспросил Марк. – Ох, аккуратней, Орлет, прошлое нужно отпускать. Ты удерживаешь его в своей памяти и, возвращая, тратишь на это силы, данные на настоящее. Прошлого нет. Ты же знаешь. Ты хорошая и все знаешь.

– Кто тебе сказал? – с вызовом спросила Орлет.

– Твои поступки. Ты хорошая, – уверенно произнес он и погладил ее по руке.

– Хорошая девочка? – Орлет отдернула руку, как будто ее пробило электрическим разрядом. – Что может быть гаже. Знаешь, Марк, – почти шепотом начала Орлет после небольшой паузы, – я уже много лет не могу петь. Голос не слушается. Как будто его никогда у меня и не было. Мы, человеки, поем либо от счастья, либо от боли. И если от боли, это еще ничего, с этим можно работать. Стоит только вложить ее в такой замечательный инструмент трансформации, как творчество. А бывает так, как у меня. Боль становится чертой характера. Единственное, на что я способна, так это на животный, дикий крик отчаянья. Ну, ты понял. Я хренов эксперт боли.

– Не ругайся. Тебе не идет.

– Как ты так умеешь? Как у тебя получается делать вид, что ты – это не ты? Что ничего не было?

– Орлет, хорошая моя, – Марк взял руку Орлет и успокаивающе прикрыл створками своих ладоней. – Вариантов не так много. Либо ты жертва, и тогда тебе необходимо найти виновного, чтобы переложить на него ответственность за свою жизнь, либо ты в программе благодарности, и тогда у тебя появляется возможность стать другим человеком. И вообще, это все только представление. Как ты сказала, игра такая?

– Игра. Я как раз над этим работаю. И я научусь, поверь мне. Так, как ты. Так, как Адамов. Вот так играть. Я научусь. Обещаю тебе. Отредактирую прошлое. Моя игра будет захватывающей.

– Твои «Смены» всегда захватывающие. Ты действительно мастер.

– Ага. Мастер Йода.

– Нет, Мойра.

– А ты, ты… Эйнштейн. Вот. Иногда я хочу, чтобы ты вернулся. Ты, тот прежний. У нас ведь могло быть будущее? – с надеждой спросила Орлет.

– Ты же знаешь, это невозможно.

Где-то разбилось окно. Со всего размаха в него влетела птица, не увидев препятствия, и безжизненным, окровавленным чучелом рухнула на землю. Где-то с крыши слетела огромная сосулька, превратившись в ледяную пыль, похоронила под собой первый весенний цветок. Где-то оборвалась струна у гитары на самом возвышенном моменте мелодии.

– Не-воз-мож-но, – протянула Орлет. – Что это за слово такое?

– Побереги свою энергию. Она нужна. Нужна в настоящем, – сказал Марк.

– А если у меня уже нет ни энергии, ни сил? – спросила Орлет.

– Используй энергию самой жизни.

– Тогда она будет управлять мной?

– Да.

– Я не доверяю ей.

– Не доверяешь своей жизни?

– У меня бывают сомнения, на моей ли она стороне.

– Желание все контролировать?

– Марк, ты же знаешь, если бы я себя не контролировала, меня бы уже не было.

– Себя – да. Все вокруг? Стоит ли? Подумай об этом, Орлет.

– Уже.

Марк кинул на Орлет удивленный взгляд.

– Ну а что ты удивляешься? Я очень заинтересована в том, чтобы жить… как это слово-то модное… осознанно, вот. Тем более что и жизни-то этой осталось не так уж и много. Хочется по-другому. Не так, как кто-то сказал, придумал. Так, как сама понимаешь. Са-ма. И в другой жизненной концепции. Я тебя услышала. Уже думаю.

Глаза успевали замечать и смешно вышагивающую по краю бассейна майну, и волны, массирующие песчаный берег, и группу людей. Все как один одеты в черное. Стройные, с жемчужно-белой кожей. Просто новая раса какая-то. Рядом с ними суетились Зоська и Мика – молодые, но уже опытные администраторы «Смены». Они распахивали над вновь прибывшими индивидуальные защитные вуали от солнца, дорогущие гаджеты, непременное условие райдера стилистов зоны самолюбования. И в это же время из воды, как древний сребролукий бог света Феб, торжественно поигрывая мускулами, выходил Итон Вэй.

Глава 15

– До открытия один день всего, а у нас еще конь не валялся.

– Валялся, валялся, еще и нагадить успел. Адамов трассу возжелал гоночную, типа русских горок, а сам слинял куда-то. У него стрельнуло внезапно, а нам напрягайся, изобретай, где это за один день раздобыть можно.

Митхун Анисович Адамов, эпицентр сумасшедших идей, ловкий делец и обладатель редкого природного обаяния, находился в этот момент на крайнем севере. Единственное, на чем останавливался взгляд в этом белом холодном мире, были стратосферные облака. Красота нереальная. Прям-таки празднично-радостная. Хотя нет, чего тут радостного? Озоновый слой сдыхает, истончается, а эти перламутровые завлекашки – всего лишь показатель разрушительного процесса. Но, черт возьми, красиво-то как! Похоже, что разрушение тоже может быть красивым?

Индивидуальная именная капсула Адамова приземлилась на станции «Восход». Митхун опять не успел отследить момент соприкосновения с землей, настолько все было мягко и аккуратно. Привыкнуть к новым технологиям трудно. Митхуну просто физически требовались звуковые маркеры событий. «Вот как было удобно раньше. Сел в машину, хлопнул дверью, нажал на кнопку включения двигателя, и все загремело, заурчало, заговорило. Шумно, фыркающе, рычаще. Сразу понятно – процесс пошел! А сама дорога? Это вообще отдельное удовольствие. Несешься, выпускаешь отрицательную энергию. Трехэтажным красочным – взлетая на выбоинах и уха-бах! Свистяще-шипящими – на подрезающих и плетущихся. Когда доберешься до места назначения, уже и жизнь хороша, и жить хорошо. Один фрагмент завершен хлопком закрывающейся двери, начинался другой. Все разграничено, все понятно. А тут? Плавно, бесшумно, неочевидно. Где ты? Что с тобой? И дорога – уже не преодоление, а комфорт. Просто зашел. Просто вышел. А мне, может, необходимы эмоциональные перепады и напряжение? Черт бы побрал этих изобретателей из „Аэростар“! Тоже мне, капсулы счастья. Капсула есть, а счастье где? Ну что за время такое странное: комфорта до хренища, а счастья… Под дерево надо. Отрешиться от всего. Под нос – жука на ромашке, и созерцать! А то, блин, не умею я, видите ли, созерцать. Фигня делов за жуком посмотреть… Ха! А может, у жука вдруг невроз или депрессия затяжная? А раскачивания на ромашке – это для того, чтобы эндорфины вырабатывались. Ну, как у людей с физическими нагрузками? Двигайся, двигайся, Митхун, эндорфины вырабатывай. А эндорфины – это что? Счастье это! Счастье на химическом уровне. Пусть хотя бы так».