Жизнь на грани

Вот и поговорили. Примерно такой же разговор состоялся между ними троими неделей позже, после того как соседи – да, даже тогда они были далеки от того, чтобы дружить – вывели клопов, найдя какого-то парнишку в газете бесплатных объявлений.

Молодые люди, уважая себя, решили попросить у хозяйки тысячу рублей «за клопов» обратно. На что был получен однозначный ответ:

– Клопов не было! – При этом Алевтина Эдуардовна смотрела преимущественно на Кристину как… как на таракана. «Господи, если я не люблю инвалидов, то как назвать это?» – вопрошал Павел, пытаясь охарактеризовать тот надменный, ледяной и одновременно испепеляющий взгляд, с которым смотрела на Кристину хозяйка – женщина лет пятидесяти пяти, с дорогой косметикой на лице и весьма неплохим вкусом в одежде. Так, пожалуй, смотрят на нелюбимого мужа или ненавистного приемного сына, которого не смогла полюбить бездушная мамаша.

При других условиях он бы посчитал эту даму милой и воспитанной женщиной средних лет – бизнес-леди или преподавательницей.

Но в тот момент она казалась ему работником Гестапо. Тем, который днем шагал выполнять свою жестокую работу, а вечером, придя домой, мог искренно плакать, слушая Моцарта, сидя за бокалом розового шнапса и ненавидя войну и себя.

Казалось бы, мелочь, но две первые встречи, помноженные на неприязнь к Кристине как к инвалиду и симпатию к ней как к девушке, стали для Павла краеугольным камнем всей этой истории.

И да – это только начало…

2

Чем больше Павел жил в этом старом доме с почтенной историей, тем больше ощущал, что живущие здесь находились в незримом водовороте едва уловимых парадоксов.

Одним из таких для Паши явился тот факт, что алкоголик из последней комнаты взял и съехал. Странность заключалась в том, что съехал он по собственному желанию. И это притом, что выглядел он плачевно, чтобы не сказать – непотребно.

Оказалось, что он приехал в Петербург из Твери не так давно, в начале лета.

– В ваш город я приехал на заработки. Халтурил ей тут – крышу чинил, окна красил в подъездах дома, пока тепло было, и все такое, что мог руками делать, – рассказывал Паше спившийся двадцатилетний парень, который от портвейна «777», именуемого в народе «Три топора», выглядел старше лет на пятнадцать.

– И как, платила хоть?

– Ага. – Парень затянулся сигаретой и, приложившись к бутылке, схватился за пошаливающее сердце. – Ф-у-у-х… Да, платила. Первые два дня так, как договорились, а потом по пятьсот рублей в день.

– И что ты сделал? – спросил Павел, полагая, что тот просто послал ее в долгое пешее путешествие.

– Съехал.

– Да ладно?

– А что ты думал, если я пьян, то, значит, ни на что не годен?

– Но а че ж ты тогда вернулся?

– Понимаешь… – Парень выдохнул дым и затушил сигарету об опустевшую пачку «Честерфилда». – Это место заставляет возвращаться.

Они взглянули друг на друга, и Павел, при всем своем снисхождении к алкоголической молодежи, заметил в глазах собеседника такой страх и такую… запредельную, если не сказать «загробную», мудрость, – ту, которую он бы не сумел постичь, даже если бы очень захотел, – что сразу поверил бывшему постояльцу.

– Так значит… ты еще вернешься?

– Бог мой! Что угодно лучше, чем это!

– Но разве тебе есть куда идти?

– Не совсем верный вопрос, мой друг… Дело не в том, куда я уйду, а в том, отчего я запил…

С этими словами они пожали друг другу руки, а затем паренек взял свою сумку и еще один баул и был таков.

– Но, черт побери, откуда вам известны такие подробности?

– Тише-тише. Кто понял жизнь, тот не торопится. Слушайте, дорогие мои, и не перебивайте, а то пропустите самое интересное, или я собьюсь с мысли, и вся малина будет испорчена.

После чего рассказчика не перебивали.

3

– Доча, каждый в жизни должен иметь свою цель. Иначе зачем рождаться на свет? Дворник должен убираться, преступник – воровать и убивать, а полицейский его ловить, чтобы он понес наказание. Каждый делает свою работу: ты делаешь, я делаю – мы все это делаем. И прежде чем ругать ту систему, частью которой ты, равно как и я, являешься, подумай, почему в народе шутят, что «тормоза придумали трусы», и говорят, что, если ты не нарушал ПДД – значит, вообще не садился за руль.

– Но ведь таким путем оправдать можно что угодно. Да, конечно, есть черное, а есть белое, и есть еще оттенки, но…

– Да. Так что все мы нарушаем правила. Потому что правила – это туфта. У России исторически сложился свой, особый путь, и как бы тебе ни было смешно, идеал чиновника – это достигнуть такого дзена, после которого можно делать все и совершенно безнаказанно. Не веришь?

Девушка покачала головой из стороны в сторону. Скорей бы мама довезла ее до института. Учеба всяко лучше, чем подобные разговоры. Мама продолжила:

– Ну подумай: какой-нибудь Вася Пупкин вкалывает на заводе по сорок часов в день, и все, что ему хочется, – это получить свои копейки, прийти в свой выходной и набухаться перед телеком. Те, кто поумнее, располагают большим количеством свободного времени и поэтому пишут книжки, снимают кино или ходят в театры. Режиссеры имеют власть над зрителями, писатели – над читателями, ну и так далее. Власть – вот на чем держится мир!

– И деньги, – ехидно, как бы между делом, обронила дочь Алевтины Эдуардовны.

– Да, к сожалению, и без них не обойтись, – вздохнула мама. – Сейчас-то демократия, делай что хочешь. Знаешь, скольких я видела ребят твоего возраста, которые приезжали в Питер учиться или работать, а потом оставались без всего или были кем-то облапошены? В результате человек потерян, и чем ему остается заниматься? Нет, ты скажи, чем? Порножурналы автомобилистам раздавать? А где секс, там и наркотики. И хана мальчишке. Вот как это все работает. Поэтому я и организую людям жилье в расселенках.

Анна молча слушала маму. Нехотя приходилось признать, что и в ее циничных словах было зерно истины.

– И конечно, все мы устаем, – продолжала Алевтина Эдуардовна. – Думаешь, мне не тяжело? Думаешь, я считаю, что тебе легко? Каждому нужен отдых, Анют. Вот только характер отдыха зависит от уровня развития – кому-то достаточно пивка перед телевизором, кому-то поплакать в зрительном зале, а кому-то нужно отдохнуть в Эмиратах. Все эти вопросы решают деньги: и не важно, покупаешь ты билет на самолет или в кино. Власть – это чудесное средство заработка. Ведь когда ты все контролируешь, тогда ты можешь расслабиться и не переживать. К тому же, если от тебя зависят люди, это приятно – потому что ты знаешь, что ты им нужна. К чему это я? Можно говорить, что я ворую. Ладно. Но подумай о хорошем – я даю рабочему классу кров! И надеюсь, что они это все-таки ценят. Я не всесильна и не могу решить всех их проблем. Но квартирный вопрос для этих ребят хотя бы временно разрешен. Не так ли?

– Но почему бы тебе не уступить хотя бы раз этой девушке на костылях и тому парню новенькому? Всего одной комнате?

– Потому что я уже поняла: если ты начинаешь относиться к этим людям с уважением, то они сядут тебе на шею так, что потом не отвертишься, – сказала она, остановившись рядом со входом в вуз. – Хорошей тебе учебы!

– Спасибо, мам. И тебе хорошего дня! – ответила Аня с нотками усталости в голосе, которые не понравились Алевтине Эдуардовне.

Дверца «Опеля» захлопнулась, и сквозь затемненное стекло машины мама смотрела, как дочка засеменила на крыльцо института.

«Что ж, может, она и права», – подумала Алевтина Эдуардовна и продолжила движение.

Глава 4

Без дружбы никакое общение

между людьми не имеет ценности.

Сократ

1

Пятничное «утро в деревне» началось с того, что Паша поежился под одеялом, проснувшись от холода. «Как я мог забыть закрыть на ночь форточку?» – подумал он, шмыгнув носом. Заболеть, когда зима на подходе, ему хотелось меньше всего.

Кристины традиционно не было дома – девушка просыпалась в семь утра, чтобы к девяти появиться на работе. Впрочем, за все то время, что они сожительствовали, он так и не удосужился поинтересоваться, кем она вообще работает.

Раз уж проснулся, значит, надо выпить чаю и собираться на работу. Парень почесал ногу и включил чайник, думая о том, что просыпаться раньше обычного не так уж плохо хотя бы потому, что ванная будет свободна, – Ольга и остальные женщины вставали в шесть утра и уходили на работу – убирать пентхаусы и салоны красоты людям. Богачи, как был уверен Паша, в жизни не знали, что такое коммунальная квартира.

– Стоп. Не понял, что за фигня? – сказал Паша как чайник чайнику. Спросонок он смотрел, как на приборе не загорался индикатор включения, и не мог понять, что света нет. Он щелкал кнопкой туда-сюда, но чайник так и не заработал.

– Просто мистика, – шепнул он сам себе, рассмеявшись. Когда же до него дошло, в чем дело, он уныло побрел в ванну. Помывшись, он открыл небольшой холодильничек, купленный по объявлению в Интернете, и, достав оттуда упаковку кефира, сделал пару глотков.

По утрам он пил кефир без сахара, а перед сном, наоборот, с сахаром – так, как это было в его счастливом детстве, когда он с мальчишками оказывался в пионерлагере и пил сладкий кефир с вафелькой. Все это называлось в те времена поздним ужином.

«Поздний завтрак» не удался. Выпив кефиру, он встревоженно позвонил хозяйке:

– Алевтина Эдуардовна, доброе утро.

– Доброе утро, Паш, что у вас? – Как ни странно, в ее голосе он услышал участие.

– У нас кина не будет – электричество кончилось.

– А-а-а… Не волнуйтесь. Во всем вашем подъезде нет. Появится ближе к середине дня.

– Хорошо, спасибо.

– Да было бы за что.

На работу ему надо было к часу дня. Взглянув на настенные часы, ход которых, слава богу, не зависел от электроэнергии, он отметил, что уже половина двенадцатого.

Павлу было жаль, что не получится разогреть приготовленный с вечера завтрак на портативной Кристининой комфорке. Вспомнив забавный демотиватор из социальной сети, молодой человек подумал, что действительно ходит на работу не ради денег, а ради бесплатного туалета, чая и воды из кулера.

Одевшись, он взял свои ключи, сняв их с вбитого в шкаф гвоздика, и вышел из комнаты. Закрыв дверь, он щелкнул навесным замком и пошевелил дверью из стороны в сторону, чтобы проверить, захлопнулся ли замок.

Иллюзия безопасности создана. Ритуальная пляска сплясана, поэтому можно идти дальше.

На пороге квартиры ему повстречалась Алина. Он любил общаться с этой немногословной одинокой девушкой. Обладательница больших сисек и красивых глаз, она, как настоящий художник, не чуралась использовать минимум, чтобы выжать из него максимум.

Это касалось всего, что ее касалось: начиная от комнаты, в которой они с Мариной сделали ремонт – ободрали дерево со стен, постелили на пол ковер; стены и половину мебели покрасили в черный цвет, другую половину – в белый; кроме того, везде, где могли, девчонки оставили отпечатки своих ладоней, вымочив их в белой краске, – и заканчивая Алининым внешним видом. Этим утром на ней была надета простая черная майка, из тех, которые made in china, но штука была в том, что теперь на этой майке было нарисовано дерево с белым стволом и кровавыми лепестками. Под деревом была надпись: «I wanna see you cry, bitch»10.

– Вау, как ты классно выглядишь! – восхитился Паша.

– Миу, спасибки. Ты на работу?

– Так точно!

– Ну удачи, – сказала ему соседка, наклонившись так, что часть ее тела скрылась на мгновение за дверью. – Стой. Смотри, кто теперь с нами живет. – Верхняя часть туловища Алины вернулась на место, и девушка вышла в темный коридор с мохнатым живым комочком в руках.

– Котика завели? Какой классный. Откуда?

– Да вчера в подъезде нашли. Небось какая-нибудь алкашня выгнала. Помыла его, начинает осваиваться.

– Как назвала?

– Бендером.

– В честь того робота из «Футурамы»?11

– Нет, в честь моего бывшего.

– И тут у тебя креатив прет.

Девушка рассмеялась.

– Не знаешь, чего света нет?

– Знаю, вот, держи, – ответила Алина, сбегала в комнату и, шмыгнув обратно, отдала ему бумажку от «Петроэлектросбыта».

Вышли на дневной свет, падающий из окна в кухне.

– Написано, что дом отключен по причине расселения. Звонила по их номеру?

– Нет. – Застеснявшись, Алина вперила глаза в пол. Бендер мяукнул.

– А чего?

– Мне нельзя туда звонить. И тебе нельзя.

– Почему?

– Так хозяйка сказала. Это вам с Кристиной хорошо, а на нас и так Ольга зуб точит.

– Ладно. Дашь мне бумажку?

– Да, держи. – Алина протянула ему квитанцию.

– Все будет хорошо, не грусти.

– Лучше некуда, – зевнула она и отправилась с Бендером в свою комнату.

Спускаясь на улицу, Паша в очередной раз позвонил хозяйке:

– Алевтина Эдуардовна, это снова я. Я тут вышел в подъезд и нашел под дверью бумажку об отключении электричества. Там сказано…

– Паша, разорвите эту бумажку и выкиньте. Жорик придет и все сделает.

– Серьезно?

– Серьезнее не бывает. Я вас не брошу.

Паше хотелось на это надеяться, но в свете последних событий он не очень верил ее словам.

2

Оказавшись на свежем воздухе, Павел увидел охранников, покуривающих на выходе из своей комнаты. Поздоровались, разговорились. Пора было брать быка за рога.

Паша решил действовать:

– Ребята, вы в курсе, что в случае чего вы станете крайними?

– Почему?

– Не прикидывайтесь… Потому что, если подумать, получается, что ни жильцы, ни хозяйка к дому отношения никакого не имеют. И, случись что, она скажет, что оказалась тут проездом и вообще ни при чем.

– Что ж ты предлагаешь? Горячая твоя голова… Или ты тут живешь, или вали по холодку.

– Я не мент и не стукач, но если даже вы с ней заодно или каждый в этом доме сам за себя, – пораскиньте мозгами, что тут начнется, случись какая-нибудь губернаторская проверка или еще что-нибудь крупное. В масштабе города, не района.

– Ладно, ладно. Давай иди, а то договоришься…

– Не вопрос, мужики. Я уже исчезаю и надеюсь, что мы с вами не вспомним об этом разговоре, когда увидимся вновь.

– Успехов!

Так, надеясь, что ему удалось зародить в головах охранников сомнение в правильности того, что они тут делают, наш протестующий благодетель отправился остужать горячую голову в свой офис.

3

Вечер пятницы ознаменовался бурной ссорой между Кристиной и Павлом. В тот день, возвращаясь домой с работы, Паша чувствовал себя измотанным и уставшим. Настолько, что даже приближающиеся выходные нисколько его не прельщали.

Кроме того, на улице была мерзопакостная слякоть. Выпавший днем снег теперь таял, и Павел скользил по нему – ощущение не из приятных. Он забыл, что с утра не было света, и поэтому, придя домой, не выказал ни радости, ни удивления, когда его дали.

К тому же эта соседка лезет со своими учтивыми: «Как дела?» и прочими вопросами в том же духе.

Его бесило, что она смотрит, как он разогревает на плите свою вчерашнюю еду, а ее раздражало, что он пользуется ее конфоркой без спроса.

Напряжение росло, и когда молодые люди погасили свет, чтобы лечь спать, слово за слово завязалась беседа, имевшая печальные последствия.

Для него все началось как игра, но для нее это было всерьез…

– Хочешь знать, как у меня на работе? Если вкратце, то цитирую стишок, не обессудь:

«Товарищ, нервы зажми в узду!

Придя на работу – не ахай.

Выполнил план – посылай всех в пизду,

Не выполнил – посылай на хуй».

– Кошмар какой, – прокомментировала соседка.

– Я думал, ты хотя бы рассмеешься.

– Прости, но для меня это все не весело.

– И че?

– И ниче! – сорвалась Кристина. – Шизик голимый, я устала от тебя и от твоего дерьма. Здоровый кабан, а строишь из себя всеми покинутого чмошника.

– Плакать, надеюсь, не будешь?

– Пошел ты!

– Все мы своего рода шизофреники: говорим одно, а делаем другое, – проговорил в задумчивости Павел, наслаждаясь тем, как причиняет боль своей соседке. Будет знать, как выводить пахана из себя. – На людях мы приличные, или наоборот – плохиши, но наедине с самими собою можем быть как извергами, так и непонятыми святыми. История доктора Джекила и мистера Хайда12 – не она ли лучше других иллюстрирует то, что может произойти, доведи мы самих себя до крайней степени раздвоения? Вот она, картина того, что такое внутренний конфликт на полную катушку. После триумфального шествия «Доктора Хауса» по планете уже ни для кого не секрет, что все врут. А зачастую вранье, как показывает этот сериал, необходимо. Но… можем ли мы назвать двойную жизнь эдакой безопасной формой шизофрении? И если да, то как долго она безопасна? Есть ли у тебя об этом какие-то мысли? – забалтывал он Кристину, чувствуя, как хрустят ее нервы под тяжестью его слов.

– Да, есть, – сухо и не без гордости сказала она, пребывая в странной для Павла задумчивости.

– Какие же?

– Ну, ты б к психологу сходил, что ли.

– Хе-хе. Дорогая ты моя, пусть лучше гора идет к Магомету, а не наоборот, – презрительно бросил он, думая, что эта уродка никуда от него не денется. Боже, каким самонадеянным был Павел в ту минуту. – И, если уж на то пошло, я тут поговорил с ребятами насчет тебя, и вот тебе ответный укол: скажи, мог бы твой горячо любимый муженек принять тебя такой, какой ты стала, или хотя бы притворяться, что способен на это? А?

– Скотина! Урод! – взвизгнула Кристина, будто получила оргазм, но на самом деле получила нож в спину.

«Господи, какое коварство… Делить со мной кров, не считая меня за человека. Но ладно это, но чтобы интересоваться втихомолку моей личной жизнью! Нет, завтра я съезжаю», – думала девушка в сердцах, чувствуя, что вот-вот заплачет.

Тут раздался стук в стенку. Вика то ли проснулась, то ли не могла заснуть оттого, что эти двое выясняли отношения там, где никаких отношений и не было вовсе.

Недолго думая, Паша постучал в стенку, что называется, «в обратку» – ему явно было сейчас не до этой обезьяны, которая, видите ли, не могла уснуть. Если говорить начистоту, то ему не нравился ее обезьяний стрекот, который раздавался уже часов в семь утра.

Но что-то много чести для удмуртки. Пора возвращаться к Кристине:

– Ты так говоришь, потому что знаешь, что нет! – кричал Павел. – Он, может, и пытался, но не смог обманывать ни тебя, ни себя. И это пора признать! Так что кто из нас строит всеми обиженного и оскорбленного, это большой вопрос.

– Знаешь, наверное, ты прав. Давай закончим все это.

– Звучит, как будто мы тут устроили реалити-шоу, – сказал Павел, чувствуя, что запахло жареным. Но было поздно.

– Завтра я отсюда уеду, и тебе больше некому будет говорить гадости. Сможешь жить как хочешь, сколько тебе влезет, – сказала она, расплакавшись.

Концерт был окончен.

– Ну и в путь. Вещички помочь собрать? – спросил Павел, пытаясь скрыть шок от услышанного.

– Спокойной ночи, сосед.

Утром, ни свет ни заря, она собрала вещи и, ни у кого не попросив помощи, ковыляя на костылях, ушла. Куда, он не знал, но понимал, что ей придется возвратиться хотя бы еще раз – за остатками вещей. Просидев всю субботу, ожидая возвращения Кристины и упрямо не желая позвонить ей, чтобы попросить прощения, Павел лег спать в полном одиночестве.

Завтра он прогуляется по городу, зайдет развеяться к какому-нибудь корешу, а в понедельник уже и думать забудет о своей экс-соседке.

4

Паша давно заметил, что чем беззаботнее и слаще сон, тем обиднее будет реальность. Так и следующим утром: ему снилось, что они с Кристиной вместе и, мало того, что она нормально ходит на двух ногах, так и на улице не зима, а лето.

Но когда-то нужно просыпаться, верно? Ведь если ты не просыпаешься, значит, ты уже мертв. Как бы там ни было, очнулся молодой человек в комнате, в которой было все как всегда. Разве что не было ни чайника, ни конфорки, ни Кристины – да-да, ему ее не хватало.

Еще вчера он бил себя пяткой в грудь, что у него будет классный воскресный денек, но, когда этот денек наступил, Паша вдруг почувствовал себя ленивым стариком. Впервые за всю свою жизнь он буквально заставил ноги отнести себя в ванную. И если позавчера он мылся без света потому, что Жорик еще не протянул провода с соседнего дома на этот, то сегодня Павлу просто не хотелось включать свет.

Как назло, вылезая из ванны, Паша поскользнулся и упал. Нога заболела, но он счел, что так ему и надо.

Глава 5

– Сволочь вы!

– Лично я вылечил больного. А ты?

– Как можно просто так взять и бросить Уилсона? Ведь знаете, что вы ему нужны! То, что он сделал неправильный выбор, – он просто не хочет жить в боли.

– Жизнь – это боль! Я просыпаюсь каждый день с болью, хожу на работу с болью. Сказать, сколько раз мне хотелось послать все к черту, свести счеты с жизнью?!

Из сериала «Доктор Хаус»

1

«Так, где я? – напряженно думал Паша. – Ага. Палата. Утро. Странно, что один. О, руки-ноги шевелятся. Траванулся, видать. Жаль, что не насмерть. М-м-м, хорошенькая. Попробуем не терять лица и выбраться отсюда поскорее».

– Ну как, я небось похож на алкаша, уставшего от жизни?

– Похож на дурака, который пытается наделать ошибок, которые потом будет не исправить.

– О, так это как раз то, что мне нужно!

– Молодой человек, зря вы себя губите. У нас таких, как вы – пачками, то после сала с водочкой, то после «Ягуаров» вперемешку с коньячком и энергетиками. – Невысокая медсестра многозначительно посмотрела него своими карими глазами, давая понять, что второй вариант – это как раз его случай. – Если вы хотите произвести на врачей впечатление, то уж будьте добры, извольте лечиться.

– Интеллигентка чертова! – бросил он хорошенькой медсестре, покраснев от стыда и вместе с тем улыбнувшись.

– Как знаете. Сейчас лечащий придет, вот тогда вы и поговорите с ним на одном языке, – подмигнула ему девушка, поставив капельницу.

– Ай, больно же!

– Ну, я рада.

– Садистка!

– Напротив. Раз вам больно, значит, вы еще живы. Не дергайтесь… – мгновенно посерьезнев, приказала она. От флера вчерашней школьницы не осталось и следа. – Если иголка съедет, тогда крикнете. После диализа будете как новенький, – улыбнулась пациенту медсестра, вновь став похожей на какую-нибудь из его вчерашних подружек.

– Это вы как опытная врачиха, недавно закончившая фельдшерский колледж, говорите?

– Смотри, остряк. Шутку про «Боржоми» помнишь? Так вот, печень не вечная. И жизнь нужно ценить. Только у таких, как ты, это приходит с опытом.

– Телефончик свой оставишь?

Вместо ответа она показала ему средний палец и, поправив свои черные волосы, пошла на пост.

«А может, пить чай или обслуживать очередного больного», – подумал Павел и, поняв, что скоро останется здесь совсем один, решил извиниться.

– Эй! – поперхнувшись от сухости во рту, окликнул ее молодой человек. – Спасибо, что побыли со мной, и за помощь!

– Стараемся… – ответила она, вложив в это слово столько преданности сестринскому делу, сколько смогла.

– Ты хорошая, – мяукнул он едва слышно от нахлынувшей слабости.

Услышала похвалу медсестра или нет, но, как отметил Паша, формы у нее были что надо!

С ее уходом он вновь ощутил вкус к жизни. «Но почему, чтобы понять ценность чего-то, нужно это самое почти потерять? – безмолвно спросил он себя и загрустил. – Неужели все будут уходить от меня так же, как эта медсестра? Как… Кристина? Не хочу этого больше. Зря ее обидел».

По венам из пакета шел непонятный раствор. Испугавшись, что иголка выскочит, а он в это время уснет и не проснется, а значит, не попросит у Кристины прощения, Павел постарался не шевелиться и, застыв, ощутил, как в него хлынул поток головной боли. Тем временем голова все тяжелела и тяжелела, а он, сам того не заметив, уснул.

2

Очнулся он уже в другой палате, причем чувствуя себя гораздо лучше. Ни капельницы, ни медсестры у постели больного не было. Только пара красных точек, покрывшихся коричневой коркой, – следов от уколов, – напоминали о процедуре.

«Ага, прочистили организм, который я засрал», – решил Павел, приподнимаясь с кровати. Казалось, он проспал всего несколько часов, потому что комната была залита дневным светом, сквозящим через занавески больничной палаты.

– Эй, парень! – обратился он к мальчику по соседству, игравшему в PSP. – Сколько времени и какой сегодня день?

– Три часа дня. Утром был четверг, чувак, – ответил геймер и, выключив переносную игровую приставку, задремал под звуки музыки из MP3-плеера.

То, что услышал Паша, пробудило его похлеще любого энергетика. Ничего себе, проспать здесь целых четыре дня! «Так дело не пойдет. Где моя одежда?» – подумал он и в одних трусах и тапочках вышел в коридор.