Мама. Леля. Грибное лето

И до чего же несправедливо распределена в природе материнская любовь! Взять бы немножко любви и волнений у Анны Георгиевны Седовой, прибавить их к деревянной мамаше Володи Шибаева…

На полпути Светлана вспомнила, что нужно еще забежать в школу за тетрадями.

Домой вернулась не раньше, чем обычно, а много позднее. Вот и получился вместо легкого дня день хлопотливый.

Сорок учеников в классе, сорок тетрадей по русскому, сорок – по арифметике. Да еще домашние всякие дела…

Прошло еще несколько дней, прежде чем Светлана собралась наконец поехать к Володиной бабушке.

V

Адрес был весьма неточен: «около самой автобусной остановки».

Но большей точности и не потребовалось: на этой улице Марию Николаевну Шибаеву знали все.

Впрочем, вряд ли это можно было назвать улицей. Несколько маленьких домиков, нарядных от снега, смотрят на дорогу из-за невысоких изгородей. А по другую сторону дороги белое поле блестит на солнце, покато спускается к реке. За рекой – лес.

Светлана подошла к одному из маленьких домиков. Белый палисадник. Чуть покосившаяся дверь.

На стук ответил негромкий женский голос:

– Не заперто!

Маленькая кухня, вся залитая солнцем. На окнах цветы – плющ, розовая бегония, еще что-то. Тепло и чисто. Русская печь занимает половину всего пространства. От нее-то и тепло. Еще тепло от взгляда старой женщины.

– Учительница? Да какая же ты молоденькая! Садись, дорогаинькая… Прости: пироги из печи пора вынимать.

И выдвинула ухватом большой противень с пирогами, поставила на стол, прикрыла полотенцем.

Еще выдвинула глиняную кринку. Вкусно запахло топленым молоком. Закрыла дверцу печи.

– Топленое молоко любишь?

– Люблю.

– Вот и будешь сейчас пить. Володя мой тоже любит. Чтобы с пенками.

– Он к вам придет сегодня?

– Да. Каждое воскресенье приходит.

Светлана взглянула на ходики.

– Да ты не беспокойся, еще не скоро придет. Часам к двенадцати, не раньше.

Светлана даже смутилась: уж очень здорово умела читать мысли Володина бабушка!

Она не похожа ни на сына, ни на внука. Пожалуй, руки похожи, но они по-женски смягченные, легко и ловко переходят с одного предмета на другой.

Пирогами Мария Николаевна угощала в комнате. Там было еще больше солнца и цветов. Пироги с морковью и яйцами – никогда таких вкусных не ела. Изумительные пенки в розовом топленом молоке.

Разглядывая комнату, Светлана увидела на шкафу незаконченную модель самолета из тонких планок.

– Это Володина работа?

– Да.

А в сенях стояли лыжи и санки. Светлана вспомнила, что ничего такого специфически мальчишеского у Володи дома она не заметила.

– Ему бы с вами жить.

– У него родные отец и мать.

На стене висела фотография в коричневой рамке. Светлана подошла.

– Это ваша семья? Сколько же у вас детей, Мария Николаевна? И все – мальчики?

– Пять сыновей.

– Вот это, должно быть, Володин отец? Он на вашего мужа похож, а остальные – на вас.

– По-всякому бывает. Один сын отца повторит, а другой с отцом спорит.

Светлана поняла: спорит – не в буквальном смысле, а всем поведением, характером своим.

Мария Николаевна тоже смотрела на фотографию.

– И ведь вот как бывает: Павел, младший мой, отца почти и не помнил, а весь в него.

Не про внешнее сходство говорила Володина бабушка.

– Ваш муж давно умер?

– А я, дорогаинькая, пятнадцать лет с ним прожила, а на шестнадцатом ушла от него. И ребят всех забрала с собой.

Светлана вглядывалась в лицо человека, хозяином восседающего в самом центре снимка. Но почему Мария Николаевна хранит эту фотографию?

– Трудно вам было их всех вырастить?

– А уж это – как говорится: «Маленькие детки спать не дают, а с большими и сам не заснешь».

– А где теперь другие ваши сыновья?

– Двое – в Свердловске, на заводе работают, женаты, дети у них есть. А двое – в войну погибли.

Вот почему она хранит фотографию.

Светлана вернулась к столу.

Мария Николаевна сказала:

– Ты на моего Володю не всегда обижайся.

– Я не обижаюсь. Почему он такой, я, кажется, понимаю. Мне хочется, чтобы вы мне помогли.

Возвращалась Светлана задумчивая. К размышлениям о матерях прибавились мысли о бабушках.

Почему-то принято считать бабушек носителями рутины, отсталым элементом, порою даже дурно влияющим на внучат.

Справедливо ли это?

Бабушки ее учеников были первыми комсомолками, шли на рабфак. Уже имея семью, начинали учение с самых азов. Или, как Мария Николаевна, находили в себе силу освободиться из-под домашнего гнета, своими руками вы€ходить, вырастить ребят.

И вот ребята выросли. Не все и не всегда такие, как хотелось бы.

Теперь растут внуки, и с ними тоже заботы… Как это она сказала: «Маленькие детки спать не дают, а с большими и сам не заснешь»?

Лыжи стоят в сенях у Володиной бабушки… А Толя еще говорил про коньки…

К приходу Светланы Костя прибрал комнату, вскипятил чайник, накрыл на стол.

– Эх, жизнь наша холостяцкая!

– Привыкай, – сказала Светлана, – в следующее воскресенье у меня лыжный поход!

VI

О лыжном походе сначала договорились с Валей. Потом нужно было получить благословение завуча. Светлана знала, что Ирина Петровна будет возражать. «Имейте в виду, что вы приобрели себе врага».

Светлана не сомневалась в этом и приготовилась защищаться. Но на нее никто не нападал. Каждое утро Ирина Петровна встречала ее с самым любезным видом, как и прежде, заходила посидеть на уроке. Доброжелательно указывала на ошибки. Только вот, пожалуй, больше находила ошибок и при большем числе свидетелей старалась их отмечать. Порою Светлана слышала реплики: «А ведь такой сильный был класс!» Подразумевалось: был сильный класс все три года, при Любови Ивановне, старенькой учительнице, которая вышла на пенсию.

В начале второй четверти пришел в школу инспектор гороно. Ирина Петровна разговаривала с ним у себя в кабинете. Дверь в учительскую была открыта. Инспектор спросил:

– Скажите, а как справляется новенькая ваша… забыл ее фамилию… маленькая, черненькая… помните, которая так интересно проводила урок? Мне бы хотелось зайти в ее класс.

Ирина Петровна ответила:

– Кажется, у них сейчас физкультура.

Физкультуры не было в этот день в четвертом «В». Ирина Петровна говорила еще что-то негромко. Долетали только отдельные фразы:

– Снизилась дисциплина… Да, не раз вспомнишь нашу Любовь Ивановну… Игры какие-то на переменах нелепые. Представьте себе – дети глотают кнопки.

Как будто именно Светлана обучала их этому занятию! Инспектор так и не зашел в ее класс.

– Лыжный поход? – удивилась Ирина Петровна, когда Светлана сообщила ей о предполагавшемся «мероприятии».

«Мероприятием» назвала это вожатая, восьмиклассница Наташа, длинными косами, стройностью и красотой напоминавшая Светлане Надю Зимину.

«Мы в третьем классе таких мероприятий не проводили. Но думаю, что ребята отнесутся положительно. Вот только лыжи не у всех есть».

Ирина Петровна сказала другое:

– А вы не думаете, что это поставит в затруднительное положение руководительницу четвертого «Б»? Она пожилой человек и не может, конечно, сопровождать своих учеников.

– Мы как раз думали об этом, – возразила Светлана, – и решили идти вместе с четвертым «Б». Валентина Николаевна пойдет, я и двое вожатых. Думаю, справимся.

Лыжный поход удался, но ребят было мало. Одних не пустили заботливые родители, боясь простуды, не у всех была подходящая обувь, да и лыжи не всем удалось достать. Прошли, конечно, немного, зато смеху и веселья было достаточно.

– Ничего, – говорила Светлана Вале, – для первого раза неплохо.

Ее огорчило, что не было Володи Шибаева: не пустил отец.

– Его папа говорит: «У тебя четверка по поведению – никаких лыжных походов!» – так рассказал об этом Толя Якушев.

Валя, физкультурница, оказалась живой и веселой, совсем не такой рохлей беспомощной, как на уроках в школе.

На следующий день на перемене Лена Некрасова с восторгом рассказывала своим подружкам, как она падала, спускаясь с горы.

– Обязательно, обязательно попрошу маму купить лыжи! – говорила Соня Ильина. – Так и скажу: никаких подарков к Новому году мне не нужно!

Володя Шибаев стоял у окна еще молчаливее, чем всегда, и еще мрачнее.

Разговор о катке Светлана начала дипломатично. Зашла в комитет комсомола к Вадиму Седову, брату Андрюши, который с кнопками. (Кстати, за судьбой одной кнопки удалось проследить, судьба другой пока оставалась неясной. Никаких неприятностей Андрюше, впрочем, эта затаившаяся кнопка не причиняла.)

И комсомольцы, и ребята из совета дружины, разумеется, загорелись при мысли о собственном катке около школы. Вспомнили, что такой каток был, но в последние годы почему-то не расчищался и не поливался, завален строительным мусором.

Ребята сами говорили со старшей вожатой и с директором. Светлана как бы стояла в стороне.

Но Ирина Петровна не могла не заметить, что Светланин класс старался больше всех.

Однажды вечером, азартно толкая перед собой широкой дворницкой лопатой нарастающий снежный сугроб, Светлана услышала голос Ирины Петровны:

– Боюсь, хулиганства будет много с этим катком.

Светлана подняла голову. Ирина Петровна стояла рядом с директором на уже очищенной от снега половине катка и осуждающе смотрела на веселую суету.

В высоких ботах на высоких каблуках, сухая и тонкая, без всяких признаков румянца, будто заколдовали ее от мороза и ветра.

Светлане вдруг захотелось на минуту войти в оболочку Ирины Петровны, посмотреть на мир ее глазами, понять, о чем она сейчас думает, что чувствует… На одну минуту, не больше, – уж очень скучное «я» у этой женщины и очень скучно для нее все, что кругом!

С интересом Светлана ждала, что ответит директор.

Он стоял в распахнутой шубе, широкий и добродушный, ответил, как всегда, желая всех примирить, никого не осуждая:

– Хулиганить-то можно и без катка.

– Уж слишком увлечены ребята, – кислым голосом заметила Ирина Петровна. – Боюсь, не отразилось бы это на успеваемости.

Все знали, что успеваемость – больное место директора. Он промолчал.

Директор и завуч отошли. К Светлане подбежали мальчики из ее класса.

– Светлана Александровна, а мы соревнования будем устраивать?

– Обязательно. Кто у вас главный чемпион?

– Володя Шибаев! – в один голос крикнули ребята. – Вот вы увидите, как он бегает!

Володя Шибаев стоял позади всех с лопатой в руках, весь обсыпанный снегом, и улыбался смущенно и гордо, предвкушая будущий успех. Светлана первый раз видела, как он улыбается.

Каждый вечер, стоило только лечь в постель и закрыть глаза, перед Светланой вставали рассыпчатые горы снега, сдвигаемые широкой дворницкой лопатой. Потом стал мерещиться перед сном длинный шланг, из которого хлещет вода, и мелкое озеро с рябью от ветра, с фонарем, перевернутым вниз головой.

Так было по вечерам. А утром появлялись тревожные мысли, потому что успеваемость за эти дни действительно снизилась.

Как и предсказала Ирина Петровна, ребята, увлеченные расчисткой пустыря и поливкой катка, не всегда успевали приготовить уроки.

Самые азартные строители пострадали в первую очередь. Особенно обидно было, когда совсем плохо по русскому ответил Володя Шибаев.

Светлана не успела еще сказать ему «садись» и поставить двойку, как раскрылась дверь и в класс вошла Ирина Петровна с директором.

Вдвоем они явились к Светлане на урок в первый раз.

Присутствие начальства иногда смущает, иногда, наоборот, подстегивает. Плохо то, что в первые несколько минут никак не удается сохранить свою обычную интонацию, начинаешь немножко играть, будто на сцене. Самое правильное – просто забыть, что за последней партой сидят взрослые дяди и тети, увлечься тем, что рассказываешь, и уж если играть – каждый педагог должен быть немного артистом, – играть только для ребятишек.

Можно было бы, разумеется, поскорее посадить Володю на место и вызвать кого-нибудь из надежных учеников – Андрюшу Седова или Лену Некрасову, – эти не подведут. Самолюбие не позволило. К тому же присутствие Ирины Петровны всегда подстегивало. Светлане вспомнились слова Печорина: «Я люблю врагов, хотя и не по-христиански. Они волнуют мне кровь…»

– Так как же, Володя, – сказала она, – не выучил урока?

– Не выучил.

В классе стояла гнетущая тишина.

Светлана знала, что ребятам стыдно, что они жалеют учительницу, попавшую в тяжелое положение, – сама «переживала» в подобных случаях за любимых учителей.

Значит, любят?

Она вызвала Толю Якушева и еще нескольких мальчиков, из тех, кто особенно хлопотал на катке. Ответы были весьма слабые.

– Так, – спокойно сказала Светлана. – Теперь будем разбирать предложения. Андрюша Седов: «Мы заливали водой каток», – где подлежащее?

По классу будто какая-то радостная волна пробежала.

Андрюша бодро встал и ответил:

– «Каток»!

Охнув, поправился:

– То есть «мы»!

– Так. Якушев: «Я работал весь вечер на катке и не успел выучить уроки». «Уроки» – какая часть предложения?

Якушев ответил и прибавил с покаянным видом:

– Очень важная часть. Даже важнее, чем подлежащее!

– В том-то и дело, – сказала Светлана. – Шибаев!

Володя вторично поднялся над партой.

«Ведь засыпался уже один раз, чего же вы от меня хотите?» – было написано на его лице.

– «Сегодня вечером я уроки обязательно выучу». Где сказуемое?

Наморщив лоб, Володя задумался на секунду и вдруг улыбнулся – второй раз на этой неделе:

– «Выучу»!

Каток обновили в субботу. Вечер был ясный, с морозцем, с ярко-розовым закатом, предсказывающим ветреную погоду на завтра. А сегодня было еще тихо, и каждая веточка, мохнатая от легких кристаллов инея, хранила свою красоту. Деревья бульвара, те, которые впереди, казались нежно-серыми на фоне заката, а рядом – справа и слева – они стояли как белые кораллы, и небо над ними было еще голубое.

После уроков Светлана заходила домой и теперь возвращалась в школу с коньками под мышкой.

Именно в этот час перед наступлением темноты собирались над городом большими стаями галки. Сначала они появлялись на горизонте темным облаком, быстро меняющим свою форму. Приближаясь, облако распадалось на точки… Вот уже видно, как старательно машут крыльями большие черные птицы и слышатся их голоса. Если тихо на улице, можно даже услышать шум крыльев. Они летают над городом непонятно для чего и почему. Глядя на них, становится весело и тревожно. Потом они исчезают все сразу, всегда в одном направлении.

От бульвара мимо школы улица шла вниз, и новый каток был виден сверху издалека. Там двигались маленькие темные фигурки. Казалось, будто птицы после своего общего собрания не улетели всем коллективом ночевать в городской парк, а опустились на землю, обернулись мальчиками и девочками и скользят на льду, суетясь в центре и плавно вращаясь всей стаей.

«Галчата вы мои милые!» – с нежностью подумала Светлана.

Галчата были разной величины. В середине толклись неопытные малыши с белыми следами падений на спине и коленках. С краю на беговой дорожке проносились длинноногие старшеклассники, похожие скорее на журавлей и страусов, чем на галчат.

– Светлана Александровна, идите к нам!

Лена Некрасова ковыляла ей навстречу, поддерживаемая с двух сторон более опытными подружками. Она то стремительно нагибалась вперед, почти складываясь пополам, то откидывалась назад, не поспевая за своими ногами.

– Сейчас переобуюсь и приду к вам. Какие вы веселые да румяные – смотреть приятно!

Светлана искала глазами «своих» мальчишек. Они разбежались по всему катку. Увидев ее, тоже кричали:

– Светлана Александровна! А вы-то что же? Идите кататься!

– Сейчас, сейчас…

Вспыхнули фонари, будто их беззвучно подтолкнул кто-то. Их свет был еще неярким в сумерках, но прибавил оживления на катке.

Еще одна начинающая, большая девочка из восьмого или девятого класса, оттолкнулась правым коньком и поплыла вперед, блаженно улыбаясь, неуклюже расставив ноги, раскинув руки.

А вон тот высокий парень в ярком свитере очень здорово бежит… С открытой головой, стройный такой, уверенные движения – орел!

Теперь они двигались параллельно, неумелая девочка впереди и немного сбоку. Боясь заехать на беговую дорожку, она опять оттолкнулась правым коньком. А высокий парень сейчас пронесется мимо нее – забавный контраст! Но что это? Он повернул голову в ее сторону, чуть изменил направление… Их пути уже не параллельны. Длинный скользящий шаг влево… своим коньком он легко коснулся ее пятки. Длинный скользящий шаг вправо – и вот он уже далеко, оборачивается посмотреть: что же получилось? Светлана узнала его – девятиклассник, который назвал ее очаровательной.

А девочка замахала руками, хватаясь за воздух, потеряла равновесие и рухнула на обе коленки. Проехала, уже на четвереньках, метра два и остановилась.

Высокий парень улыбнулся жесткой улыбкой: «Хи-хи! – сказала Ригалета», – и помчался дальше. Несколько мальчиков привычно засмеялись, другие подбежали поднимать.

– Ушиблась? – Светлана наклонилась к ней.

Светлана знала ребят – иногда такие вещи проделывают, так сказать, в порядке ухаживания. Но не в девятом же классе! Да и девочка эта нравиться ему не могла: неловкая и не хорошенькая. Она вставала с жалкой гримасой, часто мигая белесыми ресницами.

– Покажи коленки. Ссадила, должно быть? Пойдем, я тебе йодом намажу.

– Да нет, ничего.

Прихрамывая, девочка сошла с катка на снежную дорожку. Парень, толкнувший ее, описал полный круг, спокойно возвращался. Рядом с ним бежал Вадим Седов. Светлана пошла им наперерез.

– Послушайте, Ригалета!.. Да, это я вам, вам говорю! Пойдите-ка сюда.

Он выпрямился, замедляя ход, подъехал к Светлане.

– Вы меня позвали? Так ведь у меня фамилия есть!

– Я как раз и хотела узнать вашу фамилию.

– Новиков.

– Так вот, Новиков. Каток мы делали в основном для младших ребят. Можете, конечно, кататься и вы, но умейте себя вести.

Он спросил не без наглости:

– Вы это о чем говорите?

– Вы толкнули вон ту девочку, она упала и ушиблась.

Он пожал плечами.

– Может быть, и толкнул нечаянно. В такой тесноте со всяким может случиться.

Он обернулся к пострадавшей, с шутовским видом приложив руку к сердцу и раскланиваясь:

– Извиняюсь!

Светлана сказала:

– Вы толкнули нарочно, я видела.

– Вам показалось. И все равно, я же извинился. Могу еще раз. – Он опять приложил руку к сердцу.

– Брось, Леонид, – серьезно сказал Вадим, – мы все тебя хорошо знаем.

Кто-то из малышей спросил тонким голоском:

– Вы его поведете к директору?

– Нет. Я думаю, на вашем катке вы сами сумеете поддерживать порядок – пионеры и комсомольцы.

Она отошла. Все тот же тоненький голосок визгливо и радостно повторил: «Ригалета!»

Засмеялись и другие ребята.

Светлана злорадно подумала, что кличка прилипла, присохла к Леониду Новикову, что не расстаться ему с ней до окончания школы, до последнего выпускного вечера, а может быть, и дальше, в институт с ней пойдет.

Но разве может учитель награждать прозвищами своих учеников? Ведь это же непедагогично!

И еще: опять оказалась права Ирина Петровна своей неправой правотой: разумеется, будет хулиганство на катке, она совершенно верно предсказала!

Светлана поднялась на снежный бугор, отсюда весь каток был хорошо виден. И только сейчас поняла, с каким нетерпением искала в шумной стае ребят…

«Где же мой главный чемпион? Утром совсем неплохо ответил по русскому и по арифметике. То-то небось счастлив теперь! Где же он?»

Светлана повернулась и пошла к школе – переобуться и надеть коньки – и вдруг лицом к лицу встретилась с Володей Шибаевым. Он стоял один, с обычным своим угнетенным видом, и смотрел в сторону катка.

– Ты что же не катаешься, Володя? Чемпион наш главный!

Он ответил:

– У меня нет коньков.

И отошел, тяжело ступая по снегу большими новыми валенками.

– Как же так? Володя, постой!

Но Володя уже скрылся за углом школы. Светлану догнал Толя Якушев. Последнее время Светлана с этим мальчиком была как бы в заговоре, целью которого являлось Володино благополучие.

– Вы Володю ищете?

– Да. Толя, как это случилось, что у него нет коньков? Ведь ты же сам рассказывал, как в прошлом году… Да и он говорил все время, что будет кататься.

Случилось очень просто: Володя вырос, и оказалось, что старые башмаки с коньками ему уже не годятся.

– Нога-то у него вон какая! Тридцать девятого размера! – сочувственно и горестно говорил Толя.

– Может, купят ему?

– Нет, не купят. Отец сказал, что не купит. А раз уж сказал…

– Толя, может, у кого-нибудь из ребят есть лишние? Или обменяться?

– У наших-то? Да у него нога как две мои! Ни у кого в классе такой нет!

Светлана задумалась.

– Знаешь что? Я спрошу у старших ребят, у Вадима спрошу, Андрюшиного брата.

– Спросите! – обрадовался Толя. – Но ведь это с ботинками нужно.

– Ну разумеется!

Вадим отнесся к Светланиным словам с полным сочувствием.

– Я спрошу у ребят. Только знаете, вряд ли у кого старые остались. Такое увлечение с этим катком… Или пораздавали, или продали. – Он виновато посмотрел на свои ноги: – У меня-то сорок первый.

А Светлана взглянула на свои маленькие ботинки тридцать четвертого размера с приклепанными к ним коньками. Идти в школу и переобуваться ей уже не хотелось. Она вернулась домой.

VII

Костя был дома. И не один: в передней висело две шинели. За дверью послышались раскаты громкого смеха. Это Саша Бобров, никто другой не может смеяться и говорить так громко. Не хотелось бы гостей в этот вечер. Именно Сашу в особенности не хотелось. Засидится до ночи, нашумит, накурит… Подавив в себе это неприязненное чувство, Светлана вошла в комнату.

Странные люди – курильщики. Что может быть лучше чистого воздуха?

Затуманили, засинили всю комнату…

– Чаю хотите?

– Нет, спасибо, Светланочка, мы уже подзакусили.

Саша встал ей навстречу, большой, грубовато скроенный и сшитый, заполняющий собой и своими разговорами все пространство. На счастье, он уже собирался уходить. Наполовину раздавил Светлане руку, прощаясь.

Когда подают руку мягким киселем – неприятно. Но жать так бесцеремонно – это насилие над личностью.

Светлана спросила, удивляясь своему лицемерию:

– Куда же вы спешите? Посидите еще.

Костя вышел в переднюю проводить. Вернулся.

– Ну, как жизнь, Светланка? Ты что-то у меня совсем от рук отбилась… Фу, как накурили мы! Форточку разве открыть?

Он вскочил на стул, стуча сапогами. Что-то звякнуло на подоконнике за занавеской – должно быть, поставил туда посуду после ужина.

– Представляешь себе, – Константин шумно засмеялся, спрыгивая на пол, – Сашка-то наш жениться собрался. Завтра идут в загс!

– Вот как? – спросила Светлана. – На ком же?

Что с ним такое сегодня? Обычно после ухода Саши Боброва в комнате сразу становилось тихо – до звона в ушах. Сегодня было не так. Казалось, дух Саши Боброва вселился в Костю, заставлял его громыхать голосом, смехом, сапогами и стульями.

– Жалко парня, а? Правда, Светланка? Женатиком станет – конец свободной жизни!

Светлана вспомнила, что был как-то разговор о девушках и о свадьбах. И Саша Бобров самоуверенно сказал: «За меня всякая пойдет».

– Мне жаль его жену.

Костя подсел к ней на диван.

– Жалеешь девушку? Так тебе твой муж больше нравится?

– Костя, слушай, – Светлана смотрела на его сапоги, – у тебя не могли остаться старые твои ботинки с коньками, довоенные еще, конечно, школьные, тридцать девятый, ну, в крайнем случае сороковой размер?

– Право, не помню. – Он задумался. – Может быть, дома где-нибудь и лежат.

«Домом» он называл маленькую квартиру под Москвой. После смерти Костиной матери туда переехали ее родственники.

– А ты не можешь туда написать? Только поскорее.

– Могу, конечно. Впрочем, не думаю, чтобы остались. Отдал кому-нибудь или мама отдала. Светланка, а зачем тебе башмаки с коньками сорокового размера? А? Признавайся! Ведь это не женский, это почти уже мужской размер!

Он притянул ее к себе, обнимая как-то твердо, неуютно, даже грубовато.

Светлана отстранилась.

– Постой… Нет, я серьезно. Костя, мне очень нужно. Для мальчика одного.

– Хорошенький мальчик – с лапами сорокового размера! Светланка, ведь у тебя же четвероклассники! Маленькие дети! Нет, очень мне все это подозрительно. – Он опять хотел ее обнять.

Светлана резко отодвинулась и встала.

– Не целуй меня.

– То есть как это – не целовать? Собственную жену не целовать?