Rewind without erase

Rewind without erase

Елена Пильгун

Анна Закревская

Елена Маркова

© Елена Пильгун, 2023

© Анна Закревская, 2023

© Елена Маркова, 2023

ISBN 978-5-4485-3512-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Транскод развернулся навстречу Крису и Алексу теплым июльским вечером. Глубокая синева неба сгущалась, превращаясь в искристый антрацит, и на этом темном фоне метеорами вспыхивали все новые и новые оповещения о залогинившихся. Алекс и Крис сбежали сюда от работы и наслаждались знакомым сиянием массивов данных, стремительным потоком информации, несущимся мимо, и решали, как провести эту небольшую вылазку.

Волчий нюх Алекса уловил в воздухе необычное, и ничего не оставалось, кроме как отправиться искать источник странного, тревожащего и в то же время неодолимо привлекательного запаха. То ли серебристая полынь, то ли горечь ивовой коры, до сладости выворачивающая изнанку щек, то ли хрустальный перезвон иланга и кардамона, или все они вместе в некоем причудливом танце…

Алекс не заметил, как они с Крисом оказались в тихом уголке транскода, куда не забредали ранее. Стальная вода озера напоминала цветом глаза Криса. Деревья на берегу тихо шелестели листьями, ивы ласково касались воды зелеными пальцами. Напротив парка между двумя стеклянными небоскребами притаился двухэтажный деревянный домик, перенесенный сюда из какого-нибудь фэнтези про лесных разбойников или эльфов. Запах шел именно оттуда, сомнений в этом быть не могло.

Створки тяжелой двери из ароматного дерева, на котором были вырезаны листья и ягоды рябины, остролиста и дуба, поддались неохотно, и Алекс с Крисом словно попали в средневековую аптеку. Лакированный прилавок тускло поблескивал в теплом свете ламп на цепях, качавшихся под потолком. Высокие шкафы вдоль стен были заполнены прозрачными банками с сушеными корнями, листьями, плодами, непрозрачными бутылями с притертыми пробками и мудреными надписями на латыни на пузатых боках. С потолочных перекрытий то там, то тут свисали пучки трав и ветвей с листьями.

Напротив прилавка были еще шкафы, на этот раз книжные – и, судя по кожаным корешкам, в них хранились настоящие манускрипты. А какой непередаваемый запах стоял в этой странной лавке! От книг пахло кожей, сухой землей и немного плесенью, от прилавка тянуло звонкими специями, экзотическими цветами и немного – горячим шоколадом, и только откуда-то из глубины дома еле заметно просачивался уже знакомый горько-сладкий будоражащий запах, позвавший сюда за собой Алекса.

– Господа, чем могу быть полезен? – приятный, достаточно низкий голос принадлежал парню в кожаном жилете и зеленой рубахе со шнуровкой и стоячим воротом, выпрямившемуся за прилавком. Он был высок, зеленоглаз и с забавным ежиком каштановых волос. Наверно, ассистент местного алхимика… – В мою мастерскую не заходят случайные посетители. Вас сюда привело что-то особенное, не так ли?

– Горькая ива и медовая сладость… Что это? – Алекс пристально рассматривал парня, и тот спокойно смотрел на него в ответ.

– Я пока не придумал названия для этих духов. Вы первый спросили про них. Обычно люди приходят сюда следом за ванилью, ладаном или цветочными лепестками.

– Значит, это вы делаете духи?

Первое впечатление о человеке за прилавком было ошибочным. Мастер своего дела может выглядеть как угодно, и этот юноша вне транскода вполне мог быть зрелым мужчиной.

– Да. Честно говоря, в этой мастерской только я – человек, остальной «персонал» – сервисные программы, они помогают добыть ингредиенты, выбрать нужный аромат или отправить его по названному покупателем адресу. Простите, я совсем забыл представиться… Я Алистер. Если хотите, пойдемте в дегустационный салон, я покажу вам и вашему другу духи, которые вас сюда привели…

Друзья переглянулись и молча последовали за Алистером к бархатным портьерам, за которыми скрывалась уютная небольшая комната с журнальным столом, окруженным несколькими креслами. Хозяин достал из небольшого шкафчика с резными дверцами флакон темного стекла, взял пипетку и попросил Алекса вытянуть руку. В воздухе разлился знакомый запах. На светлое запястье упала маленькая зеленая капля, и Крис почувствовал, как Алекс вздрогнул от удовольствия.

– Самое большое чудо – когда человек находит свой запах, а духи – человека, для которого они создавались. Именно в этом мистика, а не в сочетании ингредиентов и не в словах, произносимых над формулой и созревающим составом…

Алистер наблюдал за реакцией Алекса, полуприкрыв глаза.

– Сколько стоят эти духи? – Крис полез в карман за бумажником, но Алистер жестом остановил его.

– Я не могу их вам продать.

Крис заметил, как вспыхнуло лицо Алекса и как тот подался вперед, будто готовясь к прыжку.

– Я считаю правильным подарить их вашему другу, потому что они вам обоим еще пригодятся в будущем.

– Но… – Алекс и Крис синхронно попытались возразить. Алистер встал и скрестил руки на груди, давая понять, что не примет их возражений. Он снова вооружился пипеткой, достал из шкафчика небольшой флакон темного стекла в форме листа ивы и наполнил его до краев. Ласково погладил по граням, и на флаконе появилась надпись «Never give up» by Magus. Протянул Алексу, и тот крепко сжал ивовый лист в кулаке, не веря своей удаче. Уже в тот момент Охотник понял, что обязательно найдет этого загадочного мастера в реальном мире, поблагодарит его за чудо… и что это не последняя встреча в средневековой лавке алхимика.

Они пили чай с айвовым вареньем, неспешно беседовали обо всем на свете. Когда пришла пора уходить, они с Крисом с сожалением покинули эту ароматную мастерскую и обещали вернуться снова.

Алистер смотрел вслед удаляющимся друзьям из окна и любовался редкостным зрелищем: ярким сиянием, окружавшим их, и крыльями за их спинами. Было бы кощунством не подарить такую мелочь, как кусочек души, столь чистым созданиям.

***

Крис развернул Алекса к себе и встряхнул за плечи.

– Ты окончательно решил? Ты точно хочешь туда пойти, посмотреть на человека без его разрешения и утолить свое любопытство? – Стальные глаза смотрели на друга спокойно, но гибкие пальцы вцепились слишком крепко, подобно птичьим когтям. – Я не хочу, чтобы мы совершили нечто непоправимое. У каждого есть право на личную тайну, а ты стремишься эту тайну раскрыть, хотя бы и для нас двоих.

– Черррт, Овер, эта загадка не дает мне спать. С тех пор, как мы тогда вернулись из транскода, я не могу успокоиться, меня преследуют запахи лавки Алистера. Я хочу увидеть гения в нашем мире, спросить у него, как он это сделал. Пожать ему руку…

Транскод щедр на информацию, но еще никто и никогда не возвращался из него с материальными дарами. Флакон духов в руке Алекса, приходящего в себя после прыжка, был вполне реален. Небольшой, в форме ивового листа. И в нем были те же самые духи, от которых Алекс совсем потерял голову в лавке загадочного парфюмера. Сладость до горечи, горечь до сладости – удивительные трансформации, так похожие на их с Овером жизнь и самоощущение…

Флакон духов невольно стал путеводной нитью, по которой Алекс взял след лавки Алистера и узнал фактический адрес места, откуда тот входил в сеть. Оказалось, что это крупная клиника, и след ведет в одну из палат.

– Ладно. – Крис легко подобрал код ко входному терминалу клиники и создал для них с Алексом фальшивые голографические бейджи с указанием имен и должностей – «нейрохирург Кристиан Бэйл, д.м.н.» и «старший анестезиолог Алекс Болдуин». Карта здания с указанием цели была закачана на планшет заранее, они дошли до ближайшей ординаторской и накинули поверх одежды припасенные медицинские халаты, надели шапочки и стерильные повязки и в таком виде неспешно направились по коридорам в недра клиники. Людской поток бурлил вокруг – врачи разговаривали друг с другом и пациентами, медсестры сновали между кабинетами, больные тряслись от предвкушения на банкетках вдоль стен. Благодаря удачной маскировке, друзья плыли невидимками мимо, и никто их не остановил.

Крис и Алекс свернули на лестницу, поднялись на два пролета и прошли по стеклянному коридору в соседний корпус, показавшийся им пустынным. Люди им попадались теперь гораздо реже, и по-прежнему никто не обратил внимания на двух «врачей» с планшетом в руках.

Нужная комната обнаружилась на одном из подвальных этажей. Клиника выглядела не очень современно снаружи, и эти этажи напоминали настоящие катакомбы. Коммуникации были проложены прямо вдоль потолка, коридоры освещались тусклыми лампами, и все производило гнетущее впечатление.

Они замерли перед невзрачной дверью, защищенной от случайных посетителей кодовым замком. Крис со вздохом разобрался и с ним, и друзья оказались в промежуточной комнате, сильно отличавшейся от архаичного на вид коридора. Здесь было очень чисто, современно и светло, очевидно, датчики считали код на их бейджах и свет включился автоматически. Раздвижная дверь одного из стенных шкафов отъехала в сторону, и там обнаружились защитные костюмы для входа в стерильное помещение.

Только сейчас Алекс окончательно понял, что им предстоит увидеть что-то особенное. Возможно, сюда и правда не стоило приходить. Не надо было лихорадочно брать след, придумывать план, спешить навстречу мечте… Возможно, человек, лежащий где-то за стеной, не сможет ответить на его, Алекса, вопросы.

– Там. – Крис увидел прозрачный экран в стене первым и потянул за собой друга. – Кажется, он находится там.

– Овер, подожди. – Алекс поспешил к столу с дремлющим на нем компьютером и разбудил его. – Я чувствую, здесь есть важная информация, которую мы не смогли найти об этом человеке ни в транскоде, ни в сети…

– Алекс.

Имя сорвалось с губ так, как падает с высоких елей обледеневший снег и разбивается в мельчайшую острую пыль. Алекс бросил возиться с компьютером и тоже шагнул к экрану, у которого изваянием застыл Крис.

Перед ними была полутемная камера физиостаза, заполненная аппаратурой жизнеобеспечения, мониторами, сложными медицинскими приборами неизвестного назначения. Повсюду прозрачные и гофрированные трубки, разноцветные огоньки, ритмические рисунки осцилограмм. Посреди помещения на койке кто-то лежал неподвижно. Худшие опасения Алекса сбылись – при всем желании он не смог бы поговорить с этим человеком, потому что тот был в коме. В открытых глазах отражались огоньки аппаратуры, и по рукам и ногам бегали крошечные волны роботов – стимуляторов мышц.

Но самым странным открытием было то, что на кровати лежала девушка. В этом не было ни капли сомнения – под простыней были заметны плавные контуры груди, все пропорции указывали на то, что это не мужчина. Поначалу можно было бы принять ее за мальчика из-за коротко остриженной головы, но внимательный человек быстро понимал, что к чему. К шее от одного из устройств шел толстый кабель и уходил прямо в тело в том месте, где позвоночник переходит в череп. Ни разъема, ни шрамов…

– Овер. Ты как всегда прав изначально, сердце моё… – Алекс выглядел измученным чужой бедой и открывшейся ему нежеланной истиной. – Я не понимаю, почему там он парень, а здесь – девушка? Как он может так долго находиться в транскоде? Чувствую, что все ответы в этом компьютере…

Они скинули всю информацию с компьютера на флешку и в молчании покинули загадочную палату. Стерли с терминала все следы своего присутствия в клинике и в молчании направились домой на Ладогу…

1

Под новый год страницы знакомых и малознакомых Лину людей были до отказа забиты голографическими ёлочными натюрмортами и весёленькой музыкой, в которой то и дело слышался перезвон колокольчиков из упряжки Санты. Парень бездумно проглядывал картинки, зацепившись взглядом за простенькую инфографику: в 6 лет треть детей верит в Деда Мороза, а две трети гадают, хватит ли у него денег на подарки для них. В 18 лет треть детей впервые с полным правом пьют вино за столом с родителями, а две трети – не могут вспомнить, как провели новогоднюю ночь.

«А кто – то будет кодить как проклятый за двоих, – ругнувшись в сторону коллеги – лентяя, подумал Лин. – Конечно, после того, как сходит со свежеиспечённой супругой на каток».

– Лин, ты помнишь, что на катке сегодня будут ребята из литклуба? – голос Киры за раскадровкой гистограммы прозвучал звонком будильника в понедельник. В шесть утра. Ох ты ж ма… – Надо, что ли, стихи какие про Новый год почитать, а?

– «В лесу родилась ёлочка, в лесу и умерла», пойдет? – откликнулся Лин.

А пальцы уже поймали волну памяти, которая прекрасно помнила обрывки фраз одного стихотворения, бывшего негласным лозунгом одного далекого ноября прошлого десятилетия. Пора, мой друг, пора.

– А что-нибудь посерьезней? – уточнила Кира из ванной, пытаясь перекричать шум работающего фена.

Похоже, подготовка полным ходом. Но все-таки мне повезло с тобой, родная. На украшательство себя тратится так мало, что мне приходится прикрывать тебя от твоей матери, говоря истину. Мне ты нравишься такой, какая есть. И, честно говоря, на фоне этой почти аскетичной простоты тонкое обручальное кольцо с тёмно-синей, словно небо транскода, сапфировой искоркой смотрится на тебе величайшим сокровищем мира.

– Ну, если не брать их Фимбулвинтеров и Йолей, то это, – не переставая любоваться женой, ответил Лин и, набрав в грудь побольше воздуха, увеличил зону покрытия, едва не сорвав себе голос. – Пора, мой друг, пора, пора. Все собрано еще вчера, пальто в прихожей жаждет плоти… Нам обещали боль утрат, невозвращений, расставаний, дурдом, больничные палаты1…

> begin

– А давай возьмем этот стих на два голоса? – Ныряя головой в уютный черный свитер, словно в омут реки-под-рекой, предложила Кира.

«Обожаю тебя, – подумал Лин. – Сам хотел попробовать такую идею. Как же легко с тобой, а… И если ты читаешь мысли, прочти сейчас и эту».

Тонкие пальцы сына великого хакера потянулись к худенькой узкой спине Киры, согнувшейся в три погибели над шнуровкой своих сапог. Это была их игра – кто первый успеет выдать другому разряда в добрую дорогу, прикоснувшись к тому месту меж лопаток, откуда растут невидимые для остальных светлые крылья.

***

В транскоде нет времени. В любой момент можно отпраздновать день рождения, отправиться в самый счастливый день или встретиться с человеком, которого уже не встретить в реальной жизни. Поэтому многие и любят транскод и хотели бы подольше пробыть в нем. Он дарит вторые шансы, бесконечную возможность перемотки – rewind without erase. И никогда не надоест входить в переменчивую реку – у нее миллион лиц, для каждого – своё…

Алистер чувствовал новогоднее настроение – аура транскода вспыхивала от ожидания праздников. Кто-то предвкушал подарки, и это нетерпение пробегало багряными всполохами по темно-зеленой хвое сбывшихся надежд и золотым шишкам ожиданий от будущего года. Кто-то с облегчением провожал заканчивающийся год и сжигал мосты, и едкие дымные нотки щекотали чувствительный нос парфюмера.

Если захотеть, то вот такой новый год может наступать каждый день, да хоть каждый час. Алистер, однако, не злоупотреблял этой возможностью. Ему нравилось иметь возможность выбора, и он выбирал не приедающееся праздничное настроение. Чем реже достаешь из коробки любимую вещь, чем реже включаешь любимую музыку, тем сильнее каждый раз радость от случайной встречи с ними…

Мир сам напоминал Алистеру о празднике, просачиваясь извне, и традиционный новогодний глинтвейн впитывал апельсиновый жар, бархатную ласку кардамона, смешок корицы и упругость алого яблока. Мало взять шкурку мандарина, горсть еловых игл и чуть-чуть корицы. Дух праздника не привить на сухое дерево, нужна свежая кровь, ветер извне, давно ожидаемые новости… Кто-то придет на этот раз… Этот праздник будет особенным.

***

За массовым катанием на коньках и стихотворным марафоном последовал коллективный поход в ближайшее антикафе, где посетителям на выбор предлагалось двадцать с лишним сортов чая, а полки были завалены настольными играми. «Транскод транскодом, а живое общение не устареет никогда!» – с таким возгласом предводитель общества недобитых романтиков ввинтился в самую середину игрового склада, выцепляя оттуда узкую коробку, на обложке которой были нарисованы четыре глупых смешных человечка перед грозной фигурой в чёрном одеянии. Лин коротко вздохнул и с размаху плюхнулся в ближайшее кресло – каплю, точно такое, что было в квартире у отца. Следом упала Кира. И снова волна безмолвного коннекта.

«Ты же говорил, Лин, что в доброй половине этих игр надо подставлять ближнего, чтоб выбиться в дамки. Почему сейчас не хочешь уйти?»

– Зверя внутри надо выгуливать хоть на таком вот малом клочке земли, Кира, – закрыв глаза, словно в минутном трансе, тихо произнёс Лин, – убивать понарошку, чтоб не убить взаправду… Хочу посмотреть, кто убьёт меня…

Девушка привстала на локте и с неприкрытой тревогой воззрилась на бледное до зелени лицо Лина, украшенное изломом болезненной улыбки. Таким он бывал очень редко. Таким он её пугал.

– Ты как вообще, а? – осторожно коснувшись его плеча, спросила Кира.

Не открывая глаз, Лин коротко мотнул головой.

– Прости меня, родная, – выдавил он. – Чёртовы наномашины… Забыл их подзарядить. Если хочешь, оставайся с ребятами, я перезаряжусь за ночь и к утру снова буду с вами… Не хочется, знаешь ли, золушку-русалку при всех отыгрывать, мол, в полночь ноги снова хвостом станут…

Хищная тень глухого недовольства на секунду накрыла Киру, склонившуюся над Лином. За прошедшие полгода ребята из клуба стали для неё ещё не второй семьёй, но уже чем-то большим, чем просто тусовкой, куда можно было приходить без чинной карнавальной маски на лице. А сейчас из-за глупой забывчивости Лина ей нужно встать, и, на ходу оправдываясь перед всеми, словно герой из той самой настолки, отчалить с ним в пахнущую праздничным порохом, по-весеннему промозглую новогоднюю ночь. Или не отчаливать. Остаться со всеми, отпустить мужа одного, и… что? Дура ты, Кира. Эгоистка позорная. Да если даже воедино собрать всё тепло и принятие, которое ты можешь получить в своей новообретённой стае, и положить их на одну чашу весов, Лин в одиночку перевесит кучку этих мелких золотых крупиц монолитным слитком своей запредельной любви.

В следующий миг едкий натр, шипящий в горле у Киры фразами типа «Склероз лечить надо, вот и езжай домой», был окончательно нейтрализован коротким судорожным движением руки Лина. Его пальцы сгребли в горсть космическую черноту обшивки кресла, словно пытаясь сорвать покровы со всей Вселенной и дознаться, наконец, у небесного Архитектора, за чьи ошибки он всю жизнь вынужден платить своим недугом, который теперь мешает жить не только ему, но и…

– Пойдем домой, Лин, – тихо сказала Кира. – Я вызову такси. А дома поиграем, во что захотим.

***

Коротко выдохнув куда-то в сторону, дежурный врач залпом опрокинул в себя заветную рюмку под бой курантов и жадно закусил обжигающую отраву солидным куском колбасы. Новогоднее дежурство в клинике нейрореабилитации было скучнейшим занятием на свете: накачал пациентов транквилизаторами – и вся ночь в твоём полном распоряжении.

Едва заметно пошатываясь, врач умудрился спуститься по лестнице на пару пролётов вниз и свернуть в тусклый коридор. Здесь, среди прочих «безнадёжных» лежал крайне любопытный экземпляр, прозванный персоналом «Рапунцель», словно в насмешку над коротко остриженной макушкой девчонки, которая провела в бессознательном состоянии всё детство и отрочество здесь, в этом подвале, но упорно не желала умирать, более того, её мозг умудрился развиться едва ли не лучше, чем у большинства её сверстников.

– Но глухи решётки на окнах в палате буйных2, – процитировал врач невесть откуда всплывшую в его затуманенной памяти строку. – Эх, Рапунцель, Рапунцель… Тебе ж восемнадцать недавно стукнуло, да? А знаешь, какой подарок нам с тобой наше чёртово здравоохренение вкатит?

Девушка не знала и знать не могла, но в тот момент врачу померещилось, что она едва заметно вздрогнула, словно прочитав мысли, которые он не в силах был удержать в глубинах своего сознания.

Если через месяц никто не возьмёт на себя расходы по жизнеобеспечению, государственная машина разберёт на части беззащитную тушку Спящей красавицы, чтобы спасти пару-тройку чужих жизней.

Логично? Да, ведь осколками одного недоделанного витража можно закончить сразу десяток.

Гуманно?

Ха. Наверное, да. Иногда «прервать мучения» значит то же самое, что «исцелить».

Врач снова пошатнулся, на этот раз сильнее прежнего, и упёрся ладонями прямо в толстое стекло, за которым в сумраке маячил белый флаг девичьего лица, мягкие очертания которого напомнили доктору картины художников не то позднего Средневековья, не то раннего Возрождения.

Охваченный внезапным чувством стыда – за то, что не может вспомнить в присутствии этой мадонны от высоких технологий ни рифмованного текста, ни фамилий живописцев, да ещё вдобавок разит перегаром, врач нацепил на лицо стерильную маску и, пятясь спиной к двери, покинул холодный зал, чувствуя, как в висках у него бьётся одинокая мысль, на этот раз не чья-нибудь, а собственная.

Гуманизм украшает человека, но не делает его счастливым, чёрт побери всю эту долбанную жизнь.

***

Когда Лин вышел из ванной, Кира уже уснула, свернувшись калачиком вокруг подушки. Хромая, парень добрёл до кровати и, стараясь не потревожить хрупкий сон своей избранницы, примостился на краю. Отлично. Осталось откинуться на спину, закрыть глаза и потерпеть несколько минут, пока ноющая боль в суставах не сменится зудящей щекоткой, а потом, когда наномашины войдут в штатный режим, исчезнет и вовсе.

Теперь можно спустить с потолка кронштейн с закреплённым на нём мягким полукругом монитора – авторское изобретение самого Лина, впервые опробованное ещё в том злосчастном интернате, куда он сбежал, словно волчонок, свято веря голосу своей уязвлённой гордости, которая нашёптывала ему, будто он, гадкий утёнок, пятно на солнечном кругу семьи, не достоин и толики родительской любви. Время расставило точки над «i» и «ё», выпрямились кривые зеркала, и сейчас уже Лин учился у Криса искусству любви без посягательств на свободу того, кого любишь. А кронштейн так и остался служить хозяину, словно верный старый дворецкий.

Не открывая глаз, Кира простонала во сне что-то невнятное и тяжело вскинулась на кровати, словно пытаясь отползти прочь от чего-то страшного и чужого. Девушка ткнулась плечом в ногу Лина и вцепилась пальцами ему в лодыжку.

– Спи, спи, солнце, всё хорошо, – рассеянно пробормотал Лин, одной рукой обнимая Киру, другой – вызывая на экран главное меню системы.

В следующий миг парня подбросило на месте, а пульс девятым валом ударил в голову.

На снежном поле простыней под Кирой медленно расползалось длинное красное пятно.

– Нет, нет, нет, – на каждый длинный гудок в линии скорой помощи у Лина приходилось три коротких выдоха, несущих в себе отчаянный код отмены неизбежного. Чёр-рт, это всё он со своей вседозволенностью виноват: не стоило разрешать Кире коньки на третьем месяце…

– Дежурный слушает.

– Срочно!! – Протолкнув каменный ком в горле, Кир едва не разодрал себе голосовые связки лавовым потоком вселенской паники, – кровотечение… у беременной… Адрес!..

***

Девушка-бот с серебряными волосами протянула было руку к кружке Алистера, но тот прикрыл ее ладонью и покачал головой – мол, я еще не допил, не торопись убирать за мной посуду. Глиняные кружки гостей уже замерли на красивом подносе, готовые отправиться в раковину и потом – за узорчатые дверцы буфета. Алистер привык работать на себя и не был уверен, что впишется в рамки таинственного исследования, о котором с ним беседовали гости. Предложение поучаствовать в проекте по изучению взаимодействия человеческого обоняния и транскода было неожиданным и требовало обдумывания. Впрочем, попытаться стоило – новый опыт мог расширить кругозор, да и шанс поделиться знаниями с кем-то, кто бы оценил его по достоинству, выпадал настолько редко, что предложение сотрудничества на научной основе застало хозяина маленькой мастерской врасплох.

Привычка Алистера оставлять чуть-чуть напитка на дне кружки и вглядываться в него порой приводила посетителей в недоумение. Глинтвейн, конечно, не кофейная гуща, и ждать от него четких узоров с ухмылками Крампуса или колесом Фортуны не приходится. Однако на этот раз тускло-зеленые вываренные коробочки кардамона вытянулись двумя вертикальными линиями с косой перемычкой посередине.

По спине Алистера пробежал предательский холодок. Ну здравствуй, руна Хагаль, предвестница испытаний. Про себя он порадовался, что не стал задавать вопрос, заглядывая на дно кружки – такой ответ получить было бы крайне неприятно. Предостережение о сгущающихся тучах, о том, что нужно быть внимательным и осторожным и не делать шагов, о которых потом придется жалеть…