Услышь меня

– Прости, – выдавила кое-как. – Думала, ты, как и я, мечтаешь о ребенке, нашем с тобой малыше… Думала, что догадываешься и ждешь. Ты женился на мне, чтоб иметь семью? Или есть что-то еще?..

– Не имеет значения, что было прежде. Нет, я хочу детей… и, может, с тобой… Но не сейчас, после службы. Я хотел… Да неважно. Скоро в армию.

– Мы с малышом будем ждать тебя.

– Теперь уже да, будете ждать.

Ты притянул меня к себе. Каким сладким и бурным было примирение!

Я надеялась, что у нас больше не будет ни проблем, ни разногласий.

19

Дни летели так быстро, что мне становилось страшно. Еще пара дней, и ты уйдешь на два года. Два длинных года без тебя…

Ты же радовался и считал дни. Я лишь мешала тебе.

– Чидэм, очнись, ставь варенье на поднос, – Пнар насыпала заварку в чайник.

Столы накрыли на улице недалеко от дядиного дома. Все мужчины деревни собрались проводить призывников. Тебя, Улаша, кузена и еще одного парня, которого я не знала.

Вы с друзьями сидели за одним столом, мужчины – за столом рядом. Мальчики сновали туда-сюда с подносами.

Мне, как и всем остальным женщинам, нельзя было быть там.

Это наш последний вечер вместе, но ты не со мной. Руки и ноги плохо слушались, я чувствовала себя ужасно. Наверное, больше путалась под ногами, чем помогала.

Выйдя во двор, я пыталась рассмотреть тебя в мужском «муравейнике». Ты шутил, смеялся, хлопал кого-то по плечу. Немного странный со стриженой головой, но такой славный и мужественный! Я так гордилась тобой и так боялась за тебя…

Гремели выстрелы: подвыпившие гости палили в воздух, кто-то пел. Женщины хлопотали на кухне. Некоторые, постарше, отдыхали и пили чай.

Неудобно было стоять без дела и любоваться.

– Как себя чувствуешь? – спросила одна из тетушек.

– Спасибо, хорошо, – машинально отвечала я.

– Ты знаешь, Эминэ, жена кузена Али, тоже в положении, – тетя погладила меня по плечу. – Иди, дочка, познакомься поближе. Может, подружитесь, а то ты совсем заскучала.

– Спасибо… попозже.

Я стала раскладывать вымытую посуду на полках.

– Привет, Чидэм! Как дела? Я Эминэ, жена Али. Ты помнишь?.. Мы были у вас на свадьбе.

– Приятно познакомиться. Извини, я мало что запомнила из того дня.

Мне было немного неловко, что жена кузена сама подошла ко мне.

– Да, понимаю. Столько людей. Я тоже никого не помнила, – подмигнув, Эминэ взяла вилки и положила на полку. – Потом познакомилась. Мы живем недалеко. Будем рады, если найдете время зайти в гости.

– Спасибо, – я натянуто улыбнулась. – Мой муж уходит завтра в армию…

– Ну, это не конец света, – послала Эминэ улыбку в ответ. – Он скоро вернется, может, на побывку отпустят. Тебе вообще-то будет чем заняться. Я слышала, что ты в положении.

В лицо мне бросилась краска.

– Да… Но…

– Я тоже. Ты не должна стыдиться, это естественно для замужней женщины, – моя собеседница игриво погладила чуть заметно выступающий вперед живот. – Надеюсь, будет мальчик. Али очень хочет сына. У нас есть дочка, муж ее обожает. Ей почти три года… вон, посмотри, она играет с Пнар.

Я посмотрела в сторону, куда показывала Эминэ. На руках у твоей сестры сидела очаровательная малышка и усердно перебирала чьи-то четки.

– Она красавица! – невольно улыбнулась я. – Пусть будет счастлива.

– Спасибо. Серкан, наверное, очень доволен?

– Конечно… – прошептала я. – Очень доволен.

Не рассказывать же о том, как муж встретил известие о будущем ребенке. Позор какой… Я снова почувствовала, как краска заливает щеки, а к глазам подступают слезы обиды.

Но, к счастью, моя новая подруга поняла это по-своему.

– Меня беременность тоже делает сентиментальной, постоянно хочется плакать от радости.

Разговорчивость Эминэ, немного напрягавшая вначале, уже не казалась неуместной. Открытость в общении расслабляла и даже напомнила нашу с Айтэн болтовню. Как мне не хватало сейчас кузины! Но она тоже жила слишком далеко от меня.

– А давай погадаем на кофейной гуще?..

– Ты умеешь? – заинтересовалась я. – Это как?

– Просто. Пошли заварим! – Эминэ потянула меня за руку.

Ловко управившись с кофе и не переставая трещать ни на минуту, жена кузена рассказывала всё и про всех. Мы уселись, откинувшись на подушки. Мне показалось, что всё происходящее отошло куда-то вдаль, стихли даже голоса вокруг. На душе заметно полегчало – я будто пробудилась от непонятного сна.

– Допивай, эй! Ты где витаешь? – Я послушно сделала последний глоток. – Переворачивай чашку и думай, о чем хочешь спросить.

На минуту Эминэ замолкла, прикрыв глаза.

О чем я мечтаю? Что хочу спросить?

…Хочу быть любимой тобой. Хочу нежности твоих рук, здорового ребенка.

Чего еще может хотеть женщина? Интересно, Эминэ тоже думает об этом? Я искоса взглянула на нее. Жена Али глядела на меня и улыбалась.

– А ты фантазерка. Столько времени загадывать! – она прыснула со смеху, я тоже улыбнулась. – Теперь давай открывай. Что ты видишь?

Я пристально стала всматриваться в кофейные разводы на стенках чашки.

Что там можно увидеть? Или наоборот: чего там можно не увидеть? Это как облака или рисунки дождя на стекле…

Но, кажется, моя собеседница видела в этом нечто другое. Эминэ заглянула в свою чашечку и, видимо, осталась довольна.

– Смотри, видишь?.. У меня будет сын, – она усердно крутила чашку в руках, – и еще один потом. Смотри, сколько цветов. Это здорово!

– Да, очень… – Тщетно я старалась найти, где Эминэ видит сыновей. Даже цветы нужно было дорисовывать в голове, но она явно их видела и была уверена в этом.

И я закивала.

– Покажи-ка свою. Можно?

Протянула чашку. Эминэ что-то рассматривала, и улыбка постепенно сползала с лица.

– Странные узоры у тебя, как-то все непонятно.

Сердце неприятно сжалось…

– Что ты видишь?

– Не понимаю. Будут сыновья… Мужчина рядом, но размыт… Цветов много, но их очертания изломаны… Странно, что это значит?..

– А ты не знаешь?

– Если честно, не очень. Как-то мама с подругой гадали. Я спросила, и они показали, как увидеть, будет сын или дочка, и про цветы… – Эминэ засмеялась. – Да оставь. Все у нас будет здорово. – Она перевернула чашки и поставила на стол.

Мы смеялись и болтали о своем, девчачьем. Подавали чай, играли с дочкой Али и Эминэ. Остаток вечера прошел приятно и незаметно.

Женщины стали расходиться по домам, мужчины тоже понемногу растекались. Только призывники с друзьями продолжали свои посиделки.

Мне так хотелось побыть с мужем наедине, но… тебе было хорошо в мужской компании, и это уже не казалось странным. Начинала привыкать.

Мы закончили убирать, и я отправилась в нашу комнату. Как ни странно, уснула, едва коснувшись подушки.

…Я шла по какому-то лесу. Было здорово: солнечно и радостно. Вокруг благоухало море цветов… Но вдруг резко стемнело. Подул ветер. Я стала искать выход из лесной чащи, но не находила. Стало очень страшно. Сердце бешено колотилось, я пыталась бежать, но ноги не слушались. Судорожно повернулась и… оказалась в чьих-то объятьях. Боясь поднять голову, попыталась вырваться.

– Тише, тише, всё хорошо. Успокойся.

Открыла глаза. Ты лежал рядом, ласково обнимая.

– Это сон… всего лишь сон…

– Конечно, сон. Кого ты испугалась, моя малышка?

Я изо всех сил прижалась к тебе, пытаясь избавиться от остатков сна.

20

Серкан уже изрядно выпил с друзьями. Да, хорошо посидели…

Завтра вечерним рейсом он поедет в Манису[4]. Это его шанс. Шанс подняться на ноги. Теперь еще и для сына… и для этой девчонки.

«Мне всю жизнь придется заботиться о них, работать на семью. Дядя говорит, что это самое главное для мужчины. Надеюсь!»

Он посмотрел в сторону дома, и все внутри сжалось от мысли, что Чидэм там. Такая мягкая и своя. Пошатываясь, поплелся в сторону дома.

– Серкан! – окликнул кто-то из приятелей, но он только устало махнул рукой.

Чидэм спала, скрутившись калачиком. Серкан провел рукой по ее волосам. Такая маленькая… Захотелось прижать жену к себе, целовать. Он будет скучать по ней, наверное.

Но Чидэм повернулась и простонала, потом снова повернулась. Серкан обнял ее. Прижал, пробуя разбудить, оградить от кошмара. Она открыла испуганные голубые глаза и крепко прижалась к мужу, ища защиты.

Все его существо залило необъяснимой нежностью.

Это была волшебная ночь.

Серкан проспал до обеда, был весел и шутил. Его забавляло, что Чидэм готова была разрыдаться, но стойко держалась.

Когда пили чай, он, приложив ухо к животу жены, со смехом приказал малышу слушаться маму и ждать папу.

21

Это было так трогательно, так нежно!..

От этого волшебства, от чудесных объятий нас оторвала дробь барабана.

Надо было идти.

Ты взял сумку и, поцеловав нас по очереди, вышел в сопровождении братьев и дяди, который ближе к вечеру подошел к нам вместе с сыном.

Мне нельзя было проводить вас к автобусу. Мы со свекровью остались стоять и смотреть, как вы под звуки барабана идете к остановке в сопровождении близких мужчин.

Глупо описывать мое состояние, весь тот кошмар, который я тогда чувствовала. Ты только что стал ко мне ближе – и ушел на два года.

Твоя мама плакала в своей комнате. Мы с Пнар – в нашей с Серканом спальне.

Мне тогда казалось, что все рухнуло, и я задыхалась под этими обломками.

22

«Наконец-то настал этот день… Я еду, уезжаю из этой дыры, полунищеты!»

Так ликовало всё внутри, что Серкан чуть ли не вприпрыжку шагал под барабанную дробь к автобусной остановке. Улаш еле поспевал за ним – он ехал в Стамбул. Двое ребят – в Измир и Малатию. Но до города, вернее, до автовокзала, ехали вместе.

Улаш не разделял настойчивого желания Серкана строить военную карьеру. Он любил гульнуть с лихим приятелем, но сильно не заигрывался.

В их дружбе верховодил Серкан. Улаш частенько пытался подражать тону и манерам товарища, и иногда ему казалось, что он не менее крут. И даже, по-юношески подражая, пытался хотеть того, чего желал друг.

Но потом понял, что по большому счету ему этого не надо. Нет, он, конечно, перебрался бы в город, но там что, легче жить?.. Или Чидэм – чем она плоха? Он был бы рад такой жене. Она даже снилась ему как-то… И что это за свобода: в армии, в казармах?

Улаш не понимал, не мог видеть глазами Серкана. Но неосознанно подыгрывал ему и гордился таким смелым другом. Сейчас их дороги разойдутся на два года. Они, родившиеся и выросшие в этой деревне, еще никогда так надолго не расставались.

– Ну, братан, держись. Покажем им, пусть знают наших! Жизнь начинается! – Серкан перекинул сумку на другое плечо.

– До встречи, друг. Береги себя.

На станции парни обнялись, и дальше каждый поехал в свою сторону.

Серкан пытался уснуть в автобусе, но мысли толпились в голове и мешали.

Он не мог сосредоточиться ни на чем. Был слишком возбужден и опьянен новыми впечатлениями и надеждами. Серкан твердо верил, что скоро покажет себя и заслужит всеобщее уважение, поэтому у него не было и тени сомнения в своем блестящем будущем.

Он создан быть большим человеком!

За окном мелькали деревья, деревни, улицы городов. В некоторых домах Серкан мысленно оставался жить, представляя себя их хозяином. Там не было места никому из его прошлой жизни. У него будет образованная жена, дочь какого-нибудь офицера. Правда, она почему-то упрямо обретала образ Чидэм, но Серкан со злостью отгонял мысли о ней. Как жена попала в его мечты?.. Еще этого не хватало…

Прочь от всего, что было, от постылой обыденности. Да здравствует такая долгожданная свобода и новая жизнь!

Усталость взяла свое, и, несмотря на неудобное сиденье, он наконец-то задремал.

Поплутав по городу, Серкан доехал до военной базы. У него проверили документы и пропустили. За воротами он на минуту замер, пытаясь сориентироваться.

Армия встретила Серкана большим плацдармом, кишащим тысячами новобранцев. Они шумели и передвигались из стороны в сторону.

– Тебе в центральный офис? – обратился к нему парнишка с униформой в руках, проходивший рядом. – Сперва в тот барак отдашь бумаги, а там тебя направят.

– Спасибо. Серкан, – он улыбнулся и протянул парню руку.

– Шайн. Из Сиваша.

Они пожали друг другу руки и разошлись каждый в свою сторону.

Все было четко организовано. Через два часа Серкана уже определили в бригаду, выдали форму и указали кровать в огромной казарме. Его тим[5] был расположен между двумя бараками.

Новобранцы понемногу стекались из разных уголков огромной страны. Всех оттенков и стилей. Деревенские, городские, амбициозные, интеллигентные, тихие и бесшабашные. Все под одной крышей и все на равных. Почти.

– Подъем! Подъем!

Жизнь начиналась. Для парня, выросшего в деревне, не было проблемой вставать спозаранку, убирать, бегать, лазить, ползать. Нет, конечно, гоняли сильно, и служба давалась тяжело, но Серкана спасала привычка к физическому труду. Нагрузки раззадоривали, а стремление быть первым давало силы.

Первые недели пролетели словно во сне. Ему удалось сдружиться с двумя ребятами из бригады. Случались, конечно, стычки с парнями – то за форму, то еще из-за какой глупости, но обходилось малой кровью. Помашут кулаками, походят в синяках, и всё в порядке.

А как по-другому? Шестьсот молодых и горячих ребят. Резвились…

Правда, здорово доставалось от «стариков». Те только искали, к чему придраться, и, казалось, им доставляло удовольствие бить тех, кто не имел права отвечать тем же. Отыгрывались за собственные синяки, полученные в свое время от старших. Нескончаемый хоровод обид и унижений…

Однажды Серкан проснулся от странных звуков. Подняв голову, заметил двух ребят из своего тима, склонившихся над одной из кроватей. Они то ли били, то ли душили лежащего…

Серкан спрыгнул с койки, потянул за руку приятеля Вулкана. Тот быстро сообразил, что происходит. В два прыжка они были у кровати. Оттащили за шкирки малых, которые били вдвоем парнишку, накрыв того с головой одеялом.

Один развернулся и заехал Серкану по лицу. Недолго думая, Серкан вмазал в ответ.

– Что творите?.. Не по-мужски вдвоем, на спящего, – пытался вразумить Вулкан.

– Натворите бед, всю бригаду нагреют, – поддержал Серкан.

– Да достал идиот, вечно подводит всех и отлынивает, – огрызнулся один из нападавших.

– А это что, поможет? – не отступал Вулкан.

– Поможет. Мужиком научим быть! – сплюнул другой.

– Я ничего не делал, – еле слышно прошептал парень из-под одеяла.

– Заткнись! – Один из бивших умудрился треснуть его ногой в бок. – Тряпка!

– Тихо, тихо, – Серкан оттянул драчуна в сторону. – Я не собираюсь быть битым из-за ваших разборок. Быстро по местам!

В его голосе было достаточно агрессии и угрозы. Парни решили не связываться и разошлись. Серкан с товарищем вернулись на свои койки.

– Твари… – процедил Вулкан.

Только легли, как в бараке появился с проверкой дежурный. К счастью, было уже тихо. Он оглядел ряды коек и вышел.

Казалось, все обошлось. Однако Эрсин (тот, кого избили) был юношей интеллигентным и не терпел несправедливости. Он решил найти управу на обидчиков и с утра пожаловался командиру бригады. Молодой солдат надеялся, что тот, когда все узнает, сразу наведет порядок.

Но парень не взял в расчет, да и не мог знать, что командир, достаточно натерпевшийся за свои первые полгода, терпеть не мог доносчиков и сам с удовольствием потакал садизму, пробудившемуся в нем из-за побоев «дедов».

– Так кто, говоришь, побил тебя ночью? – с насмешкой спросил командир, когда Эрсин подошел к нему с намерением поговорить.

Ничего не подозревающий юнец пожал плечами.

– Я не видел, командир. Меня накрыли одеялом.

– Говоришь, били, но не видел? Синяки, говоришь…

– Да, – уже неуверенно ответил парень, почувствовав угрозу в голосе командира.

– Молчать! – тот полоснул его взглядом. – Может, ты наткнулся на угол стола или ударился на ученьях, а теперь подставляешь всю бригаду?!

Эрсин побелел от такого заявления… Он пытался найти нужные слова.

– Нет… Зачем? – мямлил, переминаясь с ноги на ногу. – Я спал, а они…

– Кто «они»? Нету «их»… – передразнил командир. Подошел вплотную к несчастному солдату и, взяв его одной рукой за предплечье, второй с размаху дал ему под дых.

Парень задохнулся от боли и, скрутившись, повис на руке командира. Тот, тряхнув и приподняв с силой, ударил его в бок. Новобранец глотал воздух, захлебываясь болью. Напоследок он получил еще вскользь крепкий подзатыльник.

– Думаю, урок усвоен, – командир с самодовольным видом швырнул свою жертву в сторону. – А теперь бегом на место и запомни, что следующую жалобу ты не переживешь.

Ошеломленный парень, пошатываясь, вышел вон.

Серкан курил с Вулканом перед сном, когда заметил, как Эрсин плетется в сторону их барака. Его глаза сверкали обидой и унижением.

– Сигаретку хочешь?

– Спасибо, – парень жадно выхватил сигарету из пачки и прикурил от спички Вулкана. Нервно затянулся. Затем долго через нос выпускал дым, успокаивая бьющееся сердце.

– Где тебя носило?

– Неважно…

– Ну, как хочешь. Неважно так неважно, – Вулкан демонстративно отвернулся.

– Я всего лишь сказал, что в бригаде хулиганы распускают руки, а он… он…

– Ты что, ходил жаловаться?! – Серкан от удивления вскинул бровь и поперхнулся дымом. Такая затея казалась ему абсолютно абсурдной.

– Я не жаловаться ходил. По именам не называл, только рассказал…

– Ну ты дурак… – протянул Вулкан. – Не понимаешь, что в армии нельзя этого делать?!

– А просто так бить можно? – наивно, с негодованием воскликнул парень. – Они же хуже зверей! – он от злости сжал кулаки. – Я старшему расскажу, как командир…

– А ты не учишься, – Серкан прикурил сигарету от догоравшей в руке и, бросив «бычок» на землю, растер ногой. – Тебе явно не хватило взбучки.

– А что же делать? – Эрсин вопросительно смотрел на сослуживцев, ища ответа.

– Оставь это дурное дело, – Серкан сплюнул.

– Как «оставь»? Командир же так безнаказанно всех станет бить сколько хочет, если будем бояться остановить его.

– Кого ты остановишь? Убьют тебя, придурок.

– Есть же закон, – растерянно продолжал Эрсин, – они должны соблюдать права человека.

– Человека, не солдата. Угомонись. Наделаешь бед, что не расхлебаешь, – Серкану начинала надоедать эта наивность.

– Это произвол! Если не наказать зарвавшихся у власти, они будут творить беззаконие…

Серкан с Вулканом озадаченно переглянулись и уставились на парня. Они не могли понять – шутит Эрсин или не в своем уме. Такого пафосного разговора они не слышали никогда в своей жизни. Разве что по телевизору в какой-нибудь передаче…

– Да откуда ты взялся, недоразумение этакое?! Где набрался этой чуши? Открой глаза. Это армия, тут не прощают и не спрашивают. Тут подчиняются и идут наверх.

– Это неправильно.

– Да очнись ты, праведник!..

– Нужно сообщить старшим. Они поставят командира на место, – не унимался борец за справедливость.

– Послушай, ты… – Вулкан не выдержал и схватил за грудки нерадивого товарища, которого им подкинула неразборчивая судьба. – Не посмотрю, что ты блаженный. Своими руками отделаю. Ну-ка, выкинул из головы всю глупость про справедливость и заткнулся!

Он отпустил Эрсина, и тот немного попятился назад.

– Я думал, вы мне товарищи… а вы…

– Если б не мы, тебе бы уже давно еще раз «темную» устроили, – Серкан затоптал окурок и посмотрел на растерянного сослуживца. – Мне надоело твое нытье. Иди куда хочешь. Только больше не жди поддержки! – он зашагал в сторону барака. – Я спать.

Вулкан плюнул под ноги Эрсину и пошел следом.

Парень остался сидеть, обхватив голову руками, и выл от боли и обиды.

В казармах и на ученьях процветала дедовщина. Мальчишки, призванные всего за несколько месяцев до тебя, были командирами и не особенно сдерживали свое сомнительное превосходство.

Серкана это бесило. Командир бригады явно зарывался. Получая свою долю унижения от старшего состава, он с остервенением отыгрывался на новобранцах. Стоять молча, сносить тумаки и затрещины, обладая физическим превосходством, но не имея права ответить и решить вопрос по-мужски… Это просто сводило с ума!

Всего два месяца, а желания находиться в этих казармах значительно поубавилось.

Правда, один раз они с Вулканом тоже отличились.

Одного из новобранцев, работавшего до армии у отца в ателье, иногда вместо учений звали отутюжить офицерскую амуницию. Ну, Серкан с приятелем и выпросили на полчаса примерить командирские кители. И отправились с важным видом прогуляться по базе. Шестьсот человек – кто кого знает? Было весело, когда младший командный состав и новички выстраивались перед ними по стойке «смирно». Один не вытянулся как следует, и Вулкан залепил ему подзатыльник. Однако парнишка был не из трусливых и огрызнулся.

– Молчать! – гаркнул Серкан и тоже треснул наглеца.

Они переоделись и вернули форму, довольные, что потешили себя небольшой отдушиной.

Только не повезло им. Парень, которого они проучили, оказался племянником командира роты. Он пожаловался дяде и опознал их в строю.

Досталось здорово – и за ношение мундира не по уставу, и за подзатыльник. Их неслабо поколотили четверо солдат. Нельзя было ни ответить, ни сопротивляться. За «сдачу» били сильно, и иногда по несколько человек на одного. А у них не было дяди в командном составе. Так что все тело болело минимум неделю…

Серкан с Вулканом частенько спорили по поводу Эр-сина. Искатель справедливости никак не мог угомониться и, прикрывая этого болвана, Серкан рисковал и не раз натыкался на стычки. Но по непонятной причине не мог его бросить.

Как и Чидэм… Они мешали из-за своей слабости, зависели от него. Эрсин физически и морально не мог находиться в такой среде, а Чидэм была неспособна к самостоятельной жизни. Понимал ли Серкан это? Задумывался?.. Одному Богу известно. Но что-то внутри – подсознательно – мешало ему бросить этих людей на волю судьбы.

Эрсин все больше замыкался в своей ненависти к создавшемуся безнадежному положению. Он не рассказывал никому, не мог признаться, что во всем виновато его упрямство. Отец предлагал поговорить с друзьями и устроить его на другую базу, где условия легче. Но чувство противоречия и желание показать отцу свою самостоятельность не могли позволить парнишке воспользоваться этим предложением. Он, мол, как все пойдет, на равных.

Да только образование и воспитание было не равным. И Эрсин оказался слабаком. Он не был способен выдерживать такие физические нагрузки, сроду не держал в руках ни тряпки, ни веника. Его каждый раз раздражал этот неотесанный парень, назначенный командиром. И такой имел власть над ним, наследником крупного адвокатского офиса!..

Но самое обидное, что Эрсин вынужден был это принимать. Впрочем, только пока. Стоило позвонить отцу, и этот кошмар закончился бы моментально. Но он еще не готов сдаться. И покажет всем, что не размазня. Отец поймет, что сын уже взрослый.

Дежуря на кухне вместе со всей бригадой, Эрсин потихоньку взял нож. Нет, он не собирался никого убивать: просто объяснит всем, что с ним шутки плохи, и тогда его оставят в покое. Протянет таким образом месяц, а там распределение, и отец, увидев, как он сам все решил и со всеми справился, примет его победу.

Эта идея окрыляла и давала уверенность.

В тот день вначале проходила военная учеба. Рассевшись на лавках вокруг командира, стоявшего на возвышении, солдаты слушали урок по стратегии боя.

Серкан увлекся, Вулкану мешало сосредоточиться желание вздремнуть.

Эрсин же был возбужден предстоящей победой.

После обеда во время учений на плацдарме он вошел в такой раж, что, когда командир бригады подтолкнул его к деревянному препятствию пинком: «Вперед, ишак!» (это превосходство над подчиненными явно доставляло парню удовольствие), Эрсин послал его от души, да так, чтоб слышали ребята рядом: «Да пошел ты! Тупое животное!»

Он чувствовал себя героем. Отец будет гордиться сыном. Но знал, что ему не спустят подобной наглости. Эрсин был готов и ждал.

…Барак был полупустой – человек десять, не больше. Серкан только что получил письмо из дома и писал ответ. Он знал, что весточек от него трепетно ждут, как и его самого. На службе это согревает сердце. Пара ребят хвастались, что уже стали отцами и отпускали шуточки, приводящие в смятение неженатых.

Тут, в казарме, Серкан даже скучал по объятиям Чидэм и ее теплоте в постели.

Он очнулся от таких мыслей, когда услышал бодрые шаги и увидел, как трое парней из младшего командного состава подошли к Эрсину.