Мой худший друг

В какой-то момент даже начинает мучить совесть. Я никогда не врала родителям, а теперь получается…

Желание все ей рассказать появляется мгновенно, но я вовремя прикусываю язык.

Не стоит. Не нужно!

Около десяти вечера демонстративно спускаюсь на кухню, чтобы попить чая и громко всем объявить, что лягу сегодня пораньше. Это никого не удивляет, завтра ведь в школу.

Тайком протаскиваю наверх ботинки с пуховиком и быстренько прячу в шкаф, потому что папа обязательно заглянет, чтобы пожелать мне спокойной ночи. В принципе, минут через десять так и происходит.

А вот когда он уходит, резко подскакиваю с кровати, начиная расхаживать из угла в угол, постоянно посматривая на телефон.

В какой-то момент даже подушки под одеяло засовываю, целых три штуки, для подстраховки. Но Азарин так и не звонит.

Может быть, он вообще не приедет? Может, пошутил?

Вдруг это игра? Что, если все это – его очередное веселье?

Сколько раз в жизни он надо мной издевался. Что, если делает это и теперь?

Нет!

Не может такого быть. Просто не может.

Не после вчерашнего вечера, который мы провели вдвоем. Только не после этих нескольких часов наедине. Он так смотрел, так смотрел, пальцы на ногах поджимались. Меня саму же словно перепрограммировали. Я думать ни о чем не могу, есть не могу и пить тоже.

Весь день только о Тиме думаю.

Голос его в своей голове воспроизвожу. Фразу на слова разбиваю и пытаюсь вычленить какой-то сакральный смысл. Во всем. В каждой букве, в каждом брошенном взгляде.

Пальцы охватывает легкая вибрация. Переворачиваю телефон экраном вверх. Он все-таки приехал, иначе зачем звонит? А может… Может, чтобы сказать, что у него планы изменились? Но, если это так, я просто не переживу. Точно с ума сойду.

Подношу к уху динамик, из которого сразу раздаются указания.

Азарин – настоящий сумасшедший. Он даже лестницу с собой притащил!

Открываю окно и почти сразу попадаю в плен его глаз. Не сразу соображаю, что он подтягивает меня к себе рукой. Смущаюсь и задерживаю дыхание.

В груди разгорается огонь, языки пламени облизывают кожу, по которой разбегаются колючие мурашки.

Чувствую прикосновения его губ и снова мешкаю. Целый день ведь его ждала, места себе не находила, а сейчас снова веду себя как заторможенная идиотка.

Божечки, когда все так резко изменилось? Когда я стала смотреть на него так, как это делаю сейчас? Как на Бога какого-то. Его настойчивость, театр этот и вот сейчас, покорила…

Натягиваю пуховик, шапку и перекидываю ногу через подоконник. Вынимаю из кармана широкую изоленту и заклеиваю окно, потому что закрыть его снаружи просто нереально.

Азарин ухмыляется, наблюдая за моими действиями.

Да, я тоже подготовилась, между прочим!

Тим спускается и терпеливо ждет, пока я преодолею квест с лестницей. Спрыгиваю на асфальт и почти сразу попадаю в кольцо рук, ощущая его ладони на своем теле.

Айкаю от неожиданности и снова слышу его это тихое: «Молчи».

Молчи?

– Легко сказать, – ворчу. – Я, вообще-то, первый раз в жизни сбегаю из дома. Ночью!

Раньше такое не то что в моей голове не укладывалось, оно там просто-напросто не возникало. Но Азарин даже здесь просочился. Он, как сорняк, пустил корни, и фиг от него избавишься, пока сама не сдашься и не примешь поражение.

И я, как мне кажется, уже на грани.

Тим аккуратно кладет лестницу на землю под окнами. Уронить эту штуку на асфальт будет очень опрометчиво. Спалимся. Родители же точно услышат.

Наблюдаю за тем, как он прижимает железо к асфальту и, выпрямившись, поворачивается ко мне. На нем расстегнутая куртка, волосы взлохмачены.

Тру подушечкой пальца камешек на своем колечке и опускаю взгляд.

– Пошли.

Азарин сжимает мою руку и тянет вглубь заднего двора.

Еще пару дней назад я жаловалась папе, что во дворе до сих пор нет нормального освещения, но сейчас, пробегая по вычищенным дорожкам в темноте, готова сказать ему спасибо за то, что не подгонял электриков.

– Сейчас подсажу, – командует Азарин, стряхивая снег с забора, – сядешь и перекинешь ноги. А я тебя с обратной стороны поймаю.

Этот дом – вторичка и достался нам ниже рыночной стоимости, потому что бывшие владельцы в спешке эмигрировали. Здесь был ужасный интерьер и кирпичный забор, который летом будут менять. Но сейчас он даже на руку. Потому что через него легче перебраться.

– Хорошо, – соглашаюсь и надеваю перчатки.

Тим отрывает меня от земли. Хватаюсь за кирпичное ограждение и подтягиваюсь вверх. Не уверена, что смогла бы сама сюда залезть. Перекидываю ноги через забор, а сама наблюдаю за тем, как Азарин в три ловких движения оказывается по другую сторону нашего двора.

– Прыгай, – поднимает руки.

– Мы упадем.

– Не упадем.

Закусываю губу и медленно начинаю стекать вниз. Даже зажмуриваюсь. Когда чувствую, что он меня держит, распахиваю глаза.

На улице полумрак. Свет от соседских и уличных фонарей дотягивается до нас не со всех сторон, но я прекрасно вижу его лицо, на щеках отброшена тень от длинных ресниц. А может, уже просто представляю по памяти. Мне кажется, я весь вчерашний вечер именно этим и занималась. Срисовывала каждую черточку. Запоминала.

А когда пришла домой, уснула в его толстовке. Почти до самого утра в ней проспала, поверх покрывала.

– Ну привет, – он улыбается.

Мои ладони лежат на его плечах, а наши взгляды находятся на одном уровне. Мои ноги болтаются в воздухе, так и не соприкоснувшись с землей. Тим, как поймал меня, так и не отпускает.

– Привет.

Облизываю губы, и он почти сразу накрывает их своими.

Тело высвобождает кубометры жара от одного только соприкосновения.

Тянусь вниз, чувствуя под ногами почву. Отстраняюсь первой, хоть и дается это с трудом.

– Едем?

Азарин кивает и снова тянет меня за собой, только теперь вглубь улицы, где оставил свою машину. Она приветливо подмигивает нам фарами.

В салоне тепло. Стягиваю капюшон, перчатки и расстегиваю верх пуховика.

Азарин скользит по мне взглядом. Его губы складываются в улыбку. Такую дерзкую, озорную.

Поворачиваю голову, крепко сжимая в руках свою шапку. Делаю глубокий вдох и впервые сама к нему тянусь. Касаюсь губами холодной щеки и, отпрянув, прилипаю к спинке сиденья.

Знаю, что сама провоцирую. Но сегодня я к этому точно готова. Его руки, до этого спокойно лежащие на руле, отрываются от кожаного материала.

Глаза устремляются к моему лицу. Азарин делает резкий рывок. Теперь между нами всего лишь пара миллиметров.

Часто, но очень тихо дышу. Не хочу выдавать свое волнение, но оно есть. Я, как кувшин, заполнена им до самых краев.

Неосознанно веду языком по пересохшим губам, замечая, как во взгляде Тима начинает полыхать огонь. Настоящее пожарище. И руки у него такие же, горячие-горячие. Я прекрасно это чувствую, когда широкая ладонь ложится на мою шею. Сглатываю.

Мир замирает. Земля больше не крутится вокруг своей оси. Нет. Она вот-вот с нее слетит.

– Так и куда мы едем? – бормочу, а у самой сердце сейчас разорвется. Эмоции переполняют, наползая на глаза мутной поволокой.

Часто моргаю. И сдвигаюсь буквально на сантиметр. Этого хватает, чтобы запустить цепную реакцию.

Настойчивые губы снова берут в свой плен. Внутри все сжимается. Пальцы покалывает, но я все равно зарываюсь ими в растрепанные темные волосы, понимая, что ремень безопасности меня сейчас просто душит.

Грудь вздымается, а воздуха катастрофически не хватает.

Азарин и сам тяжело дышит. Будто вот-вот не выдержит и взорвется. Его и так тесный захват становится сильнее. Ладонь проскальзывает мне под поясницу, и он толкает меня на себя.

Наши губы больше не соприкасаются. Теплый нос трется о мою щеку, а ладонь все еще обхватывает шею.

– Увидишь, – говорит совсем тихо.

Видимо, это запоздалый ответ на мой вопрос.

С нами происходит что-то ненормальное. Слишком сильное притяжение. Все это – слишком!

Но в то же время так естественно. Я не воспринимаю его чужим. Абсолютно. И дело не в том, что знаю много лет. Тут что-то другое, что-то так быстро пробирающееся к сердцу.

Тим медленно отстраняется. Снова бросает взгляд на мои губы, которые я тут же поджимаю, и откидывается затылком на подголовник.

В машине звенящая тишина. Она окутала здесь каждый миллиметр пространства.

Пока я пытаюсь поймать внутреннее равновесие, Тим заводит машину и даже трогается с места.

Вижу, что он и сам на взводе. Движения слишком резкие, да и вообще выглядит он так, будто вколол себе несколько кубиков адреналина.

Еще буквально вчера между нами так не искрило, а сегодня словно сорвались маски. Оставаться наедине теперь опасно и сладко одновременно.

– Кхм, – Тим прокашливается в кулак, – подай воды, там, в кармане. В двери.

Послушно тянусь рукой вниз, вытаскивая бутылку воды. Когда отдаю ее Тиму, наши пальцы соприкасаются, и меня прошибает электрическим разрядом. Вздрагиваю, а потом наблюдаю, как жадно он пьет.

Весь путь я нахожусь в каком-то мареве. Поэтому за дорогой совершенно не слежу.

Чувствую, как атмосфера между нами накаляется, а потом, потом, машина просто тормозит. Так же заторможенно осматриваюсь, понимая, что мы на какой-то большой, но плохо освещенной площадке. Здесь толпа народа, много машин, орет музыка.

Тим опускает стекло. Воздух, попавший в салон, слегка отрезвляет.

– О! Тимоха, здорово!

К машине кто-то подходит. Азарин пожимает ему руку, а я сижу как мышка.

– Ты сегодня в теме? Обещал, – снова чужой голос.

– Посмотрим.

Тим ухмыляется и поворачивается ко мне.

– Пойдем?

Часто киваю и толкаю дверь со своей стороны. Музыка становится еще громче, а в нос ударяет запах жженой резины и дыма. Верчу головой по сторонам.

Народа куча.

Азарин огибает капот, пока я мешкаю. Берет за руку и тащит в сторону компании человек из пятнадцати. Девочки громко смеются, улыбаются, парни, впрочем, делают то же самое.

Черный пуховик и высокие массивные ботинки были прекрасным выбором, потому что особо я не выбиваюсь. Здесь полно людей в очень ярких шмотках. Но в моем гардеробе все, что цветное, практически всегда делает из меня двенадцатилетку. Из-за роста.

– Арина!

Голос Азарина врывается в мой размышляющий мир, и я поворачиваю голову. Он меня представляет, киваю. Улыбаюсь. А потом наталкиваюсь на очень недовольный, я бы даже сказала, злой взгляд.

Высокая брюнетка. Стройная, в черной короткой куртке с логотипом в виде перевернутого треугольника и кожаных штанах. Яркая красная матовая помада, стрелки…

– Натали.

Она представляется сама, продолжая прожигать во мне дыру и оценивать. Именно оценивать, судя по тому, как взгляд скользит от моей макушки к пяткам.

– Арина, – киваю и дежурно улыбаюсь, на автомате жмусь ближе к Азарину, который будто только этого и ждал.

Его рука сразу ложится на мое плечо, и он подтягивает меня к себе на максимум.

Натали прищуривается и мгновенно включается в разговор. Они треплются о машинах. Я в этом полный ноль. Предел моих знаний – это название марок, но многие друг от друга даже не отличу.

Новая знакомая умело перетягивает внимание на себя. Много и громко говорит, смеется и уже четыре раза касается Азаринского плеча.

Прилипаю щекой к его куртке, где-то в области груди, и без интереса наблюдаю за происходящим. Хотя внутри меня просто взрывает.

Что блин вообще происходит?

– Ариш, один заезд, и свалим, – Тим склоняется к моему лицу. – Давно обещал просто. Ты же со мной?

– Никогда, – закатываю глаза, параллельно наблюдая, как они скидывают деньги.

– Трусиха.

– Сам такой.

– Тогда я, – Натали с улыбочкой подплывает к нам. – Ты ведь не против? – смотрит на меня в упор.

Против! Полностью против!

Но, если так скажу, Тим решит, что я ревную. А я не ревную. Нет ведь? Или да?

– Мне без разницы, – отмахиваюсь, замечая не слишком любезный взгляд Азарина.

Он злится?

– Не без разницы, – его бровь провокационно ползет вверх. – А просто страшно.

Знаю, что он сейчас манипулирует. Знаю, но все равно ведусь.

– Поехали!

Выдергиваю руку из его ладони и демонстративно топаю к машине. Дверью хлопаю громко, также стараясь привлечь максимум внимания. А еще почувствовать удовлетворение от того, с каким лицом стоит эта Натали. Ее будто уксусом напоили. Так-то!

Азарин не заставляет себя ждать, почти сразу садится за руль.

– Если что, с Наташкой у меня ничего нет.

И вот зачем он это сказал? Думает, что я ревную?

– Вообще, меня это не особо волнует.

Тим ухмыляется и пару раз кивает, как бы говоря – так я тебе и поверил.

Гад!

Глава 17

Тим

Прослеживаю Аринкин взгляд, натягивая на лицо дежурную улыбку. Пока подъезжаю к линии старта, проваливаюсь в прошлое.

Нам с Громовой было лет по пять. Родители в очередной раз намутили гулянку, кажется, в честь Катькиной днюхи. На Аринке тогда было огромное розовое платье. Она была похожа в нем на сахарную вату и так смешно передвигалась из-за пышной юбки…

В тот день я над ней даже не смеялся. Вообще внимания не обращал. Спокойно ел мороженое, пока она не отняла у меня это ведро с фисташковой сладостью. Еще и по лбу стукнула. Но весь прикол был в том, что она к этому ведру потом так и не притронулась. Демонстративно поставила на стол, села на стул, оценила обстановку и засунула в рот кусок яблока.

Прошло больше десяти лет, но в данный момент, то же самое она делает с моим сердцем. Отбирает, а потом умышленно сторонится.

Как бы я ни улыбался сейчас, ее показное безразличие раздражает. Ей из кожи хочется выпрыгнуть, чтобы спрятать от меня и окружающих свои истинные чувства. Не дай бог, кто узнает и усомнится в ее серьезности. Точнее, в псевдосерьезности.

Плотнее прижимаюсь затылком к подголовнику. Тяну воздух, который уже полностью пронизан запахом ее духов, и снова раздражаюсь.

То, что я выведу ее на настоящие эмоции – факт. Так оно и будет, не сегодня, значит, завтра, ну или несколькими днями позже. Но вся эта игра жутко бесит.

Она мне всегда нравилась. И я всегда хотел от нее отдачи. Чертовы реакции, от которых у меня какая-то маниакальная зависимость.

Салон уже минуты три, как заполнился молчанием.

Громова сидит, сцепив пальцы в замок. Вся такая неприступная. Чертова крепость.

Выдыхаю.

Где-то внутри, слишком далеко, чувствую, что она ревнует. Ревнует и поэтому сейчас злится. Но полной уверенности в этом у меня нет. Да, вслух я говорю абсолютно другое, транслирую непоколебимую уверенность, а на деле…

Меня на ней клинит. Мозг уже давно подвис и вскипел. Не покидает чувство, что я тупо стучусь в закрытую дверь.

Перебираю пальцами по рулю, а грудь воспламеняется именно в том месте, где она прижималась ко мне виском.

– Пристегнись, – бросаю флегматично, и Ариша мгновенно выполняет данную «команду».

Щелкает ремнем.

Тачка Вадика равняется с моей по правую сторону. Татарин слева.

Привычное дело, адреналин уже зашкаливает. Газую и срываю машину с места.

Аринка взвизгивает и хватается за дверную ручку.

– Мамочки, – бормочет, округляя глаза.

Педаль проваливается в пол. Стрелка спидометра почти ложится. Сбрасываю скорость, чтобы войти в поворот красиво. Задницу немного закручивает, бампер почти касается железного ограждения.

– Мы разобьемся! – орет Громова.

– Спокойствие, малыш, только спокойствие.

Смотрю по зеркалам. Салон заполняется адреналином, теперь не только моим. Ариша визжит, но при этом смеется.

Машину слегка заносит перед самым финишем, но я быстро выравниваю траекторию. Давлю на тормоз, и нас обоих тянет чуть вперед.

Наблюдаю за Аринкиными реакциями, пока вдалеке не начинают виднеться мигалки. Красно-синие «светлячки» катят сюда на всей скорости.

– Полиция?

Арина вытягивает шею, начиная вертеть по сторонам головой.

– Ага, – поддакиваю, продолжаю наблюдать за приближающимися тачками в зеркала.

– Чего ты стоишь? Нужно уезжать.

– Ага, – снова, но теперь с кивком.

– Тим!

– Что мне за это будет?

Наконец поворачиваюсь к ней. Смотрю в бегающие туда-сюда зрачки.

– Что?

– Что мне за это будет? – прищуриваюсь.

Мигалки от нас уже метрах в четырехстах.

– Я не понимаю, – переходит на крик.

– Ты же ревнуешь? – смотрю на нее в упор.

– Разве сейчас до этого?

Она мечется. Оборачивается. Нервничает.

– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?

– Нет.

– Правда?

«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.

– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…

– Ревнуешь? Тебе же не все равно?

– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.

– Я пойму, если ты врешь.

Пожимаю плечами, убирая руки с руля.

– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.

Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.

– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!

Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.

Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.

Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.

Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.

– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.

Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.

Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.

Нас откидывает назад.

Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…

– Держись.

Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.

Раз, два, три.

Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.

– Если нас поймают?

Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.

– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.

– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…

– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.

На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.

Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.

– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.

Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.

– Я чуть с ума не сошла.

Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.

– Извини, – отстегиваю ремень.

– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.

– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.

– Какое благородство, – закатывает глаза.

– Значит, ты ревнуешь?

– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.

– А кто вообще говорил о честности, м?

Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.

– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.

Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.

– Ты всегда мне нравилась, – говорю на эмоциях, не успевая подумать.

Арина запрокидывает голову и распахивает глаза, которые до этого были прикрыты.

– Видимо… Сюрприз! – ухмыляюсь, не собираясь идти на попятную. – Да?

– Всегда-всегда?

– Всегда-всегда…

***

– Тихо ты!

– Сама тихо.

– Блин, – Арина смеется, отклеивая от окна изоленту.

Лестница опасно поскрипывает, именно поэтому я Громову и поторапливаю.

– Залезай уже. Падать я сегодня не планировал.

Арина пролезает в окно, подтягиваюсь следом, оставаясь на улице, упираясь ладонями в подоконник.

– Не переживай, если упадешь, я буду ходить к тебе в больницу, – снова смеется.

– Давай как-нибудь без этого.

Арина прогибается в спине. Ее рука ложится мне на плечо, а в комнате резко загорается свет.

Щурюсь и понимаю, что Арина как стояла, так и замерла.

– И как это понимать? – спрашивает ее отец.

Вытянув шею поверх Аришиной головы, вижу его сидящую на кровати фигуру.

Арина кусает губы и, зажмурившись, поворачивается к нему.

– Пап, я… – прижимает собранные в замок пальцы к груди.

– Тимофей, может быть, ты мне ситуацию прояснишь?

Перебрасываю ногу через подоконник и, оказываясь в Аринкиной комнате, первым делом обвожу помещение взглядом, пока не сталкиваюсь им с ее отцом. Глаза в глаза.

– Получилось небольшое недоразумение, – пожимаю плечами.

– Арина, четыре часа утра, между прочим. Тебе завтра в школу. Я звонил раз двадцать.

Громова молчит. Смотрит в пол.

– Мы… – пытаюсь внести свою лепту, но ее отец рубит на корню.

– С тобой у нас отдельный разговор будет, – смеряет меня взглядом. – Арина, спать, Тимофей, за мной, – вальяжно указывает мне рукой на дверь. – Живо.

Аринка всхлипывает. Причем громко. Ее отец это слышит и сразу смягчается.

– Не реви, никто тебя не ругает, – вздыхает. – Что-то мне подсказывает, что кое-кто бросится на амбразуру, – и смотрит на меня.

Сжимаю Аришкину ладонь и ухмыляюсь.

– До завтра, – шепчу и следую за ее отцом.

Арина снова всхлипывает и утыкается лицом в ладони.

Закрываю дверь в комнату на выдохе. Широкая спина ее отца маячит перед глазами. Спускаюсь по ступеням, в уже знакомую гостиную, которую мы проходим транзитом.

Видимо, переговоры будут протекать на кухне.

Закладываю ладони в карманы, упираясь бедрами в столешницу, и скрещиваю ноги, пока Громов демонстративно берет в руки телефон и кому-то звонит. Смотрит при этом на меня. В упор. Взгляд тяжелый, но вряд ли это способно хоть как-то напугать. Кто, кто, а Аришкин отец, ни на йоту не сравним в гневе с моим.

У нас дома, если папу вывели из себя, лучше отползти подальше и не отсвечивать.

Поэтому позволяю себе вольность, смотрю в ответ, чуть приподняв уголки губ.

Не дразню, скорее пытаюсь транслировать дружелюбие. Ладно, вру, вся эта ситуация меня выносит на дикий хохот. Но я сдерживаюсь. Прикусываю щеки и отвожу взгляд.

Много чего было, но, чтобы меня ловил отец девчонки, ночью, еще и в ее комнате…

– Алена, у нас он. Да. Хорошо.

От этого диалога, из «трёх» слов, мои брови сползаются на переносице. Это он сейчас матери моей звонил что ли?

– Ключи от машины давай.

Дядь Степа протягивает ладонь, на которую я нехотя, но практически не колеблясь, кладу ключ.

То, что дома, как только родной папенька вернется из Токио, мне влетит, уже неоспоримый факт. Поэтому спорить сейчас, равно усугублять свое же положение. А я этого не хочу. Лучше отдать машину на ночь, чем потом попрощаться с ней на месяц, а может, и больше.

– Где были?

Громов выдвигает стул. Садится. Движения у него плавные, максимально спокойные. Он вообще по жизни с покерфейсом ходит. Запредельная уравновешенность. Это отпечаток работы или личное качество?

– Катались, – неопределенно веду плечом и сажусь напротив. – А как вы узнали, что ее нет?

– Светильник не погасила, видимо, сильно торопилась, – ухмыляется.

Да, так тупо спалиться могли, походу только мы.

Априори, не думая, возвожу этот промах в «мы». Хотя сам я и сработал чисто.

– А мама моя тогда откуда…камеры, – щелкаю пальцами.

Он отсмотрел записи до того, как я успел все стереть, и, видимо после этого, позвонил моей матери. Обрадовал среди ночи, блин. Кто же знал, что он решит шляться по дому, а не спать?

– С телефонами что?

– Мой где-то в тачке валяется. Не слышал звонков.

И реально ведь не слышал. Вечный «без звука», а если учесть, что ночка у нас получилась бодрой, было точно не до проверки входящих.

– Аринин?

– Без понятия. При мне ей никто не звонил.

Снова на моей роже промелькивает улыбка, которая прямая защитная реакция. И сейчас вот она, совершенно некстати.

– В следующий раз, за такие выкрутасы, без детородного органа останешься. Понял? Я тебе операцию без наркоза сделаю.