На пересечении миров, веков и границ

По согласованию с районным отделением милиции и в ознаменование предстоящего 90-летия со дня рождения В.И.Ленина в школе объявили набор в бригаду содействия милиции ("Бригадмил"). Вопрос в районе стоял достаточно остро: помимо того, что Усачёвка была одним из криминальных центров Москвы, в находившемся рядом с интернатом доме 9 по Большой Пироговской улице не было семьи, где хотя бы один мужчина не находился в заключении. Совместно с милиционерами наши бригадмильцы дежурили на праздниках, на выборах, контролировали соблюдение режима условно освобожденными, а также контролировали соблюдение порядка на территории школы. Всё это длилось не очень долго – Бригадмил был расформирован. Но в этой истории был один занимательный случай: однажды вечером мы с моим другом по интернату и школе, Толей Богатым, который был председателем Учкома в школе, возвращались после прогулки.

Не доходя здания интерната, мы были встречены группой подвыпивших подростков. Они предложили Толе идти дальше.

– Нет! – ответил Толя.

Тотчас он получил солидный удар и упал. Я приготовился к неравной драке. Раздался окрик и из подворотни вышел ещё один парень.

– Игорь, ты?

Девочки нашего класса с Галиной Сергеевной (вторая слева),

Ира-третья справа

Я тотчас узнал в нём капитана баскетбольной команды одной из школ с Усачевки, которую он окончил в этом году. С ним у меня не раз были конфликты на почве игры, но в целом мы были с ним в нормальных отношениях. Оказалось, один из учеников нашей школы, недовольный деятельностью Бригадмила, "заказал" Игоря Алексеева братве с Усачевки. Но, т.к. в баскетбол я играл под чужой фамилией, братва не связала меня с заказом. Заказчик, стоявший в той же подворотне, был привлечен к разборке и, когда было выяснено, что наш Бригадмил не "произволит" и не нарушает правил игры, заказ был снят, заказчик наказан, а Толе помогли очухаться, и довели нас до интерната. Нас попросили извинить и забыть об инциденте.

В школе в старших классах, помимо общеобразовательных дисциплин, у нас был факультатив: автошкола, где мы изучали правила уличного движения, строение автомобиля. На принадлежавшем школе грузовичке проходили практику вождения (после окончания школы нам выдали юношеские права), а также производственная практика на находившемся рядом текстильном комбинате "Красная Роза" имени Розы Люксембург, где я получил специальности сновальщик и ремонтник ткацких станков. И, хотя нам эта практика казалась никому не нужным занятием, по прошествии лет могу сказать: она помогала понять жизнь. Некоторые наши одноклассники, не поступавшие в институты или провалившие экзамены, после школы работали на комбинате.

В апреле 1960 года я единственный раз в жизни заработал выговор по общественной линии, полученный от Райкома за срыв мероприятия по массовому приему в комсомол в ознаменование 90-летия со дня рождения В.И.Ленина. Наше школьное бюро, вопреки общим рекомендациям, решило отказаться от массового приема, а принять 1 – 2 лучших из числа кандидатов.

В конце 9-го класса меня пригласили к одному из секретарей Фрунзенского Райкома партии. После длительной беседы на различные темы мне было сделано совершенно неожиданное предложение: оказалось, наш район имел право по направлению Райкома партии и рекомендации Райкома комсомола направить в МГИМО, который находился в нашем же районе, одного человека без экзаменов.

На следующий год предполагалось рекомендовать на это место меня, при условии, что я не стану учиться хуже и буду продолжать общественную работу. Мне было рекомендовано выбрать заинтересовавшую меня специальность, которую я мог бы получить в МГИМО, и в начале сентября вновь прийти в Райком и подать заявление о поступлении. О сделанном предложении меня попросили помалкивать. В августе 1960 года в Москве произошла административная реформа, по которой московские районы были перекроены: Фрунзенский район с внешней стороны ограничивался Садовым кольцом и МГИМО, расположенный тогда в здании у Крымского моста, остался в нем, а наша школа, находившаяся вне кольца, попала в Ленинский район. Однажды, когда я был в Райкоме комсомола, первый Секретарь попросил зайти к нему и сообщил, что, к сожалению, о предложении по поводу МГИМО по этой причине следует забыть.

Однако наши старшие товарищи просили меня подумать о перспективах получения высшего образования в одном из учреждений КГБ, при этом какие-либо консультации с кем-либо, включая родителей, которые к этому времени уже вернулись из Англии, категорически запрещались. Ответ, который весьма разочаровал моего собеседника, я дал незамедлительно – тут сказалась и определенная усталость от вечных тайн в семье, а также разочарование от провала предыдущего предложения. Кроме того, я уже дал накануне отрицательный ответ своему папе, который подъехал ко мне с предложением подумать о поступлении в институт военных переводчиков.

Предстояло самому задуматься о своем будущем. Тогда я, очень любивший математику, Ира Малова, одна из лучших учащихся в нашей школе, у которой родители к этому времени вернулись из командировки в Чехословакии, и Виталик Сахаров, наш одноклассник и однокашник по интернату, талантливый, но несколько неорганизованный, подали документы в вечернюю физико-математическую школу при Московском физико-техническом институте.

1961 г. – Выпуск 40-ой школы. 10"Б" класс

В марте 1961 года, накануне выборов в школьных комсомольских организациях, меня и секретаря ещё одной школьной организации пригласили в Райком и предложили выступить с инициативой "Комсомольцы – после школы на ударные стройки Москвы!", создав и возглавив, при этом, две соревнующиеся бригады. Нам обещали дать в помощь необходимое количество специалистов – профессиональных строителей, а после 2-3 лет нашей работы такими бригадирами – оказать содействие при поступлении в выбранные институты. Я, памятуя предыдущие предложения, незамедлительно отказался.

Студенческие годы

Вот и "школьные годы чудесные", заполненные учебой, общественной работой, спортом и туризмом, позади. Предстояло определяться.

Женька Лейбович, влюбленный в романтику природы, недолюбливающий толчею и тусовку, решил давно – в геологи! Мне эта специальность была весьма по душе, но ещё со времен экспедиции в Белоруссию я, к сожалению, знал, что у меня аллергия на москитов: утром, вылезая из палатки, я долго не мог открыть глаза на распухшем от укусов лице. Никакие репелленты не помогали! Эта специальность не для меня!

Ира собиралась поступать в МГУ на специальность математическая экономика, но гуманитарное образование – не для меня!

Наши товарищи по школе: Виталик Сахаров, Коля Козлов, Володя Самарин и Саня Сенечкин, влившийся в нашу компанию приятель из соседнего пионерского лагеря, решили идти в МВТУ им. Баумана, где у Коли его брат по матери – Лёня Бебчук, был аспирантом и членом приемной комиссии.

После некоторых раздумий я решил поступать в МФТИ (Физтех). Считалось, что вступительные экзамены там самые сложные среди технических вузов Москвы, но зато каждый сдавший без "неудов" – зачислялся, а каждый поступивший обеспечивался общежитием – институт располагался под Москвой в г. Долгопрудный (за долгое время отсутствия родителей я привык к самостоятельности). Кроме того, в МИФИ и МФТИ – экзамены в июле, а в остальных – в августе, есть возможность на резерв.

Сдаю документы. Экзамены:

– математика письменная      – отл.,

– сочинение      – хор. (Ура!),

– физика письменная      – уд.,

– математика устная: преподаватель (он преподавал в физ.-мат. школе) спрашивает, буду ли я тянуть билет, или отвечать на блиц-вопросы. -"Мне всё равно!" – "Посмотрим!"      – отл. (Преподаватель обвел оценку красным карандашом и расписался),

– физика устная      – уд.,

– английский      – отл.

Ура!!! Зная количество отсеянных из-за "неудов" и оценивая, что сдавших экзамены меньше, чем предполагался набор, по-моему, сдал.

Но… Прихожу на день объявления результатов… Меня в списках нет!!! Иду в деканат забрать документы. Меня приглашают к декану и предлагают подать заявление на зачисление кандидатом – т.е. на первом семестре мне не будет выплачиваться стипендия и предоставляться общежитие. Перевод в действительные студенты – по итогам первой сессии. Я подаю заявление, а декан предлагает 31 июля прийти с отцом на прием к ректору – генерал-майору Петрову, который и должен наложить резолюцию на мое заявление с положительным заключением декана.

Приходим с папой на аудиенцию. В приемной народу много. Вижу генерал-лейтенанта с двумя сыновьями-близнецами, которые сдавали экзамены в одной со мной группе. Оба получили по "неуду" за физику. По вызову люди входят и выходят радостные. Приняли и близняшек. Последними вызывают нас. Задают пару вопросов, декан дает рекомендацию. Ректор говорит: "Отказано – мест больше нет!"– (???) и просит папу остаться. Мы с деканом выходим, он тут же отдает мне все документы, включая академическую справку по результатам экзаменов, и рекомендует срочно на такси мчаться в другой институт, приемные комиссии в которых закрываются через 2,5 часа. Тут выходит папа и поддерживает совет декана. Я умчался, а он остался поговорить.

Сдать документы в МВТУ успел. Дома вижу зареванную маму: оказалось, ректор заявил папе, что, поскольку ВУЗ режимный, список кандидатов уже был заранее согласован в "инстанциях", а декан папе откровенно сказал, что Петров – ярый антисемит и, поскольку моя мама еврейка, никакие уговоры декана не помогли. Для папы и мамы это было началом крушения их идеалов: оба давали неоднократные подписки о секретности – папа, как действующий сотрудник ГРУ, мама – как внештатный сотрудник. Работать за границей – можно, а сыну учиться в режимном ВУЗе – нельзя.

Готовимся к поступлению в МВТУ вместе: Лёня Бебчук снабдил нас вопросами прошедших лет. Накануне первого экзамена Лёня отзывает меня в сторону и говорит: "Игорёк, тебя не примут". По просьбе Лазарева, ректора, приемная комиссия дала ему списки людей, имеющих проблемы с 5-ой графой (национальность). Я не верю. Сдаю экзамены – сочинение (хор.), английский (отл.), математика письменная (отл.),

Прихожу на устную математику. Моего экзаменационного листа нет. Бегаю, ищу. Через 4 часа находят. Захожу в аудиторию. Осталось 2 человека. Мне протягивают билет (других нет). Через 10 минут подходит преподаватель Брушлинский, из 5 вопросов – 2 отвечено, на 3-ий пометка – "графически", к двум оставшимся – ещё не приступал.

– "Неуд! Вы свободны – из 2-х отвеченных, один – неправильно, третья задача решается уравнением!"

Приезжаю к нам в штаб, где мы все вместе готовились, нахожу решения, еду в МВТУ, нахожу Брушлинского, протягиваю ему решения – первые 2 решены верно, третье трансцендентное уравнение решается графически. Говорю, что он был неправ!

– "Наглец! Мальчишка! Пошёл вон!"

Сжал кулаки, едва удержавшись, чтобы не ударить – "Мудак!" – и… ушёл. Родителям не стал ничего комментировать – просто "провалился".

Через несколько дней звонит Володя Самарин, также не поступивший: Автодорожный институт объявил дополнительный конкурс.

Приходим и предъявляем академические справки: я – из МФТИ, Володя – из МВТУ. Его направляют на досдачу одного экзамена, мне на заявлении пишут "Зачислить без экзаменов – по академической справке из МФТИ. В итоге нас обоих зачисляют на специальность "аэродромные машины".

В первые же выходные дни после поступления в институты решили нашей старой школьной компанией сходить в поход. Как всегда, заранее разбросали, кому, что брать с собой. В субботу утром, когда должны были встретиться, льет проливной дождь. Мама считает, что в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выпустит и что никто не придет. Добираюсь до платформы Покровское Стрешнево. Никого. Через 10 мин появляется Женька Лейбович. Ждем еще полчаса. Никого. Решаем провести ревизию того, что мы оба имеем с собой. Полно огурцов, помидоров, сахара, макарон, риса и хлеба (все брали из расчета на предполагавшихся 8-10 человек), чайник, пара банок бычков в томатном соусе, одна банка тушенки, одна кружка и одна ложка, 2 топора, 2 ножа и … 1 бутылка водки (взяли на всякий случай для растирания). Ни палатки, ни котелков! Решили идти: не пропадем! Доехали до Опалихи. Сократив предполагаемый маршрут, прошли около 5 км и остановились в сосновом лесу у маленького ручейка. Сколотили шалаш, даже больше двунакатный навес, под который также и набрали хворосту. Разожгли костер, высушили одежду, вскипятили кипяток, растерли друг друга небольшим количеством водки и забрались под навес. Из огурцов сделали рюмки, в которые разлили немного водки, закусив теми же "рюмками". До вечера воскресенья мы расслаблялись: воспоминания о нашей жизни, планы на будущее, пересказы друг другу прочитанных книг и т.д. – как же хорошо было это время! Никогда ни до и ни после этого похода у нас с Женькой не было столько времени на душевный искренний разговор.

В то время, по решению Хрущева, все студенты, поступившие в ВУЗы на очные отделения по окончанию школы, должны были на первом курсе учиться и работать в две смены. Из предложенных мест я выбрал работу на Павшинском (г.Красногорск) механическом заводе. После утренних занятий к 16.00 я мчался на завод, в 0.15 последним автобусом уезжал с завода и к часу ночи приезжал домой. Утром к 9.00 – опять на занятия. На следующей неделе – с 6.00 до 16.00 на заводе, а с 18.00 до 23.00 – в институте. И так 5 дней в неделю, только по субботам – утренние занятия без завода. Получив специальность токаря, я работал на большом станке с диаметром планшайбы в 1 метр, где торцовка чугунных конвейерных тележек весом около 80 кг длилась более 30 минут. Устанавливали эти заготовки вручную, т.к. один талерный кран, приходящийся на 5 или 6 рядом стоящих станков, не позволял пользоваться им всем токарям. Установка и центровка заготовок занимала тоже до 10 минут. Рядом стояли простаивающие токарно-револьверные и сверлильные станки, для которых не хватало персонала. Тогда я стал брать дополнительно заказы и на эти станки, где изготовлял втулки. После того, как я стал работать стразу на трех станках, в первый же месяц я заработал более 500 рублей (столько много я не зарабатывал ещё в течение 25 лет), чем вызвал неудовольствие кадровых рабочих в цехе, опытнейшие из которых зарабатывали не более 350-400 рублей. Начальник цеха и нормировщики нашли способ ввести "поправочные" коэффициенты за параллельную работу на нескольких станках – моя зарплата не стала превышать 250-300 рублей, в то время, как при работе на одном станке она не превышала 150-200.

Во время работы на заводе я впервые решил бросить курить, т.к. после начала обработки детали все садились и начинали курить – в итоге выкуривали очень по многу. После моего решения мы поспорили с другими рабочими, что в течение месяца я не выкурю ни одной сигареты. Поспорили на ящик водки! Тогда все рабочие в цехе стали приходить курить к моим станкам и, заодно, предлагать выкурить с ними. В итоге я выиграл спор, партнеры купили водки и закуски и мы всем цехом пошли "отмечать" завершение спора на берег протекающей по соседству Москвы-реки. Когда водка кончилась и некоторые улеглись на солнышке отдыхать (кое-кто и до утра) я с удовольствием … закурил.

Хотя практику совмещения учебы и работы в дальнейшем раскритиковали и отменили, могу сказать, что для будущего инженера производственная практика была значительным подспорьем в знании технологии производства, умении читать чертежи.

По МАДИ мне запомнился лектор по химии – профессор Никитин. Полный, лысый, обладающий высоким чувством юмора (как он сам говорил, переболевший менингитом, после которого люди либо умирают, либо остаются дураками), он умел самые сложные понятия донести до аудитории самым понятным способом:

– "Что такое расщепление атома? Этот физико-химический термин вы будете встречать часто. Возьмём в качестве примера нашу красавицу Наташу Эйдлен. Наташенька встаньте, чтобы все могли Вами полюбоваться. Если Вас переедет трамвай, это не будет расщепление – это простое физическое разделение. А вот если Ваш молодой человек сделает Вам наследника, кстати, если у Вас нет молодого человека, скажите мне – я Вам помогу, то вот это будет классическое расщепление – образование нового вида материи. Теперь не перепутаете разделение и расщепление? Наташенька, садитесь."

Обе сессии в МАДИ я сдал на отлично. Поскольку большинство студентов на нашем потоке, образованном по дополнительному набору, не ставило себе особой цели учиться ( Главное – весело провести студенческие годы), я решил перевестись в МВТУ, где к тому времени был уволен ректор Лазарев и спала волна официального антисемитизма. Посоветовавшись с Лёней Бебчуком, я подал заявление на Кострукторско-механический факультет на специальность "автоматические установки" (К-1), не указав национальности родителей. Уже через неделю мне сообщили, что я принят. Но оказалось, что МАДИ не хочет меня отпускать: "отличники и нам нужны". Пришлось идти на прием к ректору и поговорить с ним начистоту, без обиняков. Оказалось, что Правда позволяет решать многие сложные вопросы.

Таким образом, оказалось, что в августе вся наша компания, за исключением Жени Лейбовича, уезжавшего на геологическую практику, может быть свободна. Поскольку Ира планировала в августе съездить к одной своей подруге в Херсон, мы решили съездить на оз. Селигер чисто мужской компанией: Лёня Бебчук – командир, его брат Коля Козлов, Виталик Сахаров, Вовка Самарин, наш интернатский однокашник Гера Пугачев, Саня Сенечкин и я. Загрузившись, "по-мужски", выпивкой и продуктами, получив на турбазе "Селигер" 2 шлюпки мы на веслах дошли до озера Долгое и сделали там себе базу: в высоком берегу вырубили ступеньки до стоявшего на самом верху большого пня, обложили их ветками для прочности, пень обтесали в духе острова Пасхи, установив под вырубленную морду консервную банку с зажженной смолой, сложили шалаш для припасов и защитную стенку от ветра для костра. Подвесили на дереве противень, в который дежурный должен был бить вечером каждый час, а днем каждые 3 часа. Оставляя по очереди дежурного, мы выходили на шлюпках осматривать озеро, а также устраивать гонки. Хоть мы и забрались на достаточно высокий ветреный берег, тем не менее, мы не смогли сбежать от комаров. Поэтому я, страдающий от москитов, уже со второй ночи с кем-нибудь из нашей семерки уходил на шлюпке, набитой скошенной травой, ночевать на середину Селигера.

Среди отдыхающих своей базой, гонками и, особенно, своим меню (мы жарили и тушили овощи, пекли блинчики и т.д.) мы заработали кличку – "великолепная семерка". И вот, заработав известность, мы получили предложение от повара пансионата "Сокол" принять на ужин вместе с ним 5-6 человек отдыхающих женщин, которые не верили в возможность готовки блинов на костре. За ужин нам предложили 2 бутылки коньяка, но при условии, что еда будет съедобной. Думаю, экскурсанты получили удовольствие (мы то, точно – да!): в сумерках под звуки гонга моторная лодка с гостями подошла к нашей лестнице, они по ступенькам поднялись к нашему подсвеченному "божеству". Пока экскурсанты, под водительством Лёни, осматривали обустройство быта, началась готовка мужского ужина. Над костром двое раскачивали противень (для равномерности разогрева), один поддерживал огонь, один смазывал противень маслом с помощью луковицы, нанизанной на длинную палку, я размазывал заранее приготовленное тесто по противню и вместе с дежурным по конфитюру переворачивал блины, а командир снимал пробу, раздавал блины гостям и выполнял представительские функции: вместе с поваром потреблял "заначку" последнего. Так что, когда гости с песнями покинули нас, поддерживая под руки повара, Лёня отказался от заработанного коньяка в нашу пользу.

Как мы не старались всё распланировать, но на последние сутки у нас остался только сахар и деньги только на обратную дорогу. Тогда, сдавая шлюпки, мы предложили сыграть в волейбол "сахар – против чая с хлебом" со сборной турбазы (а на базе было около 100 человек, включая одну девушку – кандидата в мастера). Несмотря на отчаянную "болезнь" персонала и отдыхающих, игра (вначале – против чая с хлебом, потом сахар – на масло, а потом всё – на всё) закончилась в столовой, где нас накормили полным ужином, включая пиво, проспоренное болельщиками, а проигравшим игрокам мы тайком вынесли по бутерброду.

Отдых был супер – дождей за все 10 дней не было.

Бауманка. Становление.

Наступило 1 сентября 1962 года. Я впервые иду на занятия в МВТУ им. Баумана в свою новую группу К1 – 33(специальность – третий семестр, третья группа). Если первые 2 группы на нашей специальности были из ребят, имевших производственный, а то и армейский опыт, то наша группа в абсолютном большинстве состояла из ребят, поступивших в институт сразу после школы. Знакомлюсь с одноКашниками. Среди них ещё несколько человек, пришедших в группу из других ВУЗов и после академических отпусков. Первое занятие – семинар по математике. Приходит преподаватель – …! Брушлинский! Тот, что завалил меня на вступительном! Стараюсь быть незаметным. Оказалось, что в подобной ситуации была ещё одна студентка из нашей группы – Лида Киршина.

Группа была очень сплоченная – сказалась и совместная производственная практика (по Хрущевской системе) в кузнечнопрессовом цехе ЗИЛ`а, а также потеря одной из сокурсниц по причине несчастной любви (на нашей специальности осталось всего 5 девушек, и все – только в нашей группе), что, при всей свойственной молодости разухабистости, породило чувство бережной заботливости не только к нашим подругам, но и друг к другу.

Год был сложен для меня: приходилось наверстывать по тем предметам, где программа обучения в МАДИ отставала от программы МВТУ, в частности по физике. Но здесь мне помогла некоторая наглость: в середине 3-го семестра я заявил преподавателю черчения, что всё это я уже проходил в МАДИ. Ответ был прост: – Иди к Арустамову!

Заведующий кафедрой черчения и начертательной геометрии Христофор Артемьевич Арустамов был неоспоримым авторитетом в своей области среди всех московских преподавателей. Его боялись все студенты. Но мне отступать было некуда и я записался к нему на прием. С апломбом я заявил, что все эти элементарные задачи, в том числе и по начерталке, мы решали ещё в школе, а также уже проходили в МАДИ. Христофор Артемьевич выслушал мою юношескую запальчивую речь, улыбнулся и предложил:

– Раз так, будем считать нашу беседу досрочной сдачей зачетов за 3-ий и 4-ый семестры. Сдашь – прекрасно. Не сдашь – все последующие задания, чертежи и зачеты будешь сдавать мне лично.

Я согласился и, где-то через 2 часа очень вежливой и доброжелательной беседы и прогона по всей программе, мне был проставлен "зачет" по обоим семестрам.

Ура! Теперь, вместо того, чтобы чертить по ночам, и ходить вечно не выспавшимся, я мог больше времени уделять Ирине, с которой у меня начали складываться отношения.

В группе, несмотря на всё моё расхваливание Арустамова, никто не захотел испытывать судьбу.

В начале второго курса родители вновь выехали в командировку за границу. На сей раз в ФРГ, где папа был назначен советником Посла по науке и технике. Михаила на сей раз оставили в интернате. Поскольку наш с Ирой интернат МВТ был переведен за город – в Красноармейск, Мишу определили в интернат Министерства обороны, который был недалеко от стадиона "Динамо". По выходным брат приезжал ко мне, и я его "откармливал" домашним и вкусненьким.

Этот год принес нам всем ещё одно неожиданное испытание. Перед новым годом на военной кафедре нам объявили, что все мужчины специальностей, по которым Министерство обороны доплачивает стипендию (нам платили на втором курсе по 45 руб., вместо 29 руб. – в остальных ВУЗах) должны уже завтра пройти в военкомате усиленную медицинскую комиссию, и, признанные годными, после сдачи сессии подлежат переводу, без потери курса, в высшее военное училище подводного флота в городе Симферополь. Тут же все стоящие в строю в очках были вычеркнуты из списка. Дело в том, что Хрущев, уверовавший в силу ракетных войск, в 1960-61 г.г. сократил набор в авиационные и морские военные училища, и офицеров стало не хватать.

Катастрофа! Что делать? После долгих консультаций решили к завтрашнему дню поднять давление – "надраться". Собрались в общежитие. Под похоронное настроение стали потреблять водяру. Ничего не берет! Тогда Виталька Кравцов, у которого отец был каким-то большим человеком в Алма-Ате, сказал, что у него есть плитка гашиша, который тоже должен поднимать давление. Но как его потребляют? Решили сосать – противно. Разводить в водке – в горло не идет. Измельчили, размешали с табаком, закурили самокрутки – выворачивает наизнанку. Плюнули на гашиш и на остатки денег накупили ещё водки. Вечером, как и обещал, явился к Ире. Увидев меня, "подготовленного к медкомиссии", Ира с мамой, несмотря на холод, выпихнули меня на балкон – трезветь.