Полная версия
Одноклассницы
Дикий Носок
Одноклассницы
Глава 1. Школа. Ненависть.
События происходят сами собой, никого не спрашивая.
Они нанизываются, словно бусины на нитку, бегут дружной цепочкой железнодорожных вагонов, раскручиваются красной ковровой дорожкой. Радостные и печальные, забавные и скучные, внезапные и долгожданные, значительные и несущественные, – они порой переворачивают нашу жизнь с ног на голову.
Некоторые события важнее, чем другие. Такие часто зовут судьбоносными. Обычно к ним причисляют поступление в институт, вступление в брак, рождение детей. Но порой судьбоносной может стать любая мелочь, про которую и плохого не подумаешь.
Отец вел Марину записывать в новую школу. Школ было две. Они стояли стена к стене и были одинаковыми, точно близнецы-братья. Дойдя до развилки, отец нерешительно остановился. Асфальтовая дорожка, забиравшая направо, вела к одной школе, прямая дорога – к другой. По правой дорожке в обрамлении мокрых кустов катила темно-зеленая коляска. Ее толкала усталая, полная, молодая женщина. Отец, собиравшийся было уже ступить на нее, подумал, что разойтись с коляской, не нырнув в мокрые кусты, не удастся и пошел прямо. Марина поплелась за ним. Не окажись темно-зеленая коляска в том месте и в то время жизнь Марины, возможно, сложилась бы совсем по-другому. Но все случилось, как случилось.
Марина. 3-й класс.
«Ребята, знакомьтесь. Это Сорокина Марина. Она будет учиться в нашем классе. Надеюсь, Вы подружитесь,» – с этими словами новая учительница – старая, усатая, с дивно кривыми зубами, такими, что, когда она говорила, не смотреть ей зачарованно в рот было попросту невозможно, оставила ее стоять в кабинете у доски и вышла прочь.
Новые одноклассники с любопытством разглядывали новенькую. Марина испуганно молчала. С первого взгляда ребята показались ей такими злыми, что слезы уже почти навернулись на глаза. Но тут со всех сторон понеслось:
«Привет! А ты откуда приехала?»
«Тебя как зовут: Оля или Наташа?»
«Ты тупой? Раиса Михайловна сказала, что ее зовут Марина.»
«А ты «Тимура и его команду» читала?»
«Четкие у тебя косы. Сколько ты их отпускала? А у меня длиннее.»
«Садись со мной. Все равно Ясинская болеет.»
«Почему с тобой? Ясинская в понедельник уже придет. Пусть с Машковым садится на последнюю парту.»
«Он – дурак,» – безапелляционно заявила девочка с задорным тугим хвостиком и высокомерно задранным носом. – «Я попрошу Раису Михайловну посадить ее со мной и возьму над новенькой шефство. А ты, Свищева, пересядь к Машкову.»
Так у Марины появилась первая подруга в новом классе – Бодрова Оля.
«Итак, 3 «Г», познакомились с новенькой?» – спросила вернувшаяся Раиса Михайловна. – «Кстати, Марина – отличница.»
Марина. 5-й класс.
В пятом классе мальчишки превратились в неуправляемую стаю диких обезьян. Хватать девчонок за грудь стало их любимым развлечением. Не повезло больше всего разумеется тем, у кого она уже росла и двумя предательскими холмиками натягивала ткань форменного коричневого платья. Марина была в их числе.
Нападения происходили молниеносно. Идя навстречу, мальчишки нарочито загораживали дорогу, молниеносно проводили рукой по груди и как ни в чем не бывало шли дальше. Марина от этих мерзких выходок впадала в ступор, краснела и переставала соображать. Хотелось убежать и спрятаться от всех. Но ведь уроки пропускать нельзя. И тогда Марина завела привычку передвигаться по школе, сложив руки на груди и засунув ладони подмышки. Проводить в этой позе каждую перемену было утомительно, зато безопасно.
Еще одним популярным мальчишеским развлечением было выяснять, кто из девчонок уже носит лифчик, а кто еще нет. Это было не так унизительно, как хватание за грудь, но Марину все равно передергивало от гадливости. Мальчишки просто подбегали сзади и проводили рукой по спине. Если натыкались на бюстгальтер, то оттягивали лямку и щелкали ей по спине. Бывали случаи, что лифчики даже расстегивались. А может мальчишки к этому и стремились? Девчонкам ничего не оставалось, как обзывать их придурками.
Но больше всего Марину пугали попытки задрать юбку. Противостоять этому безобразию было очень сложно, юбку не прикроешь скрещенными на груди руками. И почему девочкам нельзя ходить в школу в брюках?
Марина. 5-й класс.
Марина все время боялась что-то упустить из виду, забыть, не успеть, плохо подготовиться. Жизнь состояла из постоянных цейтнотов. Как известно: кто везет, на том и везут. Обязанностей у нее было выше крыши: председатель Совета отряда, член редколлегии, проводит еженедельную политинформацию, готовит тематические классные часы к праздникам. Но нравилась ей только одна должность – барабанщицы. Только этому занятию она предавалась с удовольствием. Когда на всевозможных линейках выносили знамя Совета дружины Марина выбивала дробь и торжественные марши:
Бей барабанщик,
Бей барабанщик,
Бей барабанщик,
Раз, два, три.
Весь прочий ворох обязанностей тянула точно ослик – добросовестно и понуро. Все школьные мероприятия, как правило, были такой тухлой обязаловкой, что скулы сводило от скуки. Народ обычно тайком зевал и тоскливо смотрел в окно. Ну кому, скажите, интересно выслушивать официальные биографии пионеров-героев? Вот, например, Павлик Морозов, чье имя носил их отряд. Подвиг его состоял в том, что он выдал красноармейцам родителей-кулаков. Уже тогда, в школе, Марину терзали смутные сомнения, что подвиг этот скорее просто стукачество, к которому любой нормальный человек испытывает презрение и отвращение. Разве можно закладывать родителей? Они же родители. Если их раскулачат и сошлют в Сибирь, то куда денется сам Павлик? В детский дом? Надо быть круглым идиотом, чтобы своими руками отправить себя в детский дом. Но сомневаться было не велено. Герой так герой. Оттарабанила перед классом заученный текст и забыла, как и все прочие.
Среди всей школьной тягомотины, вроде сбора макулатуры и смотра строя и песни, было одно действительно интересное мероприятие – «Зарница». Проводили ее в самом конце учебного года – в мае. Участвовали пятые и шестые классы. Марина предвкушала веселую беготню по окрестным дворам и оврагам в поисках вражеского знамени. Тактику и стратегию ребята взахлеб обсуждали на переменах. Марина и не помнила, когда так волновалась последний раз, вскочив в день игры спозаранку, на полтора часа обогнав будильник. И не она одна. На школьном дворе уже бурлила возбужденная толпа. Даже новый классный руководитель – Галина Викторовна улыбалась, глядя на подопечных.
«Строимся на улице,» – скомандовала она. «Редколлегия, а вы куда?» – тормознула Галина Викторовна Марину. – «Вы должны к концу игры выпустить стенгазету. Сдадите в пионерскую комнату. Во вам ключ от кабинета, идите.»
Разочарованная донельзя Марина взяла ключ и совершенно убитая, в компании еще двух невезучих поплелась в школу рисовать газету. Надо ли говорить, что в следующем году «Зарницы» Марина тоже не увидела?
Марина
. 6-й класс.
Марине было двенадцать, когда родители развелись. Видимо она была не слишком наблюдательным ребенком, поэтому случившееся было для нее полной неожиданностью.
Они с отцом сидели в комнате и тот, мямля, пытался объяснить ей, почему теперь будет жить отдельно. Испуганная происходящим, притихшая Марина сжалась в комочек в кресле. Брат от выслушивания объяснений был освобожден по малолетству. Периодически дверь в комнату распахивалась, со всей силы шваркая о стену, так что дверная ручка обдирала розовые, в цветочек обои, и влетала разъяренная мать.
«Правду, правду говори! Чего стесняешься? И про проститутку свою расскажи. Ну давай, не стесняйся! Кобель поганый! Полжизни на него потратила! Три аборта от него сделала! Из грязи вытащила! Человеком сделала! Кашки его гребаные гастритные варила! Тварь неблагодарная!»
Каждый раз, когда дверь громыхала об стену, Марина дергалась, будто от удара током. Страшно было и то, что именно мать говорила, и то, как сильно она кричала. Мать была отвратительна в своей отчаянной истерике. Хотелось зажать уши и завизжать самой, чтобы всего этого не слышать.
«Машину еще захотел? Хрен тебе, а не машину. Уйдешь голым и босым, как пришел. Посмотрим тогда, нужен ли ты будешь этой прошмандовке. Я твоей лахудре все патлы повыдираю, Будет знать, как на чужое рот разевать.»
От одного материного захода до другого отец с трудом успевал собраться с мыслями. Потом совсем стушевался и замолчал. Марине было его жаль. В какой-то момент она сорвалась и заверещала на мать: «Прекрати, перестань, хватит орать. Ты психованная! Я с тобой не останусь. Я с папой жить буду.»
В ответ мать разразилась истеричным смехом: «Да нужна ты ему, как собаке пятая нога! Ой, насмешила! С отцом она жить будет! Спроси, спроси папашу-то, нужна ты ему?» Тон у матери был торжествующим. Она сложила руки на груди и застыла в дверях с победной гримасой на лице. Замолчала, наконец, выжидая, словно хищник, как будет выкручиваться отец.
«Ты психованная. Я с папой жить буду,» – упрямо заявила Марина.
«Марин, ну ты это. Давай не будем горячку пороть. Я пока и сам не знаю, где буду жить. Вот потом, как устроюсь, может быть,» – лепетал отец. По тому, как взгляд его при этом елозил по полу, не поднимаясь, Марина отчетливо поняла, что это потом не наступит никогда. И мать, как это ни чудовищно, права. Марина вскочила и убежала на улицу.
Отец исчез и больше не появлялся. Даже в дни рождения ее и брата. Пару раз мать заставляла Марину ходить к отцу за деньгами и подарками на дни рождения. Но Марине все это было так гадко и неприятно, что она всеми силами отбрехивалась. Брат, которому во время развода было два года, отца и вовсе не помнил, как будто того и не было.
И ведь он не умер, не переехал во Владивосток, не улетел на ПМЖ за границу. Жил в том же городе, работал. А Марину с братом просто вычеркнул из жизни, будто их и не существовало. Будто они какие-то неправильные, плохие, ущербные, не такие, какими должны быть нормальные дети – те, которых любят и о которых заботятся. Словно он их стыдится. Этого Марина долго понять и принять не могла, пока мать, жестко и прямолинейно, в своем духе не объяснила: «Все мужики – козлы. И твой папаша тоже.»
Марина
. 6-й класс.
В школьную библиотеку Марина не ходила. Никогда. Ей было стыдно.
Предыстория была такова. Однажды Наташка Гусева притащила в школу «Пионерскую правду». Марина тоже ее выписывала, чтобы проводить еженедельные политинформации. Номер был свежий, сегодняшний и на последней странице красовалась фотография группы «Ласковый май». Небольшая, черно-белая. Это было совершенно невероятно, как если бы в «Правде» напечатали фотографию инопланетянина. В газетах никогда не печатали ничего по-настоящему важного и интересного. Девчонки, обмирая от восторга, все шесть уроков рассматривали это чудо и завидовали Гусевой. Едва дождавшись конца уроков, Марина понеслась домой. Газеты в почтовом ящике не было. Сгорая от нетерпения, она бегала к почтовым ящикам каждые полчаса до позднего вечера. «Пионерку» так и не принесли. Утром ее тоже не оказалось. Марина была в отчаянии. Она поплелась в школу. Там счастливые обладательницы заветного экземпляра «Пионерской правды» без умолку хвастались друг другу.
«Может сегодня принесут. Просто на почте затерялась. Сегодня найдут и доставят,» – попыталась утешить Марину Оксана Смирнова.
«Не принесут,» – жестко заявила Бодрова Ольга. – «Всем вчера принесли. Наверное, спер кто-то. У тебя же в подъезде многодетные цыгане живут? Вряд ли они газеты выписывают. Они и сперли.»
Объяснение было логичным, но легче от того не стало.
«Пошли и тоже у кого-нибудь сопрем,» – взяла над неудачницей шефство Бодрова.
На дело пошли большой компанией после уроков. Но обыск почтовых ящиков сначала в Маринином доме, потом в тех, где жили ближайшие подружки, ничего не дал. «Пионерки» нигде не оказалось. То ли никто не выписывал, то ли бдительные граждане все как один опустошали почтовые ящики ежедневно.
«Я придумала,» – возбужденно заявила на следующее утро несчастной Марине Ольга. –«Знаешь, кто еще выписывает «Пионерку» и где она точно есть? В школьной библиотеке!»
Идея была потрясающей. На первой же переменке девчонки табунком сгоняли в библиотеку и убедились, что газета там и правда есть, и фотография оказалась на месте.
«Господи, да что же Вы всей школой бегаете на нее смотреть,» – ворчала библиотекарша.
«Вот, держи,» – сунула Ольга Марине в руку маникюрные ножницы. – «Я из дома взяла. После уроков пойдем в библиотеку, вырежешь фотку. Тырить всю газету опасно, сразу заметят. Да не ссы, я с тобой пойду, отвлеку библиотекаршу.»
У Марины сердце колотилось так, что она слышала только его удары и ничего более вокруг. Ничего столь противозаконного она не совершала никогда. Страх быть пойманной, стыд и совесть боролись с желанием обладать заветной фотографией. Желание победило.
Первой в библиотеку сунулась Бодрова: «Здрасьте, посмотрите пожалуйста, какие за мной книги числятся. А то я столько всего понабрала, что уже и забыла.» Кроме нее в библиотеке оказалось несколько старшеклассников, все как один требовавшие «Герой нашего времени» М.Ю.Лермонтова. Библиотекарша, положив рядом с собой стопку одинаковых книг, быстро заполняла формуляры. Старшеклассники толпились вокруг стола. Это было кстати.
Кража прошла на ура. Девчонки выскочили из библиотеки практически одновременно и рванули на классный час. В ранце у Марины, среди страниц дневника, лежала заветная фотография.
Гром грянул через двадцать минут. Сначала в класс вошла злобная библиотекарша, пошепталась с Галиной Викторовной. Потом та поманила пальцем Марину, и все вместе вышли из класса. Недавнее ликование у нее в душе сменилось ужасом перед неизбежной расплатой за преступление. На ватных ногах Марина вышла в коридор.
«Эта девица,» – ткнула в неё пальцем библиотекарша. – «Только что порезала газету в библиотеке. Выдрала фотографию. Днем заходила посмотреть, а после уроков украла, мерзавка. Думаю, если мы заглянем в ее портфель, то там и найдем.» Проницательная тетка знала все, будто видела своими глазами.
Классуха, не говоря ни слова, подозрительно смотрела на Марину. Потом открыла дверь и первой вошла в кабинет. Она взяла Маринин ранец, положила на первую парту и, поглядывая на Марину, сама стала вынимать из него один учебник за другим, перетрясывая содержимое. Фотографии не было. Нигде не было. Даже в дневнике. Марина ничего не понимала. Библиотекарша тоже. Потеряв терпение, она сама принялась рыться в Марининых пожитках. Потом раздраженно поджала губы и молча ушла. Класс, затаив дыхание и тоже ничего не понимая, наблюдал за происходящим. Очевидно, случилось явно что-то из ряда вон выходящее. Марина собрала вещи и села на место. Она была ни жива, ни мертва. И припомнить не могла, как пережила классный час до конца.
В раздевалке Бодрова дружески толкнула ее в бок: «Зассала? Выйдем на улицу, отдам.»
«Так это ты взяла фотографию у меня из рюкзака?»
«Конечно я. Как только увидела эту мымру библиотечную, так поняла, что тебя надо спасать.»
«Ну ты даешь!» – искренне восхитилась Марина. У нее была лучшая подружка на свете. И фотография «Ласкового мая» теперь тоже была.
Правда появиться в школьной библиотеке Марина больше не могла. Совесть не позволяла. Если на дом задавали доклад, идти приходилось в районную.
Марина. 7-й класс.
«Сорока, если бы я знала, что ты будешь так круто выглядеть, то пошла бы с тобой,» – резюмировала Бодрова, разглядывая подругу.
На Марине была узкая, короткая, красная юбка, одолженная Гусевой, мамины осенние ботильоны на каблуке (размер почти подошел, нога совсем немного болталась) и колготки в сеточку. Волосы были распущены. Одежду, чтобы выглядеть старше и взрослее, собирали с миру по нитке. Макияж всей компании сделала старшая Ольгина сестра. Задача предстояла не из легких – преобразиться из 14-ти летних малолеток в 16-ти летних девиц.
На «Маленькую Веру» пускали с 16-ти. Но паспорта в кинотеатрах не спрашивали, а значит был шанс просочиться. Просачиваться предполагали парами: Бодрова – Гусева, Сорокина – Свищева. Марина и сама пребывала в легком шоке, глядя на себя в зеркало. С килограммом «Ленинградской» туши на ресницах, из-за которой они, казалось, с трудом поднимались, кроваво-красной помадой на губах (одинаковой у всех) и густым слоем тонального крема на прыщах она выглядела взрослой и донельзя хорошенькой. Значит если ее лицо раскрасить поярче, она может быть вот такой – роскошной, вызывающей, притягивающей взгляды?
Выйти такой на улицу, на всеобщее обозрение, было страшно. Похоже подружки чувствовали тоже самое, потому жались друг к дружке с самоуверенными и независимыми лицами.
«Разделимся,» – скомандовала Бодрова, когда они вышли из троллейбуса. Билеты и одной паре, и второй продали без проблем. Оставалось пройти контроль перед входом в зрительный зал. Старшая Ольгина сестра, ставившая на то, что малолеток погонят из кинотеатра поганой метлой, прогадала. Фильм они посмотрели.
На «Маленькую Веру» уже сходила половина класса. И говорили о фильме все без исключения с придыханием. Там, мол, такое, такое! Ну это самое прямо вот так, как будто так и надо, показано. Будто это что-то совершенно обычное, вроде танцев или спортивных соревнований, а не сами знаете что. Поверить в такое, что это самое показывают в кино, несмотря на заверения очевидцев, было невозможно. Надо было проверить самим. Подружки сгорали от нетерпения, предвкушая.
Из кинотеатра девчонки вывалились притихшие, ошарашенные увиденным настолько, что стеснялись обсуждать фильм даже друг с дружкой. Молча протряслись в набитом троллейбусе обратно и разошлись по домам. Зато в понедельник в школе влились в ряды тех, кто мог гордо задрать нос. «Маленькая Вера»? Конечно ходили. Да так, ничего особенного. Разок глянуть можно.
После этого памятного похода в кино Марина стала подкрашивать глаза и губы, таская косметику у матери. В школу не красилась, конечно. Ни-ни. Только по вечерам на прогулку с подружками. Заветной мечтой стали туфли на каблуке. Ну хоть на маленьком, а лучше на большом.
Марина. 8-й класс.
«Ой, Марина, дорогая,
Я тебе советую:
Ты свои кривые ноги
Оберни газетою,» – язвительно пропела Наташка Гусева при ее приближении. Запас оскорбительных частушек у нее был неистощим. Может она их специально сочиняет и записывает, чтобы не забыть? Дразнила она не только Марину, но ее почему-то особенно зло.
Делая вид, что не обращает внимания на гадкую частушку, Марина шла по длинному школьному коридору. Как на грех, тот был совершенно пуст. Укрыться за чужими спинами было невозможно. Кроме нее и сидевшей на подоконнике в самом конце коридора напротив кабинета истории компании там никого не было. Вся компашка дружно уставилась на Марину и следила за каждым ее шагом. Подобные ситуации, когда все на нее пялились, она ненавидела больше всего на свете. Внешняя невозмутимость давалась ей тяжело.
Марина дошагала до подоконника, шлепнула на него сумку с плеча, выудила оттуда учебник истории и, не обращая ни на кого внимания, стала читать заданный к сегодняшнему уроку параграф. По истории у нее были всего две оценки, причем разные. Шанс, что сегодня спросят, был велик. Гусева хмыкнула.
«Сорока, ты таблицу по истории сделала? Дай списать,» – потребовала Бодрова.
Марина молча достала из сумки тетрадь по истории и протянула Ольге. Та открыла ее и пробежала глазами по таблице. Остальные в почтительном молчании стояли рядом.
«А пятый пункт ты откуда взяла?» – возмутилась Бодрова.
«Из параграфа,» – коротко ответила Марина.
«Там такого нет,» – в своей обычной, безапелляционной манере заявила Ольга, не возвращая, тем не менее, тетрадь назад. Вот ведь зараза! Наверняка и сама сделала таблицу. Зачем у нее спрашивает? Сравнить? И ткнуть носом в ошибки, как обоссанного щенка в лужу, если найдет?
«Есть. В последнем пункте. Про искусство и культуру.»
«Врешь. Покажи.»
Марина перевернула страницу, нашла глазами нужный абзац и ткнула в него пальцем. Вся компания сгрудилась вокруг нее, заглядывая в учебник, потом дружно полезла в сумку за ручками и тетрадями. Исправлять и дополнять таблицу. Никто, даже ехидная Наташка Гусева, и мысли не допустил, чтобы попенять Бодровой на неполную таблицу, списанную у нее чуть ранее. Ситуация была не нова. И симпатий Марине со стороны Ольги не добавляла. А остальные делали как она. Плохо быть умной. Хорошо, что она не по всем предметам такая. Математика и физика точно не ее стихия.
К тому времени, когда Бодрова, Гусева, Рудова Наташка и Свищева Сашка списали таблицу, коридор наводнился школьниками. А Марина успела дочитать параграф. Память у нее была хорошая. К тому же она читала параграф и вчера вечером. Если спросят, выкрутится.
Вторым и третьим уроками была физкультура. Зимой, в третьей четверти, уроки всегда были спаренными и проводились на лыжах.
Физкультуру Марина ненавидела люто. Ни быстро бегать, ни далеко прыгать, ни перемахнуть через коня, ни забраться по канату, ни, разумеется, кататься на лыжах она не умела. Вроде и толстушкой не была, но, как однажды презрительно выразилась тогдашняя физручка, глядя на ее напрасные потуги сделать «березку»: «Видно ничего тебе не дано.» Уроки физкультуры – мука мученическая, а уж на лыжах и подавно. На прошлой неделе она эту пытку заколола, соврав учителю, что «ей нельзя» (кодовое название для месячных). Сегодня придется идти.
Чтобы не таскать постоянно лыжи из дома, классный руководитель выгородила закуток в углу своего кабинета, где весь класс оставлял лыжи. Переодевшись, школьники шли в ближайший овраг циклопических размеров, по периметру которого школьные учителя физкультуры ежегодно прокладывали лыжню. Школа находилась на окраине спального района. Огромный овраг как раз отделял крайние многоэтажки от железнодорожной ветки, обсаженной лесополосой. Учителя с косогора имели прекрасный обзор за пыхтящими спортсменами. Не схалтуришь. Задача на урок обычно составляла 3-5 кругов по дну оврага. Счастливчики, владеющие коньковым ходом, шустро мчались вперед, остальные гуськом телепались в хвосте все больше и больше отставая. Марина плелась предпоследней, позади только Сашка Свищева. К тому моменту, когда она красная, взмокшая, растрепанная вылезла наверх из оврага, чемпионы уже заносили лыжи в кабинет классного руководителя.
До спортзала Марина добралась уже после звонка с урока. Надо было поторапливаться. Времени на то, чтобы переодеться, привести себя в порядок и отнесли лыжи оставалось впритык. В спортзале кучковалась, громко гогоча, компания пацанов-одноклассников.
«Какие люди!» – тут же перегородил ей дорогу Машков.
Марина ткнулась туда-сюда. Но ржущие пацаны обступили ее кругом, прижимая к выкрашенной в тухло-зеленый цвет стене спортзала. Бузалёв, Мамедов, Шматков и Машков – все двоечники и придурки как на подбор.
Марина выставила вперед распадающуюся на части охапку лыж и лыжных палок на манер тарана. Однако Машков тут же ухватился за них и с силой дернул на себя. Марина полетела вслед и едва не упала, уткнувшись Машкову в грудь. То словно этого и ждал, схватил ее, подставил подножку и под дружное мальчишеское ржание повалил на пол вместе с лыжами. Теперь то Марина и сама выпустила их из рук, пытаясь вырваться. Машков же уселся на нее сверху и плотно сжал ее бедра коленями. Это называлось «зажать». На шум и улюлюканье из своего учительского закутка показался наконец физрук. Пацанов из спортзала как ветром сдуло. Хохот разнесся по гулким школьным коридорам.
«Придурки!» – зло бросила им вслед Марина.
«Сорокина, иди переодевайся. Следующий урок скоро начнется,» – пробурчал физрук и вновь скрылся за дверью.
Марина, красная как рак уже не только от занятий спортом на свежем воздухе, юркнула в раздевалку. Чертовы придурки! Они что все по очереди решили ее зажать? У Мамедова это получилось три месяца назад. Подкараулил одну в подъезде, козел. С тех пор она была настороже, стараясь нигде не оказываться с пацанами наедине. И когда увидела в своем подъезде Бузолёвскую рожу, опрометью выскочила на улицу. А потом торчала у подъезда, дожидаясь кого-нибудь из соседей. Теперь снова будут подначивать и дразнить: «Сорока – проститутка».
Впервые так называемое «зажимание» Марина увидела прошлой зимой. Даже не поняла по наивности тогда, что именно происходит. Четверка классных отщепенцев в том же неизменном составе за углом школы повалила прямо в снег тихую школьную дурочку Наташку Нюшину и по очереди зажала ее. Наташка, конечно, брыкалась. Но не так чтобы очень сильно. После всего просто встала, отряхнула снег и пошла. Марина наблюдала эту мерзкую картину из окна кабинета, где они с Бодровой (тогдашней соседкой по парте) мыли полы во время дежурства.