a voice

Дилан медленно приходит в себя, неспешно оглядывая комнату.

– Что происходит? – говорит он, держась за голову.

– Хлои, – говорю я, – она думает, что убила тебя.

– Что?

Нужно ей позвонить.

– Вставай! У нас мало времени.

– Воу, – говорит Дилан, приподнимаясь на локтях.

Он зажмуривает глаза и снова опускается на пол.

– Где ее телефон?

Дилан бормочет что-то про себя с закрытыми глазами.

– Черт, что?

– Я не знаю! – кричит он, хватаясь за голову.

– Из-за тебя нас всех убьют, чертов ты сукин сын. Поднимайся сейчас же и помоги мне найти телефон!

Дилан еще сильнее зажмуривает глаза, закрывая руками лицо.

– Можешь взять мой. Пароль: тройка, три двойки.

Я оглядываю комнату, нахожу на столе телефон и набираю свой номер.

Гудки идут до тех пор, пока не срабатывает автоответчик.

Звоню еще раз. Звоню снова и снова.

Ну же, Хлои.

Гудки прерываются.

– Хлои, Хлои! Он жив, ты слышишь? Хлои, ответь!

– Хлои мертва! – послышался голос Чуи.

– Что?

Мое горло сковывал глиняный ком. Язык таял во рту.

– Она вышла с балкона.

– Черт, нет! НЕТ!

«Так, – думаю я. – Мы всё еще живы. Мы с Чуи остались вдвоем».

– Послушай, послушай! – говорю я, сдерживая слезы. – Послушай, тебе нужно бежать, – говорю я, – давай, ммм… Встретимся возле тележки с хачапури.

Я кладу трубку, глядя на приходящего в себя мертвеца. Ублюдок, ты стоил мне половину семьи.

Часть третья.

1.

Закончив рассказ, Энни уперлась мне в плечо, заливая ветровку слезами.

– Мы должны убить Сайлента, иначе этот кошмар никогда не закончится.

– Ладно, ладно, – говорю я, положив ладонь ей на спину.

– Обещай, что у тебя хватит смелости прикончить его, – взрывается Энни, и ее красные глаза наполняются ненавистью.

– Да, да, я прикончу ублюдка, – говорю я, пытаясь воодушевиться собственным энтузиазмом.

– Тогда, – говорит Энни, отпрянув от меня, – давай покончим с этим.

Энни замыкает два провода, выкручивает руль, и машина трогается с места.

Мы останавливаемся на пустой парковке многоэтажного бизнес-центра, вершина которого, казалось, упиралась в самое небо.

– Задумывался ли ты когда-нибудь, – говорит Энни, пока мы протискиваемся в двери центра, – о важности страданий в жизни человека?

Я едва улавливаю то, о чем она говорит, пытаясь выбраться из нескончаемого плотного потока людей, входящих и выходящих из дверей.

– Типа мы сами к этому стремимся, – продолжает она, время от времени поворачиваясь ко мне, – в каждом аспекте. К примеру, ты находишь себе партнера, ассоциируешь его как часть себя, затем страдаешь, если эта часть становится обособленной. Понимаешь? Это как ходить по песку, моля о том, чтобы рано или поздно наступить на битое стекло.

– Ага, – киваю я, переживая о том, чтобы не упасть и не быть затоптанным.

– Все мы – звери, а общество – наше стадо, – говорит она, потягиваясь на ходу, – но вот кто наш загонщик?

Мы подходим к лифту и становимся в конце очереди. Мужчины в смокингах, женщины в деловых костюмах. Среди надушенных шей и мытых голов я чувствую вонь сальных желез и разлагающихся бактерий.

– Взять хотя бы муравьев или пчел с их монархией и распределением труда. Все они – часть единой системы, и для каждого предопределена своя роль. Трутню никогда не стать маткой.

Кажется, эта вонь исходит от меня.

– Ведь только люди могут быть теми, кем захотят. От королевы до надсмотрщика над личинками.

Кажется, что мужчина сзади меня начинает принюхиваться и делает шаг назад, покашливая в кулак.

– Но вместо того, чтобы искать свое предназначение, мы страдаем от надуманных нами проблем. Обремененные беспокойным разумом, мы ищем смысл в самобичевании. Однако золото ведь невозможно найти в болоте. Ошибочно думать, что идеализация страданий способна принести хоть какие-нибудь плоды. Я уверена, что Иисус страдал не для того, чтобы мы тоже страдали. Его посыл подвергся сильному искажению. Прадеды ведь воевали не ради того, чтобы сеять войну, не так ли?

Мы заходим в открывшуюся кабинку лифта, и пальцы придавившей нас толпы тянутся к кнопкам.

– Закидывая удочку в одно и то же место, мы не добьемся успеха, пока не сменим позицию. Пока не задумаемся и не найдем то самое свое предназначение, – слышится голос Энни где-то возле выхода. – Разум – наша отличительная черта. Наше оружие – пуля, которая никогда не попадет в мишень, если не умеешь правильно взводить курок. Наша жизнь подобна дикому животному, и только нам выбирать, кем быть: хищником или жертвой. Идти в бой с ружьем или с голыми руками. Прятаться в мире иллюзий или вытянуть средний палец тому, кто кинул нас без нашего согласия в этот мир похоти и низменности.

Полный лифт, кажись, оглох от молчания. С каждым этажом костюмы сменяли друг друга. Деловые наряды сменялись на платья и наоборот. Мигающие кнопки тянули нас вверх, пока мы разбавляли очередную порцию людей.

– И чтобы не просрать данный нам шанс, чтобы не упустить возможности найти себя в этом мире, нужно всегда помнить о смерти. Смерть – единственный стоящий стимул к развитию и самореализации.

Лифт останавливается. Мы единственные, кто доехал до последнего этажа.

– Он где-то здесь, – говорит Энни полушепотом. – Я пойду направо, а ты – налево. И вот, – Энни достает из-за пазухи небольшой блестящий пистолет и протягивает его мне, – справишься?

– Да, – говорю я, рассматривая оружие.

– Тогда найди этого ублюдка и вышиби ему мозги.

Сжимая рукоять пистолета, я медленно крадусь по коридору. Пластиковые двери, пролет с ресепшеном, кабинеты со стеклянными перегородками. Я не слышу ничего, кроме собственных шагов. Шаг, еще один, оборачиваюсь. Прислушиваюсь, ничего, кроме собственного дыхания. Мои ноги заплетаются, я падаю на одно колено, поднимаю глаза и вижу белую дверь в конце коридора. «Иди сюда», – скомандовал голос.

Я подхожу ближе, замираю, прислушиваясь к гулу своего сердечного поршня. Хватаюсь за дверную ручку, и та поддается нажиму. Я вхожу внутрь и вижу мужчину, сидящего в кресле за офисным столом.

– Ну здравствуй, мой мальчик, – говорит мужчина, растягивая на лице широкую улыбку.

– Вы мистер Сайлент? – говорю я, направляя на него пистолет.

– Нет, но если тебе так угодно, – говорит мужчина, поднимаясь с кресла, – знал бы ты, как же я рад нашей встрече.

– Стойте, – говорю я, сглатывая слюну. – Он здесь!

– Брось, малыш, я тебе не враг, – говорит мужчина, выходя из-за стола.

– Вы – сутенер, который похищает детей из приюта. Вы – чудовище. Энни! – снова кричу я.

– Это не так, – говорит он, делая шаг в мою сторону, – и, кстати, можешь не стараться, она тебя не услышит.

– Ни с места. Энни!

– Заткнись уже, наконец! – выкрикивает мужчина.

Эхо пружинит от стен кабинета, оглушая меня. Хватаясь за уши, я падаю на колени, чувствуя себя псом, находящимся под властью свистка.

– Неужели ты не узнаешь голос? Неужели ты не понял, где мы сейчас находимся?

Сжимая рукоять пистолета, я думал, что всё же сумею с ним совладать. Его голос действительно казался знакомым. Но как такое возможно?

– Возможно, – сказал мужчина, будто читая мои мысли. – Еще как возможно. Мы сейчас в твоей голове, мой мальчик. И именно через эту замочную скважину я следил за тобой, смотрел твоими глазами и оберегал тебя.

Искаженное улыбкой лицо выражало самодовольство. Мне казалось, будто это я нахожусь под прицелом. Крепче сжав пальцы, я убедился, что пистолет всё еще у меня.

– Но Энни…

– Ах, Энни… Как бы печально это ни звучало, но ты, мой мальчик, лишь персонаж в ее сознании. Вернее, не просто персонаж, а целая личность, наделенная собственным характером, волей и, конечно же, разумом.

Дыхание замедлилось. Картинка расплывалась перед глазами. Я едва мог разобрать недвижимый силуэт в другом конце комнаты. Рука дрогнула, и я опустил пистолет, чтобы тот не перевесил меня.

– Этого не может быть.

– Скажи, мой мальчик, что ты помнишь из своей жизни? Что-нибудь из своего прошлого? Такие, как мы с тобой эксцессы случаются лишь от пережитка сильного потрясения.

Мужчина подходит ко мне, садится на корточки и, приподнимая мой подбородок, смотрит мне в глаза.

– Потому что лишь в страданиях рождается прекрасное. И ты прекрасен, мой мальчик, – говорит он, приложил ладонь к моей щеке. – Почему ты думаешь, Энни дала тебе пистолет? Потому что сама не может убить меня. Потому что это ты создал меня, пережив нечто ужасное.

Спрыгнувшая доставщица. Я качаю головой, пребывая в отчаянии.

– А всё произошедшее с тобой – проделки ее сознания, считающего тебя опасной инфекцией.

Воздуха не хватало. Стены кабинета медленно сужались, не оставляя свободного пространства.

– Не расстраивайся, ведь у тебя есть прекрасный шанс занять ее место. Почувствовать вкус настоящей жизни. Сегодняшний день, малыш, может стать днем твоего рождения.

– Что? – пытался отдышаться я.

Его улыбка напоминала улыбку кота из «Алисы в стране чудес».

– Тебе всего лишь нужно избавиться от нее. Выйти отсюда, покончить с девчонкой и взять под контроль ее сознание. Ее мысли и тело.

Я сидел на полу, пытаясь противопоставить историю Энни против слов незнакомца.

– Но если всё это правда, и вы не мистер Сайлент, зачем ей ваша смерть?

– Не знаю. Видимо, так она хочет завершить одну из глав, которую не сможет закрыть в реальной жизни. К тому же, пока она не избавится от меня, ей и ее сознанию до тебя не добраться. Я не позволю причинить тебе вреда.

Я не могу справиться с подступающим давлением. Кажется, голова вот-вот разорвется на части.

– Так что вперед, – говорит мужчина, похлопав меня по щеке, – вперед, мой герой.

Я смотрю в его черные глаза, в отражении которых тонули мои.

– Нет, я не смогу.

Моя рука разжимается, и пистолет опускается на пол.

– Это не моя жизнь.

– Я так и думал, – говорит мужчина, опустив глаза в пол, – так и думал.

Левой рукой он треплет мои волосы.

– Это твой выбор, малыш, – шепчет он. – Только твой выбор.

Его губы расправляются в грустной улыбке. Глаза полны разочарования. Я чувствую нарастающую острую боль в животе. Чувствую, как намокает моя футболка. Я опускаю глаза и смотрю, как влажное пятно чуть выше пупка увеличивается в размерах. Мужчина отводит назад правую руку, вынимая из меня окровавленное лезвие ножа. Кровь подступает к горлу, и я кашляю ему в лицо.

– Отдыхай, мой мальчик. Я знаю, как ты устал.

Он вытирает лицо тыльной стороной ладони, поднимает пистолет и выходит из кабинета.

Вокруг моментально становится темно. Холод медленно поднимается по моим ногам. Я скатываюсь на пол и через дверную щель смотрю в коридор не своими глазами. Вот он – я, поднимаю пистолет к потолку и стреляю. Еще и еще.

– Эй! – говорит Энни, подбегая ко мне. – Ну что, ты нашел его?

– Да, – говорит он, говорю я.

Я упираюсь рукой в пол, размазывая кровь, которая медленно покидала комнату через дверную щель.

– Ты ранен? У тебя из носа течет кровь.

– Она не моя, – отвечает он, отвечаю я.

– Так ты убил подонка? Он мертв?

– Можешь не сомневаться.

Энни бросается ему на шею, заключая мое тело в свои объятия.

– Ну и что дальше? – говорит он моим голосом.

– Давай… – говорит Энни, сияя мокрыми глазами, – давай спрыгнем с крыши?

– Отличный план, но мой будет получше.

Моя рука приставляет пистолет к голове Энни и нажимает на курок.

Осечка. Еще и еще.

– Ну нет, – говорит Энни, проливая слезы радости, – пусть будет по-моему.

Энни берет его за мою руку и бежит к двери, ведущей на крышу.

Он направляет пистолет в пол, делая два быстрых выстрела.

– Смотри, не поранься, – говорит Энни, обернувшись ко мне.

Взобравшись по ступеням на крышу, Энни делает глубокий вдох носом.

– Ты чувствуешь это?

– Чувствую что? – раздраженно спрашивает он, пытаясь принюхаться.

– Ничто так не наполняет жизнь смыслом, как приближение скорой кончины.

Энни возводит руки к небу и делает очередной глубокий вдох.

– Теперь я готова, – шепчет она, – надеюсь, ты всё еще ждешь меня.

Энни подходит к нему и заковывает мое тело в безответные объятия.

– Сегодняшний день – лучший день в моей жизни, – она снова делает глубокий вдох, – ах, воздух еще никогда не казался мне таким сладким.

Энни берет мою руку, и они вместе подходят к краю крыши.

Внизу видны передвигающиеся машинки, каждая из которых размером с игольное ушко.

– Наверное, так это выглядит сверху! – кричит она, перебивая ветер.

– Чтооо?

– Наш муравейник! Так мы выглядим сверху!

Энни перелазит через ограждение, и от пропасти ее отделяет всего один шаг.

– Давай! – кричит она.

Он переступает через железное препятствие и становится рядом.

– Не бойся! – говорит Энни, взяв его за руку.

«Сделай шаг в бесконечность, – вспоминаю я. – Сделай осознанный выбор».

– Пробудись в свое последнее мгновение. Почувствуй жизнь! – кричит Энни, отталкиваясь от края крыши.

Как только опора уходит из-под ног Энни, он выдергивает мою руку из ее руки, схватившись за ограждение.

Я вижу изумленное выражение лица Энни. Вижу, как ее глаза наполняются блаженством и умиротворением. Рассекая воздух, она неслась вниз со скоростью четвертака, пребывая в своем лучшем моменте.

Потерев высвободившуюся кисть, мое тело перелазит через ограждение и спускается на последний этаж. Он подходит к дверям с надписью «только для персонала», открывает ее и оказывается в спальне моей квартиры. Закрыв за собой шкаф, не своими глазами я смотрю на свою растрепанную кровать.

Он оглядывает комнату, выходит в коридор и берется за ручку входной двери. Лампа на потолке вспыхивает и лопается, осыпая пол осколками. Он оборачивается и нажимает на ручку. Хлопок на кухне, в ванной, в моей спальне. Он дергает за ручку, но дверь не отпирается. Елозит руками по двери в темноте, нащупывая щеколду. Щелчок. Я слышу его раздраженное дыхание. Он снова дергает дверь моими руками, но та всё еще заперта. Он нащупывает завертку, щелкает ей, дергает ручкой. Дверь по-прежнему не отпирается. Он кричит. Отступает назад и бьет ногой в замок. После удара стены кабинета вздрогнули. Я чувствую холод, чувствую, как жизнь покидает меня.

Он кричит и снова бьет в темноту. Бьет до тех пор, пока свет не пробивается сквозь тонкую щель приоткрытой двери. Он делает глубокий вдох, и я чувствую запах теплого воздуха. Стены кабинета сужаются. С потолка падают куски штукатурки. Он бьет в дверь, пока та не распахивается наружу. Я смотрю в щель, сквозь которую ко мне в кабинет врывается поток теплого пара. Пар рассеивает ослепляющий яркий свет, я слышу его истошный крик и больше не слышу ничего.

2.

Скинув с себя зеленую ветровку, я забегаю в метро. Полчаса на то, чтобы встретиться с Чуи. Полчаса, чтобы придумать, куда можно сбежать с тысячей баксов. Корю себя за то, что у нас не было плана. Мы не думали, что этот день настанет настолько внезапно.

Я доезжаю до кольцевой, оставляю телефон Хлои на полу под сиденьем и выхожу из вагона. Кажется, что Сайлент повсюду. Обернувшись по сторонам, я перехожу на другую станцию.

Цифры на табло извещали о скором прибытии поезда. Люди толпились около платформ, вглядываясь в свои смартфоны. Сорок секунд до прибытия.

– Простите, – слышу я голос позади себя.

– Да, – говорю я, вздрогнув от прикосновения к своему плечу.

– Кажется, вы обронили телефон, – сказал плотный мужчина в коричневой куртке, протягивая оставленный мною смартфон.

– Нет, нет, это не мой. Вы ошиблись.

– Прошу вас, возьмите, – вежливо повторил мужчина, хрустнув шеей.

Поезд со скрипом останавливался около платформы.

– Возьмите, – настаивал он. – Кажется вам пришло сообщение.

Я беру телефон и открываю сообщение от мистера Сайлента. Кружок загрузки крутится в центре полученного видео. Сеть пропадает и появляется снова. Две из восьми секунд видео загружаются, и я вижу Чуи, стоящего на коленях с опухшим синяком вокруг правого глаза. Его руки заведены за спину. Позади брата стоит мужчина, держа Чуи за воротник футболки. Кружок загрузки крутится снова, показывая один фрагмент каждые три-четыре секунды. Голос оператора с задержкой во времени говорит:

– Смотри. Что. Ты. Натворила.

Мужчина шелестит пакетом и одевает его на голову Чуи. Мои глаза наполняются слезами. Кружок прогружает очередную часть видео, превращая восемь секунд в бесконечность. Чуи дергает головой. Задержка. Дергает головой. Задержка. Падает на пол.

Видео заканчивается, телефон выскальзывает из моих рук, и я слышу треск пластика.

Я морщу лоб, закрываю уши, стискиваю зубы до скрипа. Мое тело напряжено, руки сводят судороги. Я чувствую скованность, будто бы нахожусь на глубине в несколько сот метров, будто меня выбросило в открытый космос, будто я автомобиль, который сейчас сожмет пресс. Я кричу, будто мне в ладонь вонзили нож. Кричу, как кричат роженицы, как кричат мученицы на костре, протяжно, неистово, надрывая голос. Секунда, и моя челюсть расслабляется.

– Ну что же ты, – говорит мужчина, наклоняясь, чтобы поднять смартфон.

Я закрываю глаза, и время замирает.

У меня никого не осталось.

Я открываю глаза, вижу перед собой толстяка в коричневой куртке, пытающегося дотянуться до телефона, и мной овладевает ярость. Я толкаю тучного бородавочника в пропасть на растерзание железному льву.

– Эй! – кричит мужчина, рухнув на рельсы.

Поднявшись на ноги, он хватается за край платформы, чтобы вскарабкаться наверх. Я наступаю ему на пальцы. Бью по ним пяткой до хруста костей. На его крики о помощи сбегаются люди, пытаясь оттащить меня от края. Восемь секунд на табло. Руки прохожих тянутся к повисшему мужчине. Семь. Он тянет в ответ свои кровоточащие ободранные пальцы, впиваясь в руки людей. Шесть. Я вырываюсь и бью носком ему в подбородок. Руки скользят по ладоням спасителей. Тело с грохотом падает вниз.

– Блядь! – кричит он. – Чертова сука!

Пять секунд до прибытия. Люди встают с колен и неуверенно отходят от края платформы. Тот, что внизу, кричит, что меня будут насиловать псы. Кричит, что мне под адреналином ампутируют конечности. Кричит, что мои останки скормят крокодилам. Он кричит, надрывая связки. Кричит, пока поезд, скрипя тормозами, не прерывает его.

3.

Подушка Сета навсегда увековечила в себе его запах. Чертово ощущение присутствия. Эдакий последний подарок. Я прикладываю ее к лицу, глубоко вдыхая его частицы.

Солнце медленно опускалось вниз, извещая о последнем закате моей жизни.

Я ложусь в теплую ванну, держа в руках большой нож для разделки мяса. Смотрю на исцарапанное лезвие, кручу его перед глазами, прокалываю кончик указательного пальца. Боль. Совсем не похожая на комариный укус. Почему всё самое значимое должно сопровождаться болью.

Капелька крови на пальце становится темнее, увеличиваясь в размерах с каждой секундой. Мои запястья – переплетение голубоватых вен. Замечаю пульсирующую точку, откуда берут начало две параллельные толстые линии. Капля крови падает в воду и тут же растворяется. Комната медленно наполняется паром.

Я прикладываю нож к вене на левой руке и с нажимом провожу вниз на пару сантиметров, беззвучно преодолевая свой болевой порог. Слезы от боли. Слезы облегчения. Вслед за лезвием тянется выступившая кровь. Я окунаю руку, задерживаю дыхание, надавливаю на вену ножом и, стиснув зубы, прохожу еще вниз на пару сантиметров. Выдыхаю, выбросив в воду несколько слез.

Закрыв кран, я поднимаюсь из ванны, сдавливая порез правой рукой. Подхожу к тумбочке около раковины, открываю ее, оставляя красные следы на ручке. В самом конце нащупываю маленькую красную коробочку с лезвиями, встряхиваю ее и понимаю, что только что стала на шаг ближе к своей цели. Достаю тонкую металлическую пластину, прокалываю подушечки на большом и указательном пальцах правой руки. Снова ложусь в ванну. Быстрым движением провожу лезвием вдоль вены на левой руке. Кровь брызжет на стенки ванной, и, испугавшись, я быстро смываю ее. Кладу лезвие, опускаю руку, умываю лицо. Смотрю, как вода вокруг меня становится бледно-розового цвета. Снова берусь за лезвие и делаю еще один порез там, где до этого проводила ножом. Сжимаю кулак под водой. Дрожащей левой беру тонкий ломтик металла и делаю пару симметричных разрезов на правой руке. Опустив руки, я погружаюсь в краснеющую воду с головой, пока комната медленно наполняется паром.

В свои последние минуты я плачу от счастья. Страх смерти растворяется в прекрасных мыслях о лучшем мире. Там, где сейчас мои мама, Сет, Хлои и Чуи.

Я сделала всё, что смогла, Сет. Теперь уж я точно заслужила покой.