Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации

Белорусский и украинский языки, само существование которых поддерживалось замкнутостью и изолированностью сельского образа жизни, стремительно утрачивали почву в условиях урбанистической цивилизации, жившей в ритме Большого культурного пространства. Эту печальную для себя ситуацию вынуждены были признавать и поборники «национальной идеи».

Вот что, в частности, писал «корифей» белорусской литературы Василь Быков о судьбе белорусского языка: «Будучи рожденным на сельских, лесных просторах, многие столетия выражавший душу и дух белорусского крестьянства, этот язык плохо адаптируется к новым, далеко не крестьянским условиям. Великолепно приспособленный к сельской природе, крестьянскому быту, он оказался чужим среди каменных громадин города, в бензиновом чаду урбанизированного общества» [цит. по 20, с.70].

Таким образом, в СССР происходила фактическая национальная интеграция восточных славян по общерусской модели.

Однако процесс этот шел во многом спонтанно, «самотеком», не будучи концептуально осмысленным, осознанным и признанным, что не позволило ему обрести логически завершенной формы. Несмотря на отказ от «коренизации» (то есть поддержки национализма в союзных республиках) в ее радикальных формах, советская власть так никогда окончательно и не отошла от «ленинской национальной политики», неотъемлемой частью которой и была эта самая «коренизация».

В отношении Белоруссии и Украины советская национальная политика пыталась сочетать две, по сути, несочетаемые вещи. С одной стороны, способствовать этнополитической консолидации восточных славян. С другой стороны, оберегать «национальную самобытность» белорусов и украинцев, понимаемую во вполне националистическом духе. По сути, это была попытка «скрестить» общерусскую идею с белорусским и украинским национализмом.

Так, идея «трех братских народов» несла в себе националистическое представление о русских, белорусах и украинцах как о трех отдельных этносах.

Понятие «русский», исконно бывшее общим, собирательным для всех восточных славян, сужается до обозначения только одной из этнических групп, в дореволюционной традиции известной как «великороссы». Называть белорусов и украинцев русскими отныне считается предосудительным и оскорбляющим их национальные чувства. Каждому из трех народов предписывалось иметь самостоятельную национальную культуру на основе «своего» языка. В то же время, все три народа объявлялись «братскими», т.е. стремящимися к политическому единству в рамках общего государства, «братство» обосновывалось во вполне общерусском духе апелляцией к Киевской Руси как общей исторической колыбели.

Результатом этой политики была продолжавшаяся на протяжении всего советского периода поддержка деятелей националистической ориентации, которые воспринимались как носители «братских» культурных традиций и в силу этого получали полное доминирование в сфере культуры.

Между тем, под маской творческих союзов «братских» писателей, театральных деятелей, художников и т.п. продолжала развиваться все та же националистическая, антирусская по своей природе традиция. Наиболее красноречиво она себя проявила в годы перестройки, когда ведущие белорусские писатели (В. Быков, А. Адамович, Р. Бородулин, Г. Буравкин и пр.), еще вчера клявшиеся в верности идеалам коммунизма, оказались в рядах Белорусского народного фронта – одиозной националистической организации, антисоветизм которой органически переплетался с русофобией.

Таким образом, возникал разрыв между объективно протекавшей интеграцией восточных славян на общерусской национальной основе и декларируемой государством национальной обособленностью, пусть и «братских», белорусского, русского и украинского народов. В результате происходила изоляция, геттоизация националистической гуманитарной интеллигенции, которая фактически оккупировала культурно-просветительскую инфраструктуру Белоруссии и Украины, однако совершенно не была востребована основной массой населения, ориентированной на пространство русскоязычной культуры.

Это способствовало усугублению фобий и комплексов, агрессии и ксенофобии в среде националистов: они винили Россию в ассимиляции и русификации белорусов и украинцев и одновременно видели себя в качестве этаких национальных «мессий», призванных возродить якобы погибающие нации.

В то же время, самосознание русскоязычного большинства оставалось размытым и неопределенным, поскольку открытое манифестирование русскости в Белоруссии и на Украине оставалось фактически под запретом.

Современность Западной Руси: что делать русским белорусам и украинцам?

Этнополитическая ситуация в восточнославянском регионе не может быть описана через аналогию с испано-португальской или немецко-нидерландской ситуацией, где происходило разделение связного этноязыкового сообщества между конкурентными и примерно равнозначными политическими центрами. Распад Древней Руси также привел к выделению двух новых геополитических пространств – Восточной и Западной Руси, однако взаимоотношения между этими двумя пространствами носили характер, принципиально отличный от испано-португальской или немецко-нидерландской ситуации.

Восточная Русь выдвинула новый политический и духовный центр – Москву. Этот центр начал претендовать на роль новой общерусской столицы вместо Киева. Со своей стороны, Западная Русь не смогла выработать устойчивых государственных и культурных форм, альтернативных восточнорусским, и, в конечном счете, оказалась в поле цивилизационного притяжения Москвы. Таким образом, можно говорить не о распаде Древней Руси на новые обособленные этнополитические образования, а о ее геополитическом переформатировании: место древней, первой столицы, Матери городов русских Киева занял новый политический и духовный центр – Москва.

В то же время, возмущающее воздействие со стороны Литвы и Польши (шире – всего западного мира), под властью которых длительное время находилась Западная Русь, не давало осуществиться взаимной интеграции двух половин Руси быстро и безболезненно. Результатом этого возмущающего воздействия стало зарождение сепаратистских белорусского и украинского движений, которые, однако, не обладали потенциалом, способным противостоять геополитическому и культурному притяжению России.

В советское время эти националистические проекты получили искусственную поддержку со стороны государства, в результате чего возникли белорусская и украинская республики, после распада СССР ставшие независимыми.

Однако само по себе образование белорусского и украинского государств вряд ли правомерно рассматривать как торжество национализма.

По большому счету, обе республики остаются государственными формами без национального содержания.

Цивилизационное притяжение России по-прежнему сильно, что серьезно ограничивает ресурсную базу изначально слабых националистических проектов, хотя потенциал их на Украине и в Белоруссии неодинаков.

Украинский национализм был изначально успешнее и сильнее белорусского, который, как полагают некоторые исследователи, во многом возник именно в подражание «украинскому брату». Очевидно, это связано с тем, что интеллектуальная жизнь на Украине изначально отличалась большей оживленностью в сравнении с Белоруссией.

В XIX веке на территории малороссийских губерний имелось два университета – Киевский и Харьковский. В Белоруссии в тот же период не было ни одного. Кроме того, на Украине, прежде всего, на Левобережье, имелась собственная интеллектуальная и политическая элита в лице потомков казацкой старшины, тогда как высшие слои белорусского общества были тотально ополячены. Благодаря этому условия для «вызревания» сепаратистской интеллигенции на Украине были изначально более благоприятны. Кроме того, мощным плацдармом украинского движения стала Галиция, где украинство поддерживалось австрийскими властями в пику как русофилам, так и полякам. В сочетании с репрессиями по отношению к местному русскому лагерю, это со временем превратило Галицию в оплот украинского национализма.

В советское время украинство, проигрывая русскому культурно-языковому влиянию в крупных городах, тем не менее, смогло укрепиться в малых городах и на селе. Как отмечалось выше, основным средством интеграции в русскоязычное культурно-языковое пространство широких масс белорусов и украинцев в советское время была индустриализация и урбанизация. Прежде всего, это касалось крупных промышленных центров, живших в ритме большого экономического и культурного пространства СССР. Однако малые города и особенно сельская местность все еще могли сохранять относительную патриархальную замкнутость, стимулы к интеграции в Большое пространство здесь были гораздо слабее.

Индустриальное освоение Украины было весьма неравномерным. Наиболее индустриализированным и урбанизированным еще со времен Российской империи был юго-восточный регион, историческая Новороссия. Соответственно, интегрированность в русскоязычное культурно-языковое пространство здесь была самой высокой. Центральная Украина была индустриально освоена гораздо слабее, большие массы населения здесь по-прежнему концентрировались в сельской местности и малых городах. Наконец, наименее индустриально освоенным регионом была Западная Украина. Именно эти слабо индустриализированные и относительно изолированные районы, опираясь на поддержку советской власти, и «освоил» украинский национализм.

Однако даже несмотря на наличие, на первый взгляд, внушительной базы в Центральной и особенно Западной Украине, украинство остается слабым неконкурентным проектом, живущим в постоянном страхе перед угрозой «русификации».

И этот страх вполне обоснован, поскольку, как отмечают многие исследователи, в том числе вполне украинской ориентации, востребованность русского языка на Украине продолжает расти, несмотря на все попытки государства повысить престиж и обеспечить доминирование украинского языка [21].

В Белоруссии ситуация еще более однозначная. Советская индустриализация здесь имела гораздо больший охват, чем на Украине (в том числе за счет территориальной компактности и относительной малочисленности населения Белоруссии). В сочетании с изначальной слабостью белорусского национализма даже в сравнении с украинским это не оставляло данному проекту практически никаких шансов на успех. В результате националистический проект фактически так и не вышел за рамки «творческой» гуманитарной интеллигенции, сконцентрированной преимущественно в Минске.

Основная масса населения Белоруссии и более половины населения Украины, несмотря на «национальный суверенитет» своих государств, остаются в зоне цивилизационного и культурно-языкового тяготения России. В то же время, самосознание этих людей остается размытым, неструктурированным и мозаичным – советская и постсоветская национальная политика не дают оформиться полноценной русской идентичности. Ситуация «двоемыслия», когда декларируемая национальная (белорусская или украинская) идентичность сочетается с фактической принадлежностью к русскому культурно-языковому пространству, стала рутинной.

Таким образом, общерусская идеология остается объективно востребованной в Белоруссии и на Украине. За ней стоит историческая правда, объективные симпатии большинства населения, сила, мощь и широкий спектр возможностей, которые может дать только Большое культурное пространство.

Перед общерусски мыслящей интеллигенцией Белоруссии и Украины, которая сохранилась и выжила, несмотря на десятилетия гонений и запретов, стоит масштабная задача по возрождению полноценной западнорусской идентичности, сочетающей местное культурно-историческое своеобразие с принадлежностью к Большому русскому пространству.

ГЛАВА 2. ЯЗЫКОВОЙ СЕПАРАТИЗМ БЕЛОРУССИИ

Slavia Latina и Slavia Ortodoxia: католические и православные славянские языки

Языковой вопрос является одним из самых спорных и запутанных для белорусского общества. Запутанность эта, как представляется, объясняется той драматической ситуацией цивилизационного пограничья, в которой пребывают белорусские земли на протяжении многих столетий. Ситуация цивилизационного пограничья здесь развивается в двух основных плоскостях: этноязыковой и конфессиональной.

С точки зрения этноязыковой здесь происходит столкновение восточнославянской (русской) и западнославянской (польской) языковых стихий. С конфессиональной точки зрения Белоруссия является ареной взаимодействия и противостояния двух основных ветвей христианства – православия и католичества. Очевидно, что этноязыковые и конфессиональные факторы здесь взаимосвязаны и взаимообусловлены. Польское начало однозначно отождествляется с католицизмом, русское – с православием: недаром на бытовом уровне обе ветви христианства имеют четкие этнические маркеры, выступая как польская и русская вера соответственно.

Русские и поляки – народы, в наиболее концентрированном виде выразившие два противоположных цивилизационных начала в славянском мире. Поэтому их столкновение не могло не обрести острого и драматического характера.

Белоруссия, изначально входившая в восточнославянское (русское) языковое и конфессиональное пространство, оказалась на передовой этого конфликта, превратившись в пограничную, буферную зону, где происходило не только столкновение, но и взаимопроникновение, диффузия русского и польского начал.

Такая гибридизация могла носить сугубо внешний, поверхностный характер. Примером может служить архитектура многих белорусских православных церквей, которые в условиях политического доминирования католицизма были вынуждены «мимикрировать» под костелы (как, например, собор Петра и Павла в Минске или церковь Святого Духа в Вильне). Однако оба названных храма оставались оплотами православия, несмотря на отсутствие характерных признаков конфессиональной принадлежности в своем внешнем облике. В то же время, возникали и более глубинные по своей природе гибриды, как, например, церковная уния, появление которых вызывало дополнительные конфликты и противоречия.

Ситуация пограничности сказалась и на развитии языковых процессов, где также происходило сложное взаимодействие и гибридизация языковых систем.

Прежде, чем говорить о взаимодействии восточнославянской (русской) и западнославянской (польской) языковых систем в Белоруссии, следует сказать несколько слов о самом разделении славянских языков на восточные и западные, а также об эволюции славянских языков в целом.

В соответствии с современными представлениями, все славянские языки имеют общего предка – так называемый праславянский язык. Причем распад этого праславянского языка не был завершен даже в историческую эпоху, когда существовало древнерусское государство.

Как отмечает современный российский лингвист А. Зализняк, «языковые различия между всеми славянскими племенами, скажем, в XI в. с чисто синхронической точки зрения не выходят по своему масштабу за рамки междиалектных различий, существующих внутри любого современного языка. Взаимное понимание между всеми славянами в это время еще не составляло особых трудностей. С этой точки зрения мы вправе говорить еще и в XI в. о позднем праславянском языке и его диалектах» [22, c. 7].

Таким образом, говорить о членении славянских языков на восточные, западные и южные в тот период не имеет смысла, так как все они были, по сути, диалектами единого праславянского языка. Это подтверждают и летописные источники, зафиксировавшие факты общения между древними русичами и поляками без посредства переводчика.

Что означало праславянское языковое единство? Оно означало наличие у всех славян более или менее единообразной лексики, фонетики (звуковой строй языка) и грамматики. Распад праславянского языка был связан с неодинаковым развитием этих пластов у разных групп славян. В результате этого процесса выделилось три группы славянских языков – восточная, западная, и южная.

Изменение лексики было связано как с наплывом иностранных заимствований, неодинаковых для разных славянских народов, так и с трансформацией древней общеславянской лексики. Так, часть такой некогда общеславянской лексики отдельными славянскими языками могла быть попросту утрачена, вытесненная иностранными заимствованиями. Другие слова меняли смысловые оттенки, вплоть до того, что одно и то же слово в двух славянских языках могло приобрести прямо противоположное значение.

Например, слово «черствый», обозначающее в русском языке несвежий, в чешском имеет обратный смысл (т.е. черствый хлеб по-чешски – это свежий хлеб). Слово «овощи» в чешском и польском означает то, что в русском называют заимствованным словом «фрукты» (овощи в русском смысле чехи называют zelenina). Слово «вонь», обозначающее в русском резкий неприятный запах, в праславянском имело нейтральное значение, обозначая просто запах (рудиментом этого древнего значения в русском языке является слово «благовоние»). Примеры можно продолжать.

Происходили изменения и в грамматическом строе. Так, праславянский язык имел сложную систему прошедших времен глагола, аналогичную германским языкам. Большинство славянских языков, за исключением болгарского, ее утратили. Болгарский и, в меньшей степени, другие южнославянские языки развили черты аналитизма – появление артикля, утрата падежных форм существительных. У западных и восточных славян язык сохранил синтетический строй.

Наконец, фонетика – в звуковом строе у разных групп славян также происходили достаточно глубокие изменения, способствовавшие фрагментации славянского языкового пространства.

Внутри праславянского языкового единства предки западных и восточных славян были особенно близки. Собственно, в тот период они представляли собой единый этнический массив, на западе ограниченный германским миром, и постепенно растекавшийся по Восточно-Европейской равнине на восток, юг и север. По распространенной версии, ряд племен, легших в основу древнерусской народности (вятичи, радимичи, кривичи) имеют лехитское (то есть западнославянское в современном понимании) происхождение, что также указывает на отсутствие значимых различий между западными и восточными славянами.

Вполне возможно предположить, что в случае образования государства, которое бы контролировало весь ареал обитания западных и восточных славян или большую его часть, само это деление не возникло бы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.