Мальвина

– Вы уже закончили? – Рома увидел одетого монтажёра.

– Да куда там, – Вероника не подняла головы, она совершенно не знала, что ей теперь делать.

– Пусть эти придурки сначала технику нормальную купят, а потом фильмы требуют! Я лично валю отсюда! – Дима начал закуривать прямо в кабинете.

– Ты бросишь журналиста? Ей фильм завтра сдавать! – Рома гневно вытащил сигарету из его рук.

– Да мне похеру! Достала меня эта система!

Рома отошёл от двери, давая Дмитрию выйти.

Лицо Вероники никак не изменилось. Она поднялась со стола и сидела на стуле с нейтральным выражением.

– Как ты?

– У меня болит горло и текут сопли.

– Я не об этом. Что ты будешь делать с фильмом?

– А что я могу с этим сделать? Монтажёр – даже самый плохенький – уже ушёл. Комп унесли. Идти к Медведю сейчас бессмысленно – он весь в порыве алкогольной страсти. Вряд ли он вообще сможет разобрать мою речь. Поэтому я и говорю – надо идти домой, полоскать горло и ложиться спать. Это-то я могу сделать без дополнительной помощи.

На этих словах Вероника поднялась со стула, поправила свитер и пошла к двери.

Рома протянул руку к её плечу и остановил её. Она удивлённо на него посмотрела.

– Много вам оставалось? За сегодня реально было успеть?

– Оставалось закрыть три закадра и титры. И музыка ещё.

– Давай я доделаю. Всё равно я снимал сам и в теме.

– Ты оператор, ты не обязан монтировать за других. Да и комп же забрали.

– Смонтируем на этом – Тимофея всё равно нет.

– Ну, от такого щедрого предложения я, конечно, не откажусь. Но я не совсем понимаю, нафига тебе эти проблемы, – Вероника улыбнулась и смягчила голос.

Рома включил компьютер Тимофея. Проект нашли быстро, и – о, чудо! – он оказался полностью сохранённым!

– Ну, хоть что-то хорошее Дима сделал – нажал кнопки «Сохранить» перед тем, как всё сдохло.

– Ром, спасибо тебе, – Вероника взбодрилась, её перестало тошнить, и даже сопли как-то немного поутихли.

– Подожди пока, сейчас ещё надо разобраться, где тут что. Я давно не монтировал.

Шёл второй час «благотворительного» монтажа. Вероника вошла в кураж и азартно выбирала кадры, которые «лучше подходят». Рома смеялся и спорил с ней. Но всё равно послушно клеил. Наконец он сам выбрал музыку на подложку и начал выравнивать звук. Всё, закончили, рендер. Вероника подпрыгнула на стуле и довольно захлопала в ладоши. Рома засмеялся, взял её ладонь в свою и приложил её руку к своим губам. Ника сразу затихла, но ладонь не убрала. Это всё было так мило и так сексуально одновременно, что она поймала себя на желании не останавливаться.

Но всё-таки собралась и вернула руку на место. Она пристально смотрела на Рому.

– Почему ты так смотришь? – голос Ромы был тихий и низкий.

– Это очень приятно, – Вероника не сдержалась и разрешила себе сказать это вслух.

– Тебе нравится, когда тебе целуют ладони?

– Мне было приятно, когда это сделал ты, – взгляд Ники стал задумчивым и немного печальным. «Я вообще разрываюсь на куски, когда ты до меня дотрагиваешься».

– Поехали домой, трудоголичка, – Рома перевёл всё в шутку, хотя в его мыслях он уже целовал её далеко не в ладони.

* * *

Внешне Рома Синичкин совсем не соответствовал своей фамилии. Он был крепким и сильным, и уже давно не походил на мальчика из юмористического тележурнала. Он отвёз Нику и сидел в машине у своего подъезда. Курить он давно бросил, и теперь даже немного жалел об этом.

«Сейчас бы подымил, глядишь, мысли бы по полкам разложились… И усталость, может быть, не так сильно мучила.

Ой, что я несу!? Какая сигарета смогла бы заглушить мой бесконечный стояк на неё!?»

Рома даже от переизбытка эмоций ударил ладонями в руль. Потом крепко его сжал и в итоге всё-таки убрал руки.

«Может быть, права жена-то? Может, я и вправду влюбился? Просто не хочу себе в этом признаться. Ведь куда проще всё свалить на сексуальное влечение. Ничего себе объяснять не надо. Физиологический процесс. Бывает. А если это гораздо больше, чем вожделение?

Нет, ну, я же не пацан так вляпаться! Уж сколько всего было в жизни, какая уж тут любовь!

И всё-таки она не выходит у меня из головы, будь она неладна!

Вижу её и дурею на глазах.

Надо это останавливать… Но как, как останавливать? Она, в общем-то, и повода ни разу не дала, что может быть на что-то согласна. Глазищами своими смотрит только. Но так это не преступление.

Жена всё как будто чувствует. Ещё только этого не хватало. Без измены изменивший…»

Рома Синичкин откинулся на спинку сидения, оно немного скрипнуло, и он снова вернулся в прежнее положение. Яркий фонарь неприятно светил ему прямо в лицо через лобовое стекло, и это ещё больше отвлекало и раздражало мужчину. Всё вокруг казалось каким-то серым и мерзким. Поздняя осень всегда вызывала в нём унылое ощущение. С детства он не любил такую погоду, и всегда мечтал оказаться в финале осени где-нибудь в тёплых краях. Сейчас он не хотел даже туда. Он хотел расслабиться и перестать думать о Веронике Войновой. Но мысли о том, что он её хочет, а получить даже сам себе не разрешает, долбила его мозг, как будто рында во время пожара.

«Пойдём от обратного. Разве я разлюбил свою жену? Нет, это абсолютно точно. Нет. Но ведь нельзя любить и одну, и другую? Значит, то, что меня тянет к Нике, это что-то другое…

Или можно? Можно любить двух баб? Разной такой любовью…»

Рома выключил машину, быстро стало заметно прохладнее. Промокшие ноги неприятно подмерзали, и он вышел из машины. У дома никого не было. Даже окна в многоэтажке нигде не горели. Все спят. Завтра – будний день, и всем на работу. И ему тоже. А он даже ещё с работы предыдущего дня домой не зашёл. Ещё хотелось бы поспать. Но на это времени уже почти не остаётся.

Он потёр глаза и зашёл-таки в подъезд. Дома все его девчонки давно спали. Он выпил какой-то сок из холодильника и тоже отправился в кровать.

* * *

Новый день наступал очень медленно. Ника долго не могла даже глаза открыть, не то чтобы встать с постели. Она постоянно переводила будильник, и вот он прозвенел в то время, которое можно было считать провальным. На работу она точно уже опоздала. Но она всё равно не поднималась с кровати. Она лежала, уткнувшись в подушку, и пыталась придумать, как бы сделать так, чтобы успеть. Её машина была в ремонте, такси в последнее время не дождаться, а рейсовые вертолёты до работы ещё не летают.

«Ну, и ладно, опоздаю, так опоздаю.»

«Не могу встать… Не могу, и всё тут!»

«В конце-то концов, я вчера полночи этот наркотический фильм монтировала. Имею я право на полчасика задержаться?!»

«…Нет, Медведь скажет, что таким правом я не располагаю».

«Хм».

Вероника буквально взвыла, заставляя себя подняться. Она подошла к окну и обомлела. На улице валил снег.

«Значит, похолодало. И дороги забиты ещё не почищенные.

Я опоздаю не на полчаса, а как минимум на два.

Медведь меня сожрёт».

С этими мыслями Ника пошла варить кофе. Уже открыв банку и вдохнув моментально разлетевшийся по кухне запах, она передумала, решив, что только потратит на это время, а удовольствие получить не успеет. Выпьет кофе быстро, совсем не смакуя, потому что торопится, а кофе так пить нельзя. «Ни в коем случае нельзя».

Ненужным она посчитала и красить лицо. Непогода всё смоет, и станет только хуже. «Накрашусь на работе».

«Добраться бы только до неё».

Вероника взяла телефон и открыла приложение для вызова такси. Картинка на экране уныло сообщила, что свободных автомобилей нет.

«Это полный и безоговорочный капец».

Вероника обняла дублёнку и растерянно посмотрела в зеркало. Терять время в поисках машин в других службах было бессмысленно – в такую погоду дождаться транспорт нереально, а в чудеса этим паршивым утром верилось плохо.

Она решила, что поедет на автобусе.

И доберётся к обеду.

«Медведь меня сожрёт».

Она мысленно повторяла эту фразу, она её раздражала и веселила одновременно.

Вероника накинула модную синюю дублёнку и вылетела из квартиры. В сумке начал звонить телефон. Благо, его она бросила туда последним, так что он сразу попался ей в руки.

– Рома? Привет, – Вероника неслась по лестнице и напряжённо дышала.

– Доброе утро, ты уже едешь?

– Да куда там, у меня же машина лет 100 в ремонте.

– Это я помню, но на чём-то ты же едешь? Или пешком? – он громко захохотал.

– Я бегу по лестнице навстречу муниципальному транспорту, – Вероника стала раздражаться.

– Ника, я только отчистил машину, всю занесло за ночь. Подожди у дома, я минут через 5 буду. А то куда ты на троллейбусе-то то, – Рома опять заливисто захохотал.

Вероника выдохнула.

Перспектива приехать в костюме снеговика да ещё опоздать на полдня её совсем печалила. А тут такое чудесное решение проблемы. «Вот и не верь после этого по утрам в чудеса».

Она стояла у подъезда и рассматривала, как быстро метель заметает всё, что ей попадается под лапу. Вокруг за ночь выросли большие сугробы, казалось, из одного из них обязательно должен вылезти какой-нибудь мишка и посетовать, что не дают нормально поспать. «Но вылезет не мишка, а самый настоящий Медведь, предпенсионного возраста, усатый и с бородой. И вылезет он не из сугроба, а из тёплого кабинета», – Вероника улыбнулась своей фантазии. Валентин Валерьевич жутко её нервировал. Руководитель он был недалёкий, и Ника часто просто свирепела от его странных требований. Канал при нём становился всё более неграмотным. Он набирал каких-то девиц, которые не знали ничего и знать особо не хотели. Все приходили в ультракоротких юбках и откровенных декольте. Медведь вроде как и ругался, но не сильно, поэтому юбки никто не удлинял. Сюжеты у корров становились всё более поверхностные, иногда складывалось впечатление, что они вообще просто перечитывают пресс-релиз, не понимая, о чём рассказывают. Мильская всё это подписывала, а Медведь со своим заместителем никогда не спорил. Не для того он её назначал, чтобы спорить.

Пока Вероника размышляла о коротких юбках и бородатом Медведе, прошло минут 15. Рома приехал, когда Ника уже сильно замёрла. Не накрашенные губы немного посинели, а пальцы поламывало. Выглядела она непривлекательно. Разве что дорогая синяя дублёнка «разукрашивала» общую картину, но и она под мокрым снегом приобрела какой-то не особо товарный вид.

Вероника села в машину и закрыла щёки руками.

– Замёрзла? Извини, всё стоит. Прежние 5 минут растянулись.

Вероника молчала и не убирала руки. Она вспомнила, что не стала краситься утром и живо представила, как выглядит её замёрзшее и мокрое от снега лицо. И хоть комплексами от отсутствия косметики она не страдала, выглядеть перед Ромой так мерзко ей не хотелось.

Машина скоро остановилась. Пробка. Огромная.

– Минут 40 простоим, – Рома расслабил спину.

– В тепле это не так страшно.

– У тебя губы синие, – Рома провёл большим пальцем по лицу Вероники и убрал её руки.

– Приедем, накрашу их самой красной помадой, – Вероника улыбнулась.

– Не надо.

– Почему?

– Красная помада – как самый прочный замок. До тебя дотронуться боишься – она так и норовит смазаться.

– А ты собираешься до меня дотрагиваться? – Вероника спросила, совсем не подумав. Произнесла, поняла, что зря это ляпнула, и как-то неопределённо посмотрела на Романа.

– Я постоянно до тебя дотрагиваюсь. Разве ты не заметила? – он посчитал этот вопрос естественным, ответил легко и даже весело.

Вероника посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

Разве могла она – любимица публики – признаться, что ловит чужие объятия как самая голодная. Она знала, что сама провоцирует мужчин повышать градус отношения к ней. Она понимала, что делает это нарочно. Она давно не переходила грань дозволенного, как будто играя сама с собой в игру «Сорвусь, или выстою?». Сейчас в ещё не совсем нагретой машине ей хотелось, чтобы Рома расстегнул ремень безопасности и сожрал бы её своими поцелуями. Она инстинктивно провела пальцами по губам, живо представила, как бы это могло быть, и выдохнула.

Это было невозможно терпеть. Вероника постоянно хотела физического удовольствия и постоянно себя сдерживала. Она доводила мужчин до исступления, но всегда оставалась недоступной. Эта игра и помогала ей – так её тело понимало, что оно желанно, но и истязала её – всё чаще это становилось невыносимым. Это было похоже на изощрённый мазохизм, который причинял ровно столько же боли, сколько и морального удовольствия. Как лекарство, без которого сразу поедет крыша.

Пробка стала заканчиваться, чёрная ромина машина начала двигаться быстрее. Потом – ещё быстрее. И вот он смело нажал на газ, и они полетели… насколько возможным было лететь по занесённой первым снегом дороге.

На работу всё равно опоздали. Вероника уже была готова спокойно слушать нытьё начальника про то, что она совсем озвездилась, раз решила, что ей можно приходить, когда вздумается, как услышала, что крики из нюс-рума вовсе не про это. Они с Ромой уже были у двери большого журналистского кабинета, как дверь открылась и оттуда вылетела плачущая корреспондентка в ультракороткой юбке.

– Там планёрка? – Ника пришла в ужас от собственной догадки. Зайти в кабинет опоздавшей, да ещё и во время общего сбора, было равносильно выговору.

– Давай вообще не пойдём, – это прозвучало как перед уроком в школе, когда ученики не выучили домашку, а учитель решил провести контрольную.

Вероника даже была готова согласиться на это, как дверь, которая успела автоматически закрыться, снова резко распахнулась, за ней появился Дима, который вчера благополучно бросил монтаж. Лицо его было маньячно свирепым. Под глазами были синие мешки – верный признак затянувшего ночного гулянья, залитого вёдрами крепкого алкоголя. Он собирался прошагать мимо, но увидел Нику и ударил её по лицу. От неожиданности она даже не вскрикнула, а отлетела к стене, не устояла на каблуках и больно упала на пол. Из носа полилась вишнёвая кровь. Её было так много, что рука, которой она машинально решила вытереться, сразу стала тёмно-бордовой. Вероника испугалась и закричала.

Через секунду она смутно увидела, как Рома колошматит монтажёра. Дима пытался дать сдачи, но ярость первого была настолько неудержимой, что он просто кулаками что есть силы бил его куда придётся. Ника плохо соображала. Кровь разлилась по жакету, заблаговременно снятая дублёнка валялась где-то в углу коридора, лицо ужасно болело.

Вся эта сцена заняла меньше минуты, и вот уже сотрудники сбежались. Кто – помогать Нике, кто – разнимать Рому и Диму.

– Что происходит? – Ника наконец собралась.

– Медведь узнал, что твой фильм монтировал не Дима… – Полина Агатова пыталась вытереть кровь с лица Ники, но она не останавливалась. Её длинные ярко красные волосы добавляли жути в общую картину. Издалека могло показаться, что женщина сидит на полу и из неё по жакету ручьём течёт кровь.

– Как он узнал? – перебила её Вероника, кровь попала в рот, и она снова машинально вытерла её рукавом.

– Дима вчера обдолбался своей наркотой и звонил Медведю с претензиями. Потом он ещё в клубе засветился. В общем, его начальник сегодня так имел, что он прямо на планёрке сказал, что пришибёт тебя, когда ты явишься. По его словам, если бы тоже вчера ушла, скандала бы не было. А так – всё из-за тебя.

– Железная логика.

– Тебе очень больно? – Поля жалостливо посмотрела на Веронику. Та кивнула. Кровь остановилась. Но её многочисленные следы были отчётливо размазаны по белоснежной новенькой плитке. Было похоже на то, что здесь, прямо на полу, неаккуратно разделывали мясо и хорошо наследили.

Откуда-то появился Рома. Он был суров и серьёзен. Кулаки были разодраны, а чёрный свитер порван. Он подошёл к девушкам и поднял Веронику на руки. Она попыталась сказать, что это лишнее, но он так сурово на неё посмотрел, что она решила заткнуться.

– Собери её вещи, – единственное, что он несдержанно выдавил из себя Полине.

Рома отнёс Нику в переговорную. Это было самое маленькое и самое тихое помещение в большом здании. Туда обычно приводили заказчиков и группу, которая будет делать то, что им надо. В 10 утра там, конечно, никого не было. Встречи обычно назначались после обеда, потому что традиционно сопровождались алкоголем. А утром мало кто на это соглашался. Рома пустил Нику на кожаный чёрный диван так, что она почти легла, а сам сел перед её лицом на колени.

– Ты убил его? – Вероника хотела немного пошутить, но вопрос прозвучал как просьба.

– Почти, – Рома громко дышал. В его вдохе-выдохе была ярость, был такой гнев, что он даже сжал кулаки, но ссадины затрещали, и он разжал их.

– Ты – мой герой сегодня, – Вероника ещё раз попыталась мягко и легко произнести фразу. Снова мимо.

– Хватит говорить чушь, – Рома рявкнул на неё. Ника в недоумении привстала, и в этот момент Рома резко притянул её голову к себе и начал целовать. Он сжирал её своими губами. Его горячий язык проникал в её рот. Он целовал её так, как в некоторых страшных фильмах вампиры пьют кровь. Это длилось и длилось. Вероника не сопротивлялась. Зачем? Рома поймал лучший момент, когда её самообладание было настолько низким, что проще было сдаться и получить адреналиновое удовольствие, чем сойти с ума от переизбытка эмоций. В этих поцелуях не было ни нежности, ни ласки. В них была какая-то почти звериная агония. Рома властно взял её лицо в другую руку, так, что Ника не могла даже пошевелиться, и впился в неё своими губами. Веронике было трудно дышать. Нос был забит кровью, а рот занят. Но она не отстранилась, а только чаще пыталась поймать воздух. Рома не давал ей возможности больше ничего сделать. Он крепко сжимал Нику и глубоко и с силой целовал.

Наконец он остановился. Он оторвался от неё, сел на край дивана и издал звук рёва. Большими ладонями он схватил свою голову и ещё раз громко проревел.

– Что ты делаешь?!! Вероника, что ты делаешь!!! Это же невозможно!

К Нике стало возвращаться самообладание. Она получила дозу адреналинового удовольствия. Подкрепилась, так сказать. И вот уже снова могла себя контролировать. Хотя, конечно, не без труда. Всё её тело жаждало секса. Она хотела, чтобы этот зверь продолжал. Но она уже могла остановить его сама.

– Если бы ты понимала, как сильно я тебя хочу! Это же конвульсии какие-то каждый раз!

Рома орал.

Ника спокойно приподнялась на диване, слегка обняла его за плечи и глубоко вздохнула.

– Я знаю. Рома, я всё знаю. Может, быть даже больше, чем ты думаешь.

Она прошептала это тихим очень низким голосом. И ему стало ещё хуже. Он схватил её за волосы и снова притянул к себе. На этот раз поцелуй был более спокойным.

– Но ведь это всё равно ничего не изменит, – Рома произнёс это, озвучивая то, что уже хотела сказать Вероника. Они ещё какое-то время помолчали.

– Давай я отвезу тебя домой, в таком состоянии ты всё равно работать не будешь в кадре.

Он встал, подошёл к двери и открыл её.

– Я жду тебя в машине.

Рома вышел, автоматическая дверь начала медленно закрываться. Вероника, измазанная кровью и зацелованная, осталась сидеть на кожаном диване.

* * *

Любой эфир всегда был очень важен для Вероники. Хотя последнее время они были насколько частыми, что она стала позволять себе вольности. Она могла прийти в студию с текстом, который ни разу не прочитала. Это принято называть ведением с листа, то есть когда ведущая только во время прямого эфира узнает, что написано в суфлёре. И дело было не в том, что ей не хватало времени, просто обычной дозы адреналина от прямого вещания уже стало мало. Она хотела большего заряда. Тот экстаз, который будоражил её раньше по окончании программы, становился недостаточным. А чтение с листа всегда было неожиданностью. Всё ужасно портили только тексты. Подводки для ведущей составляла Фаина Мильская. По должности она была не обязана это делать, но на канале с её приходом так повелось, что она новости полностью держала под своим надзором. И это было большой проблемой. Исправлять эти подводки было запрещено, а читать порой совершенно позорно. Грамотно составленный текст для ведущей универсален. У них же в редакции всё было наоборот. Каждая подводка – все время сюрприз. Ника часто буквально свирепела от текстов, ещё чаще ей было просто стыдно их читать.

– Это же моё лицо всё это озвучивает, – сетовала она после эфира, – Люди же будут думать, что это я такая овца глупая, раз такое произношу.

– Ну, уж не так всё плохо на самом деле, – однажды сказал ей Рома.

– Ром, начинать новостийный текст со слов «как мы уже сообщали» – это полный капец! Это правило о том, как точно делать нельзя. Это позорище для журналиста. Этому даже в университете учат, а там мало чему реально учат по профессии. Так что, сам понимаешь…

– Ты просто перфекционистка.

– В эфире – да, всё должно быть идеально, и никак иначе.

– Но ты же сама всем ведущим говоришь, «все люди, в прямом эфире совершенно нормально немного ошибаться»?

– Это другие, а это я. Я могу читать чисто. Всегда. Если тексты писать грамотные, а не предложениями на несколько строчек с причастными-деепричастными и вообще неадекватными терминами да ещё и с аббревиатурами, то всё вполне реально. 7 слов! 7, Ром! Это идеальное предложение. Вот сегодня первая подводка – здесь 28 слов! Ром, ну, чувствуешь разницу?

Они пили кофе после утреннего эфира. Он был короткий и, хоть и считался утренним, начинался в 10 утра. Вероника не особо любила эти эфиры. Их редко смотрели, да и приходить нужно было рано. Пока накрасят, пока причешут, пока свет выставят. Поэтому кофе после всего этого был крайне необходим.

– Привет, ребят! – к Нике и Роме подсела Полина Агатова. Она тоже пришла с чашкой, из которой ароматно пахло кофеином, – Я дома не успела, вот решила, пока есть время, тоже накофиться.

Все засмеялись.

– Да уж, у нас в профессии нужно всё успеть, пока никуда не заслали, особенно накофиться, – Рома сделал ещё глоток и взял печеньку.

– Вероника, ты видела мой вчерашний сюжет? – Полина, словно извиняясь, посмотрела на Нику.

– Конечно, ты молодец. Хороший сюжет, интересный. Только перестань говорить «задали интересующие их вопросы». Это какой-то текст из советского доклада. Просто не используй эту фразу. И вообще лучше не произносить лишний текст. Ну, понятно же, если встреча с гражданами, то люди задавали вопросы. И скорее всего, те вопросы, которые их интересуют. Лучше в пример интересненький вопросик приведи. И ещё. Перестань постоянно вставлять «Следует отметить», «Надо уточнить» и что-то подобное. Это только добавляет лишнего. Без этих фраз суть останется та же.

– Спасибо большое, – Полина пожалела, что пришла на кофе без блокнота. Всё хотелось записать, чтобы ничего не упустить. Нормальными советами особо на канале никто не баловал, – А ещё Мильская постоянно вставляет мне в текст какие-то умозаключения и приписывает им моё авторство. Это нормально? Мне просто странно такое говорить в новостях.

– И стрёмно, – Вероника сморщилась, – никаких собственных умозаключений в новостях быть не должно. Это не авторская программа, чтобы журналист высказывал своё мнение. Это фактическая информация. Любое мнение – только у респондента. Хочешь обозначить свою позицию – используй какие-то отдельные слова или интонацию.

– Я не поняла… Это как?

– Например, помнишь, ты недавно делала сюжет про сожжение наркотиков?..

– Да, я ещё кадры из твоего фильма брала…

– Так вот, совсем не обязательно целую подводку посвящать пространной речи о том, как плохо поступают люди, которые их распространяют. Дай статистику смертей, и всё без нравоучений будет ясно. Или назови ты наркотики отравой, и тоже будет всё понятно. Не надо думать, что зритель идиот, и ему нужно всё объяснять на пальцах. Надеюсь, ты не обижаешься, что я так прямо и резко?

– Конечно, нет! Это как раз то, что нужно! Как же научиться, если ничего не знать?

– Мало кто так рассуждает, – Ника сделала глоток кофе, – И я не открываю тебе каких-то великих тайн, это элементарное, этому учат уже на первых курсах журфака. Грустно, что на деле таких простых вещей не знает даже наш редактор.

– Сегодня же попробую в сюжете всё испробовать. Потом опять к тебе приду, – Поля благодарно рассмеялась, – Хотя сегодня мало выездов. В 12 же собрание.

– Какое собрание? Я ничего не слышала.

– Ты в эфире как раз была, когда объявили.

– Что-то случилось? По поводу чего общий сбор? Надеюсь, по поводу бездарных подводок в новостях?

Полина улыбнулась.

– Так нет же, сегодня будут представлять нового главного режиссёра.

– Ооооо! – Рома заметно воодушевился, – Может, нормального наконец возьмут, а то у нас все проекты шиворот на выворот без режиссёра.

– Говорят, он молодой, – Поля была рада рассказать то, о чём они не знали, журналистка брала в ней верх, – Ну, то есть ему лет 45, а не 68, как прежнему. И это всё, что я о нём знаю.