Сентябрельник, сентябрядцатое сентября

…смартфон падает на мостовую, то, что было Олли, стремительно растворяется в пустоте.

Глава 20 Еще не Урбо

Да что же это? Да… да как же это вообще, а? Уважаемый читатель, Вы совершенно случайно не заметили, кто это его так? Нет? Ну что вы на меня так смотрите, ну я все понимаю, я книга, я лучше должна знать, кто у меня героев убивает… Главное, ведь не было никого на улице, пустая улица была, никого тут не было, только Олли и Фен… Фен… Фендж… ой, извините, Ф-е-н-г-д-ж, я и сама толком выговорить не могу… Как это так получилось-то? Слушайте, а может, у них в городе какие-нибудь ловушки стоят, которые людей убивают? Уважаемый Фен-г-д-ж, а вы не заметили, как это случилось? Нет, от него путного слова не добьешься, суетится, показывает на пустоту, где был Олли, бормочет свое – та-ма-де, та-ма-де, что такое, не знаю, неприличное что-то…

Глава 21 Урбо

– Как, вы не мертвый? – девушка в отделе кадров смотрит на меня оторопело.

Сжимаю зубы, ну, началось…

– Нет, не мертвый.

– А когда собираетесь?

Сжимаю зубы еще крепче, только бы избежать скандала…

Отвечаю как можно спокойнее:

– Не собираюсь.

– Ну как это так, ну надо же умирать…

Хочется ответить, вам надо, вы и умирайте.

– А что такое, боитесь, что ли?

Спрашиваю как можно вежливее:

– Это имеет какое-то отношение к моей работе?

– Ну как же вы в космосе-то живой будете…

– В космосе раньше живые и были.

Девушка хихикает, хочется сказать ей, что смех без причины – признак дурачины, она не поймет, не поймет, ей мозги промыли дальше некуда, она выглядит лет на двадцать пять, и кажется, что в двадцать пять она и умерла, добровольно умерла, чтобы сейчас сидеть мертвой, нанимать людей, если их можно назвать людьми…

– Нет, ну как, это же модно, современно…

Здесь полагается отшутиться, что вот такой я не модный и несовременный, только какого черта я должен отшучиваться, какого черта я должен оправдываться за то, что я – это я…

У вас новое сообщение.

Прохожие оторопело смотрят на меня, как я вытаскиваю из кармана телефон, какая-то тетка тут же участливо хлопочет, а чего в голову не встроите, хочется послать её далеко и надолго, уже нет сил посылать кого-то далеко и надолго, объяснять, что голова у меня живая, и ничего я туда встраивать не собираюсь, и пошли вы к черту со своими вопросами, а как это так живая, а почему, а потому, что вас забыл спросить, какую мне голову носить на плечах.

Ваша задолженность составляет…

Чер-р-рт…

Затравленно оглядываюсь, ныряю в неприметный магазинчишко, выискиваю нужную витрину, оторопело смотрю на моторные масла, да какого черта, в самом-то деле…

Здравствуйте. Вас приветствует электронный продавец Эмили. Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы…

Хочу раздраженно отмахнуться от этого голоса, понимаю, что в первый раз в жизни не хочу отмахиваться.

– А подскажите, у вас тут органика была…

– Органические компоненты?

– Да нет… белки, жиры, углеводы…

– К сожалению, поставки перечисленных компонентов прекращены. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Мир переворачивается с ног на голову, да какого черта вообще, мне теперь помирать прикажете, или как… А ведь прикажут, все к этому идет…

– Напрасно, молодой человек, – поучительно говорит очередная тетка, – очень вредно все эти заморочки натуральные, белки-жироводы, только двигатель забивать…

Что-то прорывает внутри, выхлестывается ором, от которого пугаюсь я сам:

– А ничего, что я живой вообще, а??? Я что, по-вашему, батарейки жрать должен???

Понимаю, что все смотрят на меня, выхожу из магазина, еще слышу вслед бормотание, а чего это вы живой, денег, что ли, нет, мертвым стать…

– Молодой человек! Молодой челове-е-ек!

Оборачиваюсь, это еще что за две фифы бегут за мной, им-то что надо…

– А вы правда живой?

Хочется ответить, что здесь не зоопарк, нечего меня разглядывать, и в музейные экспонаты я тоже не нанимался…

– Правда, – говорю как можно резче, всем своим видом показываю, что разговор продолжать не намерен.

– А вы что, прямо совсем-совсем живой?

Сжимаю кулаки, нет, блин, наполовину…

– Совсем.

– А у вас что, – фифа повисает на моей руке, вообще уже, – все живое, да? И сердце, и легкие, и почень?

Вежливо отстраняюсь:

– Все живое.

– И вы прямо еду едите, да? Прямо вот эти все жироводы?

– Да, – отвечаю, уже чувствую, какой будет следующий вопрос, да, представьте себе, и в туалет хожу, вы еще попросите показать, как я это делаю…

– Ой, молодой человек, вы нас извините, конечно, за назойливость… – фифы уже не стесняются, уже ощупывают меня, прикладывают руки к груди, задним числом догадываюсь, обчистить хотят, что ли, – а что-то я у вас сердце найти не могу, а у вас, что ли, нету?

– Вот… здесь… – прикладываю её руку, – чувствуете?

– Ой, и правда, бьется… – она отстраняет руку с легкой брезгливостью и страхом, – и правда живой… А вы эти жироводы свои ищете, да?

– Ищу… – стараюсь говорить как можно спокойнее, еще скандала мне тут не хватало, – и работу ищу…

– Ну да, сейчас кто живого возьмет-то…

Спрашиваю себя, как не оторвать им головы прямо здесь, посреди улицы.

– А вы извините нас, что мы вот так… А вы у нас работать не хотите? А мы вам эти, жироводы ваши дадим…

Откуда вы их возьмете, думаю про себя. Понимаю, что выбирать не приходится, спрашиваю:

– А что делать?

– А давайте в офисе поговорим…

Чувствую, как по телу разливается тепло, неужели устроился куда-то неведомо куда… иду за ними в неприметную дверь, по изогнутой лестнице на какие-то там этажи, в комнаты, которые как будто проваливаются в другие измерения.

– Значит, так, – фифа устраивается за столом, тон резко меняется, даже движения становятся другими, – вот, посмотрите на фотографии.

Смотрю, думаю, что мне с этими фотографиями прикажут делать, или запомнить до мелких деталей, потом рассказать в подробностях, какие носы, какие глаза, сколько, или отфотошопить на обложку чего-нибудь там, или сделать трехмерную модель, да я уже на все согласен…

– Ваша задача следить, чтобы эти люди не пробрались в Урбо.

Спрашиваю, просто чтобы что-то спросить:

– А они… собираются пробраться?

– Еще нет. Но соберутся через десять страниц.

Не понимаю:

– Каких страниц?

– А, ну да… Нет, не умею я такие вещи объяснять, вам Ника про страницы расскажет… вы умирать-то не собираетесь?

Думаю, сразу выбросить фифу в окно или потом.

– Не собираюсь.

– Точно не собираетесь? А то вот так говорят, а потом…

Взрываюсь, понимаю, что не видать мне после этого работы, как своих ушей…

– Слушайте, я же вас не спрашиваю, когда вы себя на запчасти распродадите?

– Да уже распродала с потрохами, я теперь со всеми запчастями Лике принадлежу… что поделаешь, кризис… Просто нам важно, чтобы вы живой были, мы же вас на сто страниц назад отправим, там все живые…

– Каких… страниц?

– Да, да, Ника вам все объяснит…

– …ну… – Ника критически оглядывает меня, – разрез глаз у вас монголоидный, вы у нас сойдете за жителя Ченхосина…

Вспоминаю что-то из истории, ничего толком не вспоминается.

Придется вам китайский подучить…

Меня передергивает:

– Так я всю жизнь на нем…

– Да не скажите, то, на чем вы говорите, это смешение языков, а вы у нас из Ченхосина, будете на китайском… Как зовут-то вас?

– Ай.

– Нет, не пойдет.

Меня передергивает, что значит, не пойдет, это как…

– Будете представляться именем каким-нибудь китайским, например… – догадываюсь, что она включает рандомизатор, – Фенгдж.

Так и хочется ответить – будьте здоровы. Не отвечаю, стараюсь запомнить, Ф-е-н- а дальше путаются бесконечные «д» и «ж», не хотят запоминаться…

Глава 22 Уже не Урбо

.…ой, зрдавствуйте, а не узнали, да?

Смотрю на неё, маленькую, скачущую у меня под локтем, пытаюсь припомнить, где и когда её видел, не припоминаю…

– А вы на собеседование приходили… а вы теперь у этих работаете, да?

– Вам что нужно?

– А вы меня туда устроите, так ведь? Вы же с ними поговорите?

Ёкает сердце, вот уж не думал, что месть может быть такая сладкая…

– …так вы же мертвая.

– А что… – искреннее изумление, – мертвым нельзя, что ли?

– Ну, вы же можете снова живой стать, вот тогда и поговорим.

– Нет, ну как это я вам живой стану?

– Обыкновенно, как. Боитесь, что ли?

– Вы шутите, что ли?

– Какие тут шутки могут быть, вы что… Вам лень, что ли, живой стать, ну так и скажите, о чем тогда говорить вообще…

Ухожу, оставляю за спиной возмущенный визг, еще чего, еще живой я стать должна, вообще уже… Посмеиваюсь, ну-ну, сколько раз оттачивал фразы для этой встречи, не думал, что она когда-нибудь состоится на самом деле…

Мне некогда, я листаю страницы, я вижу силуэт моей жертвы, как его зовут, Марсала, что ли, сбиваю одним выстрелом…

…А вы бегите, бегите, не останавливайтесь, вы Мортену уже ничем не поможете, бегите… Ну вот, я же просила вас бежать, что вы из-за этого Мортена волновались так, вот теперь Ай вас настигнет, зачем вы в этот коридор повернули, зачем, там выхода нет, да не ломитесь вы в эти двери, наглухо все заколочено… сейчас, сейчас, я что-нибудь придумаю, я вас на какую-нибудь страницу… да что на страницу, Ай вас на любой странице в два счета испепелит. Да, я это знаю, хорошо знаю, у меня знаете, сколько читателей так уже погибли… Простите, уважаемый читатель, честное слово, я не хотела… мне очень жаль… пропащая я книга, пропащая…

Ай уже направляет на вас что-то почти невидимое в его руке, вздрагивает, замирает, прислушивается, кажется, у него в ухе какой-то крохотный передатчик или еще что-то такое, кто-то ему что-то говорит… Ай бледнеет, опускает руку с чем-то невидимым, бормочет какие-то извинения на смешении языков, наконец, начинает перечислять, кивая в вашу сторону – Евро? Рюс? Чжунхуа? Слышит ваш ответ, припоминает что-то, выговаривает с трудом:

– Дрю-южба… дрюжба… мир…

Неуклюже улыбается, легонько кланяется, уходит прочь, в зал, где только что расправился с Мортеном, смотрит на пустоту, где стоял бледный человек, странно как-то смотрит, что он собираеся делать… Снова поворачивается к вам:

– Рвьите… рвьите…

Мечется по залу, хватает со стола запыленный блокнот, раскрывает, вырывает страницу, вопросительно смотрит на вас.

Неужели…

…ну да, конечно.

Уважаемый читатель, не могли бы Вы помочь?

Да-да, вырвать ту страницу, на которой Ай убил Мортена, вот так, да, аккуратненько… реальность испуганно вздрагивает, ломается, выпускает из пустоты Мортена, как будто из каких-то других измерений, Мортен смотрит на Ая бешеными глазами, Ай снова неуклюже улыбается, бормочет что-то примирительное, снова смотрит на вас, показывает блокнот, многозначительно листает и дергает страницы, намекает, что пора бы вам найти тот момент, где убили Олли, и где-то там до этого Эйкина Драма, и Жоакина где-то там…

…вот теперь все хорошо, вот теперь все живы-здоровы, даже удивительно, как это так все хорошо получилось… Кстати, да, уважаемый Ай, с чего это вы вдруг… Мы так понимаем, вы получили какое-то сообщение,

– Видите ли… – Ай пытается подобрать слова, – все эти люди… Василиса. Возрождает космонавтику… Жоакин борется с рабством… Мортен спасает старинные замки… Олли напоминает людям, как мечтать… Эти люди… Без них не будет города будущего, без них не получится столицы столиц…

– Да что вы… – Василиса смущается, – я же всего-навсего…

– Я всего лишь… – начинает Жоакин, не знает, что сказать.

Олли прокручивает в голове, дорогие подписчики, я всегда знал, что это случится, я всегда верил в себя, огромное вам спасибо, что верили в меня тоже…

Мортен припоминает дома и дворцы города будущего, мимолетно увиденные улицы, их нужно воссоздать по памяти до мельчайшей ступеньки, до мельчайшей башенки…

Эйкин Драм…

…да какое нам дело в самом-то деле до Эйкина Драма! Уважаемый читатель, вас ничего не смущает? Вы не о чем не забыли, а? А между прочим, приказ убрать вас, как слишком много знающего – никто не отменял! Так что давайте-ка, потихоньку выбирайтесь из их теплой компании, и… да что и, что и, как будто я знаю, где мне вас от них спрятать, куда бежать, разве что…

…страницы…

…вырвать страницы…

Да что страницы, тут вообще все страницы от корки до корки вырывать придется… А куда деваться, похоже, единственный способ спасти вас, это сжечь меня, если я бумажная, и стереть меня, если я электронная. Давайте скорее, нет времени прощаться, они же спохватятся с минуты на минуту, и…

– Стойте!

– Stop!

– Deixar de fazer!

– 停止!

– Да стойте же, что вы делаете? Уважаемая книга, вы что, с ума сошли?

– Ну а что я могу поделать, если вы моего читателя убиваете?

– Да не тронем мы читателя вашего!

– Да как не тронете, вы не тронете, так города еще человек двадцать пошлют читателя убить…

– Да не пошлет никто никого, как вы не понимаете… Отменили задание… отменили…

– С чего бы это вдруг?

– Ну… Мы бы не хотели об этом распространяться… – отвечает Мортен.

– К сожалению, мы не имеем права сказать этого, – добавляет Эйкин Драм.

– Государственная тайна, понимаете? – улыбается Олли.

– Нет, уважаемый читатель, честное слово, я не знаю, почему так… Я вам скажу только одно, что знаю наверняка – вы в безопасности…

Глава 23 Эпилог

Уважаемый читатель!

Извините, я уже по идее должна кончиться, а я опять вас беспокою. Ну что поделать, не хочется мне кончаться, не хочется расставаться с вами, вы мне так понравились, честное слово! А вы… а может, будете меня проведывать хоть иногда? Я вам еще что-нибудь придумаю, только на этот раз хорошее, я уже кой-чему научилась…

…ой, опять я отвлеклась, а я же совсем не за этим вас побеспокоила… понимаете, я кажется, узнала, почему они вас в покое оставили.

Вы же помните, что говорил Ай про этих про всех? Что они…

Ну вот…

И вы тоже, уважаемый читатель… вас никто не тронет, потому что без вас не будет городов, ни Марска, ни Марсвилла, ни Ченхосина, ни Терренто де Феверио, ни Кристбурга… и города городов без вас тоже не будет.

Что значит, не умеете?

Что значит, не можете?

Не выдумывайте даже, если люди из будущего говорят, что без вас ничего не получится, значит, так оно и есть.

Сможете.

Справитесь.

Что такое?

Ну, это вам уже решать, какими они будут, завтрашние города, это уж вы какие сделаете, такие и будут, эти не нравятся, делайте другие.

А на этом я с вами прощаюсь, уважаемый читатель, желаю вам удачи, всего вам хорошего. С уважением, Ваша книга, книга про Вас.

Честное слово, мне будет Вас не хватать…

Рассказы

Четвертое время

– What were you doing last night at six o’clock?

(…что вы делали вчера в шесть вечера?)

Баньши замирает, пытается вспомнить:

– Я была на кладбище.

– На кладбище?

– Да… такая работа у духа смерти, быть на кладбище.

– Кто может подтвердить это?

– Это может подтвердить кладбище.

– And what did you do last night at six o’clock?

(А что вы сделали вчера вечером?)

– Простите?

– Что вы сделали вчера вечером?

Баньши бледнеет, хотя, кажется, куда бледнеть еще больше.

– Я… не понимаю.

Следователь не отступает:

– Сударыня, существует как минимум четыре прошедших времени. Вы сказали, что делали в простое прошедшее время…

Past simple, добавляю я про себя.

– …а что вы делали в остальные прошедшие времена? Past perfect? Past continuous? Past perfect continuous? Сударыня, вы сказали только про одно прошедшее время, а остальные?

– Я была на кладбище…

– …это в одно время, а в остальные три? Уж не во второе ли прошедшее время вы убили призрак покойной тетушки?

– Я право же…

– Что вы делали в Past perfect?

Баньши заливается слезами.

– А в Past continuous? Уж не в это ли время из сокровищницы пропали Звезды Африки?

Пытаюсь вспомнить, что за звезды из Африки хранились в сокровищнице, память нехотя подсовывает какие-то бриллианты, которые рассыпаются сияющим дождем.

Я даже не хочу спрашивать, что вы делали в Past perfect continuous, но сдается мне, за этим тоже стоит какая-то темная история…

– Честное слово, я…

– …что же, сударыня, вам придется посидеть в карцере, пока вы не вспомните, что вы делали в эти три времени…

Следователь выжидающе смотрит на меня, будто спрашивает – ну и как?

– Потрясающе, – киваю, – в жизни бы не догадался…

– Эх, молодой человек, чему вас только учат в ваших университетах… Вот так вот, еще только утро, уже одно дело раскрыто. Что же, поедемте дальше… вы говорили, что хорошо правите кэбом?

– Да, весьма уверенно… – дергаю кэб за поводья, кэб расправляет крылья, поднимается над городом, летит на запад, где как показывает компас следователя, случилось очередное преступление.

– И… сколько так за день? – осторожно спрашиваю.

– От трех до пяти раскрытых дел, порой бывает и семь, – следователь торжествующе смотрит на меня.

– Поразительно.

– Ничего удивительно, друг мой, все очень просто. Ни один преступник не готов к вопросу, что он делал в Past perfect, Past continuous, Past perfect continuous, люди даже не задумываются о таких вещах.

Спрашиваю снова как можно осторожнее:

– А… если эти люди… и правда… не виноваты?

Следователь смеется сухим раскатистым смехом, будто ветер гонит по улице листья:

– Друг мой, что значит, если?

– То есть, вы хотите сказать…

– …учитесь, друг мой, учитесь…

– Позвольте узнать…

– …да?

– Позвольте узнать, где вы сами были вчера вечером в шесть часов?

Короткий смешок.

– Я был на званом вечере в Ивнинг-холле, это подтвердит кто угодно.

– Это вы говорите про одно время… а остальные три?

Снова короткий сухолистный смешок.

– …или вы лучше меня знаете, кто на самом деле убил призрак тетушки, украл Звезды Африки и… думаю, про темную историю в Past perfect continuous вам тоже известно больше других?

Он смотрит на меня с вызовом:

– Известно… еще как известно.

– И не боитесь, что полиция…

– …друг мой, полиция ничего не докажет, свидетелей нет.

– Вы правы, но не совсем… есть один свидетель…

– Если вы имеете в виду то, что я рассказал вам…

– …я имею в виду, что я видел, как вы уносили Звезды Африки.

– Вы… – следователь бледнеет, или мне это кажется, – не может быть, я был там один…

– Вы ошибаетесь… это же очевидно… вы были в прошедшем времени, кто еще был с вами?

– Звезды Аф… хотя стоп… в прошедшем времени был я, и…

– …и прошедшее время.

– Вы?

– Past continuous к вашим услугам. И можете не сомневаться, что я предоставлю в полиции фотографии…

– А вы, я вижу, способный ученик… превзошедший своего учителя… что же, мои поздравления… удачи вам.

Он исчезает из кэба быстрее, чем я успеваю опомниться. Я дергаю поводья, я заставляю кэб развернуться, я распахиваю дверцу, я ищу следователя, я еще не понимаю, что я его не найду, что он не выпрыгнул на полном ходу, что его… что его… что его просто не было в кэбе…

– …уважаемые господа… – смотрю на троих сидящих передо мной, – кто-то из вас спрятал у себя господина следователя.

Past Simple, Past Perfect, Past Perfect Continuous сидят за столом, растерянно переглядываются, кажется, не понимают, что я имею в виду, вернее, двое из них не понимают, а третий очень даже.

– Следователь скрылся от меня в прошедшем времени, и переменил свою судьбу так, чтобы не оказаться со мной в экипаже. Вы знаете, у кого он спрятался?

– Понятия не имею, – признается Past Simple.

– Первый раз о таком слышу, – отвечает Past Perfect.

Past Perfect Continuous непонимающе смотрит на меня, о чем вообще идет речь, что вы вообще несете.

Понимаю, что найти виновного будет гораздо сложнее, чем я думал…

Не из того времени

А нас никто не подслушивает?

И не подсматривает?

Вы уверены?

А можно тогда с вами наедине поговорить?

Мы ненадолго, честное слово, мы вас отвлекать не будем.

Тут вот какое дело.

Таймбург.

Букбург.

Дримбург.

Мунтаун.

Найтаун.

Вам какое-нибудь из этих названий что-нибудь говорит?

Хотим сказать – подумайте хорошенько, только что тут думать, уж столицу-то вы не можете не знать, сейчас посмотрите на названия, сразу скажете – вот столица.

Что значит – не можете?

Как это – не можете?

Вы же знаете, там, у себя, в трехтысячном году…

…или стоп.

Вы, наверное, из какого-нибудь пятитысячного года, или семитысячного, когда про столицу нашу уже и не вспомнит никто…

…что?

Так вы из прошлого?

Слушайте, неудобно-то как получилось… Ну, вы извините нас, пожалуйста…

…да нет, не за беспокойство.

А за то, что придется вас ликвидировать. Вы не должны этого знать. Про Таймбург, про Букбург, про Дримбург, про Мунтаун, про Найтаун.

Не бойтесь, вы ничего не почувствуете, когда за вами придут…

Четыре раза по одиннадцать

– …ну что… месье… – он смотрит на меня с презрением, – лес-то вообще видел?

Киваю:

– Видел… на фотках.

– Ой, молодец какой, прям талант… Ну, если на фотках видел, то, конечно, в лесу не заплутаешь, всех поймаешь… месье…

Хочу спросить, кого всех, не спрашиваю, спину обдает неприятным холодком, и понимаю, что это не от зимнего ветерка, чуть колышущего верхушки берез. Припоминаю хоть что-нибудь, если в полдень встать спиной к муравейнику… нет, не то… луна растет на северной стороне дерева, солнце на южной… опять не то… у отдельно стоящего дерева… где оно, в лесу, это отдельно стоящее дерево, то-то и оно, что нигде…

Жду, что он объяснит еще хоть что-нибудь, он ничего не объясняет, хмуро кивает:

– Пойдем.

Иду за ним куда-то в никуда, черт, а почему дорог нет, меня никто не предупредил, что дорог не будет, и проваливайся в этом снегу, как хочешь, и иди туда, не знаю, куда, ищи то, не знаю, что… Марк Четыре По Одиннадцать ведет меня в глубину леса, поигрывая топором. Думаю, когда он развернется и зарубит меня этим топором, принесет жертву кому-то неведомому. Снова хочу спросить, почему Марк Четыре По Одиннадцать, почему он так представился, Марк 11 11 11 11, что это значит. Почему-то не спрашиваю, почему-то мне кажется, что стыдно в мои-то годы не знать про четыре одиннадцать, позор-позор. Он вот не постеснялся, когда я представился, тут же насторожился:

– Француз, что ли? Де Ноэль…

– Ага… француз.

– А Буш почему?

– Ну… потому что Буш.

И стыдно, что сам не знаю, почему я Буш де Ноэль, а может, он вот тоже не знает, почему он Марк 11 11 11 11, а я спрашивать буду… Вспоминаю какие-то евангелия, которых никогда не читал, от Марка, которого тоже никогда не читал, какой-нибудь стих под номером 11.11.11.11, которого я никогда в жизни в глаза не видел. Холодок подступает, уже жалею, что не оделся потеплее, проваливаюсь в снег, понимаю, что в выборе обуви тоже ошибся…

– Ну а вообще, месье Ноэль… какие традиции-то знаешь?

– Ну, я лично знаком с господином Адвентом…

– С господином Адвентом кто только не знаком…

– Еще Пай Натала знаю.

– А он что?

– Он подарки детям в ботинки кладет.

– Гхм… любопытно. А еще?

– Что-то слышал про греческую лодку…

– А она что делает?

– А ею украшают дом на Рождество… Еще что-то слышал о ведьме Бефане…

– Да, мы с ней старые знакомые… Ну, понимаешь же, месье, что это только крохотная доля всех традиций?

– Разумеется…

– Теперь понимаешь, зачем мы идем в лес? – Марк снова многозначительно поигрывает топором, мне снова не по себе.

– Э… не совсем.

– Ну а как понимаете?

Признаюсь:

– Никак…

– Эх, месье, месье… Обычаи, месье, обычаи…

– Вы… ищете обычаи?

– В точку, месье, в точку. Обычаи… милые рождественские обычаи… мы привыкли считать их милыми… но знали бы вы, что на самом деле только не встретишь в лесу… Древние обряды, от которых кровь стынет в жилах…

Откашливаюсь:

– Ну, насколько я помню, они давно вымерли…

– …плохо же вы знаете обычаи, друг мой…

– Вы хотите сказать… они еще остались?

– Подозреваю, что да… к сожалению…

Снова многозначительно поигрывает топором, ведет меня в глубину леса. Снова думаю, когда он зарубит меня в лесной глуши…