Полная версия
В краю несметного блаженства
Старик чуть не выронил планшет из рук, когда услышал восклицания Веха и упрёки в свой адрес. Дослушав ругань парня до конца, уже он начал говорить, находясь на взводе:
– Совсем тебе плохо, что ли? Не курил ли ничего, точно? Убью, если узнаю! Господи, ну и бредни. Для начала – не тычь в меня. Боюсь представить, чего тебе могли наговорить всякие больные кретины, но одно я знаю точно: моя душа чиста! А не чиста душа того, кто подобным действием пытается напрячь обстановку и дискредитировать органы власти. Ну ничего, успеют найти, и никакая Социальная Реабилитация ему не светит, а ждёт его верная погибель.
– Ты хочешь сказать, что это не твоих рук дело? – усомнился Вех.
– Мальчик, я ни глава Надзора тебе, ни министр, ни сам Председатель. В иерархии власти я ничтожен. Да, под моим контролем находится отряд из дюжины людей, но и на этом полномочия мои кончаются. Надо мной стоит начальник штаба, над ним – начальник Районного Центра, над ним городские управленцы всех мастей, над ними – само Министерство Безопасности, и это я не перечислял тебе ещё сотню иерархических делений и ответвлений. Кто же я такой, чтобы устраивать диверсии государственного масштаба?
– А сверху никакой информации не поступало? Нет никаких догадок, предположений?
– Сверху – тишина. Этим будет заниматься специальный отдел Службы Чрезвычайной Сохранности, напрямую подконтрольный Правительству, а мы, работники Надзора, так и останемся в тени. Нас поставили на должность неких ликвидаторов того, что произошло. Поэтому я пришёл к тебе, а после тебя мне велено посетить ещё кучу людей, дабы провести инструктаж, как себя вести, а ты своими догадками просто меня убиваешь и отнимаешь моё время.
– Уж позвольте себе, раз такая ахинея совершилась, уделить время жертве кинопремьеры и поговорить с ней, как надо!
– Вымещай свою злость на ком угодно, кроме меня. Я всегда был за добро, справедливость и безопасность. А лучше вовсе успокойся и ни на ком ничего не вымещай. Слушай внимательно. Видел безумие, творящееся на улицах? Разумеется, видел. Это жертвы произошедшего, такие как ты. Наш общественный строй подразумевает помощь попавшим в беду гражданам, и поэтому вместе с пострадавшими выходят все. Но ты у нас умный мальчик, Вех, ведь так? Не дай усомниться в себе. Ты понимаешь, что подобные массовые волнения ни к чему, кроме нарушения порядка, не приведут и что вследствие этого тебе желательно оставаться дома, не предпринимать бездумных попыток проявления героизма и с чистой головой наблюдать за событиями разве что только из своей собственной квартиры.
– Как это – «ни к чему, кроме нарушения порядка, не приведут»? Неужели органы власти проигнорируют многотысячные толпы, стремящиеся бурным потоком и распространяющиеся по улицам?
– Я зря использовал единственное число, называя преступника. Масштаб кинопремьеры свойственен не одной персоне, а ведомству, причём очень серьёзному, например, Министерству Культуры. Но не хочу заранее на него клеветать. То бишь либо руководство, либо все вместе взятые сотрудники по спланированному сговору предали Правительство, заместо нормального фильма поставив кровавую бойню. А может, фильма «нормального» и не было вовсе. Безусловно, Правительство во всём разберётся, но при беспорядках придётся задействовать гораздо больше сил. Ты понял, Вех? Сиди дома и на улицу не суйся. Ни при каких обстоятельствах. Слушай государственное радио и посещай официальный сайт Правительства в Сети.
– Если разборки затянутся до понедельника, – а в понедельник мне на работу, – то что тогда?
– Форум Центра Изучения Послесмертия или почта. Всё напишут, всё разъяснят. Но ты не рвись, успеешь ещё поработать. Это мне надо изо всех сил рваться…
Келли пожал руку Веху и собрался было покидать его, но парень сжал ладонь и остановил старика.
– Ещё один момент, – добавил он. – Фильм показали во всех восьми кинотеатрах, верно? Это мне так, для полноты картины.
– В каждом из них, в каждом кинозале. Систематизировано… – Келли сморщился. – Всё наладится, парень, не переживай. Тут и переживать-то не о чем: перебоев не предвидится, работа кипит. В голоде и холоде не останешься. На улицах уже включили теплоплиты. Просто пережди это неприятное для всех время. Думай о хорошем. Мне пора идти, Вех. Всего тебе хорошего.
– До свидания… – как-то неоднозначно протянул парень.
Дверь хлопнула. В комнату вернулась Рокси, прятавшаяся всё это время в спальне. Игру в прятки она объяснила тем, что по какой-то неведомой причине один лишь взгляд старика из Надзора вызывает у неё помрачённое и пугливое состояние. Вех озвучил ей только что созревшие мысли:
– Бунт так и будет принимать всё более объёмные и жёсткие обороты. Я не могу ждать до завтра, чтобы сменить паёк, и Донована далеко отпустить не могу. Нужно действовать здесь и сейчас, пока мы не остались здесь голодными и не позволили рыжему сбежать.
– Но… тебя там раздавят! Ты сам мне об этом говорил, а сейчас собираешься нарушить и свои правила, и правила этого старика!
– Не раздавят, Ро. Я пойду обходными путями, где меньше всего народу, посещу Центр Выдачи и поменяю рацион, а потом, если сил хватит и люди не будут мешать, навещу квартиру Донована. Вдруг вернулся…
Вот так и вышло, что не получилось Веху полноценно отдохнуть, отстраниться от нахлынувшего стресса и провести вторую половину дня в небытии. Пришлось второй раз за день покинуть тёплую квартиру, оставив Рокси сидеть в одиночестве, и отправиться в неизвестность, заполненную людской массой. Правда, не сразу: минут двадцать Вех просидел дома, чтобы позволить Келли уйти с этого этажа и переместиться на другой.
В подъезде было тихо, но как только парень покинул подъезд, то тут же оказался сбит с ног всепоглощающей волной и вынужден был плыть по течению, боясь оказаться раздавленным тысячей пар ботинок, которые в едином ритме проминали под собой тротуарную плитку. Его хлестали рукава случайных курток, пинали колени, скрытые за тёплыми штанами, подталкивали и ни на секунду не позволяли замедлить ход.
Выбраться оказалось под силу только с божьим чудом. Волна пожевала Веха, прокрутила его через тонкие пространства между людьми и с силой выплюнула на обочину, словно ненужный мусор. Весь измятый, он свернул на первом попавшемся узеньком повороте и устремился как можно дальше от этого свирепого людского конвейера. Ближайший Центр Выдачи располагался напротив остановки рельсобуса, на другой стороне длинной улицы, и прятался за невысокими домишками. Обычно такой маршрут занимал не более пяти-семи минут, но когда пришлось идти по задворкам, подниматься по грязным лестницам, на которых продолжали гнить ворохи не убранных с октября листьев, и огибать изначально полностью прямой путь, то на это путешествие потребовалось в три раза больше времени.
На широкой улице движение замедлилось. Появилась возможность увидеть начало и конец человеческой волны, и людей, оказалось, было не так уж и много: подобно разбрасываемым кем-то семенам рассеялись они по дорожному полотну и отныне шли не сплошным потоком, а группами. Но если на секунду представить, что это были представители одного лишь Перспективного района, коему была подобна сотня остальных районов города, то становилось жутко, и тело начинало трястись от переживаний.
Без проблем миновав дорогу, Вех бросился во дворы. Во дворах, обычно пустынных и малолюдных, тоже происходило некое движение, но всё же стоило отдать местным жителям должное: да, они, как и подавляющее большинство, после кинопремьеры были поставлены на уши и вздёрнуты, однако не стремились выбежать на широкую улицу и объединиться с толпой, а сплочённо держались в своём маленьком обиталище, вероятно, защищая его от потенциальных нападок с улицы. Они громко переговаривались друг с другом. Кто-то, скрестив руки за спиной, наматывал круги по снегу (теплоплиты были проложены по основным дорогам и улицам города, до двориков же они едва доходили) и бурчал: «Да как они посмели-то?..»
– Стой, где стоишь! – остановил Веха со спины женский голос, когда парень углубился во двор и прошёл мимо нескольких стареньких женщин.
Вех затормозил. Ноги его, казалось, прилипли к дороге, ведь он стоял и не поворачивался к говорящей, а терпеливо ждал, пока та сама к нему подойдёт. Она подошла, старуха с обмёрзлыми красными щеками, с ног до головы укутанная в несколько слоёв одежды и какие-то тряпки, свисавшие до земли и грязными своими краями волочившиеся по ней.
– Я вас слушаю, – сказал Вех.
– Дальше дороги нет! – пригрозила старуха. – Не нужно шляться по нашим переулкам, когда повсюду творится невообразимый хаос! Иди, откуда пришёл!
– Мне нужно попасть в Центр Выдачи. Что же мне, голодным остаться из-за ваших глупых прихотей?
– До Центра Выдачи, по секрету скажу, существует другая, более подходящая дорога. Не пудри мне мозги! Возвращайся назад!
– Нет, никуда я не вернусь. Вы вообще видели, что творится на «подходящей», по вашим словам, дороге? По ней бродят толпы людей. Уж лучше я вас ослушаюсь, чем окажусь раздавленным гущей восставших.
– Именно из-за этого мы стоим здесь и никого не пропускаем!
– Я не верю, что к вам прямо-таки лезут изо всех щелей, чтобы нарушить покой этого места. Вы выполняете бессмысленную работу. Здесь никто, кроме меня, упрямого дурака, не пройдёт. Дайте мне уже пройти. Я не тот, кто вам помешает.
Но старуха настаивала на своём и всем телом, всеми тряпками на этом теле загородила Веху проход, растянув руки в разные стороны. Пролететь под ней шанса не было: слишком огромной она казалась из-за тонны мехов, что свисали с неё, да и был большой шанс случайно её сбить, чего совершенно не хотелось сделать. Впрочем, говоря по правде, Вех представил, как толкает старушку, а она шаром начинает катиться вперёд, параллельно выкрикивая что-нибудь ругательное. Ситуация показалась ему очень смешной, и он рассмеялся.
– Смешно ему… – проворчала старуха, нахмурившись до предела. – Идём за мной. Увидишь, как на самом деле обстоит вопрос, и, тогда не так смешно станет.
В тени здания, под козырьком, притаилась дверь с надписью «Выход». Связка ключей задребезжала в руках пожилой женщины.
Вдвоём они зашли в темноту. Вех поначалу не на шутку испугался, подумав, что старуха собирается запереть его в каком-то старом подвале за непослушание, но продолжал смирно следовать за ней, всё дальше отдаляясь от света, который исходил от открытой двери на улицу. Всё встало на свои места, когда щёлкнул выключатель и внутренности здания предстали перед его взором, как на ладони. Это был какой-то странный цокольный этаж, расчленённый на уборную, кладовую и электрощитовую комнатки, а также на две неизвестные комнаты без названия. В одну из этих неназванных комнат старуха и провела Веха, снова воспользовавшись связкой ключей.
Свет внутри четырёх маленьких стен своей яркостью выжигал глаза. Парня настигла кратковременная слепота, и понадобилось время, чтобы он сумел увидеть то, ради чего его привела сюда ключница (так он мысленно успел её прозвать). На бетонном полу, связанные по рукам и ногам, с заклеенными клейкой лентой ртами, лежали, прислонившись друг к другу головами, два юнца из той шайки, что сидела в кинозале сзади Веха, занималась непонятной деятельностью и действовала ему на нервы. Вех сразу вспомнил густые кучерявые волосы первого и остроугольный подбородок второго, а ещё всегда хитрое выражение его лица. Неизвестно, узнали они Веха или нет, но появление в пустой комнате хоть кого-то явно их возбудило. Они начали ёрзать по полу, случайно стукнулись лбами и замычали то ли от боли, то ли от желания заговорить. «Попались, уродцы малолетние», – ухмыльнулся Вех и спросил старуху с осторожностью:
– Это вы их… как так вы их отделали? Самостоятельно?
– Конечно нет, хо-хо! – фыркнула женщина. – Но раньше я была грозой всех сорванцов! Ни один избалованный мальчуган, осмелившийся пристать ко мне, не оставался безнаказанным. Сейчас же – нет и ещё раз нет. Времена другие. Сыновья мне помогли. Они у меня близнецы и оба – как богатыри. Я и не таких отлавливала в своё время. Эти какие-то хрупенькие, тощенькие, их больше сломать боишься, нежели наказать.
– А что случилось-то? Они напали на вас? Они попытались совершить что-то преступное? За что вы их так оттяпали?
– Ха-ха! Не бывать этому! Пускай только попробуют напасть или совершить преступление в отношении меня, моих любимых сыновей или кого-нибудь ещё! Да им силёнок не хватит и совести! Дело было так: заходит эта парочка в переулок и начинает себя вести так, словно она этот переулок выкупила и имеет право творить здесь любую дрянь, которая только придёт в их головы. Огрызаются, орут непристойности, а самое главное – убеждают людей выйти на улицу и маршировать вместе со всей толпой. Наш сосед не выдержал, вставил им крепкое словцо, а они чуть ли не с кулаками на него набросились. Как хорошо, что сыновья гостили у меня! Я сбегала, позвала их, они недоумков скрутили и бросили остывать в подвале. Должность у меня такая. Я здесь кто-то вроде… раньше существовало слово «консьерж», но такой должности давно нет. В общем, стараюсь следить за порядком, чтобы людям жилось хорошо…
Не стал Вех говорить, что уже знаком с этой парочкой, аргументировав это следующими доводами: «Мало ли что ей взбредёт в голову, позовёт своих богатырей, те поколотят меня и оставят связанным, и будем мы этой троицей лежать, пока не вздумается старухе нас отпустить». Но женщина как будто услышала его мысли и сказала улыбчиво:
– Ты взгляни на них: мычат, как коровы. Мне почему пришлось им рты заклеить? Они же запищали-закричали на весь дом, а на эти крики могли сбежаться жильцы. Вот я и заткнула их. Может, одумались? Давай проверим! Не помешает разузнать, кто они и какие цели преследуют.
Вех стоял как вкопанный, не шевелился и наблюдал, как старуха возится над связанными, освобождая их рты от липких слоёв клейкой ленты. Ему стало плохо. Ещё с первых секунд, как он увидел тела парней, перемотанные верёвками, он вспомнил те ненормальные кадры из фильма с девушкой, которую бесконечными ударами хлыста превратили в один сплошной синяк, и захотел вывернуть свой желудок наизнанку. Сейчас же он молил у небес, чтобы у парочки от чувства свободы не развязался язык, чтобы они не проговорились, что знают его. Но невозможно было преломить череду странных событий даже при помощи небес. Вех был прикован к нынешней ситуации, и освободиться от невидимых оков ему было суждено только при прохождении этой несправедливой неприятности. Разумеется, первые слова, сказанные молодыми людьми, когда появилась возможность говорить, прозвучали в сторону Веха, как смертный приговор:
– Опять ты здесь, придурошный. Куда ни взгляни, куда ни пойди – везде на него наткнёшься.
– Молчите, гады… – прошипел Вех, надувшись.
А мучители просекли фишку и продолжили друг за другом:
– Что же ты такой нервный, дружище? Славный же был фильм.
– Ты глянь, какой параноик! Представилось больному его разуму, мол, следят за ним, и решил он из жертвы стать охотником. Будет теперь нас донимать и ходить за нами по пятам.
– Заткнитесь, твари безмозглые!.. Иначе я и впрямь начну за вами слежку!..
– Какого дьявола здесь происходит? – возмутилась старуха, заметив подозрительные переговоры между молодыми людьми. – Ты что, знаком с ними? – спросила она Веха.
– Нет, блин! – пытался отвертеться Вех. – Вы не видите? Они же спятили! Так, мне уже пора идти… Я готов послушаться вас и пройти через улицу.
– Куда же ты? – иронизировали подлецы. – Неужели ты оставишь нас здесь? Коль пришёл – спасай!
– Да что же это? – взвизгнула женщина, презрительно уставившись на Веха. – Так вот с какой целью ты пришёл в наш закоулок: спасать своих идиотских товарищей! Знаешь ли, это ни в какие рамки уже не влезает. Никуда ты у меня не уйдёшь, шакал!
Она попыталась закрыть его в комнате, но он успел вылететь наружу и ненароком толкнул старуху. Старуха не упала, а, как и предполагалось, повалилась, попятилась назад, закружилась и влетела в стену. Вех успел смыться через узкий проход между зданиями, в который его изначально отказались пустить, прежде чем клубок одежды, внутри которого находился человек, сумел оправиться от произошедшего абсурда и подняться на ноги. Никакие сыновья в погоню за Вехом не бросились: было слишком поздно. Даже профессиональный бегун не нагнал бы ловкого парня, успешно скрывшегося в густоте дворовых дебрей.
Вех бежал безостановочно, не смотрел назад и действительно боялся неких богатырских детей, которых упоминала старуха. Но потом ему показалось странным, что в качестве преграды во дворе были установлены не те самые богатыри, а их пожилая мать, и он подумал, пока сбавлял скорость до обычного прогулочного шага: «А не соврала ли она насчёт сыновей? Ведь ни один здоровый сын не оставит маму мёрзнуть на улице, а уж тем более – выполнять функции какого-то вышибалы. Но если учесть, что её детям, судя по её собственному возрасту, должно быть не менее пятидесяти лет, – а это прямо как доктор Брайан! – то они, несмотря на достаточную (по меркам средней продолжительности жизни – ста одного года) молодость, и сами были в приличном возрасте. Прямо-таки представляю на их месте двух Брайанов в белых халатах, аж хохотать хочется начать. В общем, их семейные проблемы, пусть разбираются в них сами. Главное, чтобы к простым людям не лезли».
Оставалось пройти считанные шаги. Центр Выдачи встретил Веха своей задней дворовой стороной, где по широким, шириной с колодец прозрачным трубам, разгоняемые воздухом, отправлялись и доставлялись плотно запечатанные упаковки. Несколько людей контролировали процесс, то увеличивая, то понижая мощность воздушных потоков. Веху это нужно не было, а нужен был главный вход, поэтому он прошёл по очередному проходу, очутился на улице (переполненной колонной протестующих), сделал несколько шагов направо, вытер заснеженную подошву ботинок об огромный ковёр и вошёл в Центр через автоматические двери.
Как в Центр Выдачи ни приди – всегда в нём будет обильное количество людей. Но не сегодня. Пусто, как в заброшенной темнице. Почему как в темнице? Потому что большая часть ламп по какой-то причине не горела, будто сегодня был нерабочий день, и в связи с этим основному свету приходилось проникать через квадратные окошки над входными дверями, дабы внутри можно было хоть что-нибудь увидеть. Вех подошёл к стойке, нервно подождал, попытался глазами отыскать любую информацию, которая привела бы его к ответу на вопрос, работает ли Центр Выдачи, но ничего не нашёл. «Да и как он может не работать, если только что я видел на заднем дворе рабочих, возившихся с упаковками?» Разочарованный, он хотел было вернуться во двор к тем людям и начать мурыжить их по поводу работы Центра, но отчётливый тёмный силуэт, как оказалось, наблюдавший всё это время за ним со второго этажа (между первым и вторым этажом не было пола, а были одни лишь тоненькие проходы, огороженные перилами и ведущие к кабинетам), испугал его, а затем – заинтересовал. Как только силуэт оказался замечен Вехом, он в мгновение ока исчез из поля зрения и при этом был сопровождён громким топотом.
– Эй! – Вех окликнул странную сущность. По звукам, которые сущность издала, стало ясно, что она материальна, что она не чудится ему и что, должно полагать, имеет облик человеческий. Вдобавок донеслись звуки открывавшихся и закрывавшихся дверей.
Даже если бы Веха прямым текстом попытались отсюда прогнать, он ни за что бы не оставил это место в покое, не узнав предварительно, кто подобное говорит и с какой целью. Такова была его сущность, тем более что за половину дня он столько испытал и в такое количество передряг влез, что ничего уже не могло сломить его стойкого любопытства.
Поиски лестницы на второй этаж продлились недолго и окончились успехом. Хрупкие деревянные ступеньки, трещавшие от нажима лёгких ног, привели парня наверх, туда, откуда на него смотрел силуэт. Несмотря на повышенный интерес, Веху стало по-настоящему страшно. Хлипкий пол готов был провалиться при каждым медленном шажке. Мрачная атмосфера опустошённости и мистики била в голову. Узкий проход оказался настоящей полосой препятствий даже для тоненького паренька. Здесь же, по всей длине прохода, находились двери в кабинеты, их было всего три. Первые две двери оказались закрытыми на ключ, а третья – немного приоткрытой. Не заходя внутрь, Вех попытался рассмотреть неосвещённое убранство кабинета и за небольшим столиком с кривыми ножками заметил нечто трясшееся.
– Кто ты? – спросил Вех, обращаясь не как к чему-то живому, а понарошку и наивно. – Почему ты прячешься?
– Уходите… – проверещал заплаканный женский голосок, продолжая прятаться. – Центр Выдачи закрыт на пару часов по неформальной причине.
– Что ещё за неформальная причина?.. Так ведь не бывает. Всё должно быть регламентировано, но не об этом на данный момент. Если вы здесь работаете, то прошу, окажите мне услугу, за которой я к вам пришёл. И почему вы следили за мной? Почему прячетесь?
– Говорю же: закрыто. К сожалению, никто не окажет вам услугу. Я здесь одна на весь Центр, и я не собираюсь ничего делать, как бы глупо это ни звучало.
– Ну хорошо, – удовлетворённо произнёс Вех. – Сейчас я возьму стульчик, присяду на него и буду ждать, пока ваша неформальная причина не подойдёт к концу. – С этими словами он плавно опустился на стоявший в левом углу стул с жёсткой спинкой, демонстративно опрокинул ногу на ногу и принялся ждать неизвестно чего.
Комедийное выступление Веха благотворно повлияло на решение женщины встать из-за стола и заняться своей работой. Не прошло и двух минут. Ей хотелось побыть в одиночестве, а напряжённое присутствие в кабинете настырного парня разбило эту мечту в пух и прах. Осознав всю несерьёзность и абсурдность своего положения, она поднялась на ноги.
– Пойдёмте… – пробормотала она жалостливо и покинула кабинет. Вех пошёл за ней. – Бессердечный вы человек…
– Кто бессердечный? – вспыхнул парень. – Я бессердечный? Милочка, позвольте спросить: знаете ли вы моё положение? Вошли ли вы в него? Нет! Стало быть, почему я обязан входить в ваше положение? Не бывать этому, так что прекращайте страдать, это бессмысленно, и будьте добры делать то, что вы должны делать.
– Удивительно… Боюсь представить, – иронично произнесла женщина, – что такое могло произойти с молодым человеком. Неразделённая любовь? Ха-ха.
– Сначала кинопремьера и показ несусветного ужаса на ней. Прихожу домой, весь искалеченный психически, а там моя знакомая сидит, выясняется, что беременная, говорит, что тот, кто оплодотворил её, куда-то пропал и вот уже несколько дней не появляется. Беспорядки на улице. Я предлагаю ей посидеть у меня дома, пока последствия кинопремьеры не будут нормализованы, а у самого в еженедельном пайке – печенье да фрукты с водой. Это явно не входит в рацион беременной женщины, я-то на работе обычно ем. Вот и стоят передо мной следующие задачи: прийти сюда и поменять паёк, найти парня моей знакомой, по совместительству – моего бывшего друга, и вернуться домой целым и невредимым.
– Ладно, я заберу свои необдуманные слова назад. Вы достаточно неприятностей на сегодня пережили. Между прочим, как раз с сегодняшним фильмом моё горе и связано. Из широкого круга моих близких людей я была единственной, кто не пошла на него. Когда по радио и телеэкрану в экстренном порядке рассказали про то, что во всех восьми кинотеатрах, где была организована кинопремьера, произошла подмена кинолент и вместо хорошего фильма был поставлен, как вы выразились, «несусветный ужас», я впала в настоящую истерику, из состояния которой не выхожу до сих пор. Все пошли: мой дорогой муж, сын с дочерью и даже мои родители! Мне удалось наладить связь только с сыном и матерью. У сына началась тошнота и закружилась голова, он побежал в туалет, а когда вышел из него, то увидел ораву перепуганных до смерти людей и покинул кинотеатр вместе со всеми. Потом прибежал ко мне и рассказал всё это. Сказал, что останется со мной в Центре Выдачи безопасности ради, а я, дура, приказала ему бежать до дома и пытаться наладить связь с остальными. Не знаю, сумел ли он добежать или нет, учитывая бардак на улице, но весточки от него я до сих пор не получила…
– М-да уж, – заключил Вех, – вы очень глупо поступили, отправив его на улицу, но я ни в коем случае не давлю на вас. Невыносимая ситуация, и неизвестно, чего ожидать дальше. А как же мать? Как вы наладили с ней контакт?
– Пришла сюда вслед за сыном, вся изорванная и без своей дублёнки. Сообщила, что её по ошибке приняли за сотрудницу кинотеатра, принялись трепать, бить и волочить, но что под конец ей удалось сбежать. Лицо у неё было как у приговорённой к казни. Изрыдалась, прямо все глаза выплакала, крикнула, что не оставит внучку в опасности, вылетела наружу и ринулась обратно.
– Невероятно, просто невероятно… Теперь и вы меня простите. Не стоило мне вести себя так невежливо, похабничать и что-либо требовать с таким диким стремлением.