Джек-потрошитель с Крещатика

– Двадцать пять тысяч. Кто даст больше? Следующий шаг – двадцать семь тысяч пятьсот. Вижу двадцать семь тысяч пятьсот!

Блондинка не сдавалась. Рыжая – тоже. Имелись и другие соперники. Одни демонстративно тянули руку вверх, иные, желавшие сохранить инкогнито до финала торгов, делали лишь еле заметное движение, видимое одному ведущему, и Катерина не могла понять, с кем еще она ведет торг. Но ей стало заранее жалко потраченных денег.

– Следующий шаг – тридцать тысяч…

Кто б мог подумать, что «самоплагиат» и «мусор в стиле модерн» будет иметь такой спрос?

– Вижу… Тридцать тысяч! – сказал ведущий, ответив тем самым на заданный ею вопрос. Он смотрел прямо за спину Дображанской, туда, где сидел ее соперник – директор банка.

«И ты, Брут?..» – мысленно вздохнула она и качнула своим номером.

– Тридцать три… – седовласый ведущий аукциона не смог сдержать излишне жгучего взгляда на красивую Катю. И в который раз ее красота немедленно вышла ей боком.

Стоило седовласому выдать ее, сидевший перед Дображанской долговязый и худой бизнесмен, известный взрывным, неуправляемым нравом, быстро обернулся к ней и прошептал:

– Кончай! А то посажу… Поняла?

От неожиданности Катя моргнула. Приняв моргание за знак согласия, тот удовлетворенно вернулся в исходную позицию.

«Он что, угрожает мне? – к щекам Дображанской прилила кровь. – Мне, Киевице?»

– Тридцать шесть, – отреагировал ведущий на движение блондинки. – Сорок тысяч, – его взгляд опять полетел за спину Дображанской. – Сорок четыре, – взгляд переместился вперед.

Рыжая художница уже отпала. Но Кате надоело ждать – решительно сбросив с себя остатки бриллиантового гипноза, хранительница Города встала и крикнула, нарушая все правила.

– Шестьдесят! Есть желающие дать больше? – рука Дображанской, украшенная кольцом с подавляющим волю алмазным цветком одолень-травы, подняла номер.

Возразить ей не смог никто. Со всех сторон на Катю полетели лишь недовольные взоры, гримасы и возмущенное шиканье. Блондинка в первом ряду полоснула ее обозленным взглядом, не скрывая обиды за угнанную картину, которую она уже никогда не повесит в своей розовой спальне. Сопровождавшая ее не участвовавшая в аукционе шатенка присовокупила неприкрытую ненависть – за изумительно красивую Катину внешность, которой не будет обладать никогда. Рыжая художница тоже посмотрела на Катерину Михайловну, быстро, но пристально, – и даже не на нее, а на брошь, кивнула, словно по одной эмалевой бабочке в стиле модерн определила всю Катину суть – и отвернулась.

Видимо, получив знак от хозяина, ведущий провозгласил:

– Шестьдесят тысяч – раз…

Взрывоопасный бизнесмен развернулся к Кате всем телом. Его глаза кипели, тонкие губы змеились. Внезапно он издал краткий невразумительный вскрик, порезавшись о ее взгляд… В прямом смысле слова – по щеке мужчины потекла быстрая кровь. Порез был коротким, но глубоким, горючим. Кровь скользнула на белый воротник рубашки, поползла по груди. Мазнув рукой по щеке, бизнесмен ошарашенно посмотрел на свою ладонь.

– Вы порезались, – сухо сказала Катя, не сводя с него ставших бездонными глаз. – Нужно быть осторожней. Так ведь можно случайно порезать и горло.

«Кто ты???!!! – прочитала она ответный обезумевший взгляд, рука мужчины схватилась за шею. – …Ведьма!»

«А вы не знали?» – ответила взглядом ведьма.

– Пустите. Я порезался… запонкой, – быстро сказал он соседу и спешно вышел из зала.

– Шестьдесят тысяч – три! Продано!.. – элегантно стукнул молоточком «благородный отец» и одарил Катю благосклонной «отеческой» улыбкой. – Екатерине Михайловне Дображанской.

Катя, в свою очередь, тоже обернулась, взглянуть на вновь поверженного соперника – швырнула генеральному директору банка прямой насмешливый взгляд. Тот едва сдержал спазм, и она поняла, что в кармане у него покоилось ровно тридцать тысяч, но она вновь смешала ему все карты.

Внезапно в сердце у Дображанской опять закололо. По коже помчался озноб. Тело бросило в жар, кожа стала огненной.

«Что со мной? Я словно заболеваю?»

– Лот № 23, – бодро заявил ведущий, глядя на Катю так, точно стал ее персональным гидом по миру искусства. – Вариация на тему «Дух Бездны», начало ХХ века, бумага на картоне, соус. Вариант работы был опубликован в книге…

Черный Ангел с бездонными глазами-пропастями появился на экране ноутбука Акнир. Дашины глаза округлились, ресницы захлопали, пухлый нос зачесался:

– Ух ты!.. Как, по-твоему, за сколько Катя купит его?

– Хочешь перекупить? – смекнула Помощница Главы Киевских ведьм.

– Ну, есть в нем что-то… Правда? Такое… страшное. А тебе не кажется, что Дух Бездны на Катю похож?

– Совсем не похож, – не согласилась Акнир. – Разве что взглядом. Иногда у нее бывает такой.

– Но на кого-то он точно похож! Я буквально только что видела этого человека, – нетерпеливо заерзала Чуб. – Может, там, на аукционе? – Даша приблизила нос к экрану, рассматривая избранную – платежеспособную публику.

– Начальная цена – тысяча долларов, – сказал ведущий. – И я уже вижу тысячу…

Известный коллекционер в нарочито непрезентабельном свитере сделал знак, подмеченный только «благородным отцом» аукциона и камерой.

– Вижу тысячу сто… – сказал ведущий.

Катин соперник вступил в игру. Блондинка и рыжая остались неподвижны: для первой сюжет был слишком не розов и слишком жесток, вторая – по иным, ей одной известным причинам.

В мгновение ока сумма выросла как на дрожжах.

– Десять тысяч… Одиннадцать… Двенадцать… – едва успевал выкрикивать ведущий. Его взгляд метался меж нескольких горячих точек – ни коллекционер, ни генеральный директор банка не собирались сдаваться. Нашлись и другие желающие.

– Двадцать тысяч… Двадцать две…

Когда сумма перевалила за сорок штук, Катерина подумала, что, рассчитывая финансовые возможности своего соперника сзади, не учла одного – его хорошего вкуса. Очевидно, он просто не желал расставаться с деньгами ради сладкого ангела. Сейчас же, когда речь шла о стоящей вещи, он не скупился.

– Тридцать шесть… Нет, уже сорок… Сорок четыре… – немолодой ведущий запыхался, так быстро ему приходилось говорить… – Сорок восемь. Пятьдесят.

Ангел Бездны притягивал не одну только Дашу – в дивной скорости этих торгов зазвенела настоящая страсть.

– Пятьдесят пять… Шестьдесят!

Зал затаил дыхание – бой за лот напоминал поединок на ринге, в каждой новой названной сумме звенела сила удара, и каждый мечтал убить новой ставкой соперника.

Катя услышала позади себя участившееся дыхание директора банка. Ощутила на шее его горячий взгляд… И вдруг угадала: это не страсть – это месть. Месть Кате, – ее соперник специально набивает цену, чтобы она купила лот по наивысшей цене. Не сомневаясь: та, кто «собирает весь мусор, если он в стиле модерн», все равно его купит!

«Ошибаешься, – равнодушно подумала Катя. – Я не собираюсь его покупать».

– Ну, купи, пожалуйста, купи ее! – взмолилась Чуб по другую сторону экрана. – А потом я как-нибудь накоплю и отдам.

– Шестьдесят шесть, – сказал ведущий. – Семьдесят!

– Сволочь, – эмоционально воскликнула Даша. – Где я вам семьдесят тысяч достану?.. Можешь превратить его в лягушку? – повернулась она к Акнир. – Почему я должна платить столько?

– А почему в лягушку?

– Устроим твоей Матильде личную жизнь. Двойная польза!

– Прости, но я свою Матильду за кого попало не выдам… – Акнир похлопала по стене аквариума с белой подружкой.

– Восемьдесят. Восемьдесят восемь. Девяносто пять. Сто! – крикнул ведущий. – Сто тысяч – раз… Сто тысяч – два…

Коллекционер сдался последним. Прочие – сдали позиции еще на шестидесяти. Вдохновенно злое лицо соперника Кати увеличил экран. И едва ведущий выкрикнул «Сто тысяч – три!» – в его взгляде впервые пропечаталась не только злость, но и страх.

– Продано! – произнес ведущий. – Анатолию Николаевичу Томину.

– Как продано? – дезориентировалась Чуб. – А Катя чё?.. Не купила?

– Нет, – сказала Акнир.

– Почему?

– Как я понимаю, она покупала подарок Маше. Сама она не поклонница Котарбинского.

– Но ведь вторая картина лучше! Она мне больше понравилась!.. – расстройству Даши не было предела.

– Но ведь это подарок не тебе, – резонно заметила дочь Киевицы.

Словно желая попрощаться с Землепотрясной, «Дух Бездны» появился на экране вместе с круглой ценой.

– Стой! Сделай стоп-кадр… Скопируй картинку! – заорала вдруг Чуб.

Акнир ударила по клавише. Черный Ангел замер на экране. Землепотрясная проворно развернула газету «Неизвестный Киев».

– Я знаю, на кого он похож, – с облегчением человека, наконец разгадавшего ненужную, но прилипшую как репейник загадку огласила она. – Посмотри!

Акнир поглядела на указательный палец Чуб, уткнувшийся в газетное фото под заголовком «Помогите найти» – красивую, темноволосую, большеглазую девушку с застывшим взглядом и суровым ртом. Затем перевела взгляд на пойманную монитором картинку.

– Дочь бизнесмена, которая спьяну убила отца! Скажи, что она похожа на Черного Ангела? – попросила Даша.

– Она не просто похожа, – сказала Акнир. – Похоже, что это она!

Выходя из обитого темно-синим атласом зала, Дображанская бросила на поверженного соперника сожалеющий взгляд – воинствующая, неискоренимая и саморазрушительная глупость людей вызывала у старшей из трех Киевиц в последнее время неподдельную грусть о несовершенстве мира. В бездну директор банка вверг себя сам – и теперь застыл в кресле, будто купленный им «Дух» с лицом Горгоны обратил его в камень. Если в наличии у него имелось всего тридцать штук, откуда взять еще семьдесят – представлялось большим вопросом.

Но намного сильней Катерину беспокоила собственная внезапно обретенная способность. Обладать острым взглядом, острым без всяких фигур речи – слишком опасное свойство, особенно если ты не знаешь, как им управлять. Еще во время аукциона Катя отправила sms своему водителю с просьбой срочно привезти ей очки с затемненными стеклами, хотя и не знала еще: спасет ли кого-нибудь их темнота.

– Всегда рады видеть вас, – задержал ее хозяин Аукционного Дома. – Признаюсь, сегодня вы удивили меня.

– Простите, что нарушила правила, – принесла свои извинения Катя.

– Я не был удивлен. Но не сомневаюсь, что это больше не повторится, не так ли?

Ее тоже не удивила его снисходительность – Вадим Вадимович давно намеревался влюбиться в Катерину Михайловну, прекрасную, как столь любимые им великие произведения искусства.

– Но, признаюсь, я был уверен, что вы предпочтете Небу Бездну, – сказал он, смягчая высокопарность улыбкой. – Предпочтете не белого, а черного ангела. Или приобретете обе картины.

– Последнее было бы для вас предпочтительней, – усмехнулась Дображанская.

– Я не ожидал таких горячих торгов. Не думал, что Вильгельм Котарбинский вызовет подобный ажиотаж… Имя известное, но только любителям. Скажу по секрету, в старой киевской семье, где я нашел его сепии, хранилось не две, а три работы художника. Но с третьей владельцы не пожелали расстаться. И я понимаю их. Это магическая, ирреальная вещь. Она так и называется – «Тайна». Однако теперь, когда члены семьи получат такую серьезную прибыль, я полагаю, «Тайна» станет гвоздем нашего следующего аукциона. Если, конечно, они эту прибыль получат, – хозяин озабоченно покосился на Катиного соперника. – Всегда, всегда жду вас в нашем Доме, – послал он Катерине последний галантный кивок. – Не обязательно ждать аукциона, заходите почаще…

– Непременно зайду.

Дображанская вышла на улицу в смешанных чувствах. Сердце снова кольнуло. Неприятно. В остальном – она и сама не могла понять причин крайнего своего беспокойства. Ей страшно смотреть на людей? Жалко соперника или все-таки денег? Или жалко, что пришлось купить худшую картину вместо лучшей? Потому ее так растревожило упоминанье о третьей работе – возможно, она могла примирить Катин вкус и Машину любовь к серафимам… Стоило расспросить поподробней? Может, вернуться назад?

Ветер поднял желтые листья с земли и закружил их воронкой – она походила на Катино кружение чувств. Среди летящих листьев блеснула брошенная кем-то конфетная бумажка. Сердце пронзило иглой, и вместе с болью пришло понимание:

«Дело не в этом. Дело в серьгах художницы. Я хочу их купить! Но не могу. Потому пытаюсь соврать себе, что не хочу… чтоб не думать о них!»

Как и огненной даме, оценившей Катину брошь, Дображанской хватило и взгляда, чтоб понять: человек мира Виктория Сюрская такая же, как и она, фанатка, влюбленная в свои украшения, и просить ее продать их – бессмысленней, чем выпрашивать душу. Не исключено, что с душой она рассталась бы намного быстрей, если, конечно, у любительницы сменных мужей и бриллиантов еще осталась в наличии душа.

Катя точно нащупала причину печали – напряжение сменила тоска, а перед взором всплыло ухо заезжей миллионерши – сережка, глядевшая на Катю живым человеческим зрачком. Чистейший бриллиант словно строил ей глазки… Если эта Виктория Сюрская не продаст их ей!..

У Кати возникло бесконтрольное желание пойти и перерезать художнице горло. Забрать серьги силой… Призвать Силу Киевиц! Неодолимость желания испугала ее саму. Откуда такая кровожадность? Что происходит?..

«Даша в чем-то права, я схожу с ума на почве драгоценностей. Это сродни наркомании. Но я хочу эти серьги! Я хочу их!» – по-видимому, она произнесла это вслух – и сразу услышала:

– Опять драгоценности? И как ты еще не разорилась?..

У ее черного вольво стояли Даша Чуб и Акнир.

– Что вы здесь делаете? – Катя вдруг страшно обозлилась на Дашин балаболистый и излишне острый язык.

– Ой, – вздрогнула та. – Я язык прикусила… Так больно… До крови…

У Кати потемнело в глазах. Она испуганно наклонилась к машине – вышколенный шофер Гена мгновенно опустил стекло и протянул ей очки.

– А это чё за маскировка еще? – не уразумела Землепотрясная Даша.

– Глаза болят, – мрачно сказала Катерина Михайловна.

– О’кей, – Чуб достала из кармана газету. – Помнишь вот это?

– Ты все еще носишься с этой гадостью? – буркнула Катя. – А вот от тебя, Акнирам, я не ожидала подобного, – пожурила Дображанская дочь Киевицы.

Но Акнир показала себя настоящей подругой – склонилась низко и произнесла нараспев:

– Как любая из Трех, Ясная Пани Дарья всегда может рассчитывать на мою поддержку и помощь, ибо кто я, чтоб сомневаться в выборе Города, который выбрал ее так же, как и вас, – сказала она и, поклонившись еще ниже, быстро взглянув на Дашу, подмигнула ей правым, невидимым Кате глазом.

Дображанская самоиронично дернула ртом. (Вот она высшая школа Киевиц – проявить подобострастие и тем самым поставить оппонента на место!) Жест Акнир произвел впечатление – как бы она ни относилась к Чуб, та была равной ей, одной из Трех, и презирать ее означало презирать выбор Города.

– Дай сюда, – Даша вырвала каталог аукциона из Катиных рук и поспешно открыла на «Духе Бездны». – Смотри! – приложила она картину к газетному фото. – Видишь?! Одно лицо.

– Да. И кто она? – равнодушно спросила Катя.

– Землепотрясный вопрос, – хмыкнула Чуб. – И ответ написан тут же… Дух Бездны!

– Не смеши меня, – с презреньем отвергла «бездну» Катерина Михайловна. – Я знаю массу людей, похожих на старые картины. Два года назад у меня работала секретарша, похожая на «Всадницу» Брюллова. Она так гордилась этим, что даже повесила репродукцию у себя над рабочим столом… А еще больше я знаю людей, похожих на собственных бабушек, прабабушек, дедушек. Может, Котарбинский встретил ее пращурку и написал «Духа Бездны» с нее.

– Может, – согласилась Акнир. – А может, и нет. Любую версию стоит проверить.

– Проверяйте.

– Рада, что вы одобряете наши действия. Как Помощница Главы Киевских ведьм я позвонила одной из наших в прокуратуру.

– Одна из наших ведьм работает в прокуратуре? – заинтересовалась феноменом Катерина Михайловна. – Вот это уже любопытно.

– Кому же еще там работать? – пожала плечами Акнир. – Она согласилась разузнать о деле убитого бизнесмена все, что возможно, и сообщить нам.

– Когда сообщит, расскажите мне, – Дображанская шагнула к машине. Акнир опередила ее и предупредительно открыла пред старшей из Киевиц дверь рядом с шофером.

– Рассказываю. Уже пятнадцать минут она ждет нас в кафе на Богдана Хмельницкого.

И тут Катя почувствовала, что в ее сердце окончательно вошла стальная игла.

Глава третья

Некромант

…все в доме было готово к приему гостей. Успешный бизнесмен Николай Иванов (все имена и фамилии изменены) собирался отметить восемнадцатый день рождения любимой дочери Веры. Но торжество обернулось трагедией. Помимо отца в квартире был жених девушки (их свадьба должна была состояться через неделю). Мать уехала за подарком. Каков же был ужас женщины, когда, вернувшись, она застала дома полицию и увидела на полу бездыханного супруга с огромным ножом в груди.

По показаниям жениха, за два часа до прихода гостей отец обнаружил дочь в своей комнате совершенно пьяной. Он пытался уговорить Веру взять себя в руки, принять душ, привести себя в порядок, и позвал жениха на помощь. Девушка отвечала им пьяной руганью и оскорблениями. Ругательства были такими непристойными, что, вспылив, родитель дал ей пощечину. В ответ именинница схватила со стола с фруктами нож и вонзила в грудь отца.

Все произошло так внезапно и быстро, что в первый миг никто ничего не понял. Отец только успел сказать: «Вера, зачем?..» – и упал на пол. Жених бросился к нему – пульса не было.

Несколько секунд девушка стояла как пораженная громом, затем крикнула: «Я не хотела!» – и выбежала из дома. По свидетельству слуг, убегая, она успела прихватить свою сумку, в которой лежал ее паспорт, телефон и некоторая сумма денег.

В тот же вечер овдовевшая мать убийцы получила sms: «Прости. Хотя меня невозможно простить. Не ищи меня. Не знаю, смогу ли я после этого жить». Жених тоже получил послание: «Прости. Ищи себе другую. Я исчезаю навсегда»…

– Вот! – Даша отложила газету.

– Бульварный роман! И до чего мерзкий стиль, – скривилась Глава Киевских ведьм Василиса Андреевна.

Она привычно передернула плечами, одним движением возвращая в стойло бюстгальтера свой впечатляющий и непокорный бюст то ли пятого, то ли шестого размера.

При взгляде на нее и Землепотрясую Чуб невольно возникала мысль о дуэли декольте – притом, большая, крупноколиберная, Василиса Андреевна, презиравшая блеклые цвета, восседавшая в ярко-красном расстегнутом полупальто и зеленом платье с глубоким вырезом, брала верх и в глубине, и в ширине, и в объемах, и на ее фоне Даша испытывала непривычное чувство – ощущала себя скромной и несколько блеклой.

– Скажите, тут есть хоть слово правды? – обратилась к прокурорской ведьме Василиса Андреевна.

– Практически все слова здесь правдивы. Но не все упомянуты – например, нецензурные, – сказала женщина с белыми волосами и стальными глазами. Даша так сразу и прозвала ее про себя «стальная ведьма».

Судя по «высокородным» серьгам, костюму, туфлям, она занимала в прокуратуре неплохой пост. Но кем бы ни был ее официальный начальник, прокурорская ведьма была неприкрыто горда тем, что находится в окружении начальниц истинных – двух Киевиц, дочери бывшей властительницы и присоединившейся к ним Главы Киевских ведьм.

И еще Даша заметила: все немногочисленные дневные посетители кондитерской на Хмельницкого то и дело тревожно и нервно поглядывают на их «невинную» дамскую компанию… пятеро ведьм, включая примкнувшую к ним прокурорскую, представляли сильнейший магический круг, и его энергию можно было почувствовать как тепло или холод, голод или приступ удушья.

– Девица была безнадежной. Алкоголь, наркотики, пьянки, разбитые машины, растранжиренные родительские деньги, бесконечные истерики. Единственный ребенок в семье. Типичная папина дочка, избалованная им до полного исчезновения личности. Хоть сам он был добрейшим человеком. Содержал два детских дома, притом не афишировал это. Очень любил детей. Но воспитывать их не умел. Все свидетельские показания – их друзья, знакомые, прислуга в доме – говорят в один голос: его дочка была неуправляемой. Всех ужасает ее финал… Но он никого не удивляет. Вы меня понимаете?

– Нет, – тряхнула головой Даша Чуб. – Убить папу или маму… и не удивиться. Это пипец!

– Но не слишком оригинальный, – сказала прокурорская ведьма. – Семейная ссора – лидер убийств. Согласно статистике чаще всего нас убивают не враги и преступники, а родные и близкие люди.

– Занимательно, – Катерина, все это время упрямо смотревшая в другую сторону, бросила на прокурорскую взгляд сквозь тьму очков. – Недавно я выяснила, что мои родители были убиты… Но я никогда не подозревала родных.

– Если хотите, мы поговорим с вами об их деле отдельно, – с готовностью предложила ей помощь прокурорская ведьма.

Катя кивнула и снова принялась старательно разглядывать украшенную к осени витрину кафе – нашитые на тюль листья из коричневого и желтого бархата, слегка предвосхищавшие события рыжие тыквы с вырезанными в них глазами, носом и ртом главного персонажа Хэллоуина – старого Джека. Над потолком кофейни парили на нитках кукольные ведьмочки и бабки ёжки.

Василиса Андреевна тоже встревоженно посмотрела в стекло, открывавшее осеннюю улицу, и заметно успокоилась, увидев там солнце.

А Даша подумала, что под строгим костюмом прокурорской, наверное, прячется неприличная татуировка, магическому дизайну которой позавидовали бы все шлюхи в амстердамских борделях. А для свободного от прокурских дел времени в арсенале ведьмы имеются минимум два любовника. Один постарше – для карьеры и опыта. Второй молодой, племенной отборный брюнет без царя в голове – без заморочек и лишних утяжеляющих голову мыслей, способных помешать бесконечным любовным марафонам.

И постановила, что на ближайшем шабаше, встретив прокурорскую нагишом, непременно проверит свои догадки… как минимум на тему тату.

– Прошли уже сутки. Веру до сих пор не нашли? – деловито осведомилась Глава Киевских ведьм, отпив кофе из маленькой чашки.

– И, скорее всего, не найдут, если, конечно, она не решит сдаться сама, – уточнила стальная ведьма. – Не я веду это дело. Но если дело – семейное, а у семьи достаточно денег… Вы меня понимаете? Мать и жених в шоке. Но оба они предпочитают не видеть ее никогда, чем увидеть в тюрьме. Если они и знают, куда она могла деться, они это скрывают. И сделают все, чтоб замять дело. Не думаю, что ее будут искать чересчур активно. Преступленье раскрыто… А могу я узнать, – осторожно спросила она, – чем оно заинтересовало моих Ясных Пани? Если вы хотя бы намекнете мне о своих подозрениях, мне будет легче помочь вам.

– А что-нибудь в этом деле… или в этой семье показалось вам подозрительным? – сказала Василиса Андреевна.

– На первый взгляд нет. Я принесла все материалы, – ведьма из прокуратуры подвинула лежащую на столе папку, открыла ее. Сверху на документах лежало несколько снимков. – Фотографии можете тоже оставить себе. Это копии. Я успела отпечатать для вас, – она пыталась произвести впечатление своей исполнительностью, скрупулезностью, скоростью. Но, к несчастью, все ее прекрасные качества выявились бесполезными. На основании всего вышесказанного нельзя было сделать ни разумного, ни даже безумного вывода.

Катерина взяла верхнее фото: то самое, опубликованное в газете, но более четкое. Неодобрительно хмыкнула. Сходство Веры с Духом Бездны стало еще очевидней. Но оттого попытка построить версию на одном только сходстве не стала казаться ей более разумной затеей, и сразу же после ухода прокурорской ведьмы Дображанская намеревалась спросить Чуб: «Ну, все? Теперь ты убедилась?».

– Вот ответ на ваш вопрос, – Акнир достала из сумки каталог аукциона и положила репродукцию рядом с фотографией.

Как ни странно, «Дух» произвел на прокурорскую ведьму такое впечатление, точно перед нею и впрямь открылись врата бездны и трехголовые церберы разинули свои рты и дохнули трупным запахом задушенных ими грешников…

– О-о-о, теперь мне понятно!.. – восторженно прошептала она. – Я и не знала, что мои Ясные Пани обладают даром ясного видения.

Ведьма быстро взяла из папки еще одно фото и положила на стол. Это был снимок убитого отца с места преступления: немолодой русоволосый мужчина с алой раной в груди и рыжеватыми усами на сером лице лежал на полу в мучительной и неестественной позе… В той же самой позе, в которой несся в бездну другой человек, нарисованный Котарбинским, – усатый светловолосый мужчина, закабаленный объятиями Черного Ангела.