Ядовитый апельсин

Игорь остановился перед дверью. Дверь не была опечатана, на ней не было никаких следов взлома. Игорь знал, что Костик забрал у мамы ключ, но всё равно пристально осмотрел замок.

Бардак внутри оказался не таким ужасным, как представлял себе Игорь. Не было разбросанных по полу вещей, вывернутых наизнанку шкафов и ящиков. Туалетный столик и шкафчик в ванной, правда, досматривали с пристрастием, это было видно. Искали склянки с кислотой, догадался Игорь. Будто его мама могла сама всё это устроить.

Игорь зашел в большую комнату. Здесь было относительно прибрано. Несколько книг лежали грудой на полированной тумбе, на которой раньше стоял телевизор, пока Игорь не повесил маме новую плазму. В книжном шкафу оказались незакрытыми полки. Игорь взял книги с тумбы и стал расставлять по местам. Последним у него в руках остался семейный фотоальбом.

Он раскрыл его и начал листать. Обычно уборка у Игоря оканчивалась именно так: он брал что-то в руки и залипал.

Фотоальбом был старый, в синей бархатной обложке, с картонными страницами внутри. Такие уже лет тридцать, наверное, не делают. И ведь держится ещё. Игорь сел.

Вот свадебные фото родителей. Вот он сам, маленький Игорь (слава богу, никаких фото на горшке, снимком голяком или другого компромата), вот он с родителями на море – то ли Анапа, то ли Адлер, он не помнил точно. Дальше праздники, фото с Новогоднего утренника в детском саду, групповое фото с дедом Морозом, а вот они втроём: мама, папа и Игорь с букетом гладиолусов. Это его провожают в первый класс. Дальше Игорь смотреть не стал: зачем? Все эти фото он видел сотни раз. Альбом навевал ностальгию и тоску по папе.

Папа умер, когда Игорю было двенадцать. Не выдержало сердце, хотя кто бы мог подумать: папе тогда и сорока не было. Мама больше замуж не вышла.

Игорь огляделся, передвинул кресла так, как они всегда стояли. На журнальном столике лежал подарок для мамы. Пятьдесят пять – это всё-таки порядочный возраст, юбилей, ёлки-палки, он долго думал, что ей подарить и нашёл генеалогический альбом. На сайте было два варианта: пустой альбом, в который уже самому можно записать всех родственников и вклеить их фото, или альбом и диск.

За определенную плату компания обязалась разыскать родственников до седьмого колена и прислать электронный файл с генеалогическим древом. Разница в цене была ощутимой, но Игорю стало так любопытно, что он выбрал этот вариант. Правда, посмотреть сам не успел: диск был красиво запечатан, и он подарил его, не нарушая упаковку.

Сейчас подарочный бантик был уже настолько помят и имел такой непрезентабельный вид, что Игорь решил считать диск вскрытым. Правда, теперь у мамы не было компьютера. Поэтому Игорь сунул диск в один из своих необъятных карманов, чтобы на досуге узнать побольше о родне. Если в ближайшее время у него будет досуг.

Мама такие подарки называла «и нашим, и вашим»: такой вот корыстный вариант, вроде и презентабельно, и маме понравилось, а вроде и для себя тоже постарался.

Игорь наспех прибрался в ванной, думая о том, как теперь защитить маму. Не приставишь же к ней виночерпия, или как там раньше называлась эта должность? Зная маму, она всё равно будет обедать со всеми подряд (а знакомых у неё много), да и потом, в театре постоянно дарят то конфеты, то цветы, то у них капустники, то ещё что-то. Там еды неопределенного происхождения всегда хватает. Как знать, где может оказаться яд в следующий раз?

Глава 4.

На следующий день с утра зарядил дождь. Погода испортилась внезапно и, похоже, необратимо, как это обычно бывает осенью. Игорь оделся потеплее и снова поехал к маме. Дежурный у двери проверил документы, что произвело на Игоря хорошее впечатление.

Нинина койка по-прежнему пустовала. Зоя, любительница поговорить по телефону, лежала на своей кровати, повернувшись к двери спиной. Наверное, чтобы поменьше думать о том, что случилось, догадался Игорь. Старушка у окна дремала.

Только сейчас Игорь заметил, что с противоположной стороны одной кровати не хватало. Мама объяснила, что в кардиологии было много пациентов с осложнениями после ковида, и койку увезли туда. Поэтому в стандартной шестиместной палате их было только пятеро. Олеся Павловна, мамина соседка, отсутствовала, её кровать стояла незаправленной.

– А где? – спросил Игорь и кивнул головой в сторону кровати.

– В ванной, – ответила мама, – пойдём сынок, я тут нашла местечко такое хорошее.

Они с мамой вышли из палаты и направились прямо по коридору.

– Игорёк, у меня отпечатки пальцев сняли, – шепотом сообщила мама, – а ещё Рита звонила. Представляешь, к ней нагрянули с обыском. Она чуть не плакала. Всё вверх дном перевернули, просто ВСЁ! До сих пор не может ничего найти, бедная. А в сенях у неё саженцы стояли для осенней посадки, так ей всю смородину затоптали, представляешь? И у неё тоже отпечатки пальцев сняли! Так надо, да?

Невозможно было определить, что маму возмутило больше: потоптанная смородина или снятие отпечатков. Игорь, на всякий случай, поддакивал и там, и там. Сказал, что так надо, что это для пользы дела и всё такое.

Они дошли до конца коридора, где стояли кадки с какими-то цветами. В закутке примостился старенький диван, который издалека было и не разглядеть.

– Игорек, я совсем не понимаю, зачем? Зачем меня кому-то убивать? Никаких завещаний я не писала, двушку мою ты получишь, других наследников нет; дача – та и так на тебя давно записана; машины у меня нет…

– Мам, Костя считает, что целью было не убийство, а только запугивание.

– Запугать? Но кому это нужно? И опять же – зачем???

Но нельзя было не отметить, что мама приободрилась. Покушение на жизнь и покушение на здоровье и благополучие – это всё-таки разные вещи.

– Может, отомстить? Не могла эта змея Ангелина такое сделать?

Мама повела плечами.

– Может, она на твоё место метит? Не просила она тебя часом о повышении зарплаты недавно, нет?

Мама рассмеялась.

– На моё место? Да она терпеть не может всякие бумажки. Решения принимать, ответственность на себя брать -ей вся эта головная боль зачем? Гораздо удобнее курить у себя, нога на ногу, а потом критиковать, что всё не так и всё не то. Ей надо первой примой быть и цветы охапками собирать – вот чего она хочет. Да и потом, подсидеть – это одно. Вот Елецкая уже в маразме, ей надо бросать руководство, а я-то ещё свежа, понимаешь? Это торжество. А убить и занять мое место – это уже зависть. Понимаешь разницу?

– Хочешь сказать, у Ангелины какие-то принципы моральные есть?

– Хочу сказать, что ей это всё удовольствие испортит. Ближе к пенсии люди начинают в такую негласную игру играть: кто кого переживет. Мухлевать – значит, лишить себя всего удовольствия. А по поводу зарплаты, так у неё же мужик недавно появился новый. Богатенький Буратино, бизнесмен какой-то. Она его доит как хочет. Прямо так и говорила, представляешь?

– Мам, будь, пожалуйста, очень осторожна. Никаких гостинцев. Никакой еды от посторонних.

– Игорь, ну ты шутишь? Меня тут каждый день посторонние кормят.

– Мама, я серьёзно. Больничную еду ешь, только если при тебе её в тарелку клали. Ничего, что могло стоять, пока ты ходила в туалет или куда-то ещё. Ничего, что принес тебе кто-то из соседок по палате.

– А как Ангелина может мне что-то в больничную еду подсыпать?

– Мам! Ангелина, не Ангелина – мы не знаем, кто это был. Просто будь осторожна.

– Игорь, если Ангелина хотела мне отомстить за что-то, зачем дожидаться, пока я лягу в больницу? В театре куда больше возможностей! Да и потом, я уверена, что она не желает мне смерти.

Конечно, подумал про себя Игорь, у вас в театре такой бардак, там точно возможностей куда больше.

– И вряд ли она попробует ещё раз. Сейчас такая шумиха поднялась: этот Костик ваш такой дотошный следователь, каждую мелочь спросит, ничего не упускает. Второй раз никто не попытается.

– Мама, пожалуйста, будь осторожна. Береженого бог бережет – сама же всегда так говорила.

На улице шел дождь, и это ломало все планы. Дождь был не сильный, моросящий. И, с одной стороны, Игорю хотелось прогуляться, а с другой стороны – гулять под дождём было глупо и нерационально. Надо было ехать домой, причем лучше всего на такси, но этого не хотелось совершенно.

Но тут Игорю пришла в голову блестящая мысль навестить всех тех, кто приходил к маме. Так сказать, с дружеским визитом.

Игорь вспомнил, что на Ефремова, за сквером, живёт тёть Надя, у которой тоже вчера, наверняка, был обыск. Тогда получалось, что Игорь не просто будет гулять под дождём, а пойдёт с целью, по важному делу. Это придало ему уверенности и, подняв воротник, Игорь бодро зашагал в сторону Ефремова.

По пути он зашел в «Волну», которая когда-то была рыбным магазином, а теперь стала обычным универсамом, правда, что называется, с закрытым залом. Он отстоял небольшую очередь в кондитерский отдел и взял «Сказку» – тёть Надя её очень любила раньше.

Ему открыл её второй муж, Игорь знал его шапочно. Владимир Геннадьевич, так кажется, его зовут. Игорь ещё не успел поздороваться, как из-за спины высунулась испуганная и растрепанная тёть Надя в домашнем синем халате.

– Игорь, заходи! Как хорошо, что ты пришел! С тортом? Сейчас чай поставлю.

Владимир Геннадьевич что-то пробурчал, пожал Игорю руку и выскользнул на лестницу курить. Сам Игорь не курил: начинал как-то, но бросил – тренер по боксу запретил. Потом он и бокс бросил, но не начинать же из-за этого курить.

– Игорь, такой ужас творится, такой ужас! Это же уму непостижимо, я как узнала, веришь, второй день не сплю. Это надо же, на Людочку кто-то покушался? Какой кошмар, какой ужас!

– Почему вы думаете, что именно на неё?

– А как же! Для чего тогда ко мне приходили? Я эту несчастную женщину, упокой господь её душу, знать не знала.

Внезапно тёть Надя остановилась и понизив голос зашептала:

– Игорь, у меня отпечатки пальцев взяли!

Было забавно, что она сказала «взяли», а не «сняли», но Игорь волевым усилием подавил улыбку. Было бы неуместно сейчас улыбаться, такая тётя Надя была встревоженная.

– Тёть Надь, успокойтесь. Это чтобы исключить из подозрения.

– Да? – удивилась она, – ну, тогда ладно.

Они прошли в кухню, где тёть Надя грохнула на плиту чайник со свистком. В городе многие предпочитали старые чайники новым: газ дешевле электричества.

– Ты извини, что не прибрано, к нам тут вчера с обыском приходили, – повторила она, – всё перевернули вверх дном. Одежду мою забрали. Спрашивают: в этом вы к гражданке Елецкой приходили? В этом, говорю. Они сразу раз – и в пакет. Я сказать ничего не успела! Ой, – она приложила руки к сердцу, – вот знаешь же, что ты не при чем, а всё равно волнуешься.

– Конечно, тёть Надь, – поддакнул Игорь, хотя он совершенно не представлял себя на её месте.

– На работе черт знает что творится, в мире война идёт, вирус этот ещё, и на Люду покушались, – она перекрестилась, – никогда верующей не была, но вот тут думаю, может в церковь сходить? Свечку надо поставить. Такое в мире делается… А торт ты взял, такой молодец! Так сладенького от нервов захотелось, я вообще сладкое люблю, а тут, ой, прям страсти какие…

Низенькая и кругленькая тёть Надя сновала туда-сюда по тесной кухне, и на столе появлялись чашки, блюдца, ложки и нож для торта. Она не переставала охать, вперемешку рассказывая об обыске, религии и мировых проблемах.

Вернулся молчаливый Владимир Геннадьевич и очень неудобно сел на угол кухонного дивана. Теперь Игорю было некуда деть себя, потому что с одной стороны торчали длинные ноги Владимира Геннадьевича, а с другой стороны, не переставая трещать, сновала тётя Надя: кухня была слишком маленькой для троих человек.

Они, конечно, были очень комичной парой: он молчаливый, высокий и худощавый; она – говорливая, низенькая и толстенькая. Просто Винтик и Шпунтик. Почему такие люди так часто сходятся? Наверное, правду говорят: противоположности притягиваются.

– Нет, ну ты представляешь? – выхватил Игорь фразу из середины, – я до двух ночи вчера прибиралась. Всё, ну, просто всё на полу лежало! Что они у меня искали?

Игорь только пожал плечами – почем ему знать?

– В шкатулку в мою залезли! – с укоризной обличала их тёть Надя, – бусы все перепутали, серёжки перепутали, я вот теперь сиди распутывай.

Наконец они расселись. Тёть Надя говорила много и громко, мужчины пили чай молча. Потом Владимир Геннадьевич сказал «спасибо» – это было первое слово, которое Игорь услышал от него после приветствия, и пошел к себе в комнату, плотно запер дверь и больше не появлялся.

– Ты у Людмилы-то сегодня был?

Так оно и бывает, подумал Игорь: сначала надо выговориться, а после наступает черёд вопросов. Вот только вопросы, по идее, должен он, бывший оперативник задавать. Кто задаёт вопросы, тот управляет беседой.

Игорь сдержанно кивнул. Он ещё не придумал, о чем хотел спросить тёть Надю. Не было ли у них с мамой размолвок? Мама ничего такого не припоминала. Были ли какие-то обиды? Ну, тоже дурацкий вопрос: если она затаила обиду и это послужило мотивом – так она и скажет, как же.

– Ну, и как она?

– Ничего. Расстроена, конечно, но держится.

– Ещё бы! Конечно, тут расстроишься, у неё соседка по палате умерла. Всё-таки живой человек! А ты не думаешь, что это не на Люду покушались? Мне сегодня утром такая мысль в голову пришла.

Игорь покачал головой. Он не стал акцентировать внимание на несоответствиях: тёть Надя говорила то одно, то другое – похоже ещё не решила для себя, что и думать обо всём этом.

– Всё может быть. Следствие разберётся. А почему вы так думаете?

– Не могу думать, что Людочку хотели убить. А её соседку я совсем не знала, ну, понимаешь? Так не хочется думать, что Люда могла быть на её месте, – и тёть Надя закрыла рот платком.

– Понимаю. Тёть Надь, а вы когда маму навещали, ни с кем не сталкивались?

– Да нет, вроде, – она пожала плечами, – я недолго была, так – забежала презентик передать.

– Крупные апельсины такие, да?

– Да нет, мои вроде мелкие были. Я хотела покрупней купить – они презентабельнее, но какие в магазине были – те и взяла. Понимаешь, на рынке – они вкуснее, наверное, но ведь и дороже. Да и потом, до рынка-то ещё ехать надо, а годы уже не те, да и я же перед работой, когда на рынок ехать, не ночью же?

Тупик, подумал Игорь. Эх, было бы у него побольше опыта. Всё дела, что он расследовал до этого, были проще, как-то очевиднее: орудие убийства с отпечатками пальцев, следы крови на одежде, невменяемые подозреваемые, которые, тем не менее, очень быстро признавались. А тут?

Он только в общих чертах представлял себе, какие вопросы надо задавать. Тёть Надь, это не вы впрыснули уксусную кислоту в апельсины? Не, ну бред же. У него даже язык не поворачивался так спросить.

– Господи, Игорь! Как же всё это надоело, – тёть Надя уронила голову, – всю жизнь работаешь-работаешь, думаешь, до пенсии доработаю – отдохну. А что в итоге? А в итоге для меня даже на рынок съездить – это дорого. Дорого, понимаешь?

Игорь на всикий случай покивал. Дорого, не дорого – он сам бы поленился ехать на рынок за апельсинами.

– И когда кажется уже, что вышла на финишную прямую, раз – и пенсионный возраст сдвинули. Как тебе такое? Люде хорошо – она творческий работник, у неё пенсия досрочная. А нам как? Я думала, два года назад на пенсию выйду уже, а всё ещё никак. По молодости думала, к старости скоплю – какое там! Скопишь тут… – и она махнула рукой, не закончив фразы.

– А как Лиза? – вспомнил Игорь про тёть Надину дочь. Она была на пару лет его старше, красивая девчонка такая была.

– Лиза хорошо. Так хочется уехать, купить домик к ним поближе, с Вовкой бы на пляж ходила, – мечтательно улыбнулась тёть Надя, вспомнив внука.

Похоже, не только мне нелегко, решил про себя Игорь. Вот только уехать не получится. Ни у меня, тёть Надь, ни у вас.

За этим разговором Игорь незаметно выпил две чашки чаю. Он собрался с силами и постарался вернуть разговор в нужное русло.

– Во сколько вы приходили в больницу?

– До работы забежала. Мне к десяти, где-то в половину я у и неё была.

– А как же часы посещения? – сильно удивился Игорь.

– Так я шоколадку сестре на посту сунула, и прошла.

– Это было в пятницу?

– Да, в пятницу. В четверг вечером мне Рита позвонила, рассказала, что мама твоя в больнице лежит, ну, я и решила к ней пораньше забежать.

– Сколько вы у неё примерно пробыли?

– Минут десять. Нет, меньше даже: без двадцати я уже на остановке стояла.

– Успели на работу-то?

– Чуть-чуть совсем опоздала.

Они улыбнулись друг другу. Тёть Надя всегда была очень уютная, домашняя.

–А до этого, до больницы, где вы маму видели?

– Так на юбилее и видела.

– Мама ничего такого не говорила, что ей угрожает кто-то? Пугает её?

– Нет-нет, что ты! Ничего такого.

– А кто, как вы думаете, мог бы маме мстить? И за что?

– Может эта? Актриса из театра? Они там вроде здорово ругались раньше.

Всё не то, думал Игорь. Всё вокруг да около. Он попробовал ещё, но ничего путного больше не узнал и понял, что пора собираться. Он распрощался с тёть Надей (муж её так и не появился больше) и вышел наружу.

Дождь перестал, и Игорь пошёл к остановке ждать маршрутку. Теперь он решил ехать к тёть Рите: тут можно было добраться без пересадок.

Улица Советской Армии почему-то всегда производила на Игоря гнетущее впечатление. А вот сам дом у тёть Риты и дяди Славы был очень симпатичный: аккуратный, кирпичный, одноэтажный, совсем небольшой, но уютный. Игорь отпер калитку и вошёл. Дядя Слава был в гараже, но увидев Игоря отложил все дела.

– Здравствуй Игорёк! Извини, руки не даю, все в масле. Ты проходи в дом, Ритка на кухне там. А я сейчас закончу и тоже приду.

Игорь вошел. Слева от двери стояли те самые несчастные кусты смородины, приготовленные к посадке. На стук выглянула тётя Рита.

– Ой, здравствуй Игорёк, пирожки будешь? Ты заходи, раздевайся, я сейчас руки помою. Такой кошмар творится! Ты представляешь, у меня отпечатки пальцев брали – ужас просто!

Игорь снова отметил про себя это «брали». Почему они все так говорят? Вот это настоящая загадка, а не то, как в больницу отравленный апельсин попал.

И всё то время, пока Игорь разувался и мыл руки в ванной, тёть Рита рассказывала ему про обыск и дактилоскопию. Но только Игорь хотел утешить её, она переключилась на Олежку, их сына. Он был младше Игоря, недавно закончил учёбу и решил остаться в Краснодаре, что тёть Риту сильно огорчало. Как это было связано с обыском, Игорь так и не понял.

Они сели на кухне и после вступительных причитаний и вздохов по поводу и без, он наконец смог приступить к вопросам.

– Тёть Рит, вы от мамы узнали, что она в больнице?

– Ну да. Я ей позвонила в четверг утром, хотела кулебяку делать, рецепт уточняла (вот в итоге пирожками дело кончилось), а она мне пожаловалась, что живот у ней болит. Я ей лекарство порекомендовала, а днём ещё раз позвонила – ну, спросить, как она себя чувствует. А она уж в больнице. Я тогда в «Магнит» забежала, – тёть Рита кивнула на магазин через дорогу, – и к ней.

– И во сколько вы у нё примерно были?

– Около пяти. Мадам эта из театра как раз от неё выходила. Ой, помню, как Люда страдала тогда, когда эта змея у неё Васюкова увела! Нет, Васюков не подарок был, я ей сразу сказала, что парень ненадежный, он же за каждой юбкой бегал, но как она страдала тогда, как страдала! У меня прям сердце кровью обливалось за Людочку.

– Значит, Ангелина как раз выходила от неё?

– Да-да, мы в дверях прям столкнулись с ней.

– В пять часов?

– Да.

– Или в пять с копейками.

– Или в пять с копейками.

Игорь вздохнул. Ладно, Костик выяснит.

– Она что-то принесла маме, вы видели?

– Видела. Букет куцый какой-то на тумбочке лежал, и апельсины в тумбочке были. Я видела, потому что Людочка когда мои гостинцы туда убирала, там пакет был уже. Я ещё расстроилась, подумала, что я не одна такая догадливая оказалась.

– А какие гостинцы?

– Как какие? Апельсины и конфетки ещё. Раковые шейки.

– Апельсины крупные были? – перебил Игорь.

– Не знаю, – искренне удивилась тёть Рита, – я не смотрела.

– А те, что в тумбочке?

– Тем более не помню. Это важно?

– Всё важно. Хорошо. А сколько вы у мамы просидели?

– Ой, час? Больше? Нет, с час, наверное. Недолго совсем. Мы же только утром разговаривали, а в больнице что? Так особо и не поболтаешь.

– А потом?

– Потом я домой поехала. На троллейбусе. Двадцать седьмой как раз пришел, я на нём и поехала, мне же тут по прямой. Из троллейбуса Конкиной позвонила, но мы недолго разговаривали, я ей просто новости рассказала, ну, про маму, и всё.

– А потом?

– Ну, до дома добралась, Надьке позвонила. Рассказала, что Людочка в больнице, что я к ней приезжала, что апельсины привезла.

Игорь покивал, думая, важные это сведения или нет.

– Тёть Ларе тоже про апельсины рассказывали?

– Ой, что ты Игорёк, я не помню. Может и рассказывала, а может, и нет. Сказала, наверное, и про апельсины, и про конфеты, почему не сказать? Тут же нет секрета никакого.

В дом вошел дядя Слава, вымыл руки с мылом и высказал своё мнение на этот счёт.

– Я так думаю, Нинка эта сама с собой покончила. Там же в больнице эту кислоту достала, незаметно в апельсин её себе ввела и того.

– Как это? Зачем же это? – запричитала тёть Рита.

– А так. Достало её всё: язва, мать у неё лежачая, вот она и того. Что это за жизнь такая у ней была? Эх, – и дядь Слава махнул рукой.

– Дядь Слав, а вы откуда знаете, что мать лежачая?

– Так моя мать с её матерью, Еленой Борисовной, подругами были, ещё пока та не слегла. Они потом уже из-за чего-то общаться перестали, а может, оно само на нет сошло, а раньше дружили. А Нинка младше меня лет на десять – я ж её ещё со школы помню. У неё ещё старшая сестра была. Я в старших классах учился, а Нинка, она то ли в первом, то ли во втором. И вот у них там был урок музыки, и песня какая-то жалостливая была, так Нинка разрыдалась на уроке, её потом в коридоре на перемене утешала Наталья Владимировна, наша классная. Эта Нинка она всегда такая, малохольная была, депрессивная.

Игорь даже ничего не ответил. Версия была никакущая: уксусную кислоту нашли ещё в двух апельсинах из маминой тумбочки. В больнице её тоже искали, но её там нет и не было: не используется концентрированная уксусная кислота в больницах.

Игорь потом сам почитал в интернете, что уксусная кислота в качестве лекарства в медицине вообще не применяется. Для производства медицинской оптики – да, а для лечения или дезинфекции – нет, но какое это имеет значение? Тьфу, мысленно плюнул Игорь, только голову лишними сведеньями засорять.

– Мы с Людочкой почти каждый день созваниваемся, – продолжала тёть Рита, – но в последний раз виделись на её юбилее. Всё дела да дела: то яблоки, то помидоры, то вот смородину посадить надо, всё руки не дойдут.

Игорь кивнул.

– Ну, и после юбилея.

– После? – не понял он.

– После юбилея, когда домой к ней пошли, – огромные глаза тёть Риты блестели через очки, и он невольно залюбовался. Она всегда была красавицей и даже с возрастом сохранила свою красоту.

– Вы пошли с мамой после ресторана к ней домой? Я не знал.

– Ну да. Ты-то раньше ушел, – Игорь молча слушал. Выходил из ресторана он один из последних, хотел проводить маму до дома и убедиться, что всё в порядке, но она практически силком втолкала его в автобус, а сама в окружении подруг осталась дожидаться такси.

– Мы тебя проводили, потом Иванову, Волошину чуть раньше, кажется, а потом решили Конкину на автобус посадить – она что-то передумала с нами ехать, сказала, на автобусе быстрее, да взяла и как грохнется!

Тёть Рита невольно рассмеялась беззлобным смехом, видимо, вспомнив, как смешно всё произошло.

– Грохнулась, ты представляешь, аж платье порвала! Ну, мы её под руки сразу, благо такси наконец-то подъехало, в машину запихнули и все вместе к маме твоей поехали.

– А кто именно поехал?

– Ну, Людочка, естественно, я, Конкина и Надька.

– Вчетвером вы были?

– Да, вчетвером. Мы с Надеждой цветы ей помочь должны были довезти – цветов-то помнишь, сколько было? А живём-то все недалеко, это Конкиной только на другой конец города тащиться. Ну, вот мы приехали, – Игорь вообразил себе эту картину: четыре женщины навеселе и с цветами, хохоча, вваливаются в квартиру. Тёть Надя, как он помнил, выходила из ресторана с недопитой бутылкой коньяка, торчащей из сумки.

– В общем, мы платье ей зашили, прям на ней зашивали. А потом ещё чай пили. Ой, Игорь, ну так душевно посидели, так хорошо было! Молодость вспоминали – такими мы были…