Хлебать – не расхлебать

После полудня до слуха уставшего мужчины, который с трудом боролся со сном, донёсся конский топот. Обрадовавшись, он выскочил из своего укрытия и поспешил навстречу, а вскоре рядом с ним остановились вооружённые всадники, всего около двадцати, а с ними и инквизитор в монашеском облачении.

– Это ты велел своему отпрыску сообщить нам о колдуне? – грозно спросил инквизитор.

– Да, я проследил за колдуном до самой деревни, – ответил мужчина дрожащим от страха голосом, робея перед этим всемогущим человеком. – А где мой сын?

– Мы пока заперли его на тот случай, если ты решил обмануть нас. Но если ты действительно укажешь нам на колдуна, то сможешь опять увидеть сына. Говори скорее, где он?

– Ушёл несколько часов назад вон по той дороге.

– Ушёл? – инквизитор нахмурился. – А куда?

– Я не знаю, – пролепетал мужчина, уже искренне жалея о том, что всё это затеял. – Но об этом наверняка известно Адриану – дяде того мальчишки, который сопровождал колдуна. Они пару часов находились в доме и о чём-то разговаривали. Я покажу, где он живёт.

Уже через пять минут Адриан и его племянник Михель стояли на коленях перед страшным монахом и ещё несколькими солдатами. Другие остались снаружи, окружив дом плотным кольцом.

– Мне известно, что сегодня утром ты около двух часов разговаривал с колдуном, – вкрадчиво произнёс инквизитор, глядя испуганному мужчине прямо в глаза. – Потом он вышел от тебя и куда-то отправился пешком по дороге.

– Я разговаривал с колдуном? – спросил удивлённый Адриан. – Но у меня был только Этьенн Дебюсси, который спас моего племянника Михеля и помог ему добраться досюда.

– Это и есть колдун! – рявкнул на него инквизитор, отчего и мужчина, и мальчик вздрогнули. – О чём вы с ним говорили?

– Он сказал, что пять дней назад потерял свою подругу, которую зовут Вивьен. А я ему сообщил, что тогда же в лесу обнаружили ведьму, и она представилась точно таким же именем. Её увезли в Париж и, скорее всего, сожгут на костре в самом ближайшем будущем, если ещё не сожгли. Узнав об этом, он попросил меня указать путь до Парижа, а затем ушёл. Это всё.

– Ведьма – подруга колдуна, – задумчиво произнёс инквизитор. – Интересно. Я тоже слышал о ней. Насколько мне известно, её сожгут только через два дня, а пока она ещё только призналась в том, что является ведьмой. Что ж, если колдун отправился в Париж пешком несколько часов назад, мы перехватим его по дороге. В путь!

Вместе с солдатами он поспешил к выходу, но возле двери обернулся и сказал:

– Спалить бы вашу деревню, да некогда. Ладно, когда будем возвращаться назад, обязательно займёмся вами.

И долго ещё после их ухода потрясённые Адриан и Михель сидели на полу, не в силах пошевелиться из-за страшных слов грозного инквизитора.

Ну а я даже не догадывался, что на меня идёт самая настоящая охота, а продолжал быстрым шагом двигаться вперёд по дороге, чувствуя, что время сейчас играет против Вивьен. Было у меня какое-то предчувствие, что если я не потороплюсь, может произойти что-то очень страшное. О том, что её уже могли сжечь на костре, я и думать не хотел.

Один раз мне навстречу попалась небольшая группа людей, состоявшая из пяти человек, которые как две капли воды были похожи на чумных разбойников, напавших на меня и Михеля в лесу. Очевидно, они были точно такими же разбойниками, и ничего хорошего от них ждать не стоило. Возможно, я бы сумел спастись бегством, свернув с дороги и затерявшись среди деревьев, поскольку заметил этих людей издалека. Но не в том я был настроении, чтобы прятаться и скрываться от опасности, когда жизнь Вивьен висела на волоске, поэтому просто вытащил нож, принял угрожающий вид и пошёл прямо на них.

Наверное, они не привыкли к тому, что какой-то одинокий путник может так себя вести. Ведь я же видел, что изначально разбойники хотели напасть на меня, но когда мы поравнялись, они так и не решились на это. Ещё бы, идёт на них человек пружинистой звериной походкой, готовый в любую секунду ринуться в бой, скалит зубы и сжимает в крепкой руке нож. Любой на их месте поостерёгся бы, и они не стали исключением. В итоге, не сказав ни слова, чумные разбойники просто прошли мимо и вскоре скрылись из виду, а я смог спокойно продолжить свой путь.

Но несколько часов спустя произошло нечто странное. Неожиданно внутри меня появилось острое предчувствие какой-то смертельной опасности, и я вдруг понял совершенно ясно, что мне сию же минуту необходимо свернуть с дороги в лес и укрыться там от посторонних глаз. Сначала я хотел махнуть на это рукой и пойти дальше, только ноги сами повели меня в сторону, и тогда я решил всё-таки пересидеть несколько минут в кустах и посмотреть, что будет. И предчувствие не обмануло меня – только я залёг в укрытии, как до моих ушей донеслись далёкие звуки. Вскоре я осознал, что это стучат по земле конские копыта, а ещё через пару минут мимо меня по дороге пронёсся отряд, состоявший приблизительно из двадцати вооружённых всадников и одного монаха на вороном коне.

Минут пять я не мог успокоиться, пытаясь унять мелкую дрожь. Вероятно, точно такой же отряд сжёг деревню Михеля, если не тот же самый, и мне крупно повезло, что я всё-таки удосужился прислушаться к своему внутреннему голосу и спрятался в лесу. Ведь если бы они наткнулись на меня на дороге, то наверняка начались бы лишние расспросы, и ещё неизвестно, какие последствия имела бы для меня эта неожиданная встреча. И не только для меня, но и для Вивьен, поскольку я был её единственной надеждой на спасение.

Уняв дрожь и немного придя в себя, я снова вышел на пустынную дорогу и продолжил свой путь в Париж.

В город я прибыл спустя два дня, как и говорил Адриан. Всё это время я почти не спал, продолжая упрямо двигаться вперёд, и только лишь накануне вечером, разглядев в сумерках очертания предместий Парижа, решил заночевать в лесу, чтобы набраться сил перед столь важным делом. Иначе я мог просто свалиться от усталости, так и не отыскав следов Вивьен. Но едва только забрезжил рассвет, я проснулся, плотно позавтракал и двинулся дальше, а вскоре уже входил в самое настоящее царство смерти – мрачный город, окутанный страхом, злобой и безысходностью.

Ну а перво-наперво чем меня встретил Париж, так это ужасным смрадом, который буквально витал в воздухе. Хорошо хоть я подумал об этом заранее и надел маску, укутав её сверху тканью. Теперь я почти весь, не считая только лишь глаз, был спрятан под чёрным одеянием. Но как оказалось, многие встреченные мною люди были одеты в тёмные балахоны с капюшонами, а лица некоторых скрывали маски, так что не слишком-то я и выделялся среди жителей этого города. Только мне показалось странным, что в столь ранний час их на улицах так много, и двигаются они в большинстве своём в одном направлении. Правда, мне до их передвижений не было совершенно никакого дела, поскольку я должен был отыскать Вивьен. Поэтому я обратился с вопросом к одному из прохожих:

– Простите, к вам, случайно, не привозили ведьму, которую нашли в лесах неделю назад? Вы что-нибудь знаете об этом?

– К кому это к вам? – настороженно спросил тот.

– Я имел в виду сюда, в Париж. Сам я специально пришёл из деревни, чтобы посмотреть на неё.

– А, так тебе дорогу на площадь показать? Тогда иди за мной.

– На площадь? – удивился я. – А что там?

– Ты же сам спрашивал про ведьму, – нахмурился прохожий. – По-моему, эту ведьму зовут Вивьен. Говорят, что именно она виновата в появлении чумы. Давай поторопимся, иначе её без нас сожгут, а мне хотелось бы посмотреть, как это исчадие ада будет мучиться.

От этих страшных слов меня всего так и передёрнуло, и я поспешил за мужчиной, искренне надеясь успеть до того момента, как под женщиной, которая стала мне дорогой и близкой, разгорится костёр и навсегда поглотит её тело своей огненной клыкастой пастью.

– Чума, а всё равно всем хочется посмотреть, – озадаченно произнёс мой случайный попутчик, глядя на увеличившийся поток людей, спешащих в том же направлении, что и мы. – Скоро уже будем на месте. Кажется, вот-вот начнётся.

И действительно, впереди раздавался гул толпы, который с каждым шагом становился всё громче. Похоже, задача усложнялась, причём довольно серьёзно. Теперь мне нужно было не просто успеть на площадь до разжигания костра под Вивьен, а ещё каким-то чудесным образом умудриться пробраться к ней через беснующееся людское море. Поэтому я увеличил темп и то и дело оборачивался, подгоняя моего спутника. Даже не знаю, зачем он мне сдался теперь, когда я и так мог добраться до места. Нужно было просто идти туда, куда шли все остальные.

Но вот, наконец, мы оказались на той самой площади, на которой должны были решиться не только наши с Вивьен судьбы, но и судьба всей планеты. Ведь если я застряну здесь навсегда, то некому будет добыть оставшиеся одиннадцать артефактов из прошлого, а тогда и Земля, и все живущие на ней люди будут обречены на верную погибель от рук моих собратьев с Тарнериуса. Но сказать по правде, судьба остальных меня сейчас мало волновала. В данный момент самым главным для меня была жизнь Вивьен, так что можно сказать, что я всё делал только ради её спасения.

Вскоре выяснилось, что мне повезло дважды. Во-первых, огонь ещё не разожгли, а во-вторых, помост, на котором должно было произойти основное действие, находился не так уж далеко от меня, поскольку мы вышли с боковой улицы, да и подобраться к нему не представлялось какой-то сложной задачей. Поверх сколоченных досок на этом помосте был сложен костёр, из которого торчал толстый деревянный столб, а к столбу была привязана женщина с наброшенным на голову мешком. Стоявший рядом с ней священнослужитель как раз заканчивал свою речь:

– А поскольку ты созналась в том, что являешься ведьмой, твоё тело будет предано огню. Но радуйся, душу свою ты спасёшь! Поджигайте!

Последнее слово было обращено к двум монахам, которые стояли внизу и держали в руках по горящему факелу. Они тут же взбежали по лестнице на помост и поднесли факелы к хворосту, отчего тот моментально вспыхнул и огонь с каждой секундой стал разгораться всё сильнее.

– Вивьен!!! – пронзительно заорал я и ринулся вперёд, расталкивая стоявших передо мной людей, а те, словно кегли, разлетались в разные стороны.

Священник удивлённо уставился на меня, не понимая, что происходит. Моё же внимание было направлено только лишь на охваченную ярким пламенем женщину, которая истошно кричала не своим голосом, и от этого крика у меня мороз шёл по коже. Я спешил к ней как мог, но понимал, что уже слишком поздно. Даже мешок на её голове, и тот вспыхнул. И когда я добрался почти до самого помоста, ноги вдруг отказались подчиняться мне, и я застыл на месте, не в силах пошевелиться. А всё потому, что мешок на голове Вивьен прогорел, и её лицо, почерневшее и искажённое ужасной гримасой, оказалось на виду. И я вдруг понял, что даже если эта женщина и Вивьен, то не моя уж точно. Странное чувство, но глядя на последние, причём весьма мучительные секунды жизни совершенно чужого для меня человека, я испытал невероятное облегчение. И неважно, что придётся начинать поиски заново. Зато у меня снова появилась надежда увидеть мою дорогую Вивьен живой и невредимой.

– Это колдун! – раздался вдруг откуда-то сбоку чей-то зычный голос. – Хватайте его!

Я повернул голову и увидел стоявшего неподалёку монаха. Он смотрел на меня диким взглядом и размахивал руками. Но после пережитого потрясения я ещё не мог осознать, что происходит. А тем временем со всех сторон ко мне спешили вооружённые люди. Они бросились на меня и повалили на землю, и только тогда я вдруг понял, что с какой лёгкостью надежда появилась, так же запросто она и угасла, и с этой самой минуты встреча с Вивьен стала для меня только лишь далёкой несбыточной мечтой.

Глава 4

После страшного сна, в котором меня обвинили в пособничестве дьяволу и сожгли на костре, а также последующего разговора двух тюремщиков за дверью, в результате которого мне стало известно о предстоящих пытках, я долго ещё не мог уснуть, предаваясь тяжким думам и воспоминаниям. Да и не так-то просто было расслабиться на холодном каменном полу насквозь пропитанной сыростью и плесенью камеры, к тому же ещё и со связанными за спиной руками. И только лишь луна печально глядела на меня сквозь решётки своим жёлтым немигающим глазом, а ветерок сочувственно вздыхал, поскольку они прекрасно понимали, какие тяжкие испытания уготованы мне в самом ближайшем будущем.

От осознания того, что я больше никогда в жизни не увижу Вивьен, меня бросило в жар. Хорошо хоть вчера на костре сожгли не её, и она, вероятнее всего, ещё жива. Только вот надолго ли? Скоро меня ждёт та же участь, что и вчерашнюю якобы ведьму, в этом можно нисколько не сомневаться. А ведь это означает, что Вивьен застрянет здесь навсегда. И сколько ей удастся протянуть? Как говорил профессор Ланге, это лишь одному Богу известно.

Да, ситуация казалась безвыходной, но внезапно меня словно молнией ударило. Почему я опустил руки и сдался на милость невежд, ничего не знающих об истинных причинах появления чумы и возомнивших, что они имеют право решать мою судьбу? Ведь где-то в этом мире бродит испуганная и растерянная Вивьен, которая искренне надеется на помощь своего отца и, вполне вероятно, на мою тоже. Только что я могу сделать? Дождаться, когда за мной придут тюремщики, чтобы отвести меня на пытки, и тогда попробовать сбежать? Но со связанными за спиной руками сделать это будет не так-то и просто. Эх, нужно было вчера на площади, когда на меня навалились солдаты, сопротивляться, а не лежать на земле безвольной куклой. Но в тот момент после пережитого потрясения силы оставили меня, а потом я вообще потерял сознание. А что, если попробовать сбежать через окно? Надо бы посмотреть на решётку поближе и проверить, удастся ли что-нибудь сделать с ней.

Сначала я встал на колени, затем поднялся на ноги и подошёл к окну. Только ничего хорошего меня здесь не ждало. Решётки оказались прочными и толстыми, и хоть между ними и было довольно приличное расстояние, но моя голова в это отверстие пролезть не смогла.

Убедившись, что совершить побег через окно не получится, я печально вздохнул и стал смотреть на улицу. Выяснилось, что моя камера находится на втором этаже двухэтажной тюрьмы. Сама тюрьма разместилась в каком-то переулке, и напротив я увидел точно такое же двухэтажное здание с зарешёченными окнами. Чтобы разобраться с тем, куда ведёт этот переулок, я прислонился к самому краю окна и смог кое-что разглядеть. Теперь всё стало понятно. Тюрьма вплотную прилегала к площади, на которой регулярно сжигали обвинённых в колдовстве людей. Наверное, чтобы не переправлять их через весь город к месту казни, а просто вывести на улицу и сопроводить на помост. Такие представления, несмотря на эпидемию чумы, собирали огромное количество народа, в чём я смог лично убедиться накануне.

Внезапно внизу под окном я услышал тихое покашливание. Раньше я не смотрел туда, а теперь смог разглядеть стражника, который прохаживался по переулку взад и вперёд. Скорее всего, он следил за тем, чтобы со стороны площади к решёткам не приближались посторонние. Только не было в этом мире человека, горевшего желанием спасти меня. Разве что кроме Вивьен, но она, вероятно, и сама нуждалась в моей помощи, если, конечно, была ещё жива.

Я так и не придумал, как мне убежать отсюда, поэтому снова устроился на полу, где сидел до этого, и прислонился спиной к стене. Какие-то варианты искать всё равно надо, иначе меня сожгут на костре, и Вивьен не сможет вернуться обратно к своему отцу. Может, всё-таки попробовать как-то сбежать по пути на допрос, либо уже непосредственно перед пытками? Потом уже точно ничего не выйдет.

С такими мыслями я просидел до самого рассвета, а с первыми лучами солнца в двери моей камеры раздался скрежет ключа. Кто-то хотел войти ко мне, поэтому я подобрался и приготовился, надеясь не упустить свой шанс, если таковой мне всё же представится. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге появился тюремщик с миской в руках. Несколько секунд он рассматривал меня своим затуманенным от алкоголя взором, а затем произнёс полным неприязни хриплым голосом:

– А, не спишь? Твой завтрак, чтобы хорошо отвечать на допросе.

Я подумал, что можно попробовать вскочить на ноги и пнуть его со всей силы в пах. Но тут из коридора донеслись ещё голоса, и я решил пока что отказаться от этой затеи. К тому же тюремщик и не приближался ко мне. Сделав всего один шаг, он поставил миску на пол, подопнул её в мою сторону, а затем быстро развернулся и поспешил удалиться. Что ж, оно и понятно, ведь они считали меня колдуном, поэтому неудивительно, что боялись. А подкрепиться и в самом деле стоило. И хотя в миске была навалена какая-то безвкусная кучка непонятно чего, лишь смутно напоминающая кашу, я съел всё подчистую, поскольку знал, что силы мне могут понадобиться. После этого я приготовился ждать, но и сам не заметил, как задремал.

– Просыпайся! – пробасил вдруг кто-то совсем рядом, и я открыл глаза.

Передо мной стояли два здоровенных мужика, которых я прежде не видел. Скорее всего, это были тюремщики, недавно заступившие на смену, и теперь они пришли за мной, чтобы отвести на допрос. Я знал, что меня ожидают там страшные пытки, и мне нисколько не хотелось идти с ними. Медленно поднявшись на ноги, я прикинул в уме, как бы мне вырубить их и выскочить за дверь, но в этот момент увидел в коридоре ещё двух тюремщиков. Справиться с четырьмя такими здоровяками, да ещё и со связанными за спиной руками, шансов у меня практически не было, и я решил пока что ничего не предпринимать. Ведь иначе меня всего обвяжут верёвками, а тогда мне уже точно не убежать. Наверное, лучше прикинуться слабым и беззащитным, чтобы притупить их бдительность, а вот когда появится реальный шанс совершить побег, тогда и действовать.

– Тебя ждёт инквизитор Габриэл, – продолжил тюремщик. – И не вздумай сопротивляться, только хуже будет.

Они схватили меня за руки и потащили к выходу из камеры. Что у одного, что у второго хватка была стальная, и мне пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы вырваться. Тюремщики, стоявшие за дверью, встали один спереди, другой сзади, и такой «весёлой» компанией мы все впятером двинулись по коридору. Достигнув лестницы, мы спустились на первый этаж, но продолжили спускаться дальше, пока не оказались в подвале. Подвальные катакомбы освещались только лишь несколькими факелами, воткнутыми в настенные крепления, так что здесь царил полумрак. А ещё явственно пахло смертью, отчего меня всего до самых костей пробрала ледяная дрожь.

Вскоре мы остановились возле двери, один из тюремщиков открыл её, и мы вошли внутрь просторного и довольно мрачного, я бы даже сказал, жуткого помещения. Мне в нос тут же ударил тошнотворный запах крови, тухлого мяса и нечистот, отчего меня чуть не вывернуло наизнанку. Но я всё-таки сумел договориться со своим желудком, чтобы тот не извергал съеденную утром кашу на пол, и так порядочно загаженный, и огляделся. Впереди за столом на большом деревянном стуле со спинкой сидел облачённый в одеяние священнослужителя человек, который моментально внушил мне чувство неимоверного ужаса, едва только я взглянул на него. Мне сразу стало понятно, что это и есть тот самый инквизитор Габриэл. На его лице играла глумливая улыбка садиста, облечённого властью и одержимого какой-то идеей, а глаза выдавали в нём сумасшедшего. Можно было с уверенностью заявить, что этому человеку нравится вершить судьбы людей, подвергать их страшным мукам и отправлять на костёр или виселицу. И неважно, доказана их вина или нет. Такого вопроса перед ним вообще не стояло. По его мнению, виновен был абсолютно каждый, кого приводили сюда тюремщики.

Чуть в стороне за мной безучастно наблюдали двое детин, габаритами даже больше тех двух тюремщиков, что заходили ко мне в камеру. На них были надеты забрызганные кровью фартуки, и я догадался, что это экзекуторы, выбивающие из людей признание в колдовстве. Но выбивали они его не просто так, а с помощью различных приспособлений, расставленных по комнате. Я быстро окинул взглядом эти орудия пыток, и меня всего передёрнуло, хоть я так и не понял принцип действия большинства из них. Но рассмотреть их более внимательно я не успел, поскольку Габриэл – царь и бог мира ужасов, сконцентрированного в этой комнате – произнёс:

– Это вчерашний колдун?

– Да, которого скрутили на площади, – ответил один из тюремщиков.

– Давайте его пока что в клетку, а ко мне приведите следующую, как её, – инквизитор провёл пальцем по своим записям. – Вот, Жоржину, которая изготавливала колдовское зелье. Да побыстрее.

Только сейчас я обратил внимание на небольшую клетку, стоявшую в самом углу комнаты. Ко мне подошёл один из экзекуторов, грубо схватил меня за руку, подтащил к приоткрытой решётке, с силой впихнул внутрь и запер. Тюремщики же поспешили к выходу, и вскоре их и след простыл.

Несколько минут я стоял молча, чувствуя, что моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Пару раз я даже порывался крикнуть, что ни в чём не виноват, но в последний момент останавливался. Да на меня никто и не обращал внимания – экзекуторы ковырялись в своих зловещих приспособлениях для пыток, а инквизитор делал какие-то записи.

Но вот дверь отворилась, и тюремщик ввёл в комнату насмерть перепуганную женщину, укутанную в старые рваные лохмотья. На лице её красовался здоровенный синяк, вероятно, из-за того, что она оказывала сопротивление.

– Так-так, кого это к нам занесло? – подняв голову, глумливо протянул Габриэл. – Никак Жоржина собственной персоной?

Он махнул рукой, и к женщине подошёл один из экзекуторов, а тюремщик, который привёл её сюда, уселся на скамью возле двери, чтобы дождаться окончания допроса.

– Я ни в чём не виновата, – дрожащим голосом вымолвила женщина. – Что вам от меня нужно?

– Ну как же не виновата, когда виновата, – подмигнул дознаватель и судья в одном лице. – А кто готовил колдовское зелье, чтобы заразить чумой жителей своей деревни?

– Зелье? – удивилась женщина, и её глаза округлились. – Нет, это было не зелье! Вам соседка на меня донесла? Это всё ложь! Я делала отвар из лечебных трав, чтобы вылечить её кашель, но отвар показался ей горьким, из-за чего мы поругались. Но колдовство здесь ни при чём!

– Значит, не хочешь признаваться в сговоре с дьяволом, ведьма? – со злостью прошипел инквизитор. – Ничего, скоро ты по-другому запоёшь. На дыбу её!

Он махнул рукой второму помощнику, и экзекуторы быстро сорвали с Жоржины лохмотья, полностью обнажив её тело. Она визжала и пыталась сопротивляться, но силы были явно не равны. Затем женщину подвели к свисающей с потолка верёвке, к которой привязали её сведённые за спиной руки. Наверху верёвка была перекинута через кольцо какой-то лебёдки, а другой её конец крепился к бревну с приделанным сбоку колесом. Один из инквизиторов принялся крутить это колесо, наматывая верёвку на бревно, и руки женщины начали подниматься к потолку, вытягиваясь сзади и причиняя ей сильнейшую боль, которая выражалась в диком крике. Вслед за руками, оторвавшись от пола, поднялось и всё тело этой несчастной женщины. А второй экзекутор-садист ещё и потянул её за ноги. Мне показалось, что я услышал хруст костей и сухожилий, но не был в этом точно уверен, поскольку её крик заполнял всё пространство комнаты, не оставляя места для других звуков. Но вот пытка закончилась, женщину опустили на пол и она вскоре умолкла.

– Готова ли ты признаться в колдовстве? – требовательно спросил инквизитор.

– Я ни в чём не виновата, – прохрипела сорванным голосом женщина и заплакала.

Габриэл покачал головой и вновь обратился к своим помощникам:

– В кресло допроса её.

Я заметил, что в этот момент он бросил на меня быстрый взгляд, и сразу всё понял. Скорее всего, они пытали сейчас эту женщину не ради её признания, вернее, не только из-за этого. Колдун, то есть я, был для них гораздо интереснее в качестве жертвы. Наверное, поэтому Габриэл и хотел перед моим допросом опустошить меня морально, чтобы я уже не мог сопротивляться и во всём признался. Что ж, возможно, именно так мне и следовало поступить. Зачем испытывать на себе адские муки, если меня потом всё равно сожгут?

А между тем допрос и пытки Жоржины продолжались. Экзекуторы подняли бедную женщину с пола и потащили к креслу. Только это было не простое железное кресло, а специальное, пыточное. По всей его поверхности разместились острые шипы, и когда её усадили на них, она заорала пуще прежнего, несмотря на сорванный голос. Мне больно было даже смотреть на её мучения, и теперь я принял твёрдое решение во всём сознаться ещё до начала пыток.

Но обвиняемая в колдовстве женщина пока держалась и на вопросы инквизитора отвечала, что ни в чём не виновата. И только когда под креслом разожгли огонь и металл начал раскаляться, оставляя на теле Жоржины страшные ожоги, причиняющие ей нестерпимую боль, она в отчаянии выкрикнула: