Просто посидим. Рассказы

В голосе мадам слышалось восхищение:

– Легко спутать произведение и посетителя, нет четкой границы – создается иллюзия жизни.

– Брррр, выглядит жутковато.

Инспектор и мадам вошли во второй зал.

– Та странная девушка… она подолгу стояла у этой работы. Три раза в течение месяца приходила перед закрытием, – мадам указала на огромную, во всю стену, картину.

Инспектор подошел поближе, внимательно осмотрел картину, затем отошел, чтобы увидеть работу целиком, и спросил:

– Что-то необычное?

– Мы приобрели эту работу полгода назад у знаменитого художника Витковского. Его последняя серия «Футуристик» – соединение прошлого и будущего. Рыцари в облегченных доспехах, высотные дома а-ля готика, космические машины. В картине нет четкой границы прошлого и будущего – тематические и временные пространства перемешиваются, сталкиваются, создавая новые миры. Картина завораживает. Правда?

Галс вздрогнул от неожиданности, он увлеченно рассматривал работу.

– Да-да. Фантастика. Кажется, что их ветром принесло в картину. Динамично.

– Мужчины в рыцарских доспехах, дамы в длинных платьях со шлейфами, – продолжала мадам Кордье. – Вихрь объединяет композицию, миксует время, эпохи.

«Превосходный гид, – подумал Галс, – любит искусство и умеет рассказать о нем».

– Может, вспомните день ее исчезновения? Что-то примечательное. Как выглядела? О чем говорили? Кто еще видел ее?

– Лет тридцати, благородная бледность и худоба, в красивом черном платье с бриллиантовой брошью-бабочкой. Слегка старомодная. У меня есть даты в журнале посещений, она расписывалась.

– Все три раза подолгу стояла у этой картины, – мадам отвечала четко и по делу, но иногда сбивалась, путалась. «Что-то не договаривает», – подумал инспектор.

– У кого-то еще есть доступ к галерее?

Мадам замялась:

– Все свои.

– Что значит свои?

– Мой возлюбленный… он подрабатывает… залы убирает.

– Ну и где же ваш бойфренд? Мне надо его опросить.

– Он может быть в каптерке, – неуверенно проговорила мадам.

– Пройдемте.

Справа, при входе в другой зал, мадам Кордье что-то нажала под фотографией на стене, открылась потайная дверь, и они вошли. В комнате сидел испуганный мужчина средних лет, его воспаленные глаза бегали, перепачканные белым руки дрожали. В углу стояли большие черные мешки.

– Это Огюст, – мадам представила мужчину Галсу. – Он занимается хозяйством и отвечает за безопасность.

– Здравствуйте, Огюст. Где она? – Галс решил не церемониться.

Огюст ссутулился и повел инспектора в другое помещение.

– Да тут мадридский двор с потайными комнатами, – хохотнул инспектор, чувствуя близость финала.

Они вошли в светлое просторное помещение, посередине которого молилась, стоя на коленях, обнаженная женщина. Галс застыл в изумлении: тело прекрасно передавало мольбу. Но девушка не была существом из плоти и крови.

– Боже, как она прекрасна! – воскликнул Галс.

– Не-ет, это не то, что вы думаете, – опомнилась и заговорила мадам. – Это скульптура в стиле гиперреализма. Гипс, резина, специальные смолы, краска и глазурь. Огюст делает гениальные работы, иногда копии. Мы продаем их в частные руки.

– Аааа, так вы о пропавшей девушке, той, что исчезла в картине? – встрепенулся Огюст, словно что-то до него дошло.

Галс и мадам Кордье синхронно повернулись к Огюсту.

– У меня есть глазок из каптерки в зал. Я наблюдал за ней все три раза, она вдохновляла меня при создании «молящейся».

– Как так, Огюст? Ты скрыл это от меня? – мадам Кордье удивленно и пристально посмотрела на своего возлюбленного.

– В среду я увидел, как она протянула руки к картине, – упоенно рассказывал Огюст, – оттуда вырвался поток воздуха и появились мужские руки в тонких перчатках. Руки обняли ее, и она исчезла. Я выбежал в зал, но девушки там уже не было. Она… она появилась… в картине. И оттуда, из картины исходил свет.

– Бред какой, – брякнул Галс.

– Вы можете увидеть ее сами, я покажу.

Они подошли к центральной картине.

– Вот она, – Огюст указал на женскую фигурку в длинном черном платье со сверкающей на лифе брошкой. На переднем плане спиной к ней стоял рыцарь с мечом и в тончайших доспехах – он словно защищал ее от реального мира.

– Я бы хотел посмотреть запись в журнале регистрации.

Мадам Кордье повела инспектора к выходу. На стойке она протянула ему книгу в серебристом переплете.

Не ищите меня.

[e-mail]

Мой рыцарь, я пришла, чтобы остаться с вами, потому что принадлежу вашему, уже моему миру.

– Развели тут мистический портал, – уходя, хмыкнул инспектор.

В базе данных за последнюю неделю пропавших девушек не было.

«А по сути человек не меняется – те же переживания и чувства, что были в Средние века, случатся и в будущем», – размышлял инспектор в автобусе, везущем его домой.

Гребаная сука…

– Гребаная сука.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу ладоней.

Я ненавижу свою мачеху, она меня страшно бесит.

Когда утром она приходит на кухню, вокруг нее собираются коты и собаки. Она кормит их, меняет им воду, гладит их и говорит с ними таким противным сладким голоском, что хочется подойти и пнуть ее черным ботинком на толстой подошве с шипами. Подойти и пнуть, сделать ей больно. Пусть внутри нее что-нибудь сломается, и она заплачет от обиды и боли.

Меня зовут Вика, я живу в Калифорнии. Мне пятнадцать лет, уже два года мне кажется, что я живу в чужом теле. Мы были на море в Черногории, когда у меня начались месячные. Нам рассказывали о месячных на школьных уроках, но я все равно не была готова – кровь пошла неожиданно. Она была такого алого цвета, будто кого-то убили. Мне было страшно и неприятно. Я тогда читала Гарри Поттера в своей комнате, не знала, что делать, и боялась выйти. Мачеха принесла черешню и увидела мой испуг. Она пыталась поговорить со мной, но мне было стыдно, что она знает. Я демонстративно надела наушники и отвернулась. Не хочу, чтобы у меня были месячные. Если принимать гормоны, они исчезнут.

Я стала резко меняться, начали расти волосы на ногах и на теле, значительно увеличилась грудь. Я не узнавала себя – легкая и худенькая, я превратилась в тяжелое, жирное существо. Я ненавижу свои груди, свои толстые ляжки. Грудь прячу под специальным лифчиком, в котором трудно дышать – я стесняюсь себя и ненавижу-у-у.

Два года назад в интернете я нашла группу таких же, как я, – людей, родившихся в чужом теле. Мы поддерживаем друг друга, даем советы – как обмануть родителей, получить гормоны и разные другие лайфхаки. В нашем штате можно купить гормоны без разрешения родителей, даже если тебе только пятнадцать лет. Я решила стать мужчиной, мне не комфортно жить в женском теле. Когда я пройду гормональную терапию и сделаю операцию по смене пола – тогда смогу быть счастлива, уйдут страхи, я не буду бояться жить и общаться с людьми. Уж тогда все будет по-другому. Из взрослых только психотерапевт поддерживает меня. Отец злится, они с мачехой думают, что это подростковое и скоро пройдет. Еще отец говорит, что это «истерическая хрень» среди современных девушек и что я попала в секту трансгендеров.

Это не пройдет. Я ненавижу женщин.

Я ненавижу свою мать за то, что она обманывала нас. Она врала, что любит меня и моего брата, а сама разбойничала и не вылезала из тюрем. Она врала об отце, о мачехе. Всегда говорила, что отец плохой, идиот, неудачник и не умеет за нами ухаживать. Мы думали, что она добрая и хорошая: она покупала нам все, что мы захотим, игрушки, много игрушек. Она говорила: «Запомните, только я вас люблю»». Игрушки лежат у нас везде, горы Барби и плюшевых мишек. Я хочу их продать по интернету, а на вырученные деньги купить гормоны и марихуану. Когда мать выгнала отца, у нее появился бойфренд Бен. Бен был больным, поэтому он делал себе уколы несколько раз в день. Он выглядел как скелет – худой, с черными впадинами вместо глаз. Мы с братом его очень боялись.

Однажды мама исчезла – ее забрали в тюрьму. Она сказала, что все это из-за Бена: чтобы достать наркотики, он грабил дома и заставлял ее продавать награбленное. Без Бена она опять несколько раз попадала в тюрьму. Я перестала с ней разговаривать и отвечать на ее звонки.

Когда ее первый раз забрали в тюрьму, мы стали жить с отцом и мачехой в большом доме. У меня и у брата теперь отдельные комнаты, у нас появились собаки, а затем мы взяли котов. Мачеха говорит, что дети должны жить с животными и ухаживать за ними, тогда они становятся добрыми. Мама же говорила, что «дети ничего не должны».

Все взрослые врут – я их всех ненавижу. Я боюсь быть одна, боюсь жить, поэтому я все время слушаю музыку и аудиокниги. В моей голове постоянный шум. По ночам я просыпаюсь и не могу понять, кто я и где нахожусь. Еще я совсем забила на школу.

С мачехой я не разговариваю и не здороваюсь – не могу видеть ее самодовольное лицо. Когда приходят гости, она суетится, бегает по дому, готовит и накрывает на стол. Все у нее получается легко и весело. Я вставляю наушники и закрываюсь в своей комнате – не могу слышать ее смех и видеть ее счастливой.