Проклятье волшебной воды

И было, от чего.

Как выяснилось, пусть и не сразу, а через год-другой, когда стало ясно, что единичными случаями дело не ограничится, у живой воды было много других свойств и побочных эффектов. Если мертвые механизмы вода оживляла, придавая им силу, то на живые существа ее действие было не столь однозначно. В малых дозах и в смеси с другими веществами, иногда обычными лекарствами, которые можно купить в любой аптекарской лавке, живая вода была названа эликсиром молодости. Но если превысить дозу хоть на несколько молекул или чуть-чуть увеличить концентрацию примесей, как тот же самый эликсир превращался в яд. Да и переработка и очистка воды перед тем, как превратить ее в живую воду, тоже таила опасности.

Что происходило на самом деле, было скрыто от народа, но слухи ползли и множились, тем более что результаты скрыть было невозможно. Те, кто работал на «Макбет Индастриз» превращались в чудовищ, мутировали – и исчезали, зато на улицах появлялись чудовища – порой по восемь-девять футов роста, горбатые, с плетями вместо конечностей, покрытые наростами и коростой. У одних головы болтались на длинных тонких шеях, у других втягивались в плечи так, что глаза оказывались возле ключиц. У одних ноги превращались в многосуставчатые лапы, другие вовсе лишались конечностей. Специальные команды чистильщиков периодически отлавливали мутантов, изолируя их от нормальных людей. В рабочих кварталах не проходило недели, чтобы не выявили очередного мутанта. Но платили на фабрике хорошо, рабочие за неделю получали столько, сколько на других предприятиях платили за месяц, а то и за полтора. Поэтому, несмотря на жуткие слухи, несмотря на мутантов, «Макбет Индастриз» не испытывала недостатка в рабочих руках. Голод оказывался сильнее страха.

Но почему, почему на эту проклятую фабрику должен идти именно ее мальчик?

Рабочий день на фабрике начинался с рассветом. Еще не встало солнце, а толпы рабочих уже подходили к воротам, где сперва проходила перекличка. Вычеркнув имена тех, кто не отозвался, десятники распахивали ворота, распределяли, кто в какой цех идет, и только после этого рабочие приступали к делу.

Виктор и Сэмми Петерс были названы одними из последних.

– Новички? – поинтересовался толстый десятник в форменной тужурке. – Ступайте в шестой цех. Там просите мастера Уильямса. Что он скажет, то и будете делать. От работы не отлынивать. Домой не проситься. Маму не звать. Тут фабрика, а не пансион благородных девиц!

– Что он имел в виду? – шепнул Виктор Сэму, когда они входили в ворота на широкий утоптанный двор. – Разве мы похожи на благородных девиц?

– Не знаю, – пожал плечами тот.

Широкий двор фабрики, громадный, как военный плац-парад, был со всех сторон огорожен массивными зданиями с распахнутыми воротами. Из некоторых выходили рельсы вагонеток, над крышами большинства к небу вздымались трубы, извергавшие клубы белесого, светло-голубого и зеленовато-оливкового дыма. Между зданиями цехов оставались неширокие проходы, ведущие к складам, гаражам, конюшням и подсобным помещениям. Лишь два здания отличались от цехов – контора и лаборатории. Одно в два этажа, другое одноэтажное, длинное, они сверкали рядами окон и аккуратными массивными крыльцами.

Лавина рабочих, хлынувшая через ворота, растекалась на колонны и потоки, живой рекой вливаясь в распахнутые ворота, где уже начинало что-то гудеть, бурлить и шипеть.

– Шестой цех где? – дернул Виктор за рукав проходящего мимо мастерового в синей блузе.

– Там, – он махнул рукой куда-то вглубь. – Рельсы видишь? Туда иди.

По рельсам как раз катила небольшая дрезина, на которой были установлены несколько бочек. Правивший дрезиной парень чуть постарше их кивнул на ходу: «Да, в шестой цех!» – и прибавил хода. Толкнув друг друга локтями. Виктор и Сэм побежали за ним, стараясь не отставать.

Они примчались в цех буквально через несколько секунд после того, как дрезина остановилась.

– Вы кто такие? – не дав парням осмотреться, навстречу шагнул какой-то человек.

– Нам бы мистера Уильямса…

– Я Уильямс. Вы новенькие?

– Да.

– Отлично. Видите бочки? – кивнул на дрезину. – Разгружаете и тащите наверх. Там сливаете в патрубок и возвращаетесь за новой. И быстро. Вода должна литься непрерывно… А ты чего встал? – тут же развернулся он к парню на дрезине. – Новую партию сейчас загрузят. Давай, поворачивайся.

Рядом несколько грузчиков ловко устанавливали на второй дрезине пустые бочки, укрепляя их с помощью веревок. Парень понятливо кивнул и перебрался с дрезины на дрезину.

– За работу!

Виктор шагнул к бочкам. Они были небольшими, в каждой было, наверное, фунтов по двадцати воды. Примерился, с натугой взваливая бочку на плечи. Нет, больше! Двадцать пять, а то и тридцать. Но поднять можно.

– Тащи туда!

Парень вскинул голову. Ему предлагалось вскарабкаться с грузом по дощатым мосткам к краю огромного чана, под днищем которого другие рабочие разводили огонь. Несколько труб отходили от крышки, тянулись в разные стороны. Две заканчивались в соседних резервуарах, еще одна уходила через окно куда-то прочь из цеха. Еще две нависали над открытыми котлами.

– Пошел! Пошел!

– А зачем…– начал было Виктор, но его остановил окрик:

– Не болтать! Работать!

Юноша зашагал по мосткам. Они слегка прогибались под его тяжестью. Бочка с непривычки давила на плечи. Все-таки он довольно быстро добрался до патрубка, перевалил бочку, утверждая на краю, откупорил и дождался, пока темная, пахнущая тиной и рыбой, вода польется через край. Интересно, где ее взяли? Из реки?

Он едва успел опорожнить свою бочку и отстраниться, как его место занял Сэм. Обойдя друга, Виктор спустился, откатил пустую бочку в сторону, взялся за вторую. Работа началась.

Они таскали бочки с водой до самого перерыва на короткий обед. Сперва вдвоем, потом на пару к юношам перебросили еще одного грузчика, который работал молча, усердно, но не поднимая глаз. Мистер Уильямс, надзиравший за работой в цеху, лишь хлопнул его по плечу, представляя: «Это Джонс. Работайте втроем!» – и отошел к дальней стене, где начал раздавать указания.

Платформы с водой все прибывали и прибывали. Разгружали их втроем, нагружали по двое. К тому моменту, когда короткий резкий звук колокола объявил перерыв, юноши не чуяли рук и ног, а поясницы ломило так, что Сэмми застонал, выпрямляясь:

– Господи, я чувствую себя столетним дедом!

Распрямившийся рядом Джонс дернул уголком рта:

– Это начало.

Это были первые слова, которые от него услышали новички, и Виктор тут же поинтересовался:

– И так теперь будет… всегда?

– Ну… – Джонс снова дернул уголком рта, сплюнул на пол тягучую слюну, – так.

– Каждый день, – юноша невольно смерил глазом расстояние между наполовину опустевшей платформой и огромной цистерной, – таскать эти бочки? Всегда?

– Ну… почти.

– И больше ничего?

– А зачем?

Джонс привалился к краю платформы, вытянув ноги, неторопливо развернул на коленях узелок. Достал ломоть хлеба с салом и луком, откупорил бутыль, в которой плескалось что-то коричневое, отхлебнул.

– На, – неожиданно протянул Виктору, – глотни.

– Я не пью, – юноша почувствовал, что краснеет. – И вообще, у меня…

Мать перед уходом собрала и ему небольшой узелок – несколько картофелин, вареные яйца, хлеб…

– Чай. С молоком, – с привычной уже кривой усмешкой пояснил Джонс и снова сплюнул. – Это правильно. Силы нужны. А с джином тут строго. Запах учуют – выгоняют. И расчета не дают. Наоборот – ты еще фабрике должен становишься за недоработанные часы.

– А почему нельзя пить? – спросил Виктор, намекая на то, что в бутыли у напарника отнюдь не чай.

– А потому. Вода… она не прощает. Рука дрогнет и все. Конец! Но и без этого тут никак.

Видимо, для него так много говорить было непривычно, или он понял, что случайно сболтнул что-то не то, потому что отвернулся и продолжал обед, нарочито не обращая внимания на напарников.

Впрочем, беседа бы и так не сложилась – Сэмми здорово вымотался и, едва-едва перекусив, растянулся прямо на полу, со стоном расслабляя натруженную спину. Ему было не до разговоров даже о своем самочувствии. И Виктор не мог заставить себя забыть о приятеле и болтать, как ни в чем не бывало. Он жевал, не чувствуя вкуса, прихлебывая из бутыли разведенное молоко и осматривался.

Пока работал, замечал все лишь краем глаза, и только сейчас смог как следует рассмотреть все эти чаны, резервуары, котлы и тянущиеся между ними трубы. На время перерыва огонь под котлами чуть убавили, костры еле тлели, стихло бульканье воды, меньше стало пара, но работа не остановились – рабочих тут было немного больше, чем требовалось, и пока одни перекусывали, другие копошились, занимая их место. Время обеда тут явно было не одно на всех и, пока одни отдыхали, другие работали.

– Интересно, а что тут происходит? – подумал вслух Виктор.

– Не все ли равно? – буркнул Джонс. – Пора.

Юноша не успел спросить, откуда тот знает – прозвучал удар колокола.

– Перерыв окончен! – гаркнул мистер Уильямс.

Они поднялись. Сэм – со стоном, Виктор – молча. Их ждали бочки с водой.

– А все-таки, – пропыхтел юноша, взваливая первую на плечи, – зачем все это?

Джонс лишь сердито дернул уголком рта, выражая этим неодобрение болтливостью новичка, но неожиданно рядом прозвучал новый голос:

– Это – цех очистки. Воду, прежде чем с нею работать, надо очистить от примесей. Сначала отфильтровать, потом выпарить, отделяя от мусора. Потом по трубам перегнать и сконденсировать снова. Затем выпарить снова, фильтруя уже водяные пары, и повторить этот процесс несколько раз. В результате вода делится на фракции, которые поступают в разные цеха, где с ними продолжают работу.

Виктор резво обернулся на голос. Женский голос. А он не знал, что на фабрике трудятся и женщины! Нет, многие трудились прядильщицами, чесальщицами или вязальщицами, а также обслуживали ткацкие станки или выполняли другие работы в специальных работных домах. Но вот чтобы так…Что она здесь делает?

Забыв о работе, он во все глаза уставился на незнакомку. Это была девушка на два-три года его постарше, одетая по-мужски, в холщовые штаны, рабочую блузу, вызывающе топорщившуюся на груди и короткие полусапожки, которые можно было бы назвать щегольскими, будь они сделаны из дорогой тисненой кожи. Голова девушки была повязана выцветшим платком, из-под которого выбивалась короткая, чуть ниже лопаток, коса. На груди на ремешках болталась странного вида полумаска, на боку – большая сумка. Серые глаза, задорный носик, конопушки. Виктор вытаращился на незнакомку так, словно никогда не видел девушек. Впрочем, правда – девушек, одетых так необычно, он не встречал никогда. Интересно, кем она тут работает? Не бочки же таскает!

– Что? – прищурилась незнакомка. – В чем дело?

– Я… не знал…

– Не знал, где работаешь? Впрочем, – ее прищур стал острее, – ты ведь новенький?

– Да. Мы с Сэмом тут первый день.

– Понятно. Посторонись!

Его решительно отодвинули в сторону, после чего девушка легко, через три ступеньки, взбежала по лестнице, на ходу распахивая свою сумку и доставая стеклянные пробирки. Ловко зачерпнула одной из них воду, заткнула ее пробкой с цифрой «1», затем столь же стремительно метнулась к следующему чану, где повторила процедуру, потом – к третьему, четвертому… Где и когда она успела нацепить на лицо свою странную полумаску, оставляющую открытыми только глаза, Виктор не заметил, но когда девушка вернулась к платформе, та была на ее лице.

– Все. Я побежала, – непонятно с чего отчиталась она и неожиданно добавила: – Удачи вам. И держитесь подальше от паровых котлов.

Виктор не успел спросить, что незнакомка имела в виду – в следующую минуту она уже выскочила из цеха.

            ГЛАВА 2.

Прошло несколько дней прежде, чем Виктор увидел ее второй раз. На сей раз девушка была не одна.

Каждый день оба юноши таскали бочки. Работа была несложная, но монотонная и тяжелая, так что к концу смены напарники еле волочили ноги. Сэму приходилось тяжелее – если Виктор все-таки кое-как втянулся и постепенно приноровился распределять вес бочки на спине так, чтобы было поудобнее, то его приятель страшно уставал. Во время перерывов он без сил падал на пол, вставал со стонами и кряхтением, а на лице его навсегда словно застыла маска боли и обреченности. Даже глаза запали и нос заострился, как у покойника. Виктор старался не обращать на это внимания, подозревая, что сам выглядит не лучше. Но что поделать? Они были всего лишь грузчиками. А если не нравится работа – тоже ничего. Бери расчет и уходи. Знаешь, сколько на твое место найдется желающих?

Об этом они и говорили в тот день. Виктор сидел на краю платформы, закусывая. Сэм лежал на полу.

– Сил нет, – жаловался он. – Все болит…устал.

– Устал? Уходи, – бросил Джонс. Он, как всегда, сидел к парням спиной, но уже чаще вмешивался в разговоры. – Чего ждешь?

– Так ведь семья… сестренки, мама… отец и дед… Кто, кроме меня? – простонал Сэм. – У тебя что, никого нет?

– Есть, – Джонс смотрел в одну точку.

– Кто?

– Жена, – отрубил Джонс так, что любому стало бы ясно – больше он на эту тему говорить не намерен.

Короткий резкий удар колокола исторг из груди Сэма страдальческий вопль:

– Опять? И когда эти чертовы бочки закончатся?

– После того, как кончимся мы, – буркнул Джонс.

– То-то и оно! – юноша с трудом поднялся.

– Прекращай ныть, – Виктор спрыгнул с борта, похлопал ближайшую бочку по боку, словно она была норовистым коньком и должна была его тащить, а не наоборот. – Мы знали, на что шли.

– Да, но я не думал, что будет так тяжело. Теперь понимаю Майкла…

– Майкла? – Джонс резво обернулся, вскинув голову. – Какого Майкла?

– Петерса, – полепетал Сэм. – Брат мой… он…тут это… работал. На фабрике. Он…

Виктор не промолвил ни слова. Про старшего брата Сэмми они никогда не разговаривали, усиленно делая вид, что его как бы не существовало. Про таких, как он, старались не вспоминать и с соседями не обсуждать.

– Заболел, – на Джонса, похоже, это негласное правило не распространялось. – Обычное дело. Тут все заболевают, рано или поздно. Так что валите отсюда, парни, пока целы.

Виктор уже открыл рот, чтобы возразить, что они не младенцы и сами могут о себе позаботиться, но взгляд его случайно скользнул по лицу Джонса – да так к нему и прикипел.

Вернее, не к самому лицу, а к уродливому наросту на верхней челюсти в том месте, где начинала расти клочковатая борода. Нарост был багровый, с сизыми прожилками и покрыт чем-то вроде мелкой чешуи. На нем росло несколько волосков, отличавшихся ярко-рыжим цветом, закрученных в спиральки. Наверное, раньше, когда нарост был меньше, его закрывала борода, но теперь… «Болен? Он тоже… как Майкл?» – промелькнула мысль. Стало страшно. Юноше пришлось взять себя в руки, чтобы не выдать себя.

– А вы хорошо знали Майкла Петерса? – тем временем поинтересовался Сэм.

– Достаточно. Мы тут, почитай, три месяца вместе бочки ворочали. Потом он помощником пошел в цех возгонки, а я тут остался.

Три месяца! Всего Майкл проработал на фабрике около полугода. Значит, такой срок отмерила им судьба?

Виктор отвернулся, и взгляд его упал на распахнутые двери цеха. В них как раз въезжала очередная платформа, доверху груженая бочками, а они еще не очистили эту! Пропуская ее, посторонились четыре входивших в цех человека. Заметив их и привлекая тем самым невольно внимание, навстречу поспешил мистер Уильямс.

– Ну, все, шабаш работе, – прошипел Джонс.

– Шапки долой! – крикнул на бегу мистер Уильямс. Юноши повиновались.

– Кто это? – шепнул Виктор.

– Босс, – процедил, как выматерился, их напарник.

В цех вошли четверо. Двое шагали впереди, и поначалу трудно было понять, кто из них хозяин, а кто гость. Один, высокий, подтянутый, несмотря на возраст, который выдавала обильная седина и мелкие морщины, в мундире полувоенного покроя, шагал широко, опираясь на трость. Другой, не такой высокий, худощавый, все норовил забежать чуть вперед и поймать взгляд холодных светлых глаз своего спутника. По пятам за ними торопились еще двое, скромно державшиеся позади и ни во что не вмешивающиеся.

Мистер Уильямс подбежал, на ходу сгибаясь в поклоне:

– Ваша светлость… не ожидали… всегда рады. Изволите видеть – работа кипит! Трудимся, не покладая рук!

Последние слова он произнес с нажимом и чуть громче, чем прочие, и Пирс, поняв намек, подхватил бочку и потащил ее к резервуару.

– И что это тут у вас? – промолвил высокий, озираясь вокруг с видом человека, который прогуливается от нечего делать.

– Цех первичной перегонки и очистки, ваше сиятельство, – его спутник. – Вода, то есть, поставляемое нам сырье, частенько оставляет желать лучшего… Нет, я не хочу сказать, что наши реки отравлены, но порой достаточно всего лишь посмотреть воду на свет, чтобы понять, что она…м-м… не совсем чиста. В речной воде встречается тина, песок, ил, иные чужеродные примеси. Я уж не говорю о том, что вода, как универсальный растворитель, часто бывает насыщена минеральными солями. Пусть в ничтожно малых количествах, но сам факт их наличия может влиять на качество конечной продукции. Даже родниковая вода и то не столь чиста, как кажется. Так что здесь у нас сырье подвергается первичной обработке. Мистер Уильямс!

Тот выступил вперед, комкая в руках кепку, поклонился.

– Здесь, ваше сиятельство, мы воду сперва нагреваем… кипятим, так сказать, как примерные домохозяйки, – заговорил он. – То есть, сперва фильтруем вон там, чтобы, значит, поменьше всякой дряни в ней было. А то, знаете, на выходе суп какой-то получается, а не вода. Фильтрованную, значит, кипятим и выпариваем. Пар по трубам идет вон в те котлы, где конденсируется снова и того… насыщается водяными и прочими парами. Кислородом и не только. Ну, и уже потом вода через те трубы, что потоньше, идет дальше, в другие цеха, где ее уже обрабатывают должным образом.

– А здесь, – гость сделал несколько шагов вперед, запрокинув голову, чтобы осмотреться, – идет подготовка?

– Так и есть, ваше сиятельство.

Виктор замешкался, прикидывая – выходит, тот высокий не хозяин, а гость. Значит сэр Итон Макбет, которому принадлежала фабрика, этот второй, среднего роста, усатый мужчина. О чем они собирались говорить, было не интересно, и можно вернуться к работе, но в тот самый момент, когда высокий гость сделал несколько шагов вперед, стало заметно, что в цех вошли не четверо, а пятеро. Пятой была та самая девушка, которая до этого скромненько держалась за чужими спинами, а теперь улучила минуту и, на ходу распахивая свою суму, устремилась к котлам.

– Простите… простите…

– Это что за…

– Мисс Смитсон!

Девушка затормозила, круто развернувшись.

– Мисс? – высокий гость смотрел на нее сверху вниз.

– Мисс Смитсон следит за качеством воды…

– И не только, – перебила девушка. – Я пытаюсь контролировать ситуацию.

– Вот как?

– Всем известно, что сюда поставляют самую обычную воду, которую можно использовать для питья. Но на выходе, в цехе фасовки, мы получаем не просто готовый продукт, но смертельно опасный продукт, – отчеканила девушка. – Так называемая живая вода очень часто несет смерть. И необходимо понять, где и на каком этапе ее обработки вода из источника жизни превращается в причину смерти…

– Мисс Смитсон! – прошипел сэр Макбет. – Что вы себе позволяете?

– Нет-нет, это на самом деле может быть интересно, – скучающим тоном промолвил его гость. – Если вы заинтересованы в дальнейшем финансировании вашего проекта, вы должны понимать, что от качества вашей живой воды зависит многое. Все эти слухи о так называемых побочных эффектах…на самом деле не слухи. От этого страдают подданные ее величества королевы Анны! В конечном итоге это подрывает престиж Саксонии! Так что юная мисс совершенно права, что проводит свои исследования. Продолжайте, милая девушка, – последовал снисходительный кивок.

Получив разрешение, мисс Смитсон сделала весьма неловкий и чисто символический реверанс – в широких штанах, заправленных в сапожки, и блузе навыпуск это было сделать затруднительно – и устремилась к котлам, пройдя так близко от Виктора, что тот мог бы схватить ее за локоть.

– Но, ваше сиятельство, в данном цеху нет и не может быть никакой заразы! Здесь сырье лишь очищается от примесей. С водой тут ничего не делают. И здесь нет и не может быть заболевших! Эй, вы там! Идите сюда!

Его указующий перст уперся в грудь Виктора, который, провожая взглядом мисс Смитсон, примеривался, как бы поухватистее взять бочку:

– Я?

– Да-да, ты! Иди сюда, живо!

Юноша подошел, снимая кепку. Тот, кого называли вашим сиятельством, смотрел на него сверху вниз, словно ощупывая глазами.

– Как зовут?

– Виктор Чес, сэр. Я здесь грузчик.

– Давно работаешь?

– Нет. Вторую неделю… сэр.

Высокий гость покосился на лорда Макбета, вопросительно изогнув бровь:

– Всего вторую неделю? И только?

– Нет, тут есть и другие, кто работает больше. Вот ты! Иди-ка сюда! Как его зовут, Уильямс?

Управляющий пожал плечами:

– Петерс, сэр. Поступил неделю назад вместо брата, сэр.

– А что его брат?

– Уволили, сэр. За прогулы. Мы не можем позволить себе держать пустое место работника, который больше трех дней не показывается на рабочем месте. Людям нужна работа. На каждое место всегда находится двое-трое желающих. Тех, кто хочет работать, в отличие от…лодырей.

– Нет, сэр!

Виктор вздрогнул, услышав срывающийся от волнения голос Сэма.

– Что ты сказал?

Бледный, с широко раскрытыми глазами, тяжело дышащий Сэмми шагнул вперед.

– Мой брат Майкл не был прогульщиком. Он… он заболел, сэр. Заболел, и его увезли. На прошлой неделе. К нам приезжали чистильщики, и они…они его забрали.

– Вот как, – гость повернулся к сэру Макбету. – Он работал здесь? В этом цеху?

– Да, сэр, – вместо него произнес Сэм. – Недолго, потом перешел в другой цех, и там…

– И заразился?

– Не слушайте его, лорд Фрамберг! – воскликнул сэр Макбет. – Эти мужланы чего только ни готовы наговорить! Наверняка, его семье не выплатили вовремя компенсацию или сумма оказалась меньше той, на которую они рассчитывали… Но, хотя мы платим семьям наших работников…так сказать, компенсируем, если работник пострадал на производстве, но надо принимать во внимание тот факт, что производство бывает разным. Здесь, в цеху первичной обработки, риск заразиться минимален. Собственно говоря, это возможно лишь в том случае, если работник отсутствует на рабочем месте. То есть, отлынивает и вместо того, чтобы честно трудится, бродит по фабрике и сует свой нос, куда не просят, пренебрегая элементарными правилами техники безопасности. То есть, страдает от своей лени и халатности. Согласитесь, что одно дело – выплатить компенсацию семье честного труженика, который много лет отдал работе и ни разу не был замечен в чем-то предосудительном, и совсем другое – заплатить деньги прогульщику и тунеядцу!

– Майкл не был прогульщиком и тунеядцем! – запальчиво воскликнул Сэм. – Он…

– Кем бы ни был он, ты явно хуже своего братца, раз вместо того, чтобы работать, устраиваешь бунт! – перебил его сэр Макбет. – Разберитесь с ним, Уильямс. И если он будет упрямиться, укажите ему на дверь. За воротами наверняка найдется немало желающих занять его место!

Управляющий подскочил, тряхнул юношу за локоть, оттаскивая в сторону.

– Ты или заткнешься и пойдешь работать, или вылетишь отсюда прежде, чем прозвучит сигнал к окончанию смены! – прошипел он.

Виктор волновался. Если Сэма уволят из-за его упрямства, Петерсы лишатся даже этого источника дохода. И что тогда с ними будет? На что им прокормить пятерых девочек? Да и самим тоже надо есть. Он, конечно, мог бы делиться с Сэмом своим заработком, но как же мама? Поймет ли она его порыв?

Сэм, наверное, подумал то же самое, потому что сник и вернулся к бочкам. Стиснул зубы так, что побелели скулы, зло всхлипнул, с трудом взваливая бочку на спину, зашагал по мосткам. Виктор шел за ним.

Тем временем Джонс спустился за очередной бочкой, и был остановлен гостем, лордом Фрамбергом:

– Ну, а ты, милейший? Давно тут работаешь?

– Да…кхм… – Джонс стоял, потупившись и сутулясь, – давненько. Шестой месяц уже… здесь, в цеху-то этом…э-э…сэр.

– Вот как. Ну и что? Как тебе работа?

– Да ничего, сэр. Работа как работа. Не хуже всякой другой.

– Ты как стоишь? – внезапно напустился на грузчика сэр Макбет. – Выпрямись и шапку долой. Уильямс…

Тот подскочил, рывком попытался сдернуть кепку с головы Джонса. Тот увернулся, отшатываясь, на миг вскинул голову…

– Что это? Эй, смотрите! Караул!

Виктор и Сэм как раз в это время дотащили бочки к патрубку. Шедший первым Сэм выбил пробку, выливая содержимое своей бочки в котел. У Виктора была пара минут передышки, и он обернулся на крики как раз в этот момент.